История полного логического метода

Содержание
- Введение
1. Логика вещей и логика понятий
2 История диалектики
3 История кривой логики
4 Отделение логического от патологического в паранойе
5 Ошибка коммерческого расчёта       
6 От амбивалентного мышления к амбивалентной философии
7 Борьба с эклектикой
8 Русский след в философии
9 Разорванное мышления в философии
10 Четвёртый метод
11 Метод в христианстве
12. Гегель против Аристотеля, синтез против силлогизма
13. Есть ли диалектика в философии Гегеля
14. Паранойяльная природа нового
15. Истоки истории философской борьбы
16 В поисках нового начала в философии
17.О методе восхождения от абстрактного к конкретному
18. Математическая диалектика
19. Амбивалентное и разорванное мышление в физике
20. Полный логический метод
21. Методология и тип мышления в идеологии либерализма
- Заключение

Введение

         Так уж повелось исстари, основных методов познания три, это метафизический, диалектический и научный методы. В принципе, значит, изначально все они должны быть разными,  то есть ничего не должны иметь общего, единого. И если скажет кто, что они все одинаковы, его сразу высмеют, скажут, что тогда это один единый метод, а не три метода, хотя это мнение имеет право на существование.
         Надо сказать, кроме этих двух противоположных мнений может существовать ещё одно, объединяющее их мнение, позволяющее видеть в метафизическом, диалектическом и научном методах, как их отличительные особенности, так и нечто общее в них.
         Поскольку третье промежуточное мнение как бы занимает объединяющую позицию, то возникает вопрос, почему имеет право на существование не только оно одно? К чему эти три мнения, если в силу традиционной логики истинно одно из двух мнений, а третьего не дано. В чём причина их существования?
         Так вот, действительно первые два мнения или умозаключения являются взаимоисключающими, и по логике, в силу дизъюнкции, союза или-или надо выбирать одно из двух. Вот люди и выбирают, от чего делятся на два противоположных лагеря. Одни за первое мнение, другие за второе мнение.
         Первое мнение подсказывает нам, что это эклектика с её утверждением, что «нет двух одинаковых вещей, это одна вещь, а одно не существует».   
         Второе мнение указывает на монизм, представители которого опровергают мнение эклектиков, утверждая обратное, противоположное.
         Благодаря такому пониманию само собой возникает мысль, что третье мнение могут отстаивать те, кто не против первых двух взаимоисключающих мнений, мыслей, кто мыслит, используя конъюнкцию, а не дизъюнкцию амбивалентно. Но, увы, таких философов в истории философии не было обнаружено.
         Тем не менее, рассуждая так, мы подобрались к вопросу, как мыслят основоположники метафизического, диалектического и научного методов, по-разному, одинаково, или и так и так - амбивалентно.
         Ну и, конечно, если сразу здесь дать ответ, что основоположники и сторонники метафизического, диалектического и научного методов мыслят одинаково, традиционно, соблюдая только формальную логику, поскольку другой нет, то это вызовёт возмущение тех, кто пожелает альтернативно видеть в метафизическом, диалектическом и научном методах одни только их отличительные особенности.         
         Говоря же о третьем мнении, об амбивалентной философии, не следует забывать, что, «когда новое учение слишком резко противоречит укоренившимся убеждениям, оно исчезает вместе со своим провозвестником и нередко становится причиною его гибели». А «самые жестокие преследования таким людям приходится испытывать именно от ученых академиков». Об этом писал ещё Чезаре Ломброзо в своём произведении «Гениальность и помешательство».
         Короче говоря, новое учение, как минимум, требует убедительных доказательств, чтобы оно, по крайней мере, не было голословным.
         Поскольку в Большой Российской Энциклопедии написано, что «диалектика есть умение выразить логику вещей в логике понятий», то на ум приходит мысль, что логика не одна, что есть логика вещей и логика понятий. И вот когда они совпадают, когда логика понятий подтверждается на практике, она становится истинной.
         Ну и так как данное совпадение «логики вещей» с «логикой понятий» я обнаружил в таблице Менделеева, то посчитал, что моё учение о полном логическом методе может быть правильным. Поэтому решился поведать историю, как я его открыл.

1. Логика вещей и логика понятий

         В советское время в России подавляющее большинство людей были материалистами. Всех учили, что вещь первична, а понятие вторично, так как понятие является отражением вещи. Соответственно и логика понятий должна была отображать или выражать логику вещей. Правильно было говорить, что логика понятий в логике вещей, а не наоборот, как это есть в учении о логике Г.Гегеля.
         Тогда же нас убеждали в существовании такого фундаментального свойства природы, как корпускулярно-волновой дуализм. Согласно этому материалистическому дуализму, значит, и логике вещей, фотоны, с одной стороны, были корпускулами, с другой стороны, волнами. Поэтому свет представлялся, с одной стороны дискретным, прерывистым, с другой стороны, непрерывным.
         Как известно, в рамках диалектико-материалистических исследований для анализа соотношения прерывного и непрерывного используется понятие континуум.  [1]
         Также надо сказать, что задолго до этого, античные философы Демокрит, Лукреций, Левкипп строили континуум из неделимых атомов, имеющих определённые размеры. Пифагор и Платон полагали, что континуум слагается из неделимых точек. Аристотель считал, что «непрерывное есть то, что делимо на части, всякий раз делимые снова».
       Как можно понять, к «логике вещей» размышления и высказывания древних философов не относились. Здесь была другая логика. Это «логика понятий» или трансцендентальная, потусторонняя относительно логики вещей логика. Тем не менее, и в логике понятий проглядывал дуализм, подобный корпускулярно-волновому дуализму логики вещей, в котором утверждалось, что корпускула есть волна.
         Его выражал постулат, что непрерывную линию, имеющую определённую длину, можно построить при помощи точек, не имеющих длины. [2]
         Постулат этот, надо сказать, содержит противоречия: одно есть многое и длина есть отсутствие длины. А любое противоречие можно  связать с формулировкой теорем Геделя: «если формальная система высказываний непротиворечива, то она не полна», или наоборот, «если формальная система высказываний противоречива, то она полна». (http://scisne.net/a-159)
         Неполна, значит, половинчата. Это значит, что полная противоречивая система высказываний должна быть представлена двумя половинчатыми непротиворечивыми высказываниями. Первое высказывание для фотона это то, что он - корпускула, второе высказывание, это то, что он - волна. Для континуума первое высказывание это то, что он непрерывен, второе высказывание, что он дискретен.
         Благодаря взаимоисключаемости высказываний и традиционной логике с её дизъюнкцией становится возможным выбирать одно из двух, либо то, что континуум непрерывен, либо, то, что он дискретен. Это касается и фотона.
         Вот и античные философы Ксенофан, Парменид и Зенон, в отличие от Демокрита, Лукреция и Левкиппа посчитали, что континуум непрерывен, и не может состоять из каких-либо частей делимых или неделимых.
         Теперь надо сказать, что из-за противоречивости логика вещей относится к диалектической логике. Логика понятий, когда она противоречива, также относится к диалектической логике. При этом если для марксистов логика понятий в логике вещей, то для гегельянцев, наоборот, логика вещей в логике понятий.
         Также примечательно то, что и в диалектике Гегеля понятия, идеи не превращаются в вещи, они только отчуждаются в вещи, в природу, и в диалектике Маркса вещи не превращаются в идеи, мысли. Идеи это отражения вещей.
         Там и там не допускается противоречие, утверждение, что вещь есть идея, А есть Б. Но «если формальная система высказываний непротиворечива, то она не полна», не диалектична. То есть в диалектике Гегеля и Маркса нет диалектики.
         Вместе с тем наблюдение за явлениями природы убеждает нас в том, что радуга тождественна белому свету, что белый свет превращаем в радугу, что одно есть многое, континуум. Факт остаётся фактом. Хотели бы мы того, или нет, но белый цвет разлагается на цвета радуги, плоский, раскрашенный по равным секторам в цвета радуги диск представляется при вращении белым, одноцветным или монотонным. Это закономерно, так как повторяется из раза в раз, до бесконечности. В этом настоящая логика вещей.
         Непрерывно одноцветный белый свет, бывает, распадается на ряды разного цвета, становясь дискретным – превращается в разноцветное множество. В результате мы можем спокойно говорить, что одно есть разное многое. Именно превращение одного во многое и одноцветного в разноцветное позволяет так говорить или утверждать, так как есть очевидное доказательство. Очевидность этого знания указывает на  аксиому и на то, что в этом случае наша логика в логике вещей, хотя считается, что природа не мыслит. А если нет мышления, то и нет логики, ведь логика есть мышление о мышлении.
         В то же время мы обычно не говорим, что свет одновременно и одноцветный и разноцветный, непрерывный и дискретный. Также считается, что «невозможно одновременно точно измерить положение и импульс частицы», фотона, то есть «невозможно точно описать систему на уровне частиц», фотонов. И это указывает на принцип неопределённости, открытый Вернером Гейзенбергом в 1927 г.
         Однако, не смотря на принцип неопределённости, никто не запрещает нам говорить, что с одной стороны свет дискретный и разноцветный,  другой стороны, он одноцветный и непрерывный, поскольку это аксиома.
         Короче говоря, этот приём разведения по разным сторонам противоположностей позволяет нам избежать неопределённости, когда свет одновременно даётся во взаимоисключающих определениях. Неопределённости нет, когда каждая сторона точно определена. А нет неопределённости, нет дезориентации.
         И нам никто не запрещает говорить, что фотон, это, с одной стороны, корпускула, с другой стороны, волна, имеет и корпускулярную и волновую природу. Однако ничего подобного не скажешь относительно утверждения, что непрерывную линию, имеющую определённую длину, можно построить при помощи точек, не имеющих длины.
         Дело в том, что данную мысль можно выразить более точно, сказав, что непрерывная линия, имеющая длину, есть ряд точек, не имеющих дины. Здесь однозначно утверждается, что А есть Б, нарушается традиционная логика. Эта система высказывания, хотя и противоречива, тем не менее, не полна, половинчата. Для полноты системе высказываний не хватает второй половины, где сказано, что непрерывная линия, имеющая длину, не есть ряд точек, не имеющих дины. 
         Короче говоря, в высказывании, что непрерывная линия, имеющая длину, есть ряд точек, не имеющих дины, имеет место только кривая логика, и нет места традиционной логике. Значит, нет места и диалектической логике, диалектике или диалектическому методу.
         В результате такого диалектического анализа ко мне приходило убеждение, что в диалектической логике присутствуют две взаимоисключающих мысли, А есть Б и А есть А. Если в мысли А есть А можно обнаружить традиционную логику, то в мысли А есть Б её нет, значит в ней, возможно, заключена противоположная логика. Когда же две взаимоисключающих мысли встречаются в мышлении человека, то такое мышление называется амбивалентным. Получается, что диалектическая логика присуща амбивалентному мышлению, а сама она может быть представлена двумя противоположными логиками, традиционной и нетрадиционной, «кривой».
         Вот к такому умозаключению пришёл я когда-то в прошлом после размышления и рассуждения, которое представил выше. Но тогда мне ещё не приходила в голову мысль о полном логическом методе. На неё навёл меня мой товарищ и коллега по работе в Ухтинском филиале Современной гуманитарной академии Юрий Васильевич Сарычев, с которым я делился своими мыслями.
         Просто я увидел в логике вещей и в логике понятий сходство. Множество вещей, с одной стороны, было однородным, с другой стороны – разнородным. В философии этому отвечали эклектический плюрализм и монистический плюрализм.
         Но Юрий сказал мне, что в этом «твой метод».

Источники:
1.Континуум. Философская энциклопедия.- http://dic.academic.ru - Запрос 02.05.2012
2.  Континуум. Открытая библиотека научных сборников по гуманитарным дисциплинам.- http://ms- solutions.ru -  Запрос 02.05.2012

2.История диалектики

         Возникновение диалектики в её истории связано, а может быть, вызвано появлением разногласий у по-разному мыслящих людей и в результате споров между ними. Это значит, что если бы люди вообще не могли мыслить, то не стали бы разговаривать и спорить, не было бы и споров. Ведь речь, вторая сигнальная система придумана людьми и есть только у них. Также если бы люди одинаково мыслили, используя одну и ту же логику, то не было бы разномыслия, вместо разногласия имело бы место согласие. Не было бы споров.
         Считается, что «спор представляет собой важное средство прояснения и разрешения вопросов, вызывающих разногласие». То есть целью спора по идее должно служить согласие, а сам спор должен представлять собой путь к согласию, к единству. Поскольку синоним пути метод, то речь должна была бы вестись, по сути, о методе, методологии единства.
         Этому походу также отвечало бы  мнение, что спор, это диалог, который, тем не менее, не сводится к столкновению двух несовместимых, точнее, взаимоисключающих утверждений, таких, например, как нечто есть ничто и нечто есть нечто.
         В античное время умение вести споры называли эристикой.
         Слово «эристика» изначально связано с именем противоречивой богини Эриды в древнегреческой мифологии. Однако, не противоречие, а сама Эрида была причиной спора, соперничества в этом мифе.
         В философии эристика понималась как средство отыскания истины, правды с помощью спора. Она также должна была учить умению, искусству убеждать других. Данная полисемия, неоднозначность эристики привела к тому, что она подразделилась на диалектику и софистику. Это также могло значить, что первоначально эристика была синкретична, подобно культуре, в том числе, и культуре мышления.
         Известно, что впервые применил слово «диалектика» античный философ Сократ, понимавший под диалектикой искусство ставить наводящие на истину вопросы.
         По определению другого античного философа Аристотеля, «софистика – это мнимая мудрость, и софист – это тот, кто ищет корысти от мнимой мудрости». А вот «тот, кто на самом деле исследует общие [всем начала], есть диалектик».
         Разбираясь в наше время в смыслах мнимой мудрости античных мудрецов, я предложил подразделять её на ложную мудрость, когда в мудрости  скрыта заведомая ложь или преднамеренное заблуждение и на ошибочную мудрость, когда в ней обнаруживается непреднамеренное заблуждение, ошибка.
         В первом случае это не просто софистика, а мошенничество, во втором случае это околоумие, паранойя.
         Вместе с тем в обоих случаях имеет место нарушение традиционной логики, закона тождества, А есть А.
         Увы, в то далёкое время не существовало понятия непреднамеренное заблуждение или околоумие, паранойя, кривая логика.
         Также стоит обратить внимание на то, что  такая фраза Аристотеля, как «диалектик исследует общие [всем начала]» в философии, а не одно начало, подводит нас к мысли, что диалектика касается либо эклектики с её множеством разных начал, либо основного вопроса философии, взаимоисключения двух противоположных начал, духа и материи .
        Ну а поскольку в античное время считалось, что спор философов это диалог, который не сводится к столкновению двух несовместимых, взаимоисключающих утверждений, то и начала в философии не должны быть взаимоисключающими, вызывающими противоречие, антиномию типа А есть Б. Антиномийного дуализма, а следовательно, и синтеза из двух взаимоисключающих понятий, мыслей не должно было быть.
         То есть, если нет двух несовместимых, взаимоисключающих утверждений, то нет и противоречия – предмета диалектики. Нет и самой диалектики.
         Тем не менее, в настоящее время сложилось представление, что диалектика – это «метод аргументации в философии, а также форма и способ рефлексивного теоретического мышления, исследующие противоречия, обнаруживаемые в мыслимом содержании этого мышления».
         Вкратце повторюсь. Первоначально диалектика существовала под видом эристики и определялась как средство отыскания истины, правды с помощью спора. В наши дни установление или доказательство истины это верификация от латинского veritas – истина.
        Затем Сократом диалектика мыслилась, как средство отыскания истины, правды, но не при помощи спора, а как искусство ставить наводящие вопросы для этого, то есть для установления истины.
         В свою очередь Аристотель решил, что диалектика исследует общие [всем начала].
         На сегодня диалектика это «способ мышления, исследующий противоречия в содержании мышления».
         То есть это мышление о противоречиях в самом себе. Но если самосознание это сознание, обращённое к себе, то мышление, обращённое к себе – мышление в самом себе это самомышление. Считается же, что мышление о мышлении это логика.
         Получается, что диалектика относится к логике, которая из-за закона тождества А есть А не терпит противоречия А не есть А и называется традиционной или формальной логикой. Сам собой напрашивается вывод: противоречие не является предметом логики, если логика одна и она традиционна.            
         На этом можно было бы закончить, если бы в советское время русский философ Эвальд Васильевич Ильенков в своей монографии о диалектике не написал, что диалектика это диалектическая логика. Этим своим высказыванием он заставлял задуматься о том, что может существовать не только традиционная логика, но и не традиционная логика.
         Возникали вопросы, не является ли диалектическая логика синонимом традиционной, формальной логики? Это две разные логики или это одна и та же, так сказать, аристотелевская логика? Ведь «известная – формальная – традиция в логике прямо считает Аристотеля отцом логики», традиционной от этого, хотя  «у самого Аристотеля нигде и никогда не употребляется термин "логика" в том значении, которое ему было придано позже». И вообще «термин "логика" применительно к науке о мышлении впервые был введен стоиками».
         По мнению Ильенкова «логика Аристотеля была только подходом к логике диалектической, ибо в учении выдающегося античного мыслителя действительно переплетаются не только различные, но и прямо взаимоисключающие точки зрения на мышление». «Материалистический взгляд на отношение форм мышления к формам вещей у Аристотеля то и дело уступает место идеалистическому взгляду на "разум" как на деятельность, направленную только на самое себя».
         То есть Аристотель реально как бы допускал нарушение традиции в логике, хотя формально не допускал.
         Однако, я осмелюсь заметить, что и в материализме и в идеализме одна и та же традиционная логика. В принципе эти основные направления философии не дуалистичны из-за первичности духа в идеализме и первичности материи в материализме.
         Поэтому правильно было бы думать, что Аристотель, хотя и метался в своей философии между материализмом и идеализмом, традиционную логику при этом не менял на какую-то противоположную логику. Поэтому "аристотелевскую логику" никто не выхолащивал, хотя Ильенков так не считал.
         Справедливости ради мне стоит здесь сказать, что, по моему мнению, не был диалектиком и учитель Аристотеля античный философ Платон, хотя его философия считается дуалистичной. Об этом свидетельствует его постулат «Одно единое есть многое», который при цифровизации сводится к ряду простого перечисления одной единицы: 1,1,1… .
         Короче говоря, как мне кажется, во все времена термин «диалектика» существовал, а сама диалектика не была открыта, не смотря на старания таких великих диалектиков, как Г.Гегель и К.Маркс, разорвавших саму диалектику надвое, на идеалистическую и материалистическую диалектику ради соблюдения традиционной логики. Благодаря этому они ушли от противоречия дух есть материя и таким приёмом решили основной вопрос философии. Не смотря на это диалектика, диалектический метод познания был противопоставлен ими метафизическому методу как целый, не разорванный надвое, противоположный метод.
         Также хотя противопоставление диалектического метода  методу метафизическому требовало взаимоисключения их методологий, этого не произошло, поскольку логика для них оставалась одной и той же, традиционной.
         Вместе с тем, эта история диалектики была бы неполной без философии И.Канта, который интересовался не столько диалектикой, сколько логикой мышления, разума, то есть «рассудка, взявшегося за решение специальной задачи – за выяснение абсолютного единства в многообразии», правильней сказать, в разнообразии.
         В этой связи в монографии «Диалектическая логика. Очерки истории и теории» Ильенков написал: «Стремление мышления к созданию единой, целостной теории не может и не хочет удовлетвориться простым агрегатом, простым нагромождением частных обобщений, а всегда старается свести их воедино, увязать друг с другом с помощью общих принципов. Законное стремление. И поскольку оно реализуется в действии и выступает тем самым как особая способность, Кант и называет его, в отличие от рассудка, разумом. Разум – тот же рассудок, только взявшийся за решение специальной задачи – за выяснение абсолютного единства в многообразии, за синтез всех своих схем и результатов их применения к опыту. Естественно, что и тут он действует по правилам логики. Но, решая указанную задачу, мышление, в точности соблюдающее все без исключения правила и нормы логики (как общей, так и трансцендентальной), все же с трагической неизбежностью приходит к противоречию, к саморазрушению. Кант тщательно показывает, что это происходит вовсе не вследствие неряшливости или недобросовестности тех или иных мыслящих индивидов, а как раз потому, что индивиды неукоснительно руководствуются требованиями логики. [1, с.74-75].
         Получается, что, то ли для Канта, то ли для Ильенкова противоречие это разрушение мысли, и его невозможно избежать, если индивиды неукоснительно руководствуются требованиями (традиционной) логики.
         Здесь к месту будет сказать, что Г.Гегель считал, что «диалектика составляет природу самого мышления, что в качестве рассудка оно должно впадать в отрицание самого себя, в противоречие», то есть, по мнению Ильенкова, саморазрушаться.
         Для Э.В. Ильенкова, саморазрушение мысли – трагедия рассудка, состоящая в том, что он сам, взятый в целом, имманентно (по своей природе) противоречив. [1,с.78]
         Ну, и поскольку Ильенков в монографии «Диалектическая логика. Очерки истории и теории» упоминал об общей логике, о трансцендентальной логике, а также о поиске новой логики Иммануилом Кантом, то поиск этот, судя по всему, не увенчался успехом. 
         А это случилось, можно полагать, из-за того, что все оставившие неизгладимый след в истории диалектики философы ничего не знали о паранойяльном и амбивалентном мышлении, о кривой логике, то есть о психиатрии, развивавшей учение о кривой логике.
         
Библиография
1. Ильенков Э.В. Диалектическая логика. Очерки истории и теории. – М.: Политиздат, 1974.

3. История кривой логики

         Термин «кривая логика» в философии, среди философов, развивающих учение о логике, никогда не фигурировал, хотя по замечанию талантливого русского философа Э.Ильенкова, сделанного в его автореферате докторской диссертации, диалектика до И.Канта представлялась не только результатом софистики, но  и «результатом болезненного состояния ума».
         Понятно, что занималась изучением этого болезненного состояния ума, названного паранойей, не наука логика, а такая наука, как психиатрия. Однако Ильенков не отрицает того факта, что и в софистике и при недобросовестном, неряшливом обращении с понятиями и при болезненном состоянии ума в мышлении обнаруживается ошибка.
         Для психиатров эта ошибка есть нарушение традиционной или формальной логики, которая у Канта фигурирует как общая логика. Кроме неё, общей логики, у Канта в структуру Логики как науки о мышлении были включены логика истины или трансцендентальная логика, а также трансцендентальная диалектика.
         Если, по словам Ильенкова, «у Канта трансцендентальная логика выглядит логикой производства категорий как чистых схем действий ума, то трансцендентальная диалектика выглядит учением о всеобщих принципах и правилах употребления рассудка вообще, то есть Мышления с большой буквы».
         Поскольку термин трансценденция уводит нас к философии Платона об идеях, то под производством чистых категорий мы вполне можем понимать производство идей или понятий, находящихся на высшем уровне психического отражения вместе с суждениями и умозаключениями. По нынешним меркам производство категорий это идеаторная психическая функция, но с маленькой буквы, а не с большой буквы.
         И хотя за разъяснением мышления с маленькой буквы и Мышления с большой буквы мы можем обратиться к гностикам и гностицизму, где упомянуто, что София в подражание своему отцу Нусу (Уму) пыталась своей мыслью сотворить Мысль, совершить софистику, тем не менее, лучше представить всё в более современном ключе.
         Связывая общую логику с предметным мышлением, предметным сознанием - рефлексом в теории отражения, трансцендентную логику следует связать с мышлением о мышлении, с самосознанием - рефлексией. Объясняются они экстраверсией и интроверсией, теорией Юнга.
         И поскольку предметное сознание и самосознание составляют сознание, то аналогично этому предметное мышление и мышление о мышлении, трансцендентальное или чистое мышление составят мышление в целом. При этом если предметное  мышление, опыт станет противоречить мышлению о мышлении (теории), то будет ли составленное из них мышление диалектическим? Ведь философы утверждают, что предмет не есть понятие.
         К этому взгляду можно добавить, что в истории развития мышления его ступенями являются предметное мышление, предметно-символическое мышление и абстрактно-символическое мышление. Поэтому мышление о мышлении (трансцендентальную логику и трансцендентальную диалектику) можно отнести к высшей ступени развития мышления.
         Вернувшись к нашей теме после некоторого отступления от неё, следует обратиться, как это ни покажется странным, к Птолемею.
         Клавдий Птолемей (Claudius Ptolemaeus) родился между 127-145 гг. нашей эры в Александрии (Египет).
         Главная заслуга Птолемея заключалась в том, что ему удалось дать полноценное и исчерпывающее объяснение видимым движениям планет как бы в паранойяльной геоцентрической модели мира, представляющей собой переплетение объективного и надуманного.
         При этом он вычислил в этой паранояльной картине мира  место положения планет на будущее с точностью, которая соответствовала наблюдениям, проводимым невооруженным глазом.
         Однако в 1530 г. выдающийся польский астроном Николай Коперник опроверг геоцентризм, написав трактат, в котором утверждал, что Земля, как и все остальные планеты, обращается вокруг Солнца. Этот трактат не был напечатан, переписанный же от руки, он распространялся среди ученых — современников Коперника. За несколько дней до смерти Коперника (в 1543 г.) была напечатана его основная работа «Об обращениях небесных сфер». На страницах этой книги новое учение было изложено с математическими обоснованиями.
         В 1600 г. за проповедь материалистического учения и за распространение учения Коперника инквизиция сожгла на костре замечательного итальянского мыслителя Джордано Бруно.
         24 февраля 1616 года одиннадцать квалификаторов (экспертов инквизиции) официально определили гелиоцентризм как опасную ересь: утверждать, что Солнце стоит неподвижно в центре мира — мнение нелепое, ложное и греховное, еретическое, так как оно прямо противоречит Священному Писанию.
         И вот мною было замечено, что вся эта история с птолемеевым геоцентризмом указывает на то, что хотя изначально геоцентрическая система мира содержала в себе ошибку, она не являлась ни результатом болезненного состояния ума, ни плодом софистики, ни результатом недобросовестного, неряшливого обращения с понятиями. Это заблуждение хотя и было непреднамеренным, оно оставалось не связанным с болезненным состоянием ума.
         В то же время сказать то, что оно, заблуждение составляет природу самого мышления, хотя непреднамеренность ошибки здорового мышления подводило меня к этой мысли, было бы слишком смелым шагом для нашего консервативного научного общества. Все верили Г.Гегелю, заявившему, что  только «диалектика составляет природу самого мышления».
         Получалось, что противоречие это не заблуждение, в нём нет ошибки. Например, такие противоречивые утверждения, как А есть Б, или 1,0=0,999… не содержат ни преднамеренной, ни непреднамеренной ошибки. Это истинно. Также это касается и утверждения, что природа есть дух, мышление, хотя природа изначально не есть категория. Природа не трансцендентальна.
         Не смотря на всё это, никто никогда из философов не заявлял, что природа есть мышление. Они всегда говорили, наоборот, природа не есть мышление. Для большей убедительности они разорвали философию на материализм и идеализм, породив «основной вопрос философии», так сказать, философский спор о том, что первично, природа, или мышление. То есть они как бы вернулись к эристике.
         А между тем, традиционная или формальная (общая) логика, в её законах, значит, и в традиционном мышлении, используемом и материалистами и идеалистами, исключала противоречия, ошибки.
         И, тем не менее, мышление, в точности соблюдающее все без исключения правила и нормы логики (как общей, так и трансцендентальной), все же с трагической неизбежностью приходит к противоречию, к  тому, что А есть Б, природа есть мышление.
         Получилось, что непротиворечивое мышление приходит к противоречию, становится противоречивым. Ну, а если оно, мышление было с самого начала и противоречивым и непротиворечивым, тогда что? А это значит, оно по своей природе могло быть амбивалентным.
         Вот к такому умозаключению пришёл я.
         В этом случае можно стало утверждать, что природа есть и не есть мышление. В мышлении, которое соблюдает правила и нормы логики, есть то, что отрицает и традиционную и трансцендентальную логику с их едиными законами и правилами, в нём есть противоположная логика, которую начал искать Кант, затем Гегель после того, как аристотелизм с его силлогизмом подавил эклектику. Другое дело, как её назвать. Так думал я.
         Поскольку история свидетельствует о том, что ранее в психиатрии всплыл термин «кривая логика», то мне можно было не придумывать неологизм, а воспользоваться им, этим термином, очистив его от мнения, будто кривая логика это непреднамеренное заблуждение, ошибка, характерная только для мышления лиц с болезненным состоянием ума под названием околоумие или паранойя.
         Ведь преднамеренное заблуждение, ошибка характеризует софистику и софистов, не имеющих болезненного состояния ума. В общем, это обстоятельство позволяло мне не объяснять происхождение кривой логики болезненным состоянием ума. Позволяло вывести её из лона психиатрии.
         Оставалось решить, диалектическая логика это кривая логика, если она соткана из противоречий, и составляет ли кривая логика природу самого мышления? Но если решить так, то что тогда делать с общей, то есть традиционной логикой? Ведь если допустить, что и традиционна логика и кривая логика составляет природу мышления, можно попасть в объятия амбивалентного мышления, то есть снова связаться психиатрией, из которой только что вывели кривую логику, паранойю.

4. Отделение логического от патологического в паранойе

         Надо сказать, путь к полному логическому методу был долог и тернист, но меня по этому пути вела путеводная звезда. Вначале мной был выделен кривологический метод, хотя на тот момент назвать кривую логику методом мысли не возникало. Этому способствовало понимание того, что философы это не психиатры, а психиатры это не философы. Кривая логика (паранойя или параноя) была болезнью для науки психиатрии, а не для науки логики.
         Советские психиатры считали, что бред или параноид – это симптом многих психических заболеваний, в том числе, паранои. Параною же следует относить к реактивному психозу (психической реакцией на внешние раздражители), мягкой формой которого является невроз.
         Под параноей в настоящее время понимается такое заболевание, когда при наличии соответствующего предрасположения путём болезненной переработки жизненных событий исподволь развивается непоколебимая бредовая система при полной сохранности упорядоченности мыслей, воли и действий. Здесь бред вырастает из личности больного, логически прорабатывается и становится его миросозерцанием [5, с.385].
         Говоря о логической проработке бредовой идеи в чистом виде как ошибки  суждения, следует,  во-первых, заметить, что появление такой идеи относится к расстройству мышления не по форме, а по содержанию, т.е. характеризуется нарушением не логичности построения, а продуктивности мышления [5, с.41]. Во-вторых, бедовая идея как ошибка суждения  касается понятийного, а не наглядного, образного мышления, хотя там и там материалом для мышления являются представления, т.е. образы воспоминаний предыдущих восприятий. В-третьих, логическая проработка бредовой идеи указывает на использование логики в бредовом мышлении для формирования ошибки суждения или умозаключения, не поддающейся в то же время исправлению путём доказательства. Нелепость ошибки суждения указывает на то, что реальное  (факты) здесь уживается с надуманным [5,с.43].
         Бред преследования, например, начинается с подозрений и предположения, так сказать, с построения гипотезы, которую следовало бы доказать как прийти к очевидным фактам. Увы, до этого дело не доходит. Больному бредом ревности достаточным основанием для доказательства неверности жены могут служить подозрительные пятна на её платье [5, с.385].
       Поскольку бред касается отношений между людьми, он может служить поводом для судебных разбирательств, в ходе которых, как известно, пытаются использовать прямые, а не косвенные улики, чтобы в деле не осталось ничего надуманного.
         Вот на эту надуманную часть бреда и обратил своё внимание я. Ведь надуманное от надуманного отличается подобно тому, как глупые люди отличаются от умных людей. Надуманное это придуманное. А творческие люди придумали много чего.
         Ну и теория также подкрепляется практикой, иначе она оказывается оторванной от реальности и может быть расценена как спекуляция, продукт чистого мышления, вымысла.
         В то же время, как ни странно, традиционно теософские и философские - спекулятивные концепты, паттерны не относят к бредовым, паранойяльным системам, хотя они большей частью полностью надуманы, вымышлены. Вероятно, отсутствие нелепости в вымысле не позволяет относить  их к бреду, паранойе. Так думал я.
         А, как известно, нелепость представлений свидетельствует о низком интеллекте. Те же, у кого нет интеллекта,  не бредят вовсе.  Из этого следует, что слабо развитый интеллект - условие формирования бреда как признака паранойи, ошибочных суждений, заблуждений. Ну и  поскольку ещё сравнительно недавно (1633г.) приверженца гелиоцентрической системы Галилео Галилея религиозная общественность вынудила отречься от своей концепции и признать её заблуждением [6], можно предположить о невысоком интеллекте инквизиторов того времени. Если бы Г.Галилей не отказался от своих убеждений и пошёл бы на костёр инквизиции, подобно Д.Бруно, можно ли тогда было назвать его  фанатиком, параноиком? Вот такие вопросы вертелись в моей голове.      
       Также бред может индуцироваться, наводиться на других людей. И поддаются влиянию параноидных больных опять же лица  со слабым интеллектом [5,с.376]. 
         В то же время не сама нелепая идея, а непоколебимая вера в неё, когда человека невозможно переубедить – главный симптом, на который опираются психиатры в постановке диагноза бреда.
         То есть они, психиатры имеют в виду вполне конкретных лиц, а не бред как таковой в речи или тексте. Поэтому ими диагноз систематизированного бреда ставится человеку, а не его учению, в котором обнаружены заблуждения или ошибки.
Учёные же, не имеющие отношения к психиатрии, бывает, в своём отзыве выносят вердикт «бред» работе (учению), ознакомившись с её текстом. Ну, а учение не может  за автора переубеждаться, или отстаивать его убеждения и раскрывать отсутствие у него сомнений в истинности того, что ему видится или чудится.
         То есть, когда в учении как предполагаемом систематизированном бреде заблуждение не носит нелепого характера, можно ли только на основании этого его относить к околоумию, паранойе? И если нет, то почему? Задавал я себе вопросы.
         И в поиске ответов вновь обращался к истории с Птолемеем, разработавшим во втором столетии до нашей эры как бы бредовую математическую теорию движения планет вокруг неподвижной Земли, позволяющую предвычислять их положение на небе [6,с 1076].
         Авторитет параноика Птолемея оставался незыблемым в течение чуть ли не полутора тысяч лет, вплоть до гениального открытия Николая Коперника[7,с.125].
         В отечественной психиатрии классическое описание психопатий принадлежит П.Б.Ганнушкину (1933). Описывая «группу» параноиков, он указал, что самым характерным свойством параноиков является их склонность к образованию так называемых сверхценных идей [10,с.266]. В ситуации декомпенсации эти идеи могут переходить в бред, становятся паранойяльными [9,с.437].
         То есть не только бред, но и сверхценные идеи свидетельствовали о паранойе. Но если в бреде идеи всегда нелепые, то этого нельзя сказать о сверхценных идеях, к которым можно отнести, например, идею прибыли. В этом свете кривологично выглядит коммерческий расчёт, обеспечивающий вместе с реальной погоней за прибылью эту прибыль. И вот уже несколько тысяч лет общество не желает расставаться с этим заблуждением. И этот факт также требовал своего объяснения.
         Короче говоря, вопросов было много, ответов – мало. Главным же было то, что существовала логическая проработка бредовой идеи. Она указывала на использование логики  бредовым мышлением в целях формирования ошибки суждения, умозаключения.
         Софистика же указывала на возможность логической проработки идеи, которая бредовой не считалась. Она указывала на использование логики  мышлением, которое бредовым не считалось, в целях формирования ошибки суждения, умозаключения.
         В результате в рамках паранойи возникала коллизия формирования ошибки патологическим и здоровым мышлением (рассудком, разумом) при помощи логики.
         Поскольку к патологическому мышлению относят не только паранойяльное, но также и амбивалентное и разорванное мышление, то вся эта информация, поставляемая наукой логикой и наукой психиатрией, начинала представляться в виде чрезвычайно запутанного клубка, за нитку которого невозможно было ухватиться.
         Помогло делу то, что я начал писать монографию «История болезни товарного общества»», опубликованную в журнале Гуманитарные исследования: научно-исследовательский журнал. – 2009. № 7 с. 43-67.

Библиография
1. Павлов И.П. Проба физиологического понимания навязчивого невроза и паранойи\\ Рефлекс свободы.- Спб.: Питер, 2001
2. Павлов И.П. Рефлекс цели\\ Рефлекс свободы.- Спб.: Питер, 2001
3. Кон И.С. Введение в сексологию.- М.: Медицина, 1988
4. Йонас Г. Гностицизм.- СПб.: Лань, 1998
5. Гуревич М.О. Серейский М.Я. Учебник психиатрии. М.: Медгиз, 1946
6. Советский энциклопедический словарь.- М.: Сов. Энциклопедия, 1983
7. Евсюков В.В. Мифы о вселенной.- Новосибирск: Наука, 1988
8. Коршунов Г.П. Миф.\\ Социология. Энциклопедия.- Мн.: Книжный Дом, 2003
9. Жариков Н.М. Тюльпин Ю.Г. Психиатрия: Учебник.- М.: Медицина, 2002
10. Ганнушкин П.Б. Особенности эмоционально-волевой сферы при психопатиях\\ Психология эмоций. Тексты\ под редакцией В.К. Вилюнаса, Ю.Б. Гипперейтера.- М.: Изд-во Московского университета, 1984
11. Ломброзо Ч. Гениальность и помешательство: Сочинения.- М.: ЭКСМО- Пресс, « Фолио», 1998
 
5. Ошибка коммерческого расчёта       

         Написать монографию «История болезни товарного общества», опубликованную в журнале «Гуманитарные исследования: научно-исследовательский журнал». – 2009. № 7 с. 43-67, меня побудило одно обстоятельство. В это время я работал в Ухтинском филиале Современной гуманитарной академии и, обдумывая тему для написания докторской диссертации, обратил внимание на «Экономические рукописи 1857—1859 годов» великого мыслителя 19 века Карла Маркса, в которых он задел тему экономического отчуждения человека в капиталистическом обществе. В «Манифесте коммунистической партии» Маркс отмечал, что «девять десятых членов капиталистического общества обезличены. [3,с.41] Поскольку вообще-то тема отчуждения человека, его обезличивания подробно была рассмотрена в психиатрии, я решил за это ухватиться.
         В результате вначале увидела свет моя монография «Социальная шизофрения» М. Изд-во СГУ, 2007.- с.98. В ней я предлагал рассматривать экономическое отчуждение человека с психологической стороны, как психическую реакцию, называемую реактивным психозом, клинически схожим с эндогенной шизофренией. Также в этой же монографии я стал рассматривать прибыль как сверхценную идею, которой одержим коммерсант, и даже как паранойю, но не рассмотрел её с точки зрения логики.
         Вот это упущение я и исправил в монографии «История болезни товарного общества», где отметил, что коммерческая стоимость товара состоит из его себестоимости и прибавленной (прибавочной) стоимости, представляющей собой преднамеренную ошибку, вводящую в заблуждение покупателя, когда он торгуется на рынке с продавцом, так сказать, спорит для установления истиной цены, правды.
         В результате я уяснил для себя, что здесь имеет место не простая софистика. Ошибка заведомо вносится в стоимость товара не из-за навязчивого желания коммерсанта монетизировать товарную ошибку, идею прибыли. Это не навязчивость, так как коммерсант, продавец со своей  навязчивостью не борется. Наоборот, его не разубедить, что он не прав. Он будет упорно отстаивать «справедливую цену». Вот данный момент, обнаружил я, и сближает идею коммерческой прибыли с бредовой идеей (мыслью).
         В результате я предложил считать, что содержащий в себе ошибку, кривую логику коммерческий расчёт лежит в основе неэквивалентного товарообмена, выразимого формулой Т;Д;Т.
         В истории неэквивалентный товарообмен появился после эквивалентного товарообмена, выразимого формулой Т=Д=Т и вытеснил его.  Возможно это случилось после того, как каким-то неизвестным истории гением было изобретено ростовщичество, выразимое формулой Д;Т;Д.
         На мой взгляд, из-за того, что великий для марксистов Карл Маркс основал свою экономическую теорию на эквивалентном товарообмене и равенстве Т=Д=Т, свидетельствующем об использовании традиционной логики, его теория была признана научной. Дело в том, что уравнение  Т=Д=Т было схоже с химическим уравнением, в котором в правой и левой его части находилось равное количество вещества, соблюдался закон сохранения вещества.
         Хотя его теория не признавала только неэквивалентный товарообмен, Маркс предложил заменить на продуктообмен не только его, но ещё и эквивалентный товарообмен. А это вело к ликвидации кроме коммерческой прибыли ещё и денег. В результате на месте буржуазного капитализма с частной формой собственности должен был появиться государственный коммунизм с общественной формой собственности – новая общественно-экономическая формация.
         Однако практика построения марксова коммунизма в России показала, что деньги не исчезали, а вместо задуманного продуктообмена появился эквивалентный товарообмен. Отсутствие же погони за прибылью вело к «кризису товарного голода», к дефициту товаров вместо ожидаемого изобилия.
         В конце концов, после перестройки в России вновь появился коммерческий расчёт, неэквивалентный товарообмен и погоня за прибылью.
         Получалось, что марксова научная экономическая теория не нашла подтверждения на практике, служащей критерием истины. Она вошла в противоречие с тем, что произошло на деле, в экспериментальном опыте, хотя покоилась на строжайшем соблюдении традиционной логики.
Теоретическая мысль Маркса распалась в понимании выдающегося русского философа Эвальда Ильенкова.         
         Возможно, нечто подобное происходит со всеми научными экономическими теориями. На эту мысль меня наводит большое их разнообразие.
         Ну а в целом у меня возникал вопрос, нужно ли было в теории и на практике бороться с прибылью, с коммерческой ошибкой или кривой логикой и как это следовало это делать, если она в первую очередь существует в головах коммерсантов, купцов, а затем уж в деньгах, в товаре.
         И хотя после написания выше перечисленных монографий у меня начала созревать мысль о новом способе производства и новой общественно-экономической формации, до полного логического метода было ещё довольно далеко. Для этого нужно было разобраться  также с амбивалентным мышлением.

6. От амбивалентного мышления к амбивалентной философии

         Мой путь к амбивалентной философии шёл через перекрёсток, где философия пересеклась с психиатрией, а также с наукой о мышлении, логикой. На этом перекрёстке у меня появился вопрос, какому типу мышления с какой логикой  отвечает то или иное философское направление и даже отдельная концепция?
         Для получения ответа сначала пришлось обратиться к психиатрической оценке философских направлений и привести здесь некоторые примеры «формального расстройства мышления».   
         Так, например, советские психиатры Гуревич М.О. и Серейский М.Я. считали, что «софистика происходит от резонёрства – от мышления со склонностью к софизмам, для которого характерны рассуждения, не основанные на фактах, не вытекающие из доказанных данных». [1]
         В Философском Энциклопедическом Словаре (ФЭС) софистика это философское течение в Древней Греции, созданное софистами. [2]
         Другой пример. Обусловленный амбивалентным мышлением скептицизм можно обнаружить в одноимённом философском направлении, зародившемся в Древней Греции и выражающим сомнение в возможности достоверного знания, поскольку по поводу каждого предмета допустимы два исключающих друг друга мнения. [3] Амбивалентное мышление – это когда в одно и то же время сосуществуют противоположные, взаимоисключающие мысли [1].
         Аналогично в амбивалентном мышлении можно заподозрить древнегреческого философа Гераклита, сказавшего “все есть и не есть”, а также философа Протагора, по свидетельству Диогена Лаэрция, заметившего, что “о всякой вещи есть два мнения, противоположных друг другу”.
         Взаимоисключающие суждения можно обнаружить, например, в споре между элеатами, утверждавшими: истинно только то, что тождественно себе (А есть А) и софистами, говорившими: истинно только  то, что не тождественно себе (А не есть А) [6,с.116].
         Подводя итог, я предположил, что суть амбивалентного мышления заключена в утверждении, что А есть и не есть А одновременно или, что, с одной стороны, А есть А, с другой стороны, А не есть А.
         В отличие от философов с амбивалентным типом мышления «Николай Кузанский отстаивал лишь «идею о тождестве движения и покоя», утверждение А есть Б, что являлось ошибкой, заблуждением, кривой логикой с точки зрения традиционной логики. Идеи равнозначности покоя и движения не чурался и Рене Декарт.
         Поскольку о том, что А не есть Б, что А есть А Кузанский не упоминал, это позволяло мне думать, что он не был обладателем амбивалентного мышления. Его мышление было паранойяльным, опирающимся на одну только кривую логику.
         В целом все перечисленные обстоятельства навели меня на мысль о существовании двух логик, традиционной и кривой. Обе они не вполне осознанно использовались философами с амбивалентным типом мышления, чего нельзя было сказать о других философах, в частности, о Кузанском и Декарте, нарушавших традиционную логику утверждением, что движение есть покой, а также о тех философах, которые строго соблюдали традиционную логику.      
         Кроме того, здесь же стоит отметить, что «основатель школы неоплатонизма древнегреческий философ Плотин являлся не просто последователем философии Платона, эпигоном, но творцом новых идей, вошедших в христианское учение».
         Историки западной философии считали, что «новым у Плотина явилась идея о первоначале всего сущего, о едином, о сращении разрыва связи между противоположностями Платона. При этом ум–душа–космос, т.е. сфера бытия оказывалась только проявлением первоначала, его ипостасями» [8,с.502].
         Мне же показалось, что Плотин не понял учения своего учителя. Он не отцифровал базовую мысль Платона «одно единое есть многое», не свёл её к ряду простого перечисления одной единицы: 1,1,1 … . Плотин не узрел, что единое есть однородное, что Платон пользовался одной только традиционной логикой и традиционным мышлением, от чего не мог сказать, что идея есть вещь. А образуемый из-за традиционной логики разрыв идеи и вещи Платон пытался преодолеть, назвав вещь копией идеи. Поэтому его философию отнесли к идеализму, оторвав от материализма.
         Оценивая творчество Платона в общем, можно согласиться с мнением именитого русского философа А.Ф. Лосева, что Платон основоположник объективного идеализма [11,с.9]. Его идеи объективны, вечны и неизменны [10,с.368], материя же, как другое начало – само небытие, как бы соединение “беспредельного” (апейрона) пифагорейцев с небытием элейцев, то, в чем отражаются идеи [10, с. 368-369], чего самого по себе, без идей, нет. В то же время, считает Лосев, в этом учении допущен “разрыв идеи вещи и самой вещи”, можно сказать, разрыв мышления, из которого “получается какой-то дуализм” [11,с.12].
         То есть известный русский философ А.Ф. Лосев, как и другой известный русский философ Э.В.Ильенков, оба они выделились из плеяды блестящих философов с мировым именем благодаря тонкой наблюдательности ума. Если Э.В.Ильенков обнаружил, что традиционная логика ведёт традиционное мышление к распаду, то А.Ф. Лосев обнаружил “разрыв идеи вещи и самой вещи”, разрыв западной философии на идеализм и материализм из-за разрыва мышления, который тянется от Платона.
         То, что Плотин пытался «срастить разрыв», не поняв причины разрыва, используя из-за этого то же самое разорванное мышление, данное обстоятельство указывает на то, что причина разрыва философии и появления основного вопроса философии не была  раскрыта им и вообще никогда никем до меня.
         Получалось, что путь к амбивалентной философии связан также с исследованием основного вопроса философии, существованием разных трактовок отношения сознания, мышления к бытию, природе.
         Мной было подмечено, что отдельными философами отрицается то сознание, то бытие. Это ведёт к появлению монизма то в виде материализма, то в виде идеализма. В вульгарном материализме начало одно, это материя, поэтому всё материально. Аналогично в идеализме начало тоже одно, это идея и поэтому всё из идей.
         Бывает, когда бытие объявляется первичным, сознание вторичным и наоборот, и кажется, что здесь имеет место дуализм. На деле же его тут нет. Просто на определённом этапе развития философской мысли философы отошли от «вульгарного материализма» и такого же идеализма.
         Они перестали утверждать, что всё есть дух, или, что всё есть материя. Рассуждения стали изощрённей. Появился намёк на использование амбивалентного мышления в философии. На самом деле философы стремились преодолеть амбивалентное умозаключение, что бытие есть и не есть дух. Для этого они использовали понятие «первичность», подменяя им понятие «происхождение», посредством которого определялось родство, единство по происхождению, тождество духа и материи.
         Так материалисты перестали утверждать, что всё есть материя, придумав теорию отражения. По их теории дух это высшая или психическая форма отражения объективной реальности, материального мира. Получалось, что, в сущности, отражение это удвоение материального мира.
         В свою очередь, идеалисты перестали утверждать, что всё есть дух, а пришли к мысли, что мир, природа находится в мышлении, «весь мир во мне», в моём «я», или в «Я», то есть в Духе. Дух первичен.
         Я же пришёл к предположению, что философы либо намеренно разорвали философию, чтобы она была основана исключительно на традиционном мышлении и традиционной логике, либо они это сделали не намеренно, так как среди них не оказалось тех, кто нетрадиционно - амбивалентно и паранойяльно мыслил.
         Однако тот факт, что Платон и Плотин как бы  пытались «срастить разрыв (амбивалентного) мышления и разрыв философии на материализм и идеализм, он говорит о том, что они это делали не намеренно, не осознанно.
         Трудно также понять, почему философы с традиционным мышлением пытались избавиться от эклектики.

Библиография
1. Гуревич М.О., Серейский М.Я. Учебник психиатрии. – М.: Медгиз, 1946, с. 43
2. Философский энциклопедический словарь. – М.: Сов. Энциклопедия, 1983, с. 628
3. Краткий философский словарь. – М.: Политиздат, 1954, с. 536 
6. Гайденко П.П. Обоснование научного знания в философии Платона // Платон и его эпоха. М., 1979, С. 98-143
8. Философский энциклопедический словарь. М., 1983, С. 836.
10. Трубецкой С.Н. Курс истории древней философии. М., 1997, С. 576.
11. Лосев А.Ф. Платоновский объективный идеализм и его трагическая судьба // Платон и его эпоха. М., 1979, С. 3-57.
12. Философия: Учебник для вузов / Под ред. В.Н. Лавриненко. М., 2004, С. 584.
16. Ильенков Э.В. Диалектическая логика. Очерки истории и теории. – М.: Политиздат, 1974. 

7. Борьба с эклектикой

         Считается, что философская мысль имеет свою историю, отправным пунктом которой послужила мысль древнегреческого, античного философа Фалеса «всё из воды».
Высказывание могло трактоваться так, что вода это начало которое одно, и из которого, то ли происходит, то ли состоит многое, множество всего. С точки зрения традиционной логики, может показаться, что высказывается противоречивая мысль - антиномия, что «Одно есть многое», А есть Б. 
         Однако это как бы ошибочное высказывание, заблуждение Фалеса поправил другой античный философ Платон, заявивший «Одно единое есть многое». Поправка заключалась в том, что по происхождению «всё» Фалеса единородно,  однородно, и с математичкой точки зрения может иметь выражение 1,1,1,… , становится рядом простого перечисления 1 или одной и той же вещи, воды. Как поётся в одной русской песенке, «вода, вода, кругом вода», а по аналогии с пантеизмом «всё есть вода».
         Стоит сказать, высказывание, мысль, что всё из воды уводила меня к древнеегипетской мифологии, в которой началом всего являлся безбрежный океан Нун. Но поскольку речь идёт не о мифологических корнях философии, то стоило обратить внимание на то, что у последователей Платона, платоников, подхвативших мысль «одно единое есть многое» появились противники. Они заявили, что «нет двух одинаковых вещей, это одна вещь, а одно не существует».
         Получалось, что существует только множество разнородных вещей, и это не ряд простого перечисления одного и того же знака по одному 1,1,1…, а ряд простого перечисления разных знаков по одному а,б,в…. Также и начал в философии эклектиков не одно, а несколько и они все разные, но не противоположные, не взаимоисключающие.
         В общем, у истоков истории философской мысли стояли два её основных направления, эклектический плюрализм и монистический плюрализм, эклектика и монизм. И между ними началось противостояние, поскольку с точки зрения логики, которая в то время не называлась формальной или традиционной, эклектика нарушала закон тождества А есть А.
         Дело состояло в том, что логика позволяла при помощи метода дедукции, дедуктивно одному началу - 1 становиться множеством конечных дефиниций – 1,1,1… . Затем при помощи обратной дедукции возвращать всё обратно. Когда же начал было не одно, а несколько, А,Б,В, и все они были разными, то в результате дедукции эти начала разлагались на множество рядов а,а,а…, б,б,б…, в,в,в… и т.д. . Если эти конечные дефиниции смешивались, нарушался порядок, образовывался хаос. При этом, для того, чтобы произвести обратную дедукцию, нужно было вновь упорядочить хаос.
         Одним из непоследовательных представителей эклектики был античный философ Эмпедокл. Он признаёт за начало эклектическую, "беспорядочную первоначальную смесь", "слитное состояние" стихий – огня, воздуха, воды и земли. Но потом зачем-то эту хаотичную первоначальную смесь - mixeos он упорядочивает при помощи logos - пропорциональности, введя понятие порции как меры, единицы измерения. По сути, он сводит разнообразие к однообразию, качества к количеству, эклектический плюрализм к монистическому плюрализму.
         Зачем Эмпедокл это делает? Я предположил, что он как бы решает логическую проблему. Она выражается не в словах Платона «одно есть единое (однородное) многое, а в словах «одно есть разнородное (не единое) многое". Эмпедокл как бы пытается примирить эклектиков и монистов, не желающих видеть множество параллельно существующих  разных миров вместо одного.
         Поскольку выше уже упоминалось, что корнем античной философии служит древнеегипетская космогоническая мифология, то имеет смысл упомянуть ещё о том, что в одной из её версий Хаос служит Началом всего. И вот однажды из глубины этого океана хаоса выныривает Бог, так сказать, Логос, и начинается преображение или сотворение Мира.
         Суть не в том, что в эпоху эллинизма Египта, царствования Птолемеев в Александрии была основана «Великая библиотека» и в ней можно было ознакомиться с египетскими манускриптами, а в преемственности и эволюции философской мысли, мышления.
         Короче говоря, перед древними мыслителями стояла задача, как мысленно упорядочить данную в ощущении пёструю объективную реальность. И средством упорядочения для них стал логос, в нашем случае, логика, которая стараниями античного философа Аристотеля была превращена в метафизику – в метафизический метод, пользовавшийся дедукцией и обратной дедукцией. И хотя индукция философа Бэкона тогда ещё не была официально открыта, в пестроте объективной реальности философы стремились отыскать закономерности имеющимися на то время средствами. Стремились под разнообразие подвести логическую основу.
         Они тогда ещё не ведали о теории превращения энергии русского учёного Михайла Ломоносова и, вероятно, не догадывались сказать, что разнородное может превращаться в однородное и наоборот. Хотя не исключено, что они просто не допускали этого, чтобы не утверждать, что А есть Б.
         Почему они не допускали данной мысли, ни я, ни кто другой не знал. Но если переведём тождество А=Б на язык математики, отцифруем, то получим равенство 1,0=0,999… , которое допустимо только в том случае, если разрешено пренебречь ошибкой бесконечно малой величины 0,000…1 . Вот такая мысль возникла у меня в голове.
         Поскольку ошибка или непреднамеренное заблуждение, это околоумие, паранойя, то утверждение А есть Б паранойяльно. Следовательно, утверждение А есть А нойяльно, умно от слова нойя – ум.
         В общем, как мне показалось, данная ситуация раскрывала существование мышления двух типов. Мышление одного типа допускало превращение А в Б и утверждение А есть Б, мышление другого типа не допускала этого, и оно было названо традиционным. Логики мышления, допускавшего нарушение утверждения А есть А философы прошлого старались не замечать, и потому не дали ей никакого названия. Лишь когда наука выделилась из философии, в психиатрии непреднамеренное заблуждение, утверждение А есть Б назвали кривой логикой.
         Так у мышления мной было открыто два его типа, традиционный, нойяльный и нетрадиционный, паранойяльный, а также два соответствующих им типа логики, традиционная логика и нетрадиционная или кривая логика. Но они наблюдались как бы по отдельности, у разных философов, а не амбивалентно, не у одного какого-либо философа сразу. Амбивалентной философии тогда не было.
         И вот это обстоятельство навело меня на предположение о существовании мышления трёх типов, не смотря на то, что типов логики два. Это были:
1.мышление нойяльного типа,
2.мышление паранойяльного типа,
3.мышлениие амбивалентного типа.
Последние два типа мышления я объединил под эгидой мышление нетрадиционного типа.
Получилась предварительная классификация мышления, которую я в дальнейшем усовершенствовал.
1.мышление традиционного типа,
2.мышление нетрадиционного типа
2.1.мышление паранойяльного типа,
2.2.мышлениие амбивалентного типа.

8. Русский след в философии

         Говорить о появлении и развитии в России философии, а также об её русской особенности довольно сложно. Это обусловлено, во-первых, тем, что, например, античная философия впервые появилась и развивалась не в древней Руси, а в древней Греции. Во-вторых, поскольку так называемая эпоха Возрождения миновала Россию, то и соответствующий период истории философии не коснулся её.
         Впервые философия в классическом её виде, как схоластика объявилась в России в средневековье, после объявления Москвы Третьим Римом, что связано с крещением Руси, а также с женитьбой великого князя московского Ивана III на племяннице последнего императора Византии Константина XI Палеолог, на Софье Палеолог. Проще говоря, Россия вместе с православным христианством приняла западное по происхождению греко-римское культурное, в том числе, философское наследие, в котором предстояло разобраться.
         Также следует заметить, что на русский путь в философии оказал влияние тот исторический факт, что во время бурного революционного 1917 года Россия перескочила из феодализма, средневековья в коммунизм, миновав очередную стадию социального развития, буржуазный капитализм и как бы связанное с ним и с либерализмом Новое время. Россия проскочила мимо философии нового времени, если рассматривать эпохи временных лет не по датам, а по социальным и культурным феноменам, именуемым, например, как общественно-экономические формации.
         Тогда в России средневековую схоластику, религиозную философию мгновенно вытеснила марксистско-ленинская философия, чему способствовало выдворение доморощенных философов из России на так называемом «философском пароходе». И лишь спустя семьдесят лет после этого в «святые» 1990-е с Запада вместе с либерализмом в Россию с запозданием хлынуло Новое время.
         Короче говоря, Россия своей реальной историей не вписалась в принятую периодизацию мировой истории, а история русской философии не вписалась в периодизацию истории западной философии. И всё это из-за того, что, как выразился российский поэт Ф.Тютчев, «у ней, особенная стать».
         Надо сказать, вот эти перечисленные исторические обстоятельства побудили некоторых русских мыслителей разбираться в марксистском и прочем западном культурном, в том числе, философском наследии. Среди них приковывали к себе моё внимание такие философы, как Алексей Фёдорович Лосев (1893-1988), Эвальд Васильевич Ильенков (1924-1979), а также Николай Александрович Бердяев (1874-1948), исследовавший «Истоки и смысл русского коммунизма».
         Оценивая творчество основоположника объективного идеализма Платона, А.Ф.Лосев обнаружил, что в этом учении допущен “разрыв идеи вещи и самой вещи”, можно сказать, разрыв мышления, из которого “получается какой-то дуализм.”  То есть он обнаружил не только разорванность философии на материализм и идеализм, но и разорванность самого мышления, используемого в философии.
         В свою очередь, Э.В.Ильенков знаменит для меня следующим своим высказыванием. «Стремление мышления к созданию единой, целостной теории,- писал Ильенков,- не может и не хочет удовлетвориться простым агрегатом, простым нагромождением частных обобщений, а всегда старается свести их воедино, увязать друг с другом с помощью общих принципов. Законное стремление. И поскольку оно реализуется в действии и выступает тем самым как особая способность, Кант и называет его, в отличие от рассудка, разумом. Разум – тот же рассудок, только взявшийся за решение специальной задачи – за выяснение абсолютного единства в многообразии, за синтез всех своих схем и результатов их применения к опыту. Естественно, что и тут он действует по правилам логики. Но, решая указанную задачу, мышление, в точности соблюдающее все без исключения правила и нормы логики (как общей, так и трансцендентальной), все же с трагической неизбежностью приходит к противоречию, к саморазрушению. Кант тщательно показывает, что это происходит вовсе не вследствие неряшливости или недобросовестности тех или иных мыслящих индивидов, а как раз потому, что индивиды неукоснительно руководствуются требованиями логики».
         Если Лосев первым обнаружил как бы только у Платона разорванность философского мышления, из которого образуется разорванность самой философии, то Ильенков увидел этот разрыв у западного философа Канта, подразделившего мышление, Ум на Рассудок и Разум.
         Из высказывания Ильенкова, по моему мнению, следует то, что если Разум «не может и не хочет удовлетвориться простым нагромождением частных обобщений, а всегда старается свести их воедино», то Рассудок, надо полагать, может и хочет удовлетвориться таким нагромождением обобщений, которое характеризует их смысловую и логическую оторванность друг от друга.
         Дальше я уточнил высказывание Ильенкова, заметив, что Разум выясняет единство не просто в многообразии, а в разнообразии, не в однородном множестве, а в разнородном множестве, то есть в плюрализме, который, кстати говоря, может быть и однородным, монистичным и разнородным, эклектичным.
         Я также уточнил для себя, что «мышление, которое не может и не хочет удовлетвориться простым агрегатом, простым нагромождением частных обобщений, а всегда старается свести их воедино, увязать друг с другом с помощью общих принципов» есть мышление, опирающееся на традиционную логику, закон тождества А есть А. Такое мышление и есть Разум, а не Рассудок, хотя, как пишет Ильенков, Разум – это тот же рассудок, но лишь взявшийся за выяснение абсолютного единства в разнообразии. О том, что у Рассудка могла быть другая – кривая – логика ни у кого из философов, кроме меня такой мысли не возникло.
         Получается, решил я, что у Канта, Рассудок есть и не есть Разум. А есть и не есть Б.
         С одной стороны, А не есть Б, Рассудок не есть Разум, если он не берётся за выяснение абсолютного единства в разнообразии. С другой стороны, А есть Б, Рассудок есть Разум, если он берётся за выяснение абсолютного единства в разнообразии. Налицо амбивалентное мышление, использующее и традиционную логику, и кривую логику. Но сам Кант этого не знает, не осознаёт, как и все философы, читавшие произведения Канта, кроме меня.
         Далее Ильенков гениально замечает, что, решая задачу, выясняя абсолютное единство в разнообразии, разумное мышление, в точности соблюдающее все без исключения правила и нормы логики, все же с трагической неизбежностью приходит к нагромождению частных обобщений, хотя старается свести их воедино, увязать друг с другом с помощью общих принципов. Ильенков как бы хочет, но не может сказать, что традиционная логика не предназначена для того, чтобы можно было заявить А есть Б. Всё наоборот. Она предназначена для другого, чтобы никто никогда не мог утверждать, что А есть Б. Утверждать, что А есть Б позволяет лишь кривая логика. За него это говорю я.
         В заключение я хочу сказать, что философия сформировалась в Древней Греции как простой агрегат, простое нагромождение частных философских обобщений, как философская окрошка, то есть в разорванном виде. Вот эти разрывы философии и пытались преодолеть средневековые философы и философы Нового времени на Западе. Но не смогли.

9. Разорванное мышления в философии

         Как я уже писал выше, разорванность мышления в философии первым увидел русский философ А.Ф.Лосев. В этом сказался его гений. Он обнаружил, “разрыв идеи вещи и самой вещи”, разорвавший философию на материализм и идеализм.
         Вслед за ним на разорванность философии, что она представляет собой «агрегат, нагромождение частных обобщений» обратил внимание другой русский философ Э.В.Ильенков. Он также заострил внимание на том, что некоторые выдающиеся философы Запада безуспешно пытались свести «частные обобщения» воедино, найти их «абсолютное единство», осуществить «синтез всех схем».
         Говоря о разорванности мышления, советские психиатры отмечали, что она "характерна тем, что между отдельными (философскими) представлениями (частными обобщениями) разорваны связи", что между ними нет единства.
        Не является секретом и то, что в современной философии существует множество разнообразных, оторванных друг от друга направлений или течений, школ, этакая философская окрошка. Такая же ситуация наблюдалась и в античной философии. То есть с самого своего начала и до сих пор имеет место философское разномыслие, нет единомыслия.    
         Вот и я вслед за упомянутыми отечественными философами обратил своё внимание на проблему единства в философии.
         Как известно, «единое» – одно из фундаментальных понятий философии и математики. В математике единое или единица, служит началом и мерой числа (порцией цифири или цифры), которое, по определению Евклида, есть «множество, составленное из единиц» и соответственно измеряется единицей. [3]
         Считается, что в античной философии начало обсуждению понятия единого положили пифагорейцы и элеаты. То есть ещё в античное время древние философы обсуждали проблему раздробленности, разорванности философии.
         Например, у пифагорейцев существовало понятие единого – монады. Оно служило началом числа. А вот у элеатов понятия единого и сущего употреблялись как синонимы. [3]  Аристотель предлагал четыре основных значения единого: 1) непрерывное, 2) целое, 3) общее и 4) единичное. [3] Платон в своём «Пармениде» писал, что «существующее единое есть одновременно и одно и многое, и целое и части, и ограниченное и бесконечное».
         Поскольку у Аристотеля и Платона слово «единое» многозначно, точнее, разнозначно, имеет место полисемия, то за ней вполне может скрываться распад понятия.
          Считается, что при "распаде понятия слово отделяется от своего истинного значения", или "обозначает в разные моменты разные понятия".
         А вот чтобы этого распада, разрыва не случилось, у понятия должен был быть один смысл. Одно понятие – одна мысль, монада, как у пифагорейцев. То есть, понятие не должно быть разнозначным и тем более - универсальным. Поэтому нельзя утверждать, что одно есть многое, когда множество разнородно, разнообразно. Попытка же опровергнуть это, как сказал Э.В. Ильенков, ведёт к  трагедии рассудка, мысль, понятие с трагической неизбежностью приходит к саморазрушению, к распаду.
         Это же, но по-иному утверждали ещё античные эклектики, проговаривая, что «одно не существует». Они как бы из фразы «одно есть не одинаковое (разное) многое» убирали слово «одно», тем самым утверждая, что «есть только не одинаковое многое», что разнозначным, универсальным понятие быть не может. В то же время, следует заметить, они отрицали одинаковость или единство. Они за начало брали разнородное, разорванное множество.
         Получалось, подумал я, что эклектики как бы утверждали, что мышление изначально, по своей природе эклектично, разорвано.
         В пику эклектикам Платон стал утверждать, что «одно единое есть многое», что  одно и единое существуют. Поэтому в его учении парадигма, начало представлено единым множеством идей. А Гегель пошёл ещё дальше, построив учение, в котором одна первоначальная, абсолютная идея развивалась во множество идей, которое могло ассоциироваться с рядом простого перечисления одной единицы 1,1,1… . Он как бы своим учением подтверждал формулировку Платона, что «одно единое есть многое».
         В результате у меня возникла мысль, что в лице Платона и Гегеля философия не желала удовлетвориться «простым агрегатом, простым нагромождением частных обобщений, а старалась свести их воедино, увязать друг с другом с помощью общих принципов». Точнее, западная философия стремилась избавиться от эклектики, от разорванности мышления, можно сказать, от понятийной, «словесной окрошки» в философии, от шизоидности.
         По-своему, оригинально, надо сказать, решал проблему разорванного мышления в философии античный философ Эмпедокл, видевший в основе мира несколько стихий. Стихии - огонь, воздух, вода и земля в его учении могли смешиваться в определённых пропорциях. Таким образом, у Эмпедокла порция служила мерой стихий, подобно  единице, служащей мерой числа, цифры у пифагорейцев. При помощи понятия «logos mixeos» философ пытался преодолеть эклектическую окрошку из разных стихий, их оторванность от друга – разорванность понятий.
         Эмпедокл в данном случае, как показалось мне, пытался совершить мысленный переход не от количества к качеству, как это есть в одном диалектическом законе Гегеля, а, наоборот, переход от качества к количеству для того, чтобы стихии теряли свои разные качества и количественно становились едины, равны.
         Это можно представить так, что ряд разных качеств а,б,в… он мысленно превращал в количественный ряд 1,1,1…, так как все разные качества были взяты по одной порции. В результате можно было сказать разнородное множество, с одной стороны, есть однородное множество, с другой стороны, или, с одной стороны нет двух одинаковых вещей, это одна вещь, а одно не существует, с другой стороны, есть одинаковые вещи и одно существует.
         В целом как бы появлялся компромисс между эклектиками и их противниками. Философия, с одной стороны, представлялась агрегатом, нагромождением частных обобщений, с другой стороны, нет, так как разные частные обобщения были сведены воедино, увязаны друг с другом с помощью общих принципов.
         Однако, поскольку в выше упомянутых высказываниях скрывалось амбивалентное мышление, а им обладали не все философы, то и философский компромисс распространялся не на всех философов, точнее, ни на кого, поскольку не нашлось ни одного основоположника амбивалентной философии.   
         В общем, речь свелась к тому, что двухстороннее представление скрывает разрыв в мышлении. Этот разрыв не желателен для монизма, и монисты, стремясь его избежать, обойти, вначале разрывают философию на материализм и идеализм, затем ищут, как срастить их, изобретая диалектику.

Источники
1.Континуум. Философская энциклопедия.- http://dic.academic.ru - Запрос 02.05.2012
2.  Континуум. Открытая библиотека научных сборников по гуманитарным дисциплинам.- http://ms- solutions.ru -  Запрос 02.05.2012
3. Новая философская энциклопедия.- http://iph.ras.ru/elib/1074.html -  Запрос 03.05.2012
4. Диалоги Платона. Парменид. В переводе Н.Н. Томасова.- http://psylib.org.ua/books/plato01/24parme.htm - Запрос 05.05.2012

10. Четвёртый метод

         Прожив более полувека в Советском Союзе и чуть больше четверти века в современной России и оглянув пройденный путь в философии, который начал в возрасте Иисуса Христа, в 1983 году, я понял, что на выбор моего пути повлияли некоторые великие для меня русские философы. Это Алексей Фёдорович Лосев (1893-1988), Эвальд Васильевич Ильенков (1924-1979), а также Николай Александрович Бердяев (1874-1948).
         Благодаря влиянию этих выдающихся русских философов, моя мысль, развиваясь, начала кружить вокруг философского мышления как такового с его логикой. Стараясь понять, как мыслят философы, я пришёл к выводу, что всех их можно отнести к плюралистам трёх типов. Если первый тип это эклектические плюралисты, второй тип это монистические плюралисты, то третий тип это комбинация из первого и второго типов – эклектико-монистические (дуалистические) плюралисты.
         Также я заметил, что монистические плюралисты строго соблюдали традиционную логику, закон тождества А есть А, тогда как были среди философов плюралистов и те, кто не соблюдал их, утверждая, наоборот, что А не есть А, А есть Б. Так религиозный философ Иоанн утверждал, что «слово плоть бысть». (Евангелие от Иоанна глава 1 стих 14) Встречались также среди философов и такие, кто одновременно и соблюдал и не соблюдал традиционную логику с законом тождества.
         Кроме всего прочего, философствуя, философы часто употребляли такой оборот речи, как «с одной стороны…, с другой стороны…». А он свидетельствовал об двойной ориентировке сознания и об амбивалентном мышлении, которые, к своему удивлению, я обнаружил в предметном письме скифов персидскому царю Дарию.
         В этом письме из мыши, лягушки и стрелы, стрела была и реальным предметом и надуманным символом. Поэтому можно было утверждать, что стрела есть и не есть стрела. И если утверждение, мысль, что стрела есть стрела, указывала на предметное мышление и логику вещей, то противоположное утверждение, мысль, что стрела не есть стрела указывала на символическое мышление, подразумевающее понятийное мышление с логикой понятий.
         В общем, письмо скифов Дарию помогло мне открыть то, что в предметно-символическом мышлении скрыто амбивалентное мышление, представленное обычно двумя противоположными мыслями, которыми, надо сказать, по отдельности грешили и эклектические плюралисты, и монистические плюралисты, споря о том, есть ли одинаковые вещи и существует ли одно. А вот те из плюралистов, кто соглашался и с эклектическими плюралистами и с монистическими плюралистами, они были обладателями амбивалентного мышления.
         Однажды я решил, что амбивалентные мысли можно выразить не предметно-символически, а абстрактно-символически в виде решётки из букв:
А Б В
А Б В
А Б В
         В этой решётке есть столбцы ААА, БББ, ВВВ, отображающие монистический плюрализм и есть строки АБВ, отображающие эклектический плюрализм. Если по горизонтали, в строках свойства букв не повторяются, то по вертикали, в столбцах свойства букв повторяются.
         Надо сказать, нечто подобное я обнаружил в Таблице Менделеева, где место букв занимали химические элементы.  Но я не придавал этому особого значения, пока мой товарищ и коллега по работе в Ухтинском филиале Современной гуманитарной академии Юрий Васильевич Сарычев, с которым я делился своими мыслями, не подсказал мне, что это - метод. Мне подумалось тогда, что это слишком сильно сказано. Ведь общепризнанных методов было три, это метафизический, диалектический и научный методы. Мысль о четвёртом методе в голову никому никогда не приходила. Тем не менее, слова моего друга меня зацепили, и я периодически обдумывал их.
         Тогда же я решил при помощи упомянутого выше моего аналитического подхода, примененного к освещению таблицы Менделеева попытаться по-новому осветить разные учения. Вначале выбор мой остановился на экономическом учении, на товарообращении, в котором не одинаковые вещи обменивались на одинаковые золотые монеты. Изобразив множество разнородных товаров взятых по одному в виде ряда букв а,б,в…, а множество однородных монет, взятых по одной в виде ряда 1,1,1…, я открыл, что метод применим к анализу эквивалентного товарообращения.
         Эквивалентное товарообращение демонстрировало применение на практике предметно-символического мышления, значит, амбивалентного мышления, чего нельзя было сказать о неэквивалентном товарообращении из-за наличия в мышлении коммерческой ошибки, наценки или прибавочной стоимости.
         Коммерческий расчет ополовинивал амбивалентное мышление и таким образом дуалистический плюрализм, оставлял в мышлении только эклектический плюрализм, эклектику. Из-за преднамеренности ошибки коммерческий расчёт казался софистикой, а коммерческое мышление паранойяльным, нетрадиционным. С утратой монистического плюрализма мышление лишалось той логики, которая базировалась на законе тождества, утверждении, что А есть А. Логика в коммерческом мышлении оказывалась кривой.
         В целом открывалось, что амбивалентное мышление в философии демонстрирует единство противоположностей, традиционного и не традиционного мышления, традиционной логики и кривой логики.
         Мой путь к полному логическому методу становился короче.       

11. Метод в христианстве

         Применение метода, который мне открылся в философии, я обнаружил не только в таблице Менделеева и в экономике, в товарообращении, но также и в такой религии, как христианство. Он как бы был уже придуман кем-то до меня, или возник сам собой, но, как это ни покажется странным, о нём никто ничего не знал. То есть он не был обнародован, в отличие от метафизического, диалектического и научного методов. Его применяли, не понимая этого, не осознавая, так сказать, вслепую. Примерно также когда-то люди жили в изобретённой ими, или стихийно возникшей первобытной общественно-экономической формации, не понимая этого до тех пор, пока Карл Маркс и Фридрих Энгельс не объявили об её открытии. 
         Так вот, как известно, вся история христианства пронизана борьбой с политеизмом или язычеством, а также со «стерильным монотеизмом» – ересями. И эта борьба ставила христианство не между данными религиями, как промежуточную религию, а особняком.
         Надо сказать, христианство для основавших его святых отцов, хотя они в этом не признаются, утверждая, что его им послал сам Господь, это и не языческий политеизм и не стерильный монотеизм, и не то, и не то, хотя, если внимательно всмотреться, всё наоборот.
         Христианство, как религиозный и теософский переход в истории религии от политеизма к монотеизму располагается между ними и представляет собой и то и то с точки зрения употребления и традиционного мышления с традиционной логикой и нетрадиционного мышления с кривой логикой.
         Ведь, согласитесь, христианство не может быть не связано с мышлением и логикой. Поэтому христианству как учению, кто бы то ни был его основателем, нужно было основываться или на традиционном мышлении, или на нетрадиционном мышлении, третьего не дано. Хотя был вариант замены дизъюнкции на конъюнкцию, союза «или» на союз «и», подразумевая и то и то: и традиционное мышление с его логикой и нетрадиционное мышление с его логикой.
         Тем не мене, основатели христианства предпочли катафатическому союзу «и», катафатической конъюнкции  апофатический союз «и», апофатическую конъюнкцию. Они не стали утверждать и то и то, применение обоих типов мышления в учении, а стали отрицать их, утверждая и не то и не то, и не языческий политеизм и не стерильный монотеизм, не предлагая ничего третьего взамен, поскольку оно как бы не дано. Поэтому уничтожение с язычеством и стерильным монотеизмом традиционного мышления с нетрадиционным мышлением оставляло их с проблемой, с которой до этого столкнулась апофатическая философия, приведшая к заключению, что Бога нет без его предикатов, без имён или образов, лиц.
         Короче говоря, основатели христианства не смогли избавиться ни от традиционного мышления с традиционной логикой, ни от нетрадиционного мышления с кривой логикой. Наоборот, непровозглашённо они применили оба типа мышления в христианстве, как нечто третье, которое не дано по логике, традиционной же, конечно.
         Ведь, если разобраться, то, с одной стороны, триада Бог-Отец, Бог-Дух и Бог-Сын это ряд Бог, Бог, Бог. Боги взяты по одному и представляют ряд простого перечисления одной единицы - 1. Этот ряд 1,1,1 символически отображает монистический плюрализм и возвращает нас к изречению античного Философа Платона, «одно единое есть многое».
         С другой стороны, в триаде Бог-Отец, Бог-Дух и Бог-Сын Боги представлены отличительными особенностями Отец, Сын, Дух. Они уникальны и все вместе символически представляют универсальный ряд. Данный ряд отображает эклектический плюрализм.
         В то же время это стороны одного и того же нераздвоенного ряда, поэтому они эквивалентны. Ряд Отец, Сын, Дух сводится к ряду Бог, Бог, БОГ, который из-за простого перечисления по одному сводится к одному единственному Богу.
         В результате мы пришли к тому, что тринитарное, троичное христианство является, с одной стороны, политеистическим, языческим, с другой стороны монотеистическим.
         Переведя это представление в русло торговли, мы можем представить на одной стороне единого ряд перечисление трёх разных, уникальных, особенных товаров, а на другой стороне перечисление одинаковых, золотых товаров – три золотых рубля.
         Перечисление трёх золотых рублей можно свести к простому перечислению одного 1–го золотого рубля, то есть свести множество к одному, к единице – 1, которая универсальна, так как эквивалентна каждой не золотой товарной единице. Она олицетворяет универсальный эквивалент.
         Таким образом, когда мы перешли с абстрактно-символического мышления на предметно-символическое мышление, мы приземлились, и нам стало понятно, что может значить одна универсальная единица в религии.
         В целом стало понятно, что христианское учение имеет методологию. Оно использует амбивалентное мышление, конъюнкцию и катофатику.
         Получилось, что предложенный мной аналитический метод вскрыл христианскую методологию.
         Чем же определялся выбор этой методологии? Думается, он определялся местом христианства между языческим политеизмом и стерильным монотеизмом. С одной стороны, христианство не должно было походить на язычество и стерильный монотеизм, с другой стороны, оно не имело такого мышления, которое бы не использовалось в язычестве и стерильном монотеизме.
         В результате, если язычество назвать тезисом, а стерильный монотеизм антитезой, христианство вынуждено было олицетворять синтез. Надо было, чтобы языческий пантеон богов с разными именами и лицами преобразовался и стал един, чтобы открылся один единый, хотя и разноимённый, разноликий – универсальный Бог. Чтобы можно было сказать, что одно единое есть разное, дополнив Платона, сказавшего, что одно единое есть многое. Превращённое основателями христианства в триединство многоединство Платона должно было дополниться разноединством. Монистический плюрализм должен был дополниться эклектическим плюрализмом.
         Но поскольку в то время в философии началась борьба против эклектики, религиозные философы, отдавая дань моде, признали в христианстве только триединство, что было односторонне. И таким образом, они склонились к монистическому плюрализму, монизму, значит, к стерильному монотеизму.
         Вот к такому предположению пришёл я, увидев амбивалентное мышление в основе христианского учения.
         Амбивалентность христианства засвидетельствовал Григорий Палама.
         Известно, что «во второе воскресенье Великого поста Православная Церковь праздновала память святителя Григория Паламы».
         Чтобы подробнее узнать, кто этот Палама и почему ему такая честь, я обратился к размышлению священника Константина Камышанова.
         «Религия – такая же живая и развивающаяся отрасль человеческого духа, как и наука»,- писал К.Камышанов. «В религии есть свои фундаментальные открытия. В миру фундамент знания заложил Аристотель. В религии – Авраам. В миру первые законы сформулировали древние греки. В религии – иудеи».
         «В миру наука совершила рывок, оторвавшись от натурального исчисления и пространства, через усвоение виртуальной математики: операций с отрицательными и бесконечными величинами, искривленными и множественными пространствами».
         «Таким прорывом в религии, ее Эйнштейном и Лобачевским стал Григорий Палама. Не порыв мистики, а именно нового качества мышления, оперирующего не только силлогизмами, но и данными Божественного откровения».
         Что же такого замечательного сказал досточтимый Григорий Палама, что через много веков поминают эти его высказывания вместе с ним?
         А он сказал вот что.
         «Бог является одновременно постижимым и непостижимым, знаемым и незнаемым, рекомым и неизреченным».
         То есть, с одной стороны, Бог является постижимым, знаемым, рекомым – посюсторонном, имманентным. С другой стороны Бог является непостижимым, незнаемым, неизречённым – потусторонним, трансцендентным. Налицо единство противоположностей, свидетельствующее об амбивалентном мышлении и двойной ориентировке сознания. При этом, когда Бог является посюсторонним, значит, во плоти и пребывающим во времени Он есть как Бог-Сын. Когда Бог является потусторонним, значит, бесплотным и пребывающим до времён, до веков, Он есть как Бог-Отец.
         В общем, переходя вслед за святыми отцами от пантеона богов к одному Богу, мы можем застрять в переходе, на одной стороне которого политеизм с его предметно-символическим мышлением, на другой стороне «стерильный» монотеизм с его абстрактно-символическим мышлением. Политеисты стоят за то, что нет двух одинаковых богов, это один бог, а одно не существует. Монотеисты отстаивают то, что есть одинаковые боги и одно существует.
         Политеисты это эклектические плюралисты, монотеисты это монистические плюралисты. Мышление первых нетрадиционно и опирается на нетрадиционную, кривую логику А есть Б. Мышление вторых традиционно и опирается на традиционную логику А есть А.
         Ну и, конечно, в переходе располагается теизм с амбивалентным мышлением и диалектической логикой, представленной и традиционной и кривой логикой.
         Надо сказать такое возможно не только в мышлении, но и реально. Так в переходный период от феодализма к капитализму обе эти общественные формации сосуществовали в рамках одного общества, от чего оно, с одной стороны, было феодальным, с другой стороны, капиталистическим.
         В 1980-х руководство СССР пыталось осуществить конвергенцию и сделать советское общество социалистическим, с одной стороны, и капиталистическим, с другой стороны, но не удачно из-за противодействия внешних и внутренних врагов.      
         Надеюсь, метод, который я применил для анализа христианства, помог расставить всё по своим местам.

12. Гегель против Аристотеля, синтез против силлогизма
 
         Считается, что именно к Гегелю восходит противопоставление метафизики диалектике как двух философских методов.
         Также существует распространённое мнение, что Аристотель превратил (традиционную) логику в метафизику.
         Чтобы быть кратким и не блудить по философским лабиринтам, условно назовём метафизику методом Аристотеля, а диалектику методом Гегеля.
         При этом сведём метод Аристотеля к силлогизму, а метод Гегеля к синтезу.
         Силлогизм в широком смысле – это любое дедуктивное умозаключение. В узком смысле – это двухпосылочное умозаключение. В нём из двух ранее установленных суждений (их называют посылками) получается третье суждение (его называют выводом).
         Классический пример простого категорического силлогизма – триада из двух посылок и вывода.
- Всякий человек смертен (бо;льшая посылка).
- Сократ — человек (меньшая посылка)
- Сократ смертен (заключение)
         Как можно видеть, в силлогизме, значит, и в метафизике в целом нет противоречия. Они основаны на одной традиционной логике.
         Существует мнение, что многими философами в их рассуждениях частенько не соблюдалась традиционная логика, и будто бы Гегель решил сделать это правилом посредством создания диалектической логики, противопоставив её традиционной логике, следовательно, диалектического метода – метафизическому методу.
         Но не только Гегель искал альтернативную традиционной логику, поскольку Кант предложил свою, трансцендентальную логику. В свою очередь, данные поиски указывает на то, что оба эти философа о существовании кривой логики не ведали, также как и об амбивалентном мышлении. Возможно также, что понятия «кривая логика» тогда ещё не существовало, хотя психиатрическая наука уже сложилась к тому времени.
         Надо сказать, как и силлогизм Аристотеля, логический метод Гегеля сводился к триаде. Это тезис-антитеза-синтез. В нём первой посылке противопоставлялась вторая посылка и, в заключении, в синтезе формировалось противоречие.
         При этом как бы должны были выполняться определённые требования к синтезу, обозначенные ещё Кантом. В «Критике чистого разума» он написал: «Я называю суждение синтетическим, если понятие В целиком находится вне понятия А, хотя связано с ним». Кант также пояснил, что это их «связь без тождества». В противоположность синтетическим утверждениям, аналитические – это те (утвердительные) суждения, в которых связь мыслится через тождество, когда понятие В целиком находится в понятии А». (Большая российская энциклопедия)
         То есть, у Канта синтез был противоположен анализу и не имел отношения к тезису с антитезисом, хотя «в составе сформулированных им «антиномий чистого разума» антитезис вместе с тезисом выступают в качестве противоречащих утверждений, ни одному из которых нельзя отдать предпочтения». Но у Канта они не завершаются «синтезом в новом единстве», как у Гегеля.
         Новое единство, надо понимать, должно было покоиться не на традиционной логике, а на какой-то другой, новой логике, которую философы с незапамятных времён искали.
         Зачем же философам понадобилась новая логика? А дело в том, что введённое в философию И.Кантом «понятие антиномии означало неустранимое противоречие равное доказуемым положениям, к которым приходит разум в попытке постигнуть мир как единое целое».
         Это то, что мир един и не един. Един он со стороны традиционной логики, а не един он со стороны противоположной, можно сказать, не традиционной логики, которая не была ещё открыта философами.
         Также тезис и антитезис обнаруживаются в парных антиномийных категориях «причина и следствие», «общее и особенное», «часть и целое» и др.         
         В то же время для Фихте антитеза это антитетический приём, а синтез это синтетический приём.  Если антитетический приём в сравниваемых предметах ищет признак, в котором они противополагаются друг другу, то синтетический приём ищет признак, в котором они равны друг другу. (Большая российская энциклопедия)
         То есть, если мы противопоставим мужчину женщине, мужской род – женскому роду, то применим антитетический приём, найдём разделительный (половой) признак. Поэтому нельзя будет сказать, что женщина есть мужчина, А есть Б. Здесь будет соблюдаться традиционная логика и утверждение, что А не есть Б (А есть А).
         Поскольку остальные – не половые признаки не разделяют, а объединяют мужчину и женщину, их рода в один род, то нахождение этих признаков свидетельствует о применении синтетического приёма – синтеза. Здесь, кстати, также обнаружится соблюдение традиционной логики.
         В общем, поскольку предметом диалектической логики является противоречие, то для его формирования нужно было не разводить противоположности при помощи традиционной логики, а сводить их, при этом нарушая традиционную логику, а не соблюдая её, в отличие от Фихте.
         Нужно было связать А и В не традиционным способом, методом, используя при этом утверждение, так сказать, катафатику, а не отрицание, не апофатику. Так мыслил Кант.
         Гегель же решил пойти иным путём, используя приём, названный им отрицание отрицания, то есть апофатику. В итоге, как ему показалась, была изобретена не только диалектическая логика, но и новый, диалектический метод, противоположный метафизическому методу.
         Но была ли в диалектике Гегеля диалектика? Так Карл Поппер, например, в своей работе «Что такое диалектика» настойчиво называет диалектику Гегеля «абсурдом». (Критики диалектики. Часть 1. Карл Поппер против «иррационализма»)

13. Есть ли диалектика в философии Гегеля

         Существует распространённое мнение, что именно к Гегелю восходит противопоставление метафизики диалектике как двух противоположных от этого философских методов.
         И если обозначенные методы действительно противоположны, то должны быть противоположными и их методологии. По крайней мере, традиционной логике должна противопоставляться диалектическая логика.
         Диалектический метод Гегеля в сжатом виде раскрыт в
Большой российской энциклопедии. В ней написано следующее.
         «В центре гегелевской диалектики – триада тезис – антитезис – синтез, охватывающая три последовательных момента развёртывания «логически-реального» – «абстрактный, или рассудочный», «диалектический, или отрицательно-разумный» (имманентное «снятие» односторонних конечных определений рассудка и их «переход в свою противоположность»), и, наконец, «спекулятивный, или позитивно-разумный», в свою очередь снимающий это противопоставление и удерживающий оба предшествующих момента в их «конкретном единстве». (Энциклопедия философских наук. М., 1975. Т. 1. С. 201)
         Обратим вначале своё внимание на выражение «снятие» односторонних конечных определений рассудка и их «переход в свою противоположность». В этом выражении односторонность конечных определений (дефиниций) подсказывает нам, что переход их в свою противоположность может означать переход на противоположную сторону, с той стороны на эту сторону.
         В результате потусторонние конечные дефиниции становятся посюсторонними. Идеи противопоставились самим себе. Они не превратились в вещи, не обернулись вещами. Поэтому нельзя сказать, что А есть Б. Противоречие не сформировалось.
         Также можно рассматривать ситуацию так, будто сами идеи имеют две стороны. Они двухсторонние. С одной стороны, они – тезис, с другой стороны, они антитезис. Поскольку тезис и атитезис две стороны одного, то имеет место «удерживание обоих предшествующих моментов в их «конкретном единстве».
         В общем, получается, что идея имеет две стороны. При этом она и, с одной стороны, идея и, с другой стороны, идея, тождественна себе. Тождество «снимает противопоставление».
         Здесь хотя и имеет место двойная ориентировка сознания на противоположные стороны, нет амбивалентного мышления, содержания взаимоисключающих мыслей, идей. Мысль, идея одна и та же.
         Примером амбивалентного мышления может служить мышление, придумавшее товарообмен, на одной стороне которого расположен ряд разных товаров, олицетворяющих эклектический плюрализм, на другой стороне расположен ряд одинаковых золотых монет, олицетворяющих монистический плюрализм. Это плюрализм, но он разный. Если к монистическому плюрализму, к односторонним конечным определениям рассудка применима дедукция, то к эклектическому плюрализму – нет из-за множества разных, не одинаковых начал.
         В заключение можно оправдываться, что якобы Гегель сформировал идеалистическую диалектику, также как Маркс сформировал материалистическую диалектику. Думается же, что диалектика должна быть одна. И она должна решать основной вопрос философии, который ни Гегелем, ни Марксом не был решён, так как ими было сказано, что дух не есть природа, но не было сказано, что дух есть природа: не было сказано, что дух есть и не есть природа.
         Ну, а если первичен дух, то он причина, природа же тогда следствие, и наоборот. Здесь антиномия дух-природа сведена к антиномии причина-следствие и к импликации, сложному союзу «если, то», а не к дизъюнкции, союзу «или», что есть в методологии метафизики, а также и не к конъюнкции, союзу «и», что есть в диалектике. В диалектике союз «и» соединяет утверждении «есть» с отрицанием «не есть», катафатику с апофатикой, чего в диалектике Гегеля и Маркса нет. В их формальных системах высказывания нет необходимой полноты.
          
14. Паранойяльная природа нового

         Что такое новое и откуда оно берётся – вопрос довольно древний. И на него есть такие ответы. Например, считается, что новое это что-либо ранее не известное.
         Также есть  распространённое выражение, что новое это хорошо забытое старое.
         Можно также в справочной литературе найти, что новое это что-либо впервые появившееся, или созданное.
         А вот известный древний мыслитель Экклезиаст сказал так: «Что было, то и будет, нет ничего нового  под солнцем». То есть, как бы всё повторяется, воспроизводится по одному и тому же заданному мировому проекту, матрице, своеобразной парадигме Платона, которая никогда не меняется. И это от того, что существует только одна традиционная логика с законом тождества  А есть А. Поэтому мир всегда один и тот же, пребывает в первозданном виде.
         Как можно видеть, в этом представлении присутствует механистическая метафизика и отсутствует диалектика, то есть изменения. Ведь, как сказал её основатель Гераклит Тёмный, «всё течёт и изменяется», старое как бы обновляется путём изменения, мутирования. При этом ничего совершенно нового из ниоткуда не появляется. Новое не берётся из ничто, если философ склоняется к мысли и утверждению, что нечто из нечто, отвергая противоположную мысль, будто нечто из ничто.
         Также вот и в диалектическом законе отрицания отрицания новое возникает в недрах старого, сменяет его, но при этом сохраняет в себе что-то от него, от чего новое похоже на старое, как дети на родителей. То есть оно не появляется из ничто даже первоначально.
         Так, например, в марксистской диалектике погоня за выгодой, придуманная в рабовладельческом обществе, передаётся феодальному и капиталистическому обществам, сменяющим друг друга. Передаётся и классовый антагонизм.
         Поскольку исторически сложилось две противоположных диалектики, то получилось так, что у материалистов, точнее, у натурфилософов новое возникает в природе, а у идеалистов новое возникает в духе или в рассудке.
         У натуралистов новое появляется и укореняется в природе вследствие её эволюции, точнее, из-за мутации, изменчивости, наследственности и естественного отбора. Поэтому если человек - продукт эволюции природы, то он не может рассматриваться, как нечто совершенно новое, но только как её представитель, который также способен мутировать – пассивно изменяться, приспосабливаясь к её же условиям.
         Об активной позиции человека, о его способности приспосабливать саму эту создавшую его и окружающую его природу, окультуривать её, здесь речь не идёт. А ведь человек, появившись на свет, на деле оказался фактором и мутации и естественного отбора, которые могут называться культурными или искусственными. В частности, человек стал селекционером, начал выводить новые виды растений и новые породы животных и даже пытался сформировать нового человека, то есть нового самого себя, выведя новую породу общества под названием коммунизм.
         Но вот что же это за способность человека изобретать, создавать новое? Откуда она, эта творческая способность, если не от природы, которая даже не мыслит так, как человек или не мыслит вообще? Ведь она ничего не надумывает и не придумывает.
         Поскольку на этот вопрос пока что ответа нет, можно пофантазировать самим, акцентировав внимание на том, что новое, то, чего нет в природе, человек придумывает, надумывает сам. И эта способность придумывать нечто новое связана со способностью думать или мыслить.
         Например, когда первобытный человек придумал каменный топор, то прообразом ему вполне могла служить рука, удерживающая камень. При этом рукоятка топора напоминала предплечье, а верёвка, фиксирующая камень на палке напоминала пальцы. То есть речь как бы пошла об образном мышлении.
         И вот если в разобранном виде каменный топор в качестве предметного письма отправить соседям, не ведающим, что такое каменный топор, то что они будут делать? А они будут реагировать на это письмо также, как отреагировал персидский царь Дарий на письмо скифов. Они станут гадать, что означают присланные предметы, используя предметно-символическое мышление.
         Поскольку в предметном письме, как, впрочем, и в паранойе, реальное уживается с надуманным, то это же происходит и в мышлении человека, составившего письмо. Открывается то, что, с одной стороны, мышление человека может быть предметным, с другой стороны, символическим. Значит, и образ может быть предметным, в одном случае, и символическим, в другом случае. Ну и поскольку предметы природы не придуманы человеком, то и ничего надуманного в предметном мышлении и предметном образе не должно быть. Всё надуманное, паранойяльное в символической части мышления и послания, которое нужно разгадать.
         Гадание же может идти о том, что сбудется, то есть о том, чего пока нет, но может появиться как нечто новое. Если разгадка как предположение, пророчество не сбывается, оказывается ложным, ошибочным, то надуманное окончательно становится паранойяльным. Это же касается изобретений, если они не могут реализоваться.
         Но пророчество может и сбыться, не смотря на необычность грядущего, на его новизну. Тогда надуманность, паранойяльность, бредовость снимается с пророчества или изобретения. Ну а учения с новыми идеями подлежат доказательству с использованием традиционной логики.
         Этот момент важен, так как, когда новое в виде идеи очень необычно, слишком резко противоречит укоренившимся в людях консервативным убеждениям, оно связывается с безумством, умственным помешательством, бредом.
         Это обстоятельство позволило итальянскому психиатру Чезаре Ломброзо создать литературное произведение под названием «Гениальность и помешательство», в котором он попытался отделить помешательство от творческой способности генерировать новое и воплощать в жизнь.
         При этом в нём он отметил, что «гениальные натуры встречают презрение со стороны большинства, которое, не замечая промежуточных пунктов в их творчестве, видит только разноречие сделанных ими выводов с общепризнанными».
         Также Чезаре отметил, «что самые жестокие преследования гениальным людям приходится испытывать именно от ученых академиков, которые в борьбе против гения, обусловливаемой тщеславием, пускают в ход свою «ученость», а также обаяние их авторитета, по преимуществу признаваемого за ними как дюжинными людьми».
         Это негативное отношение академиков к производителям сумасшедших идей подсказывает нам, что не только при предметно-символическом мышлении, но и при абстрактно-символическом мышлении сумасшедшая идея относится к символическому мышлению. Пока безумная идея не доказана или не реализована, не опредмечена, реальное в ней ещё не до конца ужилось с надуманным и поэтому практика, реальность до времени не может служить критерием её истинности, здравости. Ведь реальность не признана людьми сошедшей с ума, безумной, поскольку мышление не есть природа.
         Поэтому в предметном мышлении нет безумства. Оно не оторвано от реальности, от обыденности. Оно обычное, так сказать, связано с обычаями, соблюдение которых побуждает отвергать всё необычное, в том числе, новое.
         Тем не менее, люди не избегают новостей и даже не прочь верить в чудеса, кудесникам или колдунам, то есть магам и магии, из которой в процессе её исторического развития выделилась алхимия, затем химия и таким образом наука с её научным методом. Хотя бытует мнение, что наука выделилась из философии.
         В то же время естествоиспытатели, ставя опыты, пытаются овладеть природой, как раньше маги. Учёные по-своему колдуют, пытаясь открыть нечто новое, но их не сжигают на кострах инквизиции, как во время средневековья. Вот и в научных диссертациях обязательно должна присутствовать новизна.
         В результате обнаруживается парадокс. «Учёные академики» ищут новые знания, оставаясь на консервативных научных позициях.
         Ну а, в общем, надо сказать, что новое возникает и в природе и в мышлении. Оно возникает через мутацию вещей, природы, в одном случае, и через мутацию идей, мышления, во втором случае, если соглашаться с философами в том, что природа не есть мышление и с тем, что всё изменяется, а не только течёт.
         Изменяется, значит, меняется, обменивается. Обмен веществ, товарообмен и круговорот веществ природы как бы подтверждают эту мысль, подводя  к идее превращения и кривой логике, к утверждению, что А есть Б.
         Однако кривая логика типична для эклектики, поскольку ни один из основателей диалектики не обнаружил её в диалектике. Также и синтез тезиса и антитезиса в существующей диалектике не предполагает превращения тезиса в антитезис. Поэтому же и в диалектическом законе отрицания отрицания старое не превращается в новое, они в синтезе.
         В результате нельзя сказать, что старое это новое, А есть Б, нечто из ничто. Следовательно нельзя утверждать, что новое из ничто, что оно появилось совершенно случайно.
         А вот генетики полагают, что в природе мутация случайна, спонтанна, непредсказуема, не поддаётся никакой закономерности, так как не повторяется и поэтому уникальна, единственна в своём роде, если не закрепится в наследственности, не будет предаваться по наследству.
         В этом свете стоит заметить, что гениальность, в отличие от таланта не передаётся по наследству. Однако гениальная мысль может передаваться от человека к человеку.
         Пользуясь аналогией, мы можем предположить, что гениальная мысль продукт мутации, но не природы, а мышления. Уникальность мысли, в свою очередь, указывает на её новизну. Уникальна, значит, единственна в своём роде, случайна, ошибочна – паранойяльна, кривологична с психиатрической точки зрения.
         В общем, мы подошли к тому, что диалектический закон отрицания отрицания подводит нас к мысли, что в диалектике старое первично, новое вторично, значит, сами диалектики склонны утверждать нечто из нечто, пользуясь традиционным мышлением с традиционной логикой. Они противники той философской модели бытия, в которой утверждается нечто из ничто, то есть непреодолимое противоречие.
         В диалектике диалектиков прошлого только кажется, что есть противоречие. По существу их «формальная система высказываний непротиворечива и поэтому не полна». Она половинчата.
         Система высказывания нечто из нечто половинчата бе системы высказывания нечто из ничто. 

15. Истоки истории философской борьбы

         Как бы кто ни представлял историю философии, на деле она являлась историей борьбы с амбивалентным мышлением замаскированной под борьбу противоположных в ней направлений.
         Этому, конечно, можно возразить, сказав, что таких терминов, как амбивалентное мышление и кривая логика никогда в философии не было. На что следует ответить, что отсутствие в философии этих терминов не означает, что философы никогда не пользовались ни кривой логикой, ни амбивалентным мышлением.
         Так в амбивалентном мышлении можно заподозрить древнегреческого философа Гераклита, сказавшего “все есть и не есть”, а также софиста Протагора, по свидетельству Диогена Лаэрция, заметившего, что “о всякой вещи есть два мнения, противоположных друг другу”.
         Николай Кузанский вывел методологический принцип совпадения противоположностей, что дало ему возможность высказать идею о тождестве движения и покоя.
         Антиномию можно обнаружить, например, в споре между элеатами, утверждавшими: истинно (и познаваемо) только то, что тождественно себе и софистами, говорившими: познаваемо и соответственно истинно только  то, что не тождественно себе.
         Примеры указывают на то, что суть амбивалентного мышления состоит в допущении в мышлении двух взаимоисключающих суждений, умозаключений, утверждений типа природа есть и не есть дух.
         Поскольку в утверждении природа не есть дух заключена традиционная логика, то в противоположном утверждении природа есть дух должна быть противоположная, то есть кривая логика, исключающая традиционную логику путём её нарушения или не соблюдения.
          Ну и так как традиционная логика с законом тождества А есть А присуща традиционному мышлению, а кривая логика присуща нетрадиционному мышлению, то в амбивалентном мышлении, благодаря утверждению, что природа есть и не есть дух обнаруживается и та и другая логика, а также и то и другое мышление.
         В целом открывается две противоположные логики в одной, диалектической от этого логике  и, таким образом, три типа логики. Также открывается два разных типа мышления в одном и, таким образом, три типа мышления. Вместе с этим открываются две не полные формальные системы высказывания и одна полная формальная система высказывания, три системы высказывания.
         Не смотря на это история борьбы философских направлений раскрывает то, что борьба эта шла между двумя половинчатыми типами мышления, отмеченными в эклектическом плюрализме и монистическом плюрализме, то есть между эклектикой и монизмом. Поскольку об амбивалентном мышлении никто никогда из философов не упоминал, то и о борьбе с ним не могло быть и речи. Однако в случае поражения эклектики заодно пало бы и амбивалентное мышление.
         Одним из примеров этой борьбы может служить полемика (4в. до н.э.) между античными философами Парменидом и Гераклитом, в ходе которой Гераклит допускал тождество бытия и небытия (А есть Б), а Парменид нет. (Большая российская энциклопедия)
         Также и в полемике с софистом Горгием Парменид не допускал его утверждения, что «само бытие есть ничто» (А есть Б). (Большая российская энциклопедия)
         Эти примеры указывают на то, что к 4в. до н.э. в древней Греции одни философы отстаивали постулат нечто из ничто (А есть Б), другие отстаивали постулат нечто из нечто (А есть А).
         Постулат — это исходное положение, служащее основой для построения какого-либо учения, теории.
         Параллельно шёл спор между философами о числе начал в учении, поделивший их на монистов и эклектиков, утверждавших противоположное для монистов мнение, что нет двух одинаковых вещей, это одна вещь, а одно не существует.
         Конец этим спорам положила философская школа под названием аристотелизм, основанная корифеем философии Аристотелем, который заявил, что в философии предпочтительней одно начало, а также, что вначале утверждение, а отрицание потом. Ещё считается, что Аристотель превратил логику в метафизику. И это была традиционная логика.
         В результате с тех времён и до сих пор не только в философии, но и в науке слово «эклектика» является оскорбительным ярлыком, навешиваемым учениям неудачливых философов и учёных. И это не смотря на то, что Гегель постарался противопоставить диалектику метафизике.
         Как известно, диалектика формулирует систему категорий, связанных в пары, и отражающих полярные стороны целостных явлений. И таких парных категорий сложилось достаточное число. Это единичное и общее, причина и следствие, необходимость и случайность, возможность и действительность, содержание и форма, сущность и явление.
         То есть, пришло время, это был 18 век, уже и средневековье ушло в прошлое, немецкие философы вернулись к проблеме, заметённой под ковёр аристотелизмом.
Для этого была придумана диалектическая триада: тезис-антитезис-синтез. Как она работает, можно рассмотреть на примере.               
         Известно, что согласно третьему закону Ньютона сила действия равна силе противодействия. Имеется уравнение F1=F2, на одной стороне которого F1 - тезис, на другой стороне F2 - антитезис. Силы равны, значит, они тождественны. А в том, что они противоположны только видимость противоречия. Это одна и та же сила, рассмотренная с противоположных сторон, со стороны действия и со стороны противодействия. Если же нет противоречия с точки зрения традиционной логики, то нет и синтеза.
         Нужно же было доказать, что в синтезе силы F1 и F2 равны и не равны, тождественны и нет одновременно, как это есть в химическом уравнении H+Cl=HCl, где на противоположных сторонах не одинаковые, а разные вещества, то есть вещества разного качества, но в одном и том же количестве. По одному и тому же количеству они тождественны, по качеству противоположны. С одной стороны, есть противоречие, с другой стороны соблюдается закон тождества А есть А. В целом можно сказать, что А есть и не есть А.
         Вот ещё одно уравнение 1,0 = 0,999… + 0,000…1.
Если замкнутой бесконечной дробью 0,000…1 пренебречь из-за того, что она почти равна нолю, то можно будет ошибочно утверждать, что 1,0 = 0,999… . Ошибка же укажет на то, что делая это утверждение, мы совершаем незаметный переход, скачок в мышлении от традиционной, формальной логики к кривой логике, что поступаем амбивалентно, принимаем то, что единица есть и не есть открытая бесконечная дробь 0,999… . Вечность есть и не есть бесконечность.
         Переход, когда мы перескакиваем с одного на другое, скрывает разрыв в логике амбивалентного мышления, использующего диалектическую – традиционную и кривую – логику.
         В общем, философам нужно было прийти к тому, чтобы можно было сказать, нечто есть и не есть ничто. Но немецкая классическая философия не смогла этого сделать, поскольку пренебрегла эклектикой, точнее, кривой логикой, хотя она, кривая логика к тому времени, скорее всего, уже была известна психиатрии. Синтеза традиционной логики, (тезиса) и нетрадиционной логики (антитезиса) в одну диалектическую логику не произошло.
         Однако, чего не смогла достичь в лице Гегеля немецкая классическая философия, того достигла в моём лице русская философия.

16. В поисках нового начала в философии

         В философском учении, если оно монистично, начало это основополагающее, базовое однозначное понятие. Надо сказать, выбор одного, а не нескольких начал в философском учении определяет соблюдение определённых требований, например, дедукции и традиционной логики, которые есть в метафизике. Также в таких учениях вначале идёт утверждение, а затем отрицание, то есть имеет место катафатика, а не апофатика.
         Из выше сказанного следует, что метафизика это катафатическая философия, противопоставленная апофатической философии, но не являющаяся её полной противоположностью, как, скажем, антиметафизика метафизике, или антитезис тезису. Ведь дело в том, что в антиметафизике должна быть полностью противоположная метафизике методология, чего в существующей апофатической философии не наблюдается, также как и в философии отрицания отрицания Гегеля.
         В классической апофатической философии после снятия (отрицания) всех предикатов (определений) бытия, в конечном итоге ничего не остаётся, выявляется небытие, ничто. Поэтому можно говорить нечто из ничто, А есть Б.
         По сути дела это основанная на кривой логике апофатическая эклектика, противоположностью которой может служить катафатическая эклектика, отрицающая только одно начало и закон тождества, значит, традиционную логику, но не предикаты, служащие сами по себе множественным началом.
         При этом, если апофатическая ветвь эклектики может приводить к заключению нечто из ничто, то катофатическая её ветвь – нет. К амбивалентному заключению, нечто есть и не есть ничто, ни одна из них также не приводит. Ну и они, конечно же, как и философские учения почти всех школ, направлений не имеют амбивалентного начала, когда, скажем,  природа есть и не есть дух, или бытие есть и не есть небытие, нечто есть и не есть ничто.
         В этой связи следует сказать, что из этой шеренги выпадает такая религиозная философия, как гностицизм.
         В гностическом учении бытие, нечто это сон. Во сне бытие как бы есть, но реально его нет - это небытие, ничто, которое кажется бытием, нечто. Поэтому как бы можно утверждать, что небытие  не есть и есть бытие, ничто не есть и есть нечто. Ведь в этом утверждении сначала отрицание, затем утверждение, а не наоборот, как этого требовал Аристотель для катафатики, которая в метафизике.
         Но в данном примере гностицизм это не просто амбивалентная философия. В нём имеет место амбивалентная апофатика. То есть это амбивалентная апофатическая философия. Дело в том, что, с одной стороны, сон это однозначное начало, так как бытия реально нет, есть только сон. С другой стороны, сон это неоднозначное начало, так как он кажется бытием. Здесь имеется и двойная ориентировка сознания и амбивалентное мышление.
         Получается, что в гностицизме начало и непротиворечиво однозначно и противоречиво двузначно. При этом в выражении «ничто не есть и есть нечто», непротиворечивое однозначное отрицательное или отрицающее начало «ничто» стоит впереди. Также отрицание «не есть» вперёд утверждения «есть», а не наоборот, как в выражении «нечто есть и не есть ничто», где непротиворечивое однозначное положительное или положенное начало стоит первым, а утверждение вперёд отрицания, что могло бы иметь место в амбивалентной катофатической философии. Если бы мы, конечно, смогли её открыть, обнаружить среди существующих и существовавших философских учений.
         То есть, следует сказать, что если амбивалентную апофатику сложно встретить в истории философии, религиозной по своей сути, то амбивалентную катофатику  обнаружить не менее просто. И всё это, думается, из-за того, что трудно подыскать термин, подходящий для начала катафатической амбивалентной философии.
         Тем не менее, в том же гностицизме амбивалентную катафатику при желании можно обнаружить. В гностицизме начало – Нойя (Разум) из-за своей первоначальной неполноты, опустошённости стремится к полноте – плероме, представленной эонами, то есть определениями, предикатами, чтобы стать Эпинойей. То есть Нойя или Разум в данном случае не снимает свои определения, предикаты, как положено в классической апофатической философии, а наоборот, устанавливает их. Но поскольку опустошённый Нойя пребывает до времён, до веков, то он, по крайней мере противоположен и трансцендентен Эпинойе, находится по другую сторону по отношению к ней, если не ассоциируется с пустотой, с ничто. Здесь опять встречается и двойная ориентировка сознания и амбивалентное мышление.
         В целом получается, что как одно положенное (катафатическое) начало, Нойя (Разум) имеет две стороны. Одна сторона пустая (апофатическая), без предикатов, определений, другая сторона наполнена предикатами, определениями – полная (катафатическая). Нойя нам представляется и пустым и полным, но не одновременно. Вначале Нойя  пустой, без определений, (скрытый, не явленный) апофатичный, подобный ничто, но он есть и нельзя сказать, что его нет. Затем Нойя полон определений, катофатичный, подобный нечто. 
         Нечто аналогичное можно обнаружить и в философии Гегеля, где монистичное начало - Абсолютная идея на первом этапе своего саморазвития, пополняя изначально пустое своё содержание, можно сказать, обрастая определениями, предикатами (эонами в гностицизме), представляется полной идей.
         Здесь, как и в гностицизме, полнота – антипод пустоты, ничто. Если пустота указывает на ничто, то полнота указывает на нечто. В конечном итоге открывается выражение полнота из пустоты, нечто из ничто, как бы завуалированная под катофатическую апофатическая философия.
         И эта завуалированность могла появиться не только из-за того, что трудно подыскать термин, подходящий для начала и в катафатической амбивалентной философии, и в апофатической амбивалентной философии. Сложно подобрать и нужную методологию.
         Тем не менее, думается, термин «нужда» мог бы подходить для амбивалентной катафатической философии, поскольку синонимами ему могли бы быть термины «необходимость» и «потребность», используемые как в философии, так и в науке. Ведь, посудите сами, нужда, допустим, в кислороде, кислородный голод ощущается человеком, и его организм на нужду в нём объективно реагирует. Это значит, что нужда дана в ощущении, что она есть, то есть она реальна. Однако дано в ощущении не наличие объективной реальности, а её безналичность.
         И если мы повторим слова русского философа В.И.Ульянова-Ленина, что «объективная реальность, данная в ощущении это материя», то тогда нам станет понятно, что одно дело наличие объективной реальности в ощущении, когда «берёшь в руки - маешь вещь», другое дело, когда наличия её в ощущении нет. Когда ощущаешь, что её у тебя нет. Одно дело ощущение присутствия чего-либо, другое дело ощущение его отсутствия.
         Поэтому нужда в бытие это не кажимость бытия, не сон и не копия его. Это безналичное бытие нельзя назвать небытием, здесь нет отрицания «не», а также нет снятия с него предикатов, определений. Поэтому есть место катафатике, а не  апофатике.
         В то же время мы можем спорить, тождественно, или нетождественно безналичное бытие наличному бытию, и, пойдя на компромисс, можем даже заключить, что безналичное бытие и тождественно и не тождественно наличному бытию. А это заключение засвидетельствует амбивалентность этого термина. И хотя в утверждении «нужда в бытие есть и не есть бытие» нужда ставится впереди, что как бы указывает на одно начало, по сути, началом оно и является и не является, также как бытие. 
         В итоге появляется понимание, что «нужда» могла бы служить фундаментальной категорией, которая  и монистична и нет, а также и дуалистична и нет, амбивалентна. Поэтому можно было бы сказать, что нужда в бытие есть и не есть само бытие. Что бытие возникает и есть тогда, когда есть в нём нужда. Бытие нуждается в самом себе.
         Также нужно отметить, что в амбивалентной катофатике и безналичное и наличное бытие пребывает в своей полноте, так как предикаты, определения с него не сняты. Здесь нет места пустоте бытия.
         Катафатически нужда это не пустота. Как действие вызывает противодействие, так и безналичность бытия побуждает обналичивание бытия. Поэтому всегда в бытие что-то возникает наподобие актуализации потенции Аристотеля. Или это само бытие возникает, расширяется, словно Вселенная в теории Большого Взрыва.
         В общем, надо сказать, что во все времена, беря за начало, за базовое понятие своих концепций однозначный термин, философы приходили к проблеме под названием основной вопрос философии. Вместо одной полной монистичной концепции появлялись две неполные односторонние противоположные друг другу монистичные концепции, что вело к дуализму и безуспешному стремлению умудриться, если не обойти его, то, так или иначе, завуалировать. Вместе с этим логика становилась односторонней, логический метод не полным.
         Также вот появление половинчатой апофатической философии должно было  быть связанным с появлением противоположной половинчатой катафатической философии, или наоборот. Получалось, что у одного и того же бытия утверждались и отрицались его определения, предикаты. То есть, на одной стороне бытия должны были быть его предикаты, на другой стороне их не должно было быть. В результате катафатика бытия уравновешивалась апофатикой и образовывалось некое подобие их тождества, так сказать, синтез, если назвать апофатику тезисом, а катафатику антитезисом, или наоборот.
         Тоже самое касалось и Бога. С одной стороны Бог должен был быть катафатическим - явленным, знаемым, рекомым, постижимым, с другой стороны, апофатическим – неявленным, незнаемым, неизречённым, непостижимым. Или, по-другому, с одной стороны Он должен был быть с лицами, ипостасями, с другой стороны, без них.
         Надо сказать, двухсторонний подход в философии открывал двойную ориентировку сознания, характерную для амбивалентного мышления, позволявшего утверждать, например, что нечто есть и не есть ничто. Однако брать за начало философского учения парную антиномийную категорию нечто-ничто никто не осмеливался. Вот и стали её разрывать, разводя половины по разным сторонам, или решая, что первично, что вторично. Так рождались два противоположных ополовиненных учения вместо одного амбивалентного учения типа корпускулярно-волнового дуализма электрона в науке.
         Но если набраться смелости и попытаться создать амбивалентную философию в целом, то неумолимо придётся предложить подходящий для начала амбивалентный термин. Возможно, им может оказаться, например, термин «нужда», или, допустим, «взаимодействие», кстати сказать, используемый в социологии.
         Так допуская взаимодействие апофатического бытия с катафатическим бытием, мы допускаем превращение бытия в себя иного, из неполного в полное,- развитие. И в этом обновлении бытия есть нужда. Но она не просто скрыта в бытие, она есть само воспроизводящееся, текущее бытие одновременно противоречивое и непротиворечивое. Противоречивость и непротиворечивость бытия в том, что оно всегда и старое и новое. В нём и действует и нарушается традиционная логика с законом тождества, допускается ошибка, мутация.
         Таким образом, открывается, что «нужда» и однозначное  и неоднозначное -  амбивалентно понятие. «Нужда» может служить началом в философской, теологической и даже в научной системах.
         И вообще, развитие это процесс удовлетворения нужды, сопутствующий процессу постоянного и меняющегося воспроизводства мира.
         Мир необходимо, вынужденно воспроизводит себя, допуская ошибки, нарушения традиционной логики. В этом состоит бытие. Поэтому есть объективная нужда в воспроизводстве бытия и в изменении технологии его воспроизводства. В итоге открывается, что нужда есть конечна причина бытия. Поскольку конечная причина соединяет начало и конец бесконечно возобновляющегося цикла воспроизводства бытия или нечто, то нельзя утверждать, что нечто из ничто. Но также и нельзя утверждать, что нечто из нечто, поскольку этому мешает его изменчивость.
         Вместе с тем, воспроизводиться бытие принуждает то, что оно подвержено исчезновению, которого нет, если допускать существование бесконечности непрерывного превращения бытия в небытие, нечто в ничто, А в Б. Бесконечность же укажет на то, что, как сказал немецкий философ от социал-демократии Эдуард Бернштейн, конечная «цель ничто, движение всё». Но нечто, А не может из-за бесконечности превращения в свою противоположность стать Б, ничто. Оно всегда, так сказать, наполовину А, наполовину Б, словно стакан, который наполовину полон, наполовину пуст, если не допускать колебания полноты от максимума до минимума, но не до пустоты.
         В общем, вот таким вот приёмом можно избежать проблемы, вызванной утверждением нечто из ничто, или что социализм при бесконечности его строительства приходит на смену капитализма. Можно избежать утверждения А есть Б, нарушения традиционной логики, о чём, как показывает история философии, мечтали и пытались осуществить не только метафизики.
         Другой приём, это разведение двух конфликтующих начал по разным сторонам, по ту и по эту стороны, называя одно начало оригиналом, второе копией, или вводя что-то третье, которому принадлежат стороны, чтобы образовалось тождество противоположностей.
         Короче говоря, вся история философии свидетельствует о бегстве философов путём методологических уловок от проблемы амбивалентного мышления в ней - от одного амбивалентного начала и от создания амбивалентной философии.  Вся метафизическая методология и даже методология диалектики Маркса и Гегеля  были направлены на это.
         Но была ли в этом необходимость, что заставляло философов так поступать, вот в чём вопрос.

17. О методе восхождения от абстрактного к конкретному

         Метод восхождения от абстрактного к конкретному интересен тем, что в советское время сформировался спор философов о его происхождении.            
         Дело в том, что в среде советских философов сложилось мнение, что «метод восхождения от абстрактного к конкретному – это форма построения теории, разработанная и примененная именно Карлом Марксом».
         Однако, советский и российский философ Карл Моисеевич Кантор в предисловии к работе и диссертации А.А.Зиновьева «Восхождение от абстрактного к конкретному» высказал другое мнение. Он написал, что «А.А.Зиновьев предложил саму методологию восхождения от абстрактного к конкретному. Найти ее у Маркса невозможно, ее нет. Она у него есть в том смысле, что внутренне присутствует в самих рассуждениях, в тексте «Капитала», но ее нет как выявленной, как вычлененной, как представленной особым образом логики. Разработал ее (методологию) Зиновьев».
         В чём состоит методология, логика представленная особым образом разъяснил доктор философских наук, профессор, главный научный сотрудник института философии РАН В.С. Швырёв. По его мнению «восхождение от абстрактного к конкретному это метод научного исследования, состоящий в движении теоретической мысли ко всё более полному, всестороннему и целостному воспроизведению предмета, от менее содержательного к более содержательному знанию».
         Заострим внимание на том, что у материалиста Швырёва восхождение  есть движение мысли. Это, во-первых. Во-вторых, восхождение это движение не снизу вверх, а от неполного к полному, от менее содержательного к более содержательному, от одностороннего к всестороннему знанию.   
         Это движение от незнания предмета к знанию предмета, как бы от «вещи в себе» к «вещи, данной в ощущении», к её сенсорной копии, которая образуется при восприятии и воспроизводится по памяти. В свете информатики, это декодирование носителя информации, хранение её и извлечение из хранилища.
         Таким образом, материалистически, здесь нет места движению мысли от своей неполноты к своей полноте или от своей односторонности к своей многосторонности, от своей бессодержательности к своей содержательности.
         При всём при этом «абстрактное понимается как «бедность», неполнота, а конкретное понимается как «полнота», но не знания вообще, а знания предмета, под которым можно понимать природу. То есть, в материализме под восхождением от абстрактного к конкретному понимается «движении мысли не к своей полноте, а к полноте отражения предмета». В свете теории отражения.
         В общем, нам открывается, что «восхождение» есть движение от неполноты к «полноте», наполнение. И вот если мы отрешимся от материализма, то обнаружим подобное движение в гностицизме. В учении гностиков имеет место  движение Нойи (Разума) к своей полноте, «плероме», представленной эонами или определениями Разума. В свою очередь, у Гегеля в его диалектическом учении имеет место наполнение абсолютной (абстрактной) идеи содержанием из (конкретных) идей, которого она изначально не имеет. Это и есть «восхождение от абстрактного к конкретному». Да и вообще в философии «впервые понятия «абстрактное» и «конкретное» применены Г.Гегелем».            
         Вообще-то, если задуматься, действительно движение человечества в его истории восходит от бедного знания к более полному знанию, от простого к сложному. Но чтобы мышление человечества в его истории развивалось от абстрактных мыслей к конкретным мыслям, это непонятно. Ведь известно, что конкретное мышление это предметное мышление, и оно появилось в истории мышления людей первым. Затем открылось предметно-символическое мышление. И уже за ним появилась следующая ступень развития мышления -  абстрактно-символическое мышление.
         Получается, что предметное, предметно-символическое и абстрактно-символическое мышление это ступени одного и того же мышления. В то же время похоже, что «метод научного исследования, состоящий в движении теоретической (абстрактной) мысли ко всё более полному, всестороннему и целостному воспроизведению предмета» следует отнести к натуралистическому (предметному) мышлению, если понимать под предметом не конкретную вещь, а природу в общем и целом. Здесь мысль дедуктивно идёт от понятия «природа» к её определениям, от одного ко многому, но восходит, или нисходит она при этом, трудно сказать.
         Тем не менее, если человек не умеет абстрактно мыслить, обобщать, то его относят к дебилам - лицам, стоящим по своему умственному развитию ниже, чем лица способные обобщать.
         Из этого следует, что если мысль и должна восходить, то не от абстрактного к конкретному, а, наоборот, от конкретного к абстрактному, как это есть, например, в индукции.
         И если уж считать индукцию методом «восхождения от конкретного к абстрактному», то тогда метод «нисхождения от абстрактного к конкретному» это обратная индукция, хотя такого неологизма в обороте пока нет.
         В общем, независимо от того, кто является создателем «метода восхождения от абстрактного к конкретному», «представленного особым образом логики», он вносит определённую путаницу в философское мышление.
         Для распутывания его конкретное можно связывать с разумным мышлением, с разумом, а абстрактное  связывать с рассудочностью мышления, с рассудком, если обратить внимание на высказывание И.Канта. А он сказал, что «разум – тот же рассудок, только взявшийся за решение специальной задачи – за выяснение абсолютного единства в многообразии». [2,с.74-75] Взявшийся за доказательство того, что «одно единое есть многое», в ходе которого  мысль должна идти от одного (бедного) ко многому (полному), наполняя его.
         Однако мышление до того, как становится абстрактным (Разумом) и берётся за выяснение абсолютного единства в многообразии, оно является Рассудком (конкретным). Поэтому мысль «восходит» от Рассудка к Разуму, от конкретного к абстрактному. И она движется от множества к одному, от полноты к неполноте, а не наоборот, как это есть в методе восхождения от абстрактного к конкретному у советских марксистов, а также в учении Гегеля о наполнении Абсолютной идеи содержанием из множества идей.
         Дело ещё больше запутывает сам Маркс, написав: «Мой диалектический метод по своей основе не только отличен от гегелевского, но является его прямой противоположностью». [3,с.21] То есть у Маркса как бы мысль должна идти не к полноте, а наоборот, от полноты, но не своей, а копируемого предмета. 
         Возвращаясь к смыслу слова «восхождение» в анализируемом методе, можно сказать, что «восхождение» есть наполнение, движение от неполноты к «полноте», так сказать, от ничто к нечто, или от одного к многому. И поскольку в этом просвечивает катафатика, то метод восхождения от абстрактного к конкретному вполне можно отнести к катафатической философии.
         Поскольку при бесконечности восхождения от пустоты к полноте она недосягаема, то и нельзя утверждать, что пустота есть полнота, ничто есть нечто, А есть Б, что позволяет скрыть кривую логику в рассуждении, мышлении.
         Ну, а обратное движение – нисхождение есть опустошение. В определённом смысле это снятие предикатов с Разума, апофатика, но не совсем, поскольку в итоге вместо пустоты, ничто обнаруживается Рассудок, нечто.
         Рассудок же, как сказал Кант, это тот же Разум, но не совсем. То есть здесь имеет место и традиционная логика с законом тождества А есть А и намёк на кривую логику, значит, на диалектику.
         Однако, если представить, что неполнота это одна единица, а полнота это множество единиц, то мы в своём представлении имеем простое перечисление одной единицы. Поэтому можем сказать вслед за Платоном, что одно есть единое многое. И это множество однообразно. Это единообразное многообразие однообразно.
         А поскольку любое целое число есть множество единиц, ряд простого перечисления одной единицы, то становится понятно, что соблюдение традиционной логики уводит нас к математической философии, значит, к математической логике, которая стала если не наукой, то самостоятельной дисциплиной. И вот в ней место многообразия заняло множество, чтобы выяснение абсолютного единства в многообразии, которое есть разнообразие, не заводило рассудок в противоречие.
         Тем не менее, в математике, «допуская существование сколь угодно больших натуральных чисел, интуиционисты выступают против рассмотрения натурального ряда как завершённого множества». То есть, допуская, что одно единое есть многое, допуская, что это множество есть простое перечисление одной единицы, математики не допускают завершения этого бесконечного ряда перечисления одной единицы, от чего напрашивается вывод, что одно единое есть бесконечное многое, конечное есть бесконечное, А есть Б.
         В общем, ещё раз подтверждается мнение Канта, что выясняя абсолютное единство в многообразии, когда необходимо вывести нечто одно из множества разрозненных положений традиционная логика приводит рассудок к противоречию, к кривой логике, несмотря на энумерацию Декарта, которая может быть, как в сторону возрастания, так и в сторону убывания. Возрастание и есть восхождение к полноте, тогда как убывание есть нисхождение к пустоте, нулю, которое также бесконечно. Из-за этой бесконечности ни пустота, ни полнота недостижимы. Их как бы нет, но они как бы есть. Они и есть и нет.
         Также и у Г.Гегеля «диалектика составляет природу самого мышления, которое в качестве рассудка должно впадать в противоречие». Противоречивость мышления указывает на то, что логика его полна, отсутствие противоречия в мышлении указывает на то, что логика его не полна. Примерно об этом же говорится в теореме о полноте и неполноте философствующего математика Геделя.      
         Вот в чём состоит и к чему ведёт метод восхождения от абстрактного к конкретному.

Библиография   
1. Маркс К. Энгельс Ф. Манифест коммунистической партии.-М.: Изд-во политической литературы, 1974.-61с
2. Ильенков Э.В. Диалектическая логика. – М.: Политиздат, 1974,  с. 70
3.Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 21.

18. Математическая диалектика

         Из истории философии нам известно, что среди философов были математики, Пифагор тому пример. Также не является секретом тот факт, что с античных времён многие философы стремились сформировать одну единую непротиворечивую философскую систему, о чём свидетельствует появление аристотелевской силлогистики. Поскольку такая философия должна была быть одна на всех философов, она должна была иметь значение универсальной.
         И вот пришло время, идея построения универсальной математики была выдвинута в 17 в.  математиком и философом Готфридом Вильгельмом Лейбницем.
         Главным трудом Лейбница в области эпистемологии считается «Новое эссе». Лейбниц подчеркивает в “Новых эссе”, что силлогистика (логика) является частью математики, искусством непогрешимости (art d'infaillibilit;).
         В середине 19 в. появились первые работы по алгебраизации аристотелевой логики (Дж. Буль, 1847, и О. де Морган, 1858). Однако на рубеже 19–20 вв. были обнаружены антиномии, связанные с основными понятиями теории множеств.
         Наиболее сильное впечатление на современников произвела антиномия Бертрана Рассела (1901), которая состоит в следующем. Пусть M есть множество всех таких множеств, каждое из которых не является своим собственным элементом. Можно убедиться, что множество M является своим элементом тогда и только тогда, когда M не является своим элементом.
         А утверждение о том, что M одновременно является и не является своим элементом, содержит взаимоисключающие мысли, что свидетельствует не только о противоречии, о диалектике, но и об амбивалентном мышлении.
         Поскольку ни одной из обозначенных противоположностей нельзя отдать предпочтения, то выйти из создавшегося противоречия можно только сделав заключение, что такого множества M не существует, заключил Бертран Рассел. (Философская энциклопедия)
         Также и у знаменитого философа И. Канта (1724-1804) «в составе сформулированных им «антиномий чистого разума» антитезис вместе с тезисом выступают в качестве противоречащих утверждений, ни одному из которых нельзя отдать предпочтения».
         Но в отличие от Канта и Рассела (1872-1970) они, противоположности, тезис и антитезис завершаются «синтезом в новом единстве» у Г.Гегеля (1770-1831).
         В свою очередь, математик Д. Гильберт (1862-1943) указал, что непротиворечивость теории означает, что в ней не может быть получено противоречие, т. е. не может быть доказано ни утверждение A  ни отрицание A.
         Проще говоря, как бы нельзя будет утверждать, что А есть А, и что А не есть А. Не будет никакой логики.
         Однако Гильберт уточнил свою мысль. Он предложил представлять рассматриваемую теорию в виде формальной аксиоматической системы, в которой будут выводимы только те утверждения, которые являются теоремами этой теории. Тогда для доказательства непротиворечивости достаточно установить невыводимость в рассматриваемой теории некоторых определённых утверждений. Добавим типа А есть Б.
         То есть это можно понимать так, что «универсальная математическая теория» не разносторонняя, а односторонняя, не полная.
         Теперь следует сказать, что в 1874г., научный мир пошатнула теория множеств Георга Кантора (1845–1918). Теория расколола математиков на два лагеря.
         Первый лагерь, названный «формалистами» и условно возглавляемый академиком Давидом Гильбертом, с радостью принял новый инструмент. Давид Гильберт был уверен, что теория множеств поможет ему достигнуть мечты – создания строгого, стройного и надежного математического языка.
         Второй лагерь, названный «интуитами» и поддерживаемый видными математиками Кронекером и Пуанкаре, отрицал идеи Кантора как вредные. Интуиты указывали на многие внутренние парадоксы теории.
         Кантор предложил «совершенное множество». Для этого он из одного мысленно взятого отрезка мысленно удалил среднюю треть. Из образовавшихся из одного двух отрезков удалил их средние трети, образовав четыре отрезка ещё более короткой длины. Сформировав алгоритм, он стал повторять его до бесконечности, подбираясь к выводу, что линия, имеющая длину, есть множество точек, не имеющих длины.
         Здесь, в этом утверждении, как можно видеть, скрыты два противоречия. Первое, что одно есть многое. Второе, что наличие длины есть отсутствие длины, так сказать, нечто есть ничто. То есть бесконечность в данном примере скрывала нарушение традиционной, формальной  логики, так как она, бесконечность разницу между противоположностями стремилась свести к нулю, чтобы ею можно было пренебречь. Бесконечность маскировала кривую логику.
         Теорема австрийского математика Курта Гёделя, опубликованная 1 декабря 1931 г окончательно разрушила мечту Давида Гильберта о стройной и надежной математике.
         Считается, что теоремы Курта Гёделя (1906-1978) о неполноте являются общепризнанным достижением математической мысли XX века, заложившим фундамент математической логики.
         В то же время, по самой своей природе теоремы Гёделя затрагивают вопросы, далеко выходящие за пределы собственно математики и связанные с такими темами, как природа человеческого Разума.
         В основополагающей работе Гёдель доказал свои теоремы для определенной формальной системы P, родственной Principia Mathematica Рассела–Уайтхеда и основанной на аксиомах Дедекинда–Пеано.
         Простейшая формулировка первой теоремы Гёделя о неполноте говорит о том, что существует предложение, не доказуемое и не опровержимое в рамках рассматриваемой теории P. Вторая теорема Гёделя утверждает, что в качестве такого предложения можно взять формализацию в P утверждения о ее собственной непротиворечивости.
         То есть предложение о непротиворечивости теории (аксиомы) P не доказуемо и не опровержимо в рамках рассматриваемой теории P.
         Поскольку эта формулировка теоремы Гёделя похожа на высказывание Д. Гильберта (1862-1943), что непротиворечивость теории означает, что в ней не может быть получено противоречие, т. е. не может быть доказано ни утверждение A  ни отрицание A, то можно привести другую формулировку теоремы Гёделя о неполноте.
         Если формальная арифметическая система не противоречива, то она не полна. Из неё следует, что если арифметическая система противоречива, то она полна.
         Поскольку в формальной арифметической системе есть формальная логика, то умозаключения Гёделя распространяются и на эту логику. Из чего следует, что         когда формальная логическая система полна, то она диалектична. В ней встречаются нарушения формальной или традиционной логики, кривая логика.
         В заключение можно сказать, что когда математики затрагивают вопросы, далеко выходящие за пределы собственно математики и связанные с такими темами, как природа Разума, они начинают идти по пути философии, которая привела философов вот к такому заключению.
         «Стремление мышления к созданию единой, целостной теории,- писал Ильенков,- не может и не хочет удовлетвориться простым агрегатом, простым нагромождением частных обобщений, а всегда старается свести их воедино, увязать друг с другом с помощью общих принципов. Законное стремление. И поскольку оно реализуется в действии и выступает тем самым как особая способность, Кант и называет его, в отличие от рассудка, разумом. Разум – тот же рассудок, только взявшийся за решение специальной задачи – за выяснение абсолютного единства в многообразии, за синтез всех своих схем и результатов их применения к опыту. Естественно, что и тут он действует по правилам логики. Но, решая указанную задачу, мышление, в точности соблюдающее все без исключения правила и нормы логики (как общей, так и трансцендентальной), все же с трагической неизбежностью приходит к противоречию. То есть к диалектике.

19. Амбивалентное и разорванное мышление в физике

         Считается, что амбивалентное мышление характеризует одновременное существование у человека двух противоположных, взаимоисключающих мыслей.
         Когда мыслей две, и они служат началами, принципами философской концепции это дуализм. Несколько таких начал ведут к плюрализму. При этом если мысли совершенно не связаны, разорваны, то это эклектика. Советские психиатры М.О.Гуревич и М.Я. Серейский считали, что разорванность мышления характерна тем, что между отдельными представлениями разорваны связи при сохранении грамматической формы.
         В физике дуализм проявляется в утверждениях, что фундаментальная частица это и волна и корпускула, что (инерциальное) движение это покой, что энергия, рассеиваясь сохраняется.
         Известно, что в 1957 году американский физик Хью Эверетт (1930-1982) опубликовал тезисы своей докторской диссертации, названной «Формулировка квантовой механики через относительность состояний». Причиной появления работы Эверетта стало давнее противоречие между двумя разными квантовомеханическими формулировками — волновой и матричной. (http://znamus.ru/page/hugh_everett)
         Теория Эверетта исходит из того, что наблюдатель вступает во взаимодействие с наблюдаемым объектом, вопреки классическому объяснению. Наблюдатель независим от наблюдаемых событий.
          В квантовом мире элементарная частица или их ансамбль могут существовать как суперпозиция нескольких возможных состояний. Например, электрон будет характеризоваться суперпозицией различных положений в пространстве, скоростей и ориентаций спина. Однако каждый раз, когда исследователь точно измеряет какую-либо из этих характеристик, он получает точный результат, соответствующий лишь одному элементу суперпозиции, а не сочетанию их всех.
         Таким образом, проблема множества состояний (позиций) свелась к тому, как связать единичные состояния (позиции) этого множества (суперпозиции), последовательно, многомоментно, или единовременно, одномоментно? Какой подход избрать для анализа?
         Подходов два, симультанный и сукцессивный. В первом случае множество состояний, позиций (суперпозиция) моментально схватывается – рассматривается по отношению к одному моменту времени. Если момент точка на линии времени, то это мгновение, миг. Во втором случае позиции последовательно по одной рассматриваются по отношению к множеству чередующихся моментов времени.
         При последовательной смене состояний они должны перетекать или переходить друг в друга, как это происходит при превращении энергии из одной формы в другую. Тогда можно одно из состояний взять за начальное, за начало. При теории большого взрыва это сверхсжатая физическая точка.
        Также можно различать персонализированный, субъективный и деперсонализированный объективный подходы физиков в их научных изысканиях.
         При деперсонализированном подходе мысль Физика отчуждена в объект. Мысль из психической стала физической, лицо - физическим, как в Гражданском Кодексе.
         При персонифицированном подходе не объект, а мысль об объекте последовательно подвергается превращению. Предметом исследования становится мысль о мысли об объекте, выраженная в физико-математических знаках, символах.
         То есть одно дело эксперимент, другое дело теория. Физик производит действия, в одном случае, с объектом, в другом случае, с мыслями. В одном случае, он находится в объективной реальности, а в другом случае – в знаково-символической реальности.
         Считается, что в эксперименте, при точном (конкретном) измерении характеристик объекта (при предметном мышлении) «результат соответствует лишь одному элементу суперпозиции» - одной позиции.
         В теории, когда предметное мышление уступает место абстрактно-символическому мышлению, результат может соответствовать всем возможным элементам (позициям) суперпозиции. Исчезает временная последовательность событий или состояний. Происходит скачок как бы из конечного в вечное, минуя бесконечное множество исследований бесконечного множества конкретных состояний.
         При деперсонализированном подходе единовременное существование множества разных состояний объекта расслаивает или разрывает его на множество «копий». В результате «копии» связаны единством происхождения.
         При персонализированном подходе единством происхождения - расслоением одного на множество - связаны не копии объекта, а мысли о копиях объекта. Эти разные мысли единит также то, что каждая из них – мысль. В философском плане это плюрализм монистичный, а не эклектичный.
         В теологии единством связаны Бог-отец, Бог-сын и Бог-дух: характеристики состояний многослойного Бога как Мысли.
         В общем, отказавшись от материализма, как от веры в материю, физики не смогли сформировать физического монизма, а от дуализма перешли к физическому плюрализму. От двух противоположных квантовых позиций перешли к их множеству, к суперпозиции, а затем к многослойной квантовой Вселенной.
         Получилось как бы, что теоретическая мысль расщепилась (расслоилась), а физик-теоретик произвёл отчуждение её в природу. Отчуждение от мысли указывает на то, что он не принимает её своей.
         Почему, не осознавая того, физик принимает свою расщеплённую, разорванную мысль за объект в суперпозиции? Возможно, потому, что считает, не мышление субъекта, а время раздваивает, расслаивает пространство. И время объективно. Время не есть мысль.
         Ведь время, как длина, вес и т.д. это физическая величина для измерения определённого аспекта конкретных вещей, тел, корпускул, так сказать их протяжённости, которая противоположна пространственной протяжённости. Этот аспект объекта мысленно выделен из него и стал мыслью. Здесь не идея отчуждена в природу, в объект, а наоборот, идея (мысль) выделена или выведена из природы, из объекта. Это не идеализм, а натурализм, естествознание.

20. Полный логический метод

         Открытие мной кривологического метода обогатило методологию. В результате наряду с метафизическим, диалектическим и научным методами появился ещё один, новый метод.
         Принято считать, что основных методов познания три. Это метафизический, диалектический и научный методы. Все они направлены на изучение бытия. Синонимы бытия: материя, объективная реальность, имеющее сущность (идею)  существование.
         Объективная реальность созерцается, «даётся в ощущении», а скрытая в ней сущность познаётся посредством откровения-озарения и научного прозрения. Есть рациональный и иррациональный пути познания или знания – гнозиса, эпистемы. Относятся эти пути к гносеологии, эпистемологии.
         Поскольку синоним пути это метод, то эпистемология это методология. В науке методология это система методов и методик. Есть основные методы, и есть частные или специальные методы. Так, например, в научном методе, который состоит из наблюдения, описания, объяснения и прогноза используются такие методы, как индукция и дедукция, анализ и синтез, «формально-логический метод».
         Метод наблюдения основан на восприятии, ощущении – на сенсорном анализе посредством сенсорных анализаторов или органов чувств. Это позволяет отнести данный сенсорный метод познания к иррационализму и назвать его иррациональным методом. Он даёт человеку мироощущение – открывает сенсорную картину мира, которую для описания человек переводит с языка чувств, ощущений на язык слов, понятий. Так открывается умозрение и умозрительная картина мира.
         В теории отражения ощущение, восприятие находятся на более низком уровне высшей, психической формы отражения, ниже уровня, на котором располагаются понятие с суждением и умозаключением.
         Суждения и умозаключения это частные и общие выводы. Если они непротиворечивые, то они относятся к выведению или дедукции, а также к обобщению или индукции. О противоречивых суждениях и умозаключениях сказать этого нельзя.
         Тем не менее, все они, и противоречивые и непротиворечивые суждения, умозаключения (выводы) осуществляются при помощи рассудка, или разума, а не при помощи чувств.
         По моему мнению, Разум отличается от Рассудка тем, что устанавливает единство во множестве разнородного, разнообразного, используя кривую логику, тогда как Рассудок занят установлением  единства во множестве однородного, однообразного, используя традиционную логику. Это значит, что объяснение умозрительной картины мира осуществляется  на понятийном уровне при помощи другого, отнюдь, не сенсорного, а умозрительного метода.
         Получается, что есть сенсорный, иррациональный и понятийный, рациональный уровни высшей (психической) формы отражения объективной реальности (бытия), на которых расположены иррациональный и рациональный методы познания. Рациональный метод связан с разумом.
         Уточнив высказывание Э.Ильенкова, получим, что Разум – это рассудок, взявшийся за решение специальной задачи – за выяснение абсолютного единства не просто в многообразии, а в разнообразии. И если даже он станет действовать по правилам традиционной логики, в точности соблюдать все без исключения правила и нормы формальной логики, всё же с трагической неизбежностью придёт к противоречию.[1,с.74-75]      
         Получим, что «формально-логический метод» -  формальная или традиционная логика с её законом тождества А есть А приводит разум, мышление к противоречию, что А не есть А, что А есть Б. Она приводит разум к непреднамеренному заблуждению. Заблуждение это ошибка, околоумие – паранойя.
         В результате мы понимаем, что нойя это разум - рассудок, взявшийся за решение специальной задачи – за выяснение абсолютного единства в многообразии. Многообразие, точнее, разнообразие наблюдается (воспринимается) на сенсорном уровне отражения, познания как пестрота мира, хаос. На умозрительном, понятийном уровне отражения разнообразие это превращается в эклектику.
         О способности мышления с трагической неизбежностью приходить к противоречию, к саморазрушению при соблюдении правил и норм (формальной) логики, раздумывал не только И.Кант, но и Г.Гегель. Гегель считал, что «диалектика составляет природу самого мышления, что в качестве рассудка оно должно впадать в отрицание самого себя (то есть рассудка), в противоречие». Отрицание – апофатика, снятие всех предикатов, определений, после чего ничего не остаётся. Поскольку диалектика и есть диалектический метод, то суть его, стало быть, должна была выражаться в том, что соблюдение формальной логики приводит мышление к кривой логике, к противоречию, к утверждению, что А не есть А, что А есть Б.
         Однако основоположник диалектики, Г.Гегель, о кривой логике не ведал, и ею в своём философском учении не пользовался. Он строил свою диалектику исключительно на формальной логике. В результате в его учении об абсолютной идее, эта идея не впала, ни в отрицание самой себя, ни в противоречие. Абсолютная идея, завершив свой глобальный цикл развития, вернулась к себе той же самой, но в ином времени, иной во времени. Сработал закон тождества: А есть А. В этой диалектике не было превращения абсолютной идеи в природу, поэтому нельзя было утверждать, что А есть Б. При отчуждении же абсолютной идеи в природу, она оставалась чуждой ей, не родной, поэтому не имело смысла говорить о единстве их происхождения.
         Не было в этой диалектике и мутации, значит, эволюции, то есть развития. Имело место хождение по кругу – метафизический механицизм, в результате которого мир всегда оставался одним и тем же, хотя и не застывшим. Получалось, что в отличие от религиозной метафизики, предлагавшей стационарную модель мира, Гегель предложил динамическую, механистическую модель мира. За термином диалектика скрывалась метафизика. Термин «диалектика» был, а самой диалектики не было, была видимость диалектики.
         Диалектик К.Маркс также не пользовался при создании диалектического материализма (диамата) кривой логикой и о ней ничего не знал. Он лишь «поставил диалектику Гегеля с головы на ноги». По сути, Гегель и Маркс были метафизиками, а их диалектика была такой же механистической метафизикой, как у более древнего мыслителя Экклезиаста, сказавшего, «что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем».
         В общем, понятие кривой логики во время Канта и Гегеля, затем Маркса не было открыто ими. Они не ведали ни о нём, ни о психиатрии, в которой всплыло это понятие позже. Понятие же кривой логики, явившись в психиатрию, стало дремать в этой науке, так как борцы за чистоту наук не позволяли ему нарушать их границы. Оно служило там в виде названия симптома психической болезни, патологии мышления, отклонения его от нормы.
         Но я, войдя в научный мир со стороны практической медицины, вызволил кривую логику из психиатрического плена. Я открыл кривологический метод мышления, дополнивший формально-логический метод, составив более полный логический метод, состоящий из кривологического и формльно-логического методов. Противопоставил этот полный метод половинчатым методам: метафизическому, диалектическому и научному.
         Такая вот открылась история методов мышления. Получалась, что формально-логический метод был возведён Аристотелем в ранг метафизического метода. Он же оказался в диалектическом методе Гегеля-Маркса, а также в научном методе.
         Диалектический метод должен был позволить Гегелю, и (или) Марксу открыть кривологический метод. Ведь когда-то давным-давно он уже существовал в философии в латентной форме, но был заброшен вместе с эклектикой, философы которой утверждали, что «нет двух одинаковых вещей, это одна вещь, а одно не существует». По существу эти философы стояли против формально-логического метода, отрицали его, но противоположный ему метод не сформулировали. Поэтому они были подавлены философскими авторитетами с нойяльным типом мышления, опирающимся на формальную логику.      
         В итоге можно сказать, что метафизический метод это есть сам формально-логический метод. Требуя не двух, не множества, а одного начала в философии, он парадоксальным образом  приводил к двум началам – к противоречию, названному основным вопросом философии. Этот вопрос опять же решался формально-логическим методом, от чего нельзя было сказать, что дух есть материя, А есть Б. Поэтому философия распалась надвое, на идеализм и материализм. А в них продолжал господствовать формально-логический метод.
         Теперь следует сказать, что если метафизический, формально-логический метод позволял считать мышление рациональным, то кривологический метод не позволял делать этого.
         Мышление в целом нельзя было назвать либо рациональным (нойей), либо иррациональным (паранойей). Оно было тем и другим (нойей и паранойей) одновременно, то есть оно было амбивалентным. В нем позволялось утверждать, что А есть и не есть А. Однако в частных случаях, при анализе таких философских течений, как монизм, дуализм и эклектика, вполне можно было говорить о существовании нойяльного, паранойяльного и амбивалентного типов мышления.
         Нойяльный, основанный на формальной логике тип мышления можно относить к рациональному мышлению. Паранойяльный, основанный на кривой логике тип мышления можно отнести к иррациональному мышлению. Амбивалентный тип мышления рационален и иррационален одновременно.
         Зачем эти типы мышления нужны? Они позволяют понять особенности мышления основоположников гипотез, теорий, учений, идеологий, какими логическими методами они пользовались.
         Возьмём, к примеру, основоположников либерализма, их основополагающий принцип индивидуализма. Слово индивидуализм происходит от слова индивидуальный. Индивидуальность это особенность индивида. Категория «особенное» стоит в паре с категорией «общее». Это парная категория. Однако марксисты и либералы её разорвали надвое. В результате одни строили коммунизм, в котором всё было общим, обобществлялось. Вторые строили капитализм, в котором не было ничего общего, всё было частным, принадлежало отдельным индивидам.
         Если мы станем рассматривать людей со стороны их особенностей, то получим пёструю картину – ряд перечисления особенностей, уникальностей, А,Б,В …,которые не связываются воедино, не обобщаются, так как с точки зрения формальной логики нельзя сказать, что А есть Б, А=Б, что все равны.
         Всё будет наоборот, если станем рассматривать людей с общей стороны. Тогда пёстрой картины не получим, все люди будут, как один человек. Получим ряд простого перечисления одного и того же человека, как 1 единицы. В этом случае можно сказать, что 1 есть 1, 1=1. Что все равны.
         Таким образом, мы понимаем, что интересы либералов для их удовлетворения потребовали использования метода кривой логики, служащей основой мышления паранойяльного типа.
         Интересы марксистов для их удовлетворения потребовали использования метода формальной логики, служащей основой мышления нойяльного типа.
         Особенностями мышления мы можем объяснить отличительные особенности систем ценностей коммунистического и либерального проектов, идеологий, но не их борьбу. Борьба возникает из-за отсутствия идеологической толерантности, из-за дизъюнкции, которая относится к науке логике. Из двух противоположностей они выбирают одну, либо ту, либо эту. Либералы и марксисты не пользуются конъюнкцией, не пользуются союзом «и», не говорят, и то и это.
          Теперь нужно сказать, что при амбивалентном типе мышления человек пользуется конъюнкцией, союзом «и». Следовательно, он не разрывает парную категорию «общее-особенное» надвое и не выбирает из двух одну категорию. В результате его логический метод оказывается более полным.
         На практике такие люди изобрели систему эквивалентного товарно-денежного обмена и золотой стандарт. В этой системе масса особенных товаров приравнивалась к массе золотого товара. Либералы похоронили эту систему, похоронив категорию общее вместе с золотой субстанцией товаров.
         Если мы поступим также в химии, если похороним категорию вещество, то не сможем составлять химических уравнений, находить равенство, соблюдать закон сохранения количества вещества.
         Наука официально не признаёт кривологического метода, но пользуется им, когда утверждает, что корпускула есть волна, что энергия и рассеивается и нет, сохраняется, что покой это инерциальное движение.
         В заключение нужно сказать, что открытие кривологического метода позволяет преодолеть неполноту метафизического, диалектического и научного методов, по-новому взглянуть на научную и философскую методологию. Он позволяет по-другому взглянуть на человеческий мир и людей, на идеологии и на идеологическую борьбу.
         Полный метод позволяет сказать: мышление определяет бытие.
         
Библиография
5. Ильенков Э.В. Диалектическая логика. – М.: Политиздат, 1974,  с. 70

21. Методология и тип мышления в идеологии либерализма
 
         Известно, что в логике мышления основателей либеральной половой культуры используется союз «и», конъюнкция, поскольку она касается отрицания и мужского и женского пола. Однако она используется не в катафатическом ключе, когда утверждается «и то и то», и мужской и женский пол, обе противоположности из двух, поскольку в традиционной логике «третьего не дано», а в апофатическом ключе, когда имеет место не утверждение, а отрицание: «и не то и не то», и не мужской и не женский пол.
         Также известно из апофатической философии, что использование апофатического союза «и» ведёт к агностицизму, к выхолащиванию. Так если последовательно снять и первый и второй и третий и т.д. все предикаты Бога, то в итоге обнаружится, что за ними ничего нет. Вместо Бога обнаружится «ничто», пустота.
         Это очень похоже на эклектический плюрализм с той только разницей, что предикаты в классической эклектике не снимаются, не отрицаются, а утверждаются. Здесь имеет место не апофатика, а катафатика, утверждается и то, и то, и то – всё множество особенностей, абсолютное разнообразие.
         Когда же при индивидуализме индивидуалист желает быть не таким как все, не таким как другие индивидуалисты, полагает, что его индивидуальность единственная в своём роде, тем самым он отрицает всё бесконечное разнообразие, снимает с себя все возможные предикаты. В результате он остаётся ни с чем. Оказывается, что не такой, как все это никакой.
         То есть, размышляя подобным образом, мы подошли к тому, что в мышлении основателей либерализма скрыта апофатическая эклектика. Крупная западноевропейская буржуазия, поставив перед нанятыми идеологами задачу, сформировать идеологию не такую, как все идеологии обрекла их на апофатическую эклектику.
         Также я обнаружил, что апофатическая эклектика не является плодом апофатического амбивалентного мышления. Она плод паранойяльного мышления, использующего не катафатическую, но апофатическую конъюнкцию.
         А это, в свою очередь, значит, что паранойяльное мышление может быть как апофатическим, так и катафатическим.
         Короче говоря, всё зависит от того, как мы обращаемся с законом тождества, используем конъюнкцию, или дизъюнкцию, катафатику, или апофатику – какие используем методы из методологии мышления.
         Цели и задачи, поставленные крупной буржуазией перед нанятыми изобретателями идеологий, определили методологию либерализма.
         Таким образом, нам открывается более полная новая типология мышления, в которой есть:
1. мышление традиционного типа
2. мышление нетрадиционного типа
2.1. мышление паранойяльного подтипа
а) апофатическое
б) катофатическое.
2.2. мышление амбивалентного подтипа
а) апофатическое
б) катофатическое.

Заключение

         Излагая историю открытия мной полного логического метода, я хотел показать в ней, что путь к нему был довольно извилист и не прост.
         И он начался не с обнаружения совпадения «логики вещей» с «логикой понятий» в таблице Менделеева, и даже не с озарения, в котором естественное разложение белого цвета на цвета радуги не совпадает с высказыванием великого античного философа Платона, что одно единое есть многое, а гораздо раньше. Давнее увлечение философией подготовило меня к этому озарению. Помогло также и то, что я как медик по образованию знаком был с психиатрией, её учением о кривой логике и амбивалентном мышлении.