Глава 1. Приход гостя

“Я пришел из другого мира;
не в земном мире началось мое бытие;
прежде этого я был явлен в мире духовном;
мое первоначальное состояние иное, чем на земле;
я принадлежу Ахура Мазде, а не Ариману;
я - Человек”

“Книга советов” Заратустры

Первая неделя мая выдалась на редкость теплой для уральского севера. Лес, словно оправившись от зимней спячки, спешил украсить себя самыми яркими красками. Глубокая темная зелень могучих вековых елей резко контрастировала со свежими нежно-зелеными липкими листиками берез и осин, высокой, мягкой, сочной травой, не сожженной еще лучами яркого летнего солнца. Никита вышел из своей избы и сладко потянулся. Молодой, здоровый организм наполнился свежими силами чудесного утра и радостью предстоящего дня. Лицо расплылось в улыбке. Бодро вскинув вверх руки, он весело приветствовал солнце традиционной  скороговоркой: “Здравствуй Могучий Ярило-Светило, славься Великий, Ура!” Заря еще только занималась на небе, но было по-летнему тепло, ни малейшего дуновения ветерка. Природа хранила спокойный и величественный лад, как будто хотела подготовить Никиту к самому важному событию в его жизни.

За свою почти десятилетнюю бытность Стражем Ворот в Северную Твердыню Никита успел повидать многих чужеземцев, жаждущих приобщиться к мудрости Великой Святыни. По реке приходили в эти заповедные леса надменные шведы, приносившие тяжелые золотые украшения в дар солнцеликому богу Шивани. Чудно именовали шведы эту землю, они звали её  Великой Свитьод или Великой Швецией, а свою страну - Малой Свитьод. Свято верили шведы, что предки их вышли из этой земли, жили здесь в благоденствии и процветании, не ведая болезней и смерти, и никогда не ушли бы отсюда, если б не лютая стужа, что уничтожила их рай земной. Рослые, светловолосые, голубоглазые шведы были грубы в жестах и движениях, крайне немногословны, да и не о чем им было судачить с Никитой. Но даже из их скупых фраз, брошенных мимоходом, Никите было ясно, что место это они чтят с благоговейным трепетом. Король шведский  каждый год снаряжает целую экспедицию в этот нехоженый, дикий край. Обливаясь потом волочат молодцы целые сундуки золота и камней драгоценных неспроста, от того как бог Шивани примет дары, будет ли милостив к просителям, зависит благосостояние и процветание всех северных земель от Урала до Скандинавии.

Никита с детства имел непреодолимую тягу к языкам. Будучи еще двенадцатилетним отроком, он выучил языки всех окрестных племен: зырян, остяков, вогулов. За столь обширные познания взял его один знатный устюжский купец к себе в услужение, сказав: “Мальчишка мал, да удал! Говорит с язычниками лучше любого толмача, да еще и грамоте славянской обучен. Вот тебе рубль золотом в год, служи мне верой и правдой!” Так и провел Никита без малого семь лет на службе устюжского купца. Зарабатывал и у других купцов, ведя переговоры с язычниками. Но большие деньги не просил, богатства не стяжал, да и куда купаться в роскоши  сироте, который всегда привык довольствоваться малым. На скопленные за семь лет деньги пошел Никита учиться к монаху-греку Иллариону. Тот как раз приехал в Троицкую обитель Великого Устюга по приглашению игумена Стефана переводить греческие священные книги на русский язык. Сначала Илларион отказывался брать в ученики Никиту, ссылаясь на нехватку времени и то, что Никита так и не принял христианства. Но когда Никита пожертвовал все свои  сбережения в пользу обители, согласился, признав его чуть не за святого. Пока жил в обители инок Илларион, ходил к нему на обучение Никита, длилось это еще без малого семь лет. И сколь ни уговаривал Илларион Никиту принять таинство крещения, как ни пророчил большие перспективы талантливому ученику в стольном граде Москве, никакие слова не могли пошатнуть веры Никиты в древних богов своих предков: Ярилу, Велеса, Перуна, Макошь. Потупив глаза, Никита в смущении повторял: “Еще в младенчестве, пред смертным одром моего батюшки волхва, я дал обет верности нашим богам славянским и клятвы своей никогда не нарушу”.

Видя неординарные способности юноши, его твердость и стойкость в вере предков, назначили волхвы-старейшины Никиту быть Стражем Ворот Северной Твердыни. Построили  ему добротную избу с баней на берегу Вишеры, поставили несколько ульев с пчелами. Два раза в год подвозили подводу с провиантом: пшеницей, ячменем, просом, мукой, сушеной рыбой. При скромных запросах Никиты, этой провизии ему хватало за глаза, думать о своём пропитании ему не приходилось. Главной страстью Никиты оставались книги. Где только мог, он собирал всевозможные рукописи и древние фолианты на старославянском, греческом, русском и других языках, заказывал купцам в Новгород Великий берестяные грамоты. Были в коллекции Никиты и настоящие раритеты – древняя книга волхвов, написанная на воловьих  шкурах, пергаментный свиток из Булгар длиной свыше 10 метров и поэма из Персии, исполненная золотыми чернилами. Шведы тоже подарили Никите пару книг: одна – атлас морской навигации, другая – летопись Великой Свитьод с картами Снорри Стоурсона. Морозными зимними вечерами, придвинувшись ближе к печке, Никита с любопытством разглядывал карту Великой Свитьод, находил знакомые изгибы рек Вишеры, Камы, Чусовой. Но были в этой чудной рукописи и старинные карты, там, в родных местах Никиты, где ныне лишь тайга и чащи непролазные, значились большие цветущие города и поселения! “Вот чудо-то” – думал про себя Никита, “сейчас в эти чащи и болота даже вогулы не сунутся. Там на несколько дней пути все тайга, ни жилья, ни воды. А здесь, на карте города чудесные, да еще и сама столица Великой Свитьод!” И просил Никита каждый раз напыщенных шведов, чтобы прочли они ему хоть пару строк из этой рукописи. После долгих уговоров, а особенно чарки свежей медовухи, кто-нибудь из шведов по-простецки хлопал Никиту по плечу и начинал высокопарно читать: “Одину и жене его было пророчество, и оно открыло ему, что его имя превознесут в северной части света и будут чтить превыше имен всех конунгов. Поэтому он вознамерился отправиться в путь на север. Он взял с собой множество людей, молодых и старых, мужчин и женщин, и много драгоценных вещей. И по какой бы стране ни лежал их путь, всюду их всячески прославляли и принимали скорее за богов, чем за людей”.

Но больше всего Никиту влекла карта, где центром мира был обозначен самый крайний север. И как ни просил Никита прочесть шведов текст, где есть описание именно этой карты, те лишь морщились от его назойливости и говорили, что у Снорри Сторлусона нет её описания, она просто значится как Полярная Свитьод – земля древних предков и героев. После чего, обычно молчаливые и крайне немногословные шведы вдруг пускались в долгие философствования, рассказывали Никите легенды из Старшей Эдды, мифы про Одина, сотворение мира, но ничего не знали они про Полярную прародину своих предков.

Гораздо более разговорчивыми были эллины. Загадочные посланцы храма Аполлона с острова Делос, излучали энергию и дружелюбие, были очень остроумны, однако приходили не так часто. За десять лет Никита видел греков всего дважды. Эмоциональные и темпераментные южане, приходили в неописуемый восторг, когда видели в этой таежной, медвежьей глуши человека свободно владевшего их родным языком.  Они обступали Никиту со всех сторон, галдя, словно стая птиц, ведь каждый наперебой пытался задать Никите один и тот же вопрос, как в этой стране диких варваров живет такой просвещенный мудрец. Как это ни странно звучит, но из разговоров с греками Никита понял, что сами они не знали, ради чего шли в такой далекий, опасный и изнурительный поход в Рипейские горы. Греки поведали Никите, что в незапамятные времена, когда еще процветала Гиперборея, на острове Делос был построен самый большой в Элладе храм Аполлона. Жрецы храма обладали даром мистического видения  и во время транса смогли войти в контакт с правителем Гипербореи. С тех пор, каждые 5-7 лет стали отправляться экспедиции с острова Делос в Рипейские горы за солнечными дарами богу Аполлону. Дары упаковывались в деревянные ящики и обертывались в особую льняную солому. Только самые доблестные воины Делоса имели право сопровождать жрецов в походе за дарами Апполону. Этот поход занимал не один год и был сопряжен с массой опасностей, ведь чтобы добраться до Рипейских гор, как гласили легенды, нужно было сначала пройти через бескрайние степи – вотчину диких скифов, затем через земли варваров-людоедов, а в самом конце через стойбища людей с собачьими головами. А главное, славные воины так никогда и не могли узнать, что же такое ценное они несут в этих таинственных ящиках в жертву богу Аполлону. Раскрыть ящик в пути было великое святотатство, провинившийся падал замертво, сраженный гневом богов. Но были смельчаки, чье любопытство и желание узнать сокровенную тайну побеждало страх смерти. Они, рискуя жизнью, вскрывали ящики и … Не находили там ничего!!! Только одна солома послушно мялась в руках. Так боги Олимпа охраняли свои святыни. А на святотатцев неумолимо обрушивался гнев богов, они падали замертво. Так стоит ли лишаться жизни ради пустоты, раз там ничего кроме соломы нет. “Хотя…” – смелые воины  чесали затылки, “может что-то там и лежит, ведь ящики-то больно тяжелые, но доступно это нечто лишь лицезрению богов. Пусть сам жрец храма решает эту загадку. Мы же не будем нарушать запрет, жизнь дороже”.  Никита тоже пребывал в недоумении, однажды он попробовал поднять один такой ящик даров Аполлону и чуть тут же не уронил себе на ногу, хотя был знатный молодец. Чтобы нести такой ящик нужно не меньше трех-четырех человек. “Ох уж и тяжела ты, льняная соломка” – подумал про себя тогда Никита - “А может, она заговорена, или чарами какими околдована?” Но жизнь постоянно ставила Никите множество других загадок, так что ломать голову над содержимым ящиков ему было просто некогда. От души жалел Никита греков, они совершали изнурительный поход, забирали из Северной Твердыни странные, тяжелые ящики и несли их к себе на Родину – солнечный остров Делос. А зачем несли, никто не ведал. Храм Аполлона давно разрушился, жрецов на острове уже не осталось, но была вековая традиция, которой эллины неукоснительно следовали, давно не понимая, ни её цели, ни смысла. Просто так было надо, для процветания Эллады и острова Делос. Однако Владыки Твердыни наверняка знали, для чего все это делается, но жизнь северной Твердыни и её обитателей была великой тайной даже для самого Никиты, хотя он был ее приближенным лицом. Ведь не каждому смертному выпадает честь быть Стражем Врат.

Твердыню посещали и другие чужеземцы. Нередко приходили богатые персы, приносили в дар сасанидское серебро и прекрасные византийские кубки, украшенные драгоценными камнями. Была пара гостей из загадочной Индии с парчой, шелком, золотом, хной и шафраном. Увы, с этими гостями Никита не смог пообщаться, ведь он не знал восточных языков. А так хотелось! Пришлось общаться жестами. Один из индусов объяснил жестами и на ломанном греческом (азиаты быстро схватывают языки), что он изучает звезды, и подарил Никите книгу, где есть ответы на все вопросы. “Да” – подумал Никита, “если я когда и овладею этим диковинным языком, буквы которого подобны лучшему кружеву нашей рукодельницы, то я и сам смогу ответить на любые вопросы”. Все же Никита на полях книги пометил ее название - Брихат Шастра, которое звучало как песня в чудном мягком говоре индийского гостя.

Приходили и свои братья по вере - волхвы. Они тоже устремлялись в Твердыню, но были еще менее разговорчивы, чем чужеземцы. Смотрели на Никиту свысока, как на простого Стража и не пускались с ним в откровения.
Так и прожил Никита в избе на Вишере без малого десять лет. Зимой дорогу заметали снега, редкий странник иногда заглядывал на огонек. А летом,  как вскроется река ото льда, уже жди гостей. То шведы придут на постой, то свои братья – волхвы.

Всю последнюю неделю Никита жил в предвкушении встречи с очередным гостем. Молва о его приходе далеко опережала его самого, в конце апреля, как только Вишера вскрылась ото льда, первый весенний вестник, странник – калика перехожий известил Никиту о приходе прославленного гостя. “Ты знаешь, кто сюда идет? Великий Маг Персии, самый знаменитый врачеватель Востока. Я встретил его в Булгарах на Волге и узнал, что его конечная цель – Вишера. Готовься, это знатный гость! Даже Владыка Твердыни готов встретиться с ним на равных. Такого не бывало прежде”.

Что оставалось делать Никите? Только ждать. Его воображение рисовало богатый караван, груженный золотом, массу прислуги и одетого в парчовые одежды надменного перса, важно восседающего на подушках. А может они поднимутся вверх по реке? Тогда это будет прекрасный корабль. Так когда-то приплыл гость из далекой Индии, но тогда был июль – разгар лета, а сейчас ведь только начало весны, Вишера совсем недавно вскрылась ото льда. Никита терялся в догадках, но свято верил, что приход такого знаменитого и прославленного человека должен быть богато и пышно обставлен.
 
Утро было необычайно теплым. Красное марево зари разлилось по соседним холмам. Был восьмой день мая, Никита по-хозяйски осмотрел свои ульи с пчелами, порадовался, что на лугах уже появились первые цветы клевера и медуницы. Пчёлы, громко жужжа, деловито полетели на работу, собирать цветочный нектар. На минуту Никита поднял взгляд и залюбовался рассветом. И вдруг, словно остолбенел от необычного, невиданного ранее зрелища. На востоке, на соседнем холме в лучах восходящего солнца появилась человеческая фигура в белом. В этот момент фигура оказалась по центру восходящего солнечного круга, так что создавалось впечатление, что лучи и свет идут именно из нее! Белая одежда стала пурпурно-золотистой и изливала из себя такую теплоту и сияние, будто была соткана из света. Человек в белом неторопливо и величественно стал спускаться с холма, он двигался в сторону Никиты. Никита так и стоял, открыв рот, ему продолжало казаться, что это не человек, а ослепительно сияющий солнечный диск направляется к нему. Путник подошел совсем близко, но сияние от его фигуры не пропало, а наоборот, усилилось. Сейчас Никита мог отчетливо разглядеть его. Это был высокий, стройный мужчина. Темные, волнистые волосы до плеч и небольшая борода красиво оттеняли благородное узкое лицо с правильными чертами. Большие карие глаза слегка прикрыты длинными ресницами. С темно-каштановым цветом волос и глаз резко контрастировала белая, матово бледная кожа лица и рук, не было и намека на восточную смуглость. Вся фигура казалась утонченной и хрупкой, словно вырезанной из какого-то драгоценного камня, и вместе с тем, от нее веяло недюжинной выносливостью и силой. Мужчина был средних лет, но при этом сохранил юношескую гибкость и грацию, все его движения были плавны и обладали законченностью. Одет путник был в сиявшую белизной длинную рубаху, на голове небольшой белый тюрбан поверх распущенных волос. За плечами небольшой холщовый мешок с вещами.

Никита, обладая живым и пытливым умом, сразу заметил несоответствие одежд путника и окружающей обстановки.  Земля еще не просохла от таяния снегов, кругом грязь и лужи, да и утренняя роса была изрядной, даже сапоги Никиты были мокрыми. Посмотрев же на гостя, можно было с уверенностью сказать, что он сошел с небес, а не отшагал по бездорожью и распутице многие километры. Подол его длинной рубахи был белоснежным: ни единого пятнышка, ни единой капли росы. Никите хотелось увидеть обувь путника, есть ли там хоть комочек грязи, намочила ли ее роса? Но рубаха была настолько длинной, что скрывала обувь. Весь облик пришельца дышал величием и спокойствием. На лице не было ни тени усталости, ни капли пота, лишь покой и торжественность.  В пути гость не поднимал глаз, только подойдя совсем близко к избе, на краткий миг, его взгляд скользнул по фигуре Никиты. Во взгляде была та же твердость, спокойствие и легкий оттенок грусти. “Да” – подумал Никита, “этот человек очень благороден и силен, по меньшей мере - царь, а то, и посланник Богов! Что ищет он в нашем краю? Хочет получить благосклонность Владык Твердыни?” Размышления Никиты были прерваны мелодичным, приятным голосом незнакомца. “Здравствуй, добрый человек! Дай приют путнику ”. От такого исконно русского  приветствия, да еще произнесенного без малейшего акцента явно чужеземцем, Никита онемел и сделался подобным соляному столбу. Он во все глаза таращился на пришельца. В путнике тоже произошли немалые перемены. Лицо его до сей поры непроницаемо-спокойное, вдруг ожило, осветилось внутренним теплом и светом. Фигура наполнилась жизнерадостностью и энергией. Сейчас он выглядел совсем юным, взгляд лучился добротой и улыбкой. Странник еще раз повторил с звонким, задорным голосом: “Что ж ты стоишь? Пусти гостя в дом”.
Никита продолжал стоять без движения. Сделав над собой усилие, он с трудом разомкнул ссохшиеся губы и, пугаясь своего голоса, неестественно произнес: “Ты кто, странник?”  Путник, явно войдя в роль беззаботного весельчака, просто и радостно ответил: “Я, Ибн Аттар, перс”. Тут лицо Никиты пошло красными пятнами, он даже отпрянул от неожиданности: “Ты? Ты – великий маг Персии? Но почему, один? Где твоя свита, слуги? Где корабли, груженные золотом, парчой, шафраном? А главное, откуда… Откуда ты так хорошо знаешь русский язык?” Никита стал даже заикаться от испуга и неожиданности. Было потешно смотреть на этого рослого, крепко сбитого парня, который стоял перед гостем в полной растерянности, потеряв дар речи, в смущении разводя руками. Чтобы вывести Никиту из оцепенения и снять надолго зависшую паузу, Ибн Аттар подошел к нему и крепко обнял за плечи. “Да, я тот, кого ты ждал. А выучить язык руссов для меня пара пустяков, тут мне джины помогли”, - шепнул он на ухо Никите и подмигнул. Никита, машинально развернувшись, повел гостя в дом, но все равно продолжал держаться от него на расстоянии, считая все это дьявольским наваждением. Хозяин стал хлопотать у печки, временами исподлобья поглядывая на гостя. Ибн Аттар сел на лавку в горнице и приобрел прежнее спокойствие, величие и невозмутимость. В нем не осталось ничего от той искрометной веселости и легкости, с которой он минуту назад шутил с Никитой. Ибн Аттар погрузился в себя, он сразу стал выглядеть старше, в уголках губ и глаз скопились мелкие морщинки. Никита стал гадать про себя, каков же возраст гостя. Внешне он выглядел лет на тридцать - сорок, а когда шутил и смеялся, то становился похож на юношу. Сколько же лет ему было в действительности? Ясно, что в столь раннем возрасте он не смог бы стать великим магом Персии. Ведь как слышал Никита даже самый заурядный персидский маг на весь цикл обучения и посвящений тратит не менее тридцати лет своей жизни, а тут Великий Маг! По правде сказать, Никита ждал, что к нему пожалует седовласый старец, весь увешанный и украшенный золотом, в сопровождении огромной свиты и будет вести с ним высокопарные беседы о смысле жизни и Твердыне через своего переводчика. То, что Великий маг будет молодым, энергичным, придет к нему один без свиты, да еще и пешком, этого Никита никак не предполагал. Еще больше обескуражило Никиту то, что при первой встрече Ибн Аттар заключил его в свои объятия. Кто такой Никита? Простой Страж Врат, даже собратья волхвы относятся к нему с пренебрежением и высокомерием, считают, что он ниже их рангом. А ведь его отец тоже был волхвом, именно отцу он дал клятву, что никогда не изменит вере предков и сейчас честно несет свою службу. Но, увы, волхвы это не ценят, воспринимают его как слугу. Никите вспомнился Великий Устюг, монах Илларион и особенно игумен Стефан, те были куда добрее и человечнее волхвов. Но Великий маг Персии оказался проще и доступнее всех. Своим объятием он стер грань между простым слугой и Великим Магом, с этим объятием в Никиту вошло столько силы, энергии и радости, что казалось, минуту назад случилось самое важное событие его жизни. Никита никогда прежде не испытывал ничего подобного.

Накрывая стол, Никита стал выставлять перед гостем самые большие свои деликатесы, припасенные еще с зимы и даже с прошлого лета. Коробочку с изюмом и какими-то диковинными пряными сладостями, привезенными византийскими купцами еще осенью. Свежеиспеченные лепешки, душистый мед, сушеную рыбу, парное мясо, похлебку и медовуху собственного изготовления. Гость умылся, сел к столу. Поблагодарив за обильные угощения, он с легкостью все отодвинул, оставив себе лишь небольшой кусок лепешки, мед и травяной чай. Никита, плотный сложенный малый, с удивлением наблюдал, как неторопливо гость макает лепешку в мед и запивает кушанье душистым чаем. Никита все еще испытывал чувство неловкости перед гостем, сейчас его мучил вопрос, как обращаться к тому, какие титулы нужно произносить и как выказывать свое почтение Великому Магу. Не зная как обратиться к гостю, Никита хранил гробовое молчание. Великий маг похоже прочитал мысли хозяина, положил свою руку на его ладонь, и сказал: “Зови меня просто - Аттар”. Никита осмелел, гость был прост в обращении и не выказывал ни толики превосходства. “Аттар, откушай молодого барашка, только вчера заколол”, - радостно выдохнул Никита. Легкая тень грусти скользнула по лицу гостя, Аттар слегка наморщил лоб и вежливо отказался: “О нет, я настолько наелся баранины, будучи Великим магом, что мне, пожалуй, не на один век хватит”.  По недоуменному взгляду Никиты Аттар понял, что нужно дать объяснение. Своим мелодичным, приятным голосом он начал: “Я родился на Евфрате, в семье маздеистов. Никто из моего окружения: ни родители, ни друзья, ни наставники, никогда не ели мяса. Так что в детстве я даже не знал, что это такое. Потом долгие годы я учился в разных мистических школах, там тоже все обходились без мяса. Два года назад я был избран Верховным магом, и тут меня ждало испытание. Северные племена Ирана в отличие от нас южан, скотоводы и кочевники. В Эламе, Азербайджане, Мешхеде сохранилась традиция приносить в жертву баранов, чтобы год был плодородным, пастбища тучными, стада многочисленными. Верховный маг должен первым пригубить мясо жертвенного животного. Вот и пришлось мне балансировать на грани: и традиции уважать и свои убеждения соблюдать”.  “И как? Удается?” – заинтересованно спросил Никита, засовывая в рот большой кусок баранины. “В целом, да” – сказал Аттар и залился беззвучным смехом, глядя какое действо произвела на хозяина его речь в пользу вегетарианства. Когда Аттар смеялся, то молодел на глазах. Не почувствовав подвоха, тщательно прожевав кусок, Никита серьезно спросил: “Аттар, с тех пор как я тебя увидел, меня мучает вопрос: сколько же тебе лет? На вид ты даже моложе меня. Но, временами у тебя настолько умудренный и проницательный взгляд, как у столетнего старца. К тому же ты сказал, что учился почти сорок лет, прежде чем стать Великим магом. Я теряюсь в догадках”.  Аттар вмиг стал серьезным, царское величие вернулось к нему. “Да Никита, внешность обманчива. На самом деле я далеко не молод. Я отправился учиться мудрости в возрасте четырнадцати лет. Прошел три двенадцатилетних цикла обучения, чтобы самому стать адептом знания. И вот уже почти три года исполняю обязанности Верховного мага. Мне сейчас 53 года”. Никита предполагал такой ответ, но никак не мог поверить, что этот гибкий как юноша, подвижный человек, на лице которого нет ни одной морщинки, имеет столь зрелый возраст. “Тут, наверное, не обошлось без магии, эликсира молодости?” -  вкрадчиво спросил Никита. “Да нет”, - опять рассмеялся Аттар, - “древние персы и халдеи больше усилий прикладывали на разработку смертельных ядов, чтобы отравить неугодных соперников, нежели на продление своей или чужой жизни. Тут все проще – добрые мысли, слова и дела. Следуя этой заповеди, не загромождаешь жизнь бесполезными страхами, негативными эмоциями и переживаниями. А если жизнь доставляет радость, то молодость продляется”. Никита с недоверием посмотрел на гостя: “Так уж и продляется?” Аттар с иронией посмотрел на тарелку, полную бараньих костей, стоявшую перед Никитой – “ну, конечно, в еде еще нужно быть умеренным”. Никита, кряхтя, встал из-за стола, суставы у него захрустели. “На сто лет я, конечно, не рассчитываю, это удел владык Твердыни жить так долго, но в твоем возрасте быть таким энергичным и подвижным я бы прочь”. Аттар мягко заметил: “Тогда нужно работать над собой. А главное, будь разборчив в еде, не ешь столько мяса”.
 
Никите не терпелось задать еще один вопрос Великому магу, про то, что его так обескуражило при встрече: “Аттар, откуда ты так хорошо знаешь наш язык?” Ответ гостя еще больше озадачил Никиту. “Ты думаешь, я его знаю?” – с иронией в голосе ответил Аттар. Никита вновь остолбенел. Видя произведенную реакцию, Аттар успокаивающе сказал: “Выучить разговорный язык не составило труда, я ведь почти месяц поднимался от Астрахани по Волге до Булгар, беседовал с купцами и простым людом. Но письменность славянскую так и не освоил, даже алфавита не знаю”.  “Как же ты так говоришь, изумительно чисто, без акцента” – не унимался Никита. “Я ведь сказал тебе, мне джинны помогают” – загадочно улыбнулся Аттар. После трапезы Никита показал Аттару свою гордость – сундук с рукописными книгами. Аттар с большим интересом пролистал все книги. Оказалось, что он тоже владеет языком эллинов, но, славянский и шведский ему были недоступны. Долго не мог оторваться Аттар от подарка шведов, древней книги о Великой Свитьод. А когда он увидел любимую карту Никиты, с центром мира в Полярной Свитьод, то надолго замер над ней. Никита успел сходить посмотреть своих пчел, вернулся, а Аттар так и сидел, не шелохнувшись, устремив свой взор на  карту. Никита окликнул его. Аттар не сразу пришел в себя и понял, где находится, поэтому первая фраза ответа прозвучала для Никиты не привычно, она была сказана на каком-то красивом, певучем языке и звучала подобно мелодии свирели. Мгновенье спустя Аттар собрался с мыслями и уже спокойно и четко ответил Никите: “Прости, я задумался. Очень необычные древние карты. Откуда у тебя эта книга?” Никита рассказал о ежегодном паломничестве шведов, которые приходят на свою прародину – Великую Свитьод, простиравшую некогда свои владения вдоль Вишеры и Камы. Скандинавы несут сюда много золота, украшений и камней драгоценных. Часть подарков уходит как подношение Твердыне, другая часть в ходе торжественного ритуала зарывается под корни священной ели, которой как гласит предание уже более пятисот лет и растет она на высоком холме при слиянии двух рек. Этой ели поклоняются все местные племена остяков, зырян и вогулов. Они несут ей дань в виде шкур пушных зверей, охотничьих топоров и дротиков.  С золотом у них конечно похуже, но иной раз, среди пожертвований оказывается и горсть золотых монет, полученных за пушнину у русских торговцев. Обычно главные жертвоприношения ели совершаются в летний солнцеворот, в день, когда самая короткая ночь в году. По легендам именно в этот день добро победило зло в виде сумрака ночи. Обычно к этой дате приурочивают свой приход и скандинавы, чтящие память Великой Свитьод.

Никите очень хотелось увидеть, как же происходит это ночное действо на летнее солнцестояние, однажды он попросил шведов взять его с собой. Никита прекрасно владел всеми местными наречиями, мог свободно изъясняться с остяками, зырянами, вогулами. Это была поистине, незабываемая ночь. На поляне перед елью собралось не менее тысячи одетых в лучшие одежды зырян, вогулов, остяков. Тут были и старейшины племен – дряхлые, беззубые старики и старухи, но одежда их была украшена тяжелыми медными пластинами и золотыми монистами, поверх накинуты лучшие шкуры соболей. Старухи были вычурно раскрашены румянами, на их сухих, жилистых шеях висели гирлянды стеклянных бус. Гораздо приятнее было смотреть на молодых воинов, невысокие, но коренастые, ловкие и смелые, одетые в праздничные рубахи с вышивкой, а главное умытые и причесанные, они внушали к себе гораздо больше доверия, нежели при встрече в лесу. Обычно, из таежной глуши на Никиту выскакивали косматые, звероподобные существа, готовые тут же пустить тебе стрелу в лоб и требовалось немалое хладнокровие и мужество, чтобы по-доброму разойтись с остяком или вогулом на лесной тропинке. Безусловно, знание местных наречий всегда помогало Никите выходить в целости и сохранности из подобных непредвиденных встреч. Женщины и дети не допускались к священнодействию у ели, они столпились на соседнем пригорке, поэтому Никита не имел возможности хорошенько рассмотреть их. Никита долго беззастенчиво разглядывал священную ель. Она была огромна и величественна, все нижние ветки, насколько хватало человеческого роста, были украшены разноцветными ленточками. Самые могучие лапы ели были обмотаны целыми кусками дорогих материй. Тут тебе и китайский шелк, и европейский бархат, и яркие, пестрые ткани Средней Азии, и тяжелые гобелены скандинавов. На ветках ели висело множество стеклянных бус, украшений из монист и просто целые связки русских и византийских монет. Ель росла на небольшом холме, под ее корнями была вырыта целая пещера – туда-то и складывались самые дорогие подарки. Сопровождающий шведов Никита имел уникальную возможность приблизиться и к этой святая святых. Дверь в пещеру-кладохранительницу открывали только раз в году, на главный праздник. Пещера была небольшая, но чего там только не было. Целые горы золотых, серебряных и медных монет всех времен и народов, золотые византийские и китайские статуэтки, огромные серебряные иранские блюда династии Сасанидов, россыпи драгоценных камней – рубины, сапфиры, изумруды в шкатулках. Вдоль одной из стен были свалены шкуры соболей, куниц, рысей, лис. Остяки и вогулы, считали пушнину лучшим подношением священной ели, но в замкнутом пространстве от влаги шкуры быстро подпревали и гнили, так что запах в пещере стоял просто невыносимый. Даже ко всему привычные, невозмутимые скандинавы, заткнув рукавами носы, быстро заскочили в пещеру, поставили свои подношения и стремглав выскочили на свежий воздух. Внутри пещеры остался лишь маленький, горбатый колдун остяков, казалось, ему доставляло особое удовольствие вдыхать эти смрадные пары. Сделав подношения ели, воины радостно устремились на соседний холм, где их терпеливо дожидались женщины и дети. Старейшины не спеша засеменили следом. И вот на этом холме  и начался настоящий праздник. Зажгли множество костров, а по центру запустили коловорот – большой столб с прикрепленными бревнами в форме свастики. Свастику раскрутили по часовой стрелке, а потом подожгли бревна ее образующие. В самую короткую ночь в году стало еще светлее от вращающегося горящего пламени. Пошли в ход и народные забавы – прыганье через костер, хождение по углям, хороводы и протяжные вогульские песни. А каковы вогульские красавицы, смуглые, гибкие, задорные, черноокие и чернобровые, голоса звонкие как ручеек бежит”.

Аттар прервал поток ностальгических воспоминаний Никиты. “Ты знаешь, что это?” – слегка повысив голос, чтобы Никита услышал его, спросил Аттар. Его узкая, точеная рука бережно развернула оборот карты, той самой над которой Никита когда-то провел столько бессонных ночей, где была изображена Полярная земля Свитьод как центр мироздания. “Почему, почему ты об этом спрашиваешь?” – заикаясь от волнения, спросил Никита. “Ведь моей заветной мечтой все последние годы было разгадать тайну этой карты! Но, увы, шведы так и не дали мне вразумительного ответа, где она находится. Сказали лишь, что это легендарная земля – Полярная Свитьод – прародина их предков. И неизвестно, существует ли она в нашем мире или же в мире богов, описанных в Эдде”. Но Аттар был погружен в свои мысли, и казалось, больше уже не слушал Никиту. “Я знаю, что это за земля. Это Ариана Ваэджа – легендарная прародина ариев” – тихо промолвил он.
Никита заворожено слушал рассказ Аттара об Ариана-Ваэдже и переселении ариев с северного полюса. В конце, он только и смог сказать: “Так значит шведы тоже арии? Раз они сохранили память о той далекой земле и даже ее карту”. “Да Никита. Не только шведы, но и многие другие народы – славяне, кельты, норманны, египтяне, сирийцы, индийцы и другие.  Каждый из этих народов имеет память о древней земле в своих легендах и сказаниях”. “Можно я возьму у тебя эту книгу и посижу с ней на берегу реки?” – спросил Аттар. Никита без возражений отдал книгу дорогому гостю.
 
Солнце зашло за тучи, начало смеркаться. Ночная прохлада быстро опускалась на землю. “Что-то припозднился Великий Маг, наверное, карты из книги срисовывает” – первая мысль посетившая голову Никиты, когда закончив все хлопоты по хозяйству, он понял, что после утренней трапезы за весь день он так больше ничего и не поел. Ну, а гость вообще кроме четверти лепешки с медом с праздничного стола ничего не отведал. Никита открыл дверь и выглянул на улицу, Аттара нигде не было видно. Никита натянул свои новые сапоги, шитые из воловьей кожи, взял в руки деревянный посох, так как тропинка вся раскисла от прежних дождей и начал неторопливо спускаться по крутому склону к Вишере. На берегу, у весело журчащей воды сидел Аттар с книгой. Зрелище было потрясающим. Аттар в своей белоснежной рубахе примостился на пне, поросшем мхом, перед собой сделал некое подобие стола из поломанного бурей дерева, куда и положил книгу. Ни вечерний холод, ни туча комаров, круживших у воды, не могли оторвать внимания Аттара от книги, а самое потрясающее – он ее по-настоящему читал, и, похоже, понимал прочитанное! Правда, по буквам, водя пальцем по строкам как неумелый ученик, но читал. Это было выше разумения Никиты, человек несколько часов назад взял в руки текст на чужом для него языке, с которым никогда ранее не сталкивался и вот, смотри ты, читает. “Аттар, ты можешь читать письмена шведов?” -  непроизвольно выдохнул из себя Никита. “Как такое возможно?” Аттар поднял лицо от книги, он выглядел уставшим и осунувшимся, все мышцы лица были напряжены, на лбу, словно росинки, сверкали капельки пота. Но, увидев Никиту, он мигом преобразился, стряхнул с себя напряжение и усталость и веселым, искрометным голосом отпарировал: “Спрашиваешь, как я читаю на языке шведов, да точно также как говорю с тобой на языке славян”. Никита остолбенел еще больше. “Но ведь я тебя прекрасно понимаю, я думал, ты выучил русский язык во время своего странствования по Волге. А скандинавские письмена ты увидел впервые всего несколько часов назад. Как такое возможно?” “Хочешь, я прочту тебе что-нибудь по-шведски?”- улыбнувшись, спросил Аттар и начал читать. Никита обладал развитым слухом, поэтому в чтении Аттара сразу уловил знакомые нотки и ударения, все точно так, как говорили скандинавские гости. Никита решил испытать Аттара и произнес несколько фраз на шведском, что выучил за время пребывания гостей. Аттар никак не прореагировал. Никита даже обиделся “Аттар, что значат эти слова?” и еще раз повторил сказанные фразы. Аттар только пожал плечами “Откуда мне знать?” и дальше углубился в чтение книги скандинавов. Затем он перевел весь прочитанный текст Никите, звучало это в его исполнении столь величественно и красиво, будто сам Снорри Стурлусон стоял сейчас перед Никитой и подобно русскому бояну пел сагу о своих странствиях. Увы, отрывок, что декламировал сейчас Аттар, был незнаком Никите, и он не мог сравнить правильность перевода с тем, что раньше слышал от шведов. “Аттар, а ты можешь перевести мне вот эту часть?” – спросил Никита и ткнул пальцем в ту страницу, где шло описание Великой Свитьод на Урале. Эту страницу шведы уже когда-то читали Никите и он хотел сравнить. Аттар мягко улыбнулся: “Ты думаешь легко читать текст на языке, который видишь впервые? Понимаю, ты хочешь проверить мои способности и убедиться, что я перевожу правильно. Хорошо, подожди немного”. Аттар сосредоточился, весь собрался внутренне, прикрыл глаза. Никите показалось даже, что он прочитал какую-то короткую молитву про себя, затем глубоко вдохнул, еще некоторое время пристально смотрел на текст, после чего начал декламировать. Его голос звучал, подобно ладье, качающейся на волнах, мягко, спокойно, завораживающе: “В древние времена, когда Великая Свитьод находилась у истоков великой реки Березаити, люди не спешили строить больших городов, в жизни они довольствовались малым, хотя знали известный комфорт и удобства. Люди Великой Свитьод любили разводить сады и в этом деле достигли больших успехов. Их идея была в том, что деревья, растения, злаки и цветы созданы Творцом Одином для умножения жизненной силы земли. Растительное царство является мощным источником жизненной силы и людям очень полезно находиться среди растений. Поэтому и пища жителей Великой Свитьод была чистой, она состояла в основном из овощей, плодов и хлеба”. “Достаточно?” – спросил Аттар. “Да”, - заворожено ответил Никита. Информация, что он услышал, один в один соответствовала тому, что ему переводили когда-то шведы. Но как они это переводили? Грубо, отрывисто, коверкая слова из-за плохого знания языка славян. А как читал тоже самое Аттар! Это была чистая поэзия со всей спецификой, колоритом повествования шведского путешественника XII века. Пока Никита размышлял над услышанным, почти совсем стемнело.

Аттар закрыл книгу, подошел к могучему дереву, росшему недалеко от журчащей воды, сел, прислонившись спиной к стволу, закрыл глаза и стал глубоко, ровно дышать. Было видно, как нелегко далось ему чтение книги на незнакомом языке. Никите не терпелось получить объяснение увиденного чуда. Когда Аттар вернулся к Никите, тот стал засыпать его кучей вопросов: “Аттар, а как это у тебя получается? Могу ли я этому обучиться? Сколько нужно времени?” – все это крайне интересовало Никиту при его непреодолимой тяге к языкам. Аттар ласково улыбнулся: “Каждый человек несет в себе Божественную искру, значит, может научиться всему. Другой вопрос, сколько потребуется затратить на это силы, энергии и времени. Я говорил тебе, что учился тайным знаниям почти сорок лет. Но как видишь, даже мне чтение незнакомой письменности дается не так легко, как хотелось бы. Сначала нужно овладеть собственной энергией или внутренним человеком, который живет в тебе. Когда ты познаешь его, научишься им управлять, тогда сможешь управлять стихиями, говорить на иных языках и предвидеть будущее. Но для всего этого нужна большая самодисциплина, концентрация и многие годы упорных занятий”. “Я буду прилежным учеником, Аттар, только научи меня, как овладеть иными языками” – взмолился Никита. “Хорошо” – спокойно ответил Аттар и они стали медленно подниматься к избе Никиты уже в полной темноте.
Войдя в дом, Никита еще раз изумился свежести и яркой белизне длинной рубахи Аттара. Будто ангелы носили его на руках, а не сам он поднимался по той же что и Никита, разбухшей от грязи дороге, в кромешной тьме. Сапоги Никиты после похода к реке были все зашлепаны грязью, рубаха и штаны мокрые, от прогулки по лесу. Зайдя в избу с вымытыми сапогами, Никита исподволь бросил взгляд на ноги Аттара, на них были остроносые восточные туфли, абсолютно чистые, ни малейшего намека на проделанный путь по грязи и бездорожью. Это еще больше озадачило Никиту. Ставя ужин на стол, он ненароком спросил: “А долгий ли путь ты проделал Аттар до наших земель?”   “Да” – ответил гость, “в пути я без малого уже три месяца”. “Я вышел из Йезда в середине февраля, пустыня особо прекрасна в это время, она готовится к своему недолгому цветению, потом в марте наступает нестерпимая жара и все засыхает. Я проделал нелегкий путь до Азербайджана, потому что в горах еще лежал снег. Затем по Каспию добрался до Астрахани, оттуда по Волге до Булгар. Из Булгар через царство Вису пришел сюда”. Никита недоверчиво взглянул на гостя: “А была ли у тебя теплая одежда?” “Нет, вся моя одежда на мне” – улыбнулся Аттар. “Но, как же, ты тогда не замерз в снегах, как за такой длинный поход твоя белоснежная рубаха ничуть не запачкалась?” – выпалил Никита – “поверь, это выше моего разумения!” Аттар спокойно ответил: “Это происходит также как чтение и общение на незнакомых языках. Одна и та же энергия лежит в основе всего. Определенное осаждение энергии на теле и одежде позволяет не мерзнуть даже в лютый мороз и не заботиться о чистоте одежды. Зачем отягощать себя лишними заботами во время паломничества”. Никита был озадачен: “А во мне есть эта энергия?”. “Она есть в каждом” – эхом прозвучал ответ Аттара. Никита не унимался: “Хорошо, а ты можешь извлечь ее из меня и отдать мне в услужение? Чтобы я, как и ты, мог обходиться без еды и воды, без теплой одежды и сапог. Мог угадывать мысли других людей и читать на иных языках?” Аттар от души рассмеялся: “Не обессудь, но этого даже Великий Маг Персии сделать не в силах. Только твоя упорная работа над собой, постоянный контроль мыслей, слов и чувств может привести тебя к этой награде и то, увы, нескоро”. “А у меня есть хоть маленький шанс на успех?” – удрученно спросил Никита. “Все люди обладают равными шансами. Дерзай и достигнешь. А сейчас давай спать. Завтра важный праздник, нужно встать с первыми лучами солнца” – доверительно сказал Аттар. На этом закончился первый день знакомства Никиты и Аттара.