Бескрылый ангел

Мария Образцова


Шёл июнь 1987 года. В государстве всё, как говорило радио, было  спокойно. Перевыполнялись пятилетка за пятилеткой, бесконечно народ рапортовал о высоких показателях во всём. В маленьких серых ящиках, которые присутствовали теперь в каждом доме,  танцевали танец маленьких лебедей, приобщая народ к искусству. Ещё никто не знал, каким оно будет идущее семимильными шагами, меняющееся бесконечно время. Но даже в стабильном Советском мире, где жизнь из года в год становилась лучше, а собственные мысли пережёвывались и проглатывались  –  чувствовалось в воздухе непонятное движение.
Но пока село Заливахино жило своими законами и устоями.
Каждый знал о другом практически всё, но, по крайней мере, внешне:  кто варит брагу и гонит самогон, кто с кем спит, и кто что купил по великому блату, и кто кому  что рассказал по секрету.
Ничего  особого  в селе часто не происходило и потому, какие-то новости разлетались в считанные секунды, даже те, которые и не были особенно интересны, но в конечном счете приобретали всегда стратегический характер.
- Галя, ты видела, как Матвей-то нажрался  как свинья… Вот  Дуська-то придёт с работы, вот опять концерт-то бесплатный будет…
Или ещё:
- Маня, ты слышала про Николаевну-то!?  Как что!? Её Катька-то забрюхатила… от етого…. , да тянули связь. Вот и всё судила, у таво плохие дети, да у другова, а у самой полон рот зубов…
А уж когда вечерком выходили на улицу и становились в кружок у какой-нибудь лавочки, так как всем не хватало места, новостей было столько, сколько  не передавали за неделю по всей необъятной стране.
- Николаич вчера у бабки Вали вылил целую флягу браги. Она её от сына в свинарнике прятала. Он мимо-то идёт, а её сынок из хлева с баночкой. А дух бражный так и плывёт на всю округу. Участковый туда и нырнул. А там,  в углу она и закопана, а Федька пронюхал и потягивал  помаленьку. Ну, Николаич взял да и вылил её свинье в корыто. Свинья-то по пригону ходила, качалась, а Федьку чуть кондрашка не хватила, когда такая картина нарисовалась.
- А Валька – то где была?!
- Да где же ей быть! В окно из-за  шторки подглядывала. Она же не скажет, что её брага, ещё Николаич вызовет на административную комиссию  да штрафу даст.
Вечерами главная улица села заполнялась роем детских голосов, которые играли в разные игры, иногда подтягивая и взрослых. Вроде так,  для хохмы становился дядя Толя, брал биту и вышибал городок, чем вызывал умиление у всей весёлой детворы. И лишь его жена – иссохшая, как вобла, с большим ртом и острым носом кричала визгливо:
- Что совсем с ума спятил, непутявый!
В этой повседневной обыденности любили в деревне праздники:  пили водку, дешёвый портвейн, домашнюю брагу и весело куролесили. Обожали веселие все: рабочие, торговые работники, работники птицефабрики и лесного хозяйства,  и деревенская интеллигенция, которая в основном делала вид, что вылеплена из особого теста, но пила не меньше других и не всегда вела себя достойно, чем вызывала весёлые деревенские пересуды.
Но, тут  тоже был выбор… с кем,  кому и что пить.
Председатель сельского совета, ещё относительно молодой, но быстро понявший вкус жизни, хорошо усвоил, что надо гулять с работниками торговли и директором птицефабрики. А директриса школы, пившая водку стаканами, старалась пить с коллегами, чтобы выудить всё, кто и что о ней говорит. Директор птицефабрики всё дружил с директором лесхоза.
В общем, жизнь текла  плавно и ровно, как лесной ручеёк, иногда  поднимаясь и бушуя, но потом снова входя в свое русло.

  Сегодня  ветер дул порывами, то утихая, то жёстко ударяя по деревьям и  крышам. Протяжно гудели провода, скрипели старые клёны. Солнце  выглядывая из-за серых туч, освещало  нежные июньские листочки берёз,  багрово ударялось в края пепельно-синих полей. Цветовая гамма менялась каждую минуту, то ужасая, то восторгая сердце. Весь мир был переполнен необузданной энергией природы, от чего внутри рождалось чувство человеческой беспомощности перед этой великой стихией.
«Странные мы люди! На такую высоту поднялись, в космос полетели, а страх свой не научились побеждать! Почему в сердце живёт боязнь и тревога? Как научиться их преодолевать?  - думала  Катя, глядя в окно и представляя,  что это она танцует в большом пространстве, которое заполнено необычными  красками.
Сегодня у Кати был день рождения, как говорила  сестра  – День светоявления. Сейчас Катя  ждала Юлю со школы к обеду.
Сёстры были совершенно разными и по внешности и по складу характера.
Катя  - блондинка с пышной копной с неестественно золотистым отливом волос, открытыми голубыми глазами в обводке чёрных пушистых ресниц. И высокий рост, и  медлительность   в движении, и лёгкая улыбка её по - девичьи припухших губ – всё придавало  красоте необыкновенную обаятельность.
В двадцать два года она казалась умудрённой жизнью и опытом женщиной. Она не любила давать советов, поучать или пространно философствовать, но в ней была спокойная сила, которая заставляла верить ей и повиноваться. Может потому кареглазая, худенькая и не в меру подвижная Юля, которая не терпела советов и всё делала наоборот, останавливалась перед сестрой, как перед каменной стеной и никогда не прекословила. А может, это послушание происходило и по той причине, что  Катя для неё была не только старшей сестрой, но и мамой и папой с тех пор, как она себя помнила, а ещё она всегда чувствовала, как нежно её любит сестра.
Их мать, весёлую хохлушку, привёз отец с Украины, возвращаясь  домой после службы в армии. Они оказались абсолютно разными и по темпераменту, и по отношению к жизни.  Она любила жить  весело и открыто.  Он же, хотя и был детдомовец, был малообщителен и не словоохотлив. И однажды, оставив мужу пятилетнюю Катю и годовалую Юльку мать уехала  и больше они о ней никогда ничего не слышали. Отец так и не женился то ли от большой любви, а то ли от горечи, оставленной в душе от предательства. Он работал и растил своих красивых дочек:  Катю, которая внешностью походила на мать, а характер унаследовала отца; и Юльку, которая наоборот походила на отца, а характером была  в мать.
Отец работал в лесном хозяйстве, бывало, уезжал в командировки, и все домашние заботы ложились на Катины плечи.  При её спокойном характере она удивительным образом успевала всё: быть отличницей, готовить, держать порядок в доме, смотреть за младшей сестрёнкой.
Когда она училась в десятом классе и готовилась к выпускному балу, в доме случилась трагедия. Отца в деляне придавило деревом. Это горе сделало её более замкнутой и перевернуло все её надежды и планы. Она уже не могла поехать учиться дальше. Ей предлагали на время оформить Юльку в Детский Дом, но для неё это не рассматривалось никак.
Она считала своим долгом довести сестру  до порога взрослой жизни и выучить.
Юлька влетела в дом, как вихрь, бросила на диван сумку, с разлёту закружила Катю.
 - Поздравляю я тебя! Поздравляю! Много счастья и удачи желаю!
- Спасибо! Золотце! Я испекла коврижку, давай чай пить!
- Так я же и чувствую, какой вкуснятиной пахнет! – Юлька мыла руки и продолжала без умолку тараторить, - Ты слышала, Колька-то Булавин собрался в город уезжать. Вот ненормальный, кто его там ждёт.
- Ну что ты так. Он молодой, может что-то в жизни своей изменит. Да и вообще на людей посмотрит, - сказала Катя, на мгновение задумавшись.
Юлька хмыкнула и покачала головой.
- Что на них смотреть, люди везде одинаковые. А вот если бы ты на него посмотрела….
- Юля, успокойся и давай обедать, а то мне сегодня с трёх часов на работу…   и скорей всего я приду утром, план будем гнать, объект после завтра приедут принимать, а мы ещё не докрасили…
- Ясно, как всегда! Вот дурацкая работа, - уже с куском во рту говорила Юлька – А, знаешь, что я придумала, тебе надо замуж выйти за вашего прораба Сергу-у-уню, - на распев пропела она, сложив губы трубочкой.
- Юля, хватит меня сватать. Я тебя, что не устраиваю в качестве просто сестры. А Сергуня, между прочим, был женат. И у него двое детей. И он уже старый… ему тридцать лет…
- Ну и что, что был женат и тридцать лет… зато у него квартира в городе, а ещё Жигули родители подарили, а жена уехала от него далеко… А на тебя смотрит… кажется за минуту проглотит. А как бы мы с тобой зажили. А то вот голову ломаем, где деньги взять на выпускное платье. А то бы переехали с тобой в город и вместе учиться пошли…
- Юлька, не смеши меня… Ты где в твоей эпопее место Сергуне-то оставила!?
- Нигде, пусть деньги для жены-красавицы зарабатывает
- Так, сестрёнка, не бывает…
- Катя, ты прямо странная… Всё бывает. Я вот замуж выходить буду, только по расчету… Буду богатой и счастливой… Потому что главное счастье – это когда у тебя всё есть…
- Юля, какие-то у тебя не здоровые разговоры… И вообще, в первую очередь надо учиться, а потом жениться, - засмеялась Катя, убирая со стола посуду.
После чаепития Юля села делать уроки, к чему она без всякого принуждения относилась очень серьезно, возможно, на это её подталкивал пример её сестры, которая окончила школу с золотой медалью, а нынче получила диплом инженера строителя, отучившись заочно.
Катя быстро шла на работу, когда из-за поворота на встречу вышел Коля Булавин, который был старше её на три года и с самого детства безнадёжно был в неё влюблён. Девчонки в селе падали от него без ума, особенно когда вернулся  домой в военно-морской форме.  В его внешности было что-то от артиста Вячеслава Тихонова. Он ещё в школе признался Кате в своих чувствах, но она к нему не питала ничего, кроме хороших товарищеских чувств и прямо,  не кривя душой,  об этом сказала. После армии он снова попытался за ней ухаживать, но так и не получил взаимности. 
- Катя, добрый день!- сказал он, чеканя каждое слово и, как всегда, начал покрываться багровыми пятнами. – Знаешь, я вот уезжаю завтра утром в город. Хочу с тобой попрощаться. Он на минуту замялся, подбирая слова:
- Может вместе поедем  и Юльку возьмём, когда отучится?
- Коля, не придумывай то, чего не может быть никогда…
- Почему никогда?
- Потому что если ты будешь мне надоедать, у нас с тобой даже товарищеских отношений не будет. Ясно!?
Он слегка сморщился от её слов, будто проглотил горькую пилюлю, и вдруг как-то особенно уверенно взял её за кисть руки, чего она не ожидала и даже растерялась
- Катя, знаешь, какая у меня мечта!? Поцеловать тебя! Но я не могу сделать это, даже если бы с твоего позволения… Потому что ты очень красивая.  Я не знаю, как буду жить  вдалеке, не встречая тебя   каждый день где-нибудь на дороге. Я же постоянно ищу этих встреч!
- Извини, Коля! Я от души желаю тебе счастья, но ничего изменить не могу! Пусть всё у тебя будет хорошо! – Катя попыталась улыбнуться ему, как-то помягче, но, даже сама почувствовала, что улыбка получилась вымученной и несуразной. Она высвободила руку, которую он не хотел отпускать, повернулась и пошла, чувствуя на себе его пристальный взгляд.
Солнце поднималось над Заливахиным медленно и плавно, облизывая горячими лучами вершины гор, кудрявые берёзы и прямые как свечки сосны. Мир медленно потягивался и отряхивался от сна.
Катя с напарницей  докрасили последние метры.
С Ленкой, весёлой и подвижной, они дружили с детства, доверяя друг другу все тайны. По крайней мере Ленка шла к Кате, как к родной матери, со всеми вопросами и проблемами, которые Катя помогала ей разрешить.
После десятого класса они вместе пошли работать на стройку, только если Катя поступила учиться, то Ленка сказала: «Не хочу всей ерундой забивать свою светлую головку!» Но при её энергичном, неунывающем и реактивном характере, казалось, ей и на самом деле этого не надо.
- Леночка, что ждать прораба не будем!? Он к восьми придет, а сейчас ещё шесть.
- А чего его ждать! Вон он идёт. Ишь ты какой красавец!  Ой Катя, если ты с ним не будешь, я его окручу. Что такому кавалеру пропадать. 
Да пожалуйста, - сказала Катя и замолчала, ожидая приближающегося прораба.
- Сергей Петрович, мы закончили, - сказала смуглолицая, хорошенькая Леночка, для которой завлечь парня, как она говорила, было «делом плёвым». И здесь она пыталась включить всё своё обаяние. Но пока ей не удавалось оборотить его к себе лицом, она хорошо видела, какими глазами он смотрит на Катю.


Юлька открыла комод и достала из него отрез лавсана голубоватого цвета. Катя хотела заказать платье ей на выпускной в ателье. Но Юлька решила, что деньги на это тратить не надо. Она уже давно, всё шила сама и себе и сестре. Конечно,  Юлька понимала, что Катя хочет ей сделать подарок. Но Юлька, только сама могла сделать так, как ей хочется и больше никто. Раскроить платье на себя,  не составляло никакого труда и уже через час она его шила. Шить Юлька начала с тех пор как смогла держать в руках иголку. Шила платья на свою единственную куклу, которую наряжала в немыслимые наряды. А ещё ей повезло, что у них в школе был кружок кройки и шитья, куда она ходила с удовольствием, впитывая в себя все знания как губка.
В дверь постучали.
- Кто? – спросила Юлька громко, чтобы перекричать включенный на всю мощь телевизор.
- Это я, Ванька.
- А, сейчас открою, - сказала она, уже открывая засов на дверях в сенях и впуская в дом своего соседа и одноклассника.
- Ванька, иди, я покажу тебе, какое у меня будет выпускное платье. Только никому… понял!?
- Конечно, никому…
- Слушай, я тебе хочу один секрет рассказать. Сегодня иду мимо речки, смотрю. На камнях, за талиной, двое сидят и целуются. Я потихоньку подхожу, а это кто бы ты думаешь?
- Не знаю, - удивленно раскрыл чуть суженные глаза Ванька.
- Конечно ты не знаешь! А я тебе и не скажу… А вот ты, умеешь целоваться?
- Чего!?
- Чего, чего!? Ты хочешь меня поцеловать?
- Как!?
- Во, Ванька- дурак! В губы, конечно! Я закрою глаза, и ты тоже закрой, и поцелуемся! И вообще, у нас уже почти все девчонки целуются, кроме зачуханых. Если мы с тобой не будем целоваться, то я с тобой не буду больше дружить! – и она засмеялась так звонко, что не возможно было не рассмеяться вслед за ней. 
Ваня  жил с отцом и матерью на параллельной от них улицы. Родители  были торговыми работниками и имели не плохой достаток, но это никак не сказывалось на их сыне. Ваня всегда был спокойным уравновешенным мальчиком, хорошо учился и с первого класса любил только одну  Юльку, считая её самой умной, и всё знающей. Он даже маме мог, забываясь, сказать: « А Юля сказала…» и это было неоспоримой истиной.
Ростом он до старших классов был ниже Юльки и очень переживал из-за этого недостатка, но в десятом классе как-то быстро подтянулся и оказался выше её на голову.
 Сейчас он стоял рядом с ней  растерявшийся. Впервые вот так вдруг, неожиданно, Юлька заговорила на такую тему, про что он даже боялся думать. И вот сейчас он мог поцеловать Юльку, которую боялся даже за руку взять.
Он с минуту постоял, чтобы набраться духу, потом нагнулся, закрыл глаза, и кровь прилила к лицу. Он губами коснулся её губ и ему показалось, что от жара, зародившегося в его теле, он через минуту рухнет на пол.
Юльку тоже сковал страх, но она даже под пытками сейчас не призналась бы в этом.
- Вот, - сказала почему-то она и вдруг вся покраснела.
Сначала ей хотелось попробовать, как это целуются, но уже через минуту это желание вдруг притупилось.
Она знала, как трепетно и нежно относится к ней Ваня, да о его чувствах знала, наверное, вся школа, так явно они были выражены.
У Кати сегодня был выходной и она собиралась в город. Надо было купить Юле туфли и ещё кое-что из продуктов.
Но пришла Лена:
- Катя, нас вызывают  на работу.  Говорят, начальство из города приехало.
- А что случилось? Я в город собралась! Может мне не ходить? Опять какую-нибудь ерунду будут говорить?
- Сказали всем быть обязательно.

Красный уголок строительной организации Заливахино, куда Катя пошла работать сразу после школы, был заполнен рабочими до отказа. Впереди стоял стол, за которым сидящие двое незнакомых людей и директор что-то тихо обсуждали.
Говорить начал один из гостей: здоровяк с басовитым голосом, который против воли заставил всех замолчать и внимательно слушать его. «Надо заявление в профком написать на ремонт крыши, может помогут» - подумала Катя и стала прислушиваться к выступающему.
Он рассказывал о новом законе «О государственном предприятии», который даёт всем производствам широкую хозяйственную самостоятельность. Он долго рассказывал о больших социалистических преобразованиях  и возможностях народа самостоятельно управлять своим производством. Для контроля за деятельностью руководителей предприятия выбрали Совет из семи человек. Кто-то выкрикнул Екатерину Светлову. После десятого класса она поступила учиться на заочное в строительный институт и три месяца назад получила диплом.
 Она не поняла своей миссии в этом деле и до неё никак не доходило, как она может контролировать директора, но посчитала, что вполне может состоять в таком совете.
Когда выходили с собрания, её сосед Петров Федор Антонович, человек честный и принципиальный, который уже был на пенсии, но продолжал работать, покачал головой:
- Если на клетке слона прочтёшь надпись «буйвол» - не верь глазам своим.
- Что вы сказали, Фёдор Антонович? – переспросила, не поняв ничего,  Катя.
- Да так Катенька, я сам с собой. Пойдем-ка домой вместе, - сказал он и легонько провёл  по её голове рукой.
Катя пошла неспеша  рядом с Фёдором Антоновичем.  Ей очень хотелось понять всё, что ушатом вылил ей наголову представитель высших эшелонов власти. 
Единственным человеком, кто бы мог ей помочь сейчас в этом разобраться, был Фёдор Антонович.
Он приехал в Заливахино лет двадцать назад, жил один. Отец к нему относился уважительно. Иногда они подолгу сидели у них на крыльце и разговаривали. Однажды отец, глядя в след уходящему соседу, тихо сказал: «Не пойму, за какую политику такой золотой человек десять лет отбухал». Катя попыталась у отца переспросить о том, что он сказал, но он только прижал палец к губам. Она знала, что это значило, и больше никогда ничего не спрашивала. Когда у них случилось несчастье, и они остались с Юлей в доме вдвоём, он заходил очень часто, бывало и два раза в день, иногда приносил что-нибудь вкусненькое, а иногда просто так, чтобы сказать доброе слово.
- Федор Антонович, а что это за закон такой приняли? Я ничего не могу понять! И как будет осуществляться контроль!?
- Знаешь, Катя, я сам как-то пока до конца не осмыслил этого мероприятия. Но мне кажется, это по меньшей мере не серьёзно.  Понимаешь Катя, люди у нас долгое время прожили в страхе и потому они мало думают и много боятся. Это внешне кажется, что мы вольны как птицы, говорить можем  всё, что хочешь. На деле всё совсем не так. Мы долго жили при тоталитарном режиме…
- Каком?
- А при таком, когда в нашем прекрасном государстве был один кровавый правитель. И теперь я думаю, что этот закон сработает против нашего народа. Наш народ  бессловесен и запуган, молчат даже те, кто всё хорошо понимает и не труслив. Но эту  машину с огромными жерновами, которая перемалывает всё подряд — разрушить трудно.  И я думаю, что этот закон сыграет на руку нечистоплотным людям… Да ладно, что уж я так мрачно. Поживём, увидим.! Ты Катенька, не принимай мои разговоры близко к сердцу. Ты молодая, тебе идти в жизнь… Может оно всё не так и плохо, как мне кажется. Посмотрим, что будет.
Катя зашла в дом  - присела у стола, задумалась. Сейчас ей показалось, что она прожила очень длинную жизнь, так много в ней было всего. Последние три года были вообще заполнены до края разными заботами, что некогда было остановиться даже на минуту. Работа, учёба  в институте и забота о Юльке  не давали права расслабляться. И вот это собрание, она почувствовала, внесло в её душу какой-то дискомфорт и тревожность. Но молодость есть молодость и уже через несколько минут  она чистила картошку  и сыпала её в кипящее свиное сало.
Из школы прибежала разгорячённая и весёлая Юлька. Она так вся и светилась изнутри.
Сегодня она сдавала последний экзамен по истории. Когда Катя посмотрела на сестру, то уже не надо было спрашивать, какая оценка – и так было ясно, ещё одна пятёрка. «Вот и у Юли за десятый класс все пятёрки – как бы папа порадовался», - подумала она, с улыбкой глядя на кружащуюся по комнате Юлю.
- Катя, хочешь, я тебе один секрет расскажу, - сказала Юля, остановившись как вкопанная против сестры. – Только скажи мне, ты первый раз когда поцеловалась!?
Катя взяла ложку и стала мешать жарившуюся картошку, вопрос застал её  врасплох, и она растерялась.
- Я знаешь…. Я ещё не целовалась…
- Совсем!? – удивленно приподняв бровь, спросила Юлька.
- Совсем!
- А я то думала, что ты у меня хороший конспиратор, и я ничего не знаю, с кем ты дружишь. Катя, ну ты даёшь. Тебе же уже двадцать два года. Надо замуж выходить, а ты ещё не целована. А мы с Ванькой после экзамена пошли на речку и там целовались.
- Юля, ты что попало делаешь…
- Да ты что…разве целоваться что попало… Это очень хорошо… Мы же больше ничего  не делали. И мы уже взрослые. А  Ванька хороший… он не пьёт, вон у нас многие пацаны уже выпивают. А у Ванечки и родители  серьёзные и богатые.
-Юль, ты же его не любишь!
- Почему это не люблю, я к нему хорошо отношусь. Нет – люблю! И он меня любит. Вот всё как хорошо,- закружилась со смехом Юлька.
Сестра поймала её за руку.
- Угомонись, егоза. Ты же поедешь учиться, а Ванечка….
- И он поедет! Катя, ну что ты такая занудная…
Юля, снова засмеявшись, потянула сестру на себя и они обе упали на диван.

Лето летело, как скорый поезд.
После выпускного бала, где Юля была одета в платье, какого не было ни у кого, она стала готовиться  к поступлению в институт на факультет журналистики. А в начале июля была уже в городе Новосибирске.
Она впервые  попала в такой большой город и он восхитил её. Устроившись в общежитие, Юля два дня просто ходила по городу, и какое-то распирающее  чувство радости несло её, не давая остановиться. Каждое строение казалось ей величавым и грандиозным. Живя в своём Заливахино, она боялась города и не предполагала, что он так захватит и покорит навсегда её сердце.
Даже люди здесь ходили, как-то по-особенному быстро, совсем не так, как в её деревне. Ей показалось, что всё здесь движется, как в большом муравейнике.
Экзамены она сдала без особого труда и была зачислена на первый курс.
 Она вернулась домой ненадолго, чтобы уже в сентябре снова поехать на учёбу.
Юля шла по улице своего села, и оно ей казалось маленьким и неказистым: утонувшие в земле избы, покосившиеся  заборы, бурьян крапивы и лебеды вдоль улицы  особенно бросались в глаза после того города, в котором она прожила месяц. День был выходной, но на знойной улице, посыпанной слоем пыли стояла тишина. Почти всё население в это время было на покосе. В селе только несколько семей не держали хозяйство, но это совсем не поощрялось.  И она решила для себя, что никогда не будет жить в деревне, что бы ей это не стоило.  Она ещё не знала, что есть слово судьба  и она бывает коварной. Но точно знала, что в ней есть упрямство и воля для достижения задуманного. 
Её окликнули, обернувшись, увидела догонявшего её Сергея Петровича — прораба на стройке, где работала Катя. Он жил в Заливахино несколько лет. Два года назад его жена уехала к родителям в Подмосковье забрав детей. Она была женщиной утончённой натуры и конечно не выдержала всех прелестей деревенской жизни.  Но Юльку это мало волновало. Ей нравился этот всегда изысканно одетый мужчина. Однажды он приходил в школу, чтобы рассказать о профессии строителя. После его красочных описаний всем девчонкам  сразу захотелось быть и  штукатурами и малярами.
Он был ростом выше среднего, плотного телосложения, с русыми коротко подстриженными волосами, прямым греческим носом и небольшими, но выразительными глазами. Юлька почему-то всегда думала, когда его встречала, что он много знает и с ним будет интересно общаться.
- Юля, здравствуйте!
- Здравствуйте, Сергей Петрович! – ответила она так громко, что засмеялась
-Вы домой? – спросил он, уже шагая не
 спеша рядом. – Катя дома?
- Я домой и сестра дома! А Вы к ней?
- Да мне по работе надо. А Вас Юля, что-то однако, не было видно в деревне?
- Да я поступать в Новосибирск уезжала!
- Во здорово? А куда!?
- На факультет журналистики.
- Да это у нас в селе будет свой журналист?
- Я не буду в селе, я буду в городе, - засмеявшись, ответила Юля.
Они успели переброситься ещё несколькими коротенькими фразами, подходя к дому.
С веранды слышался чей-то мужской голос. Сергей Петрович на секунду приостановился:
- У вас кто-то в гостях?
Юлька махнула рукой и снова засмеялась.
- Так это ж Баламут пришёл. Слышите, что-то весёлое рассказывает, у него тысячи приключений в один день. Вот великий выдумщик! Никогда не знаешь, когда правду говорит, а когда сочиняет.
Баламут – так звали пятидесятилетнего, невысокого и   худого мужчину, в котором, казалось, собрались все прибаутки и байки света.
- Слышу за палаткой шорох,-  донёсся с веранды голос весельчака, - Я голову высунул, вижу, мимо полоз проползает. А что ты, Катя, так смотришь? Это ты думаешь, что у нас их нет, таких змеёв огромных. А он вот   метра три длинной. Ну думаю всё,  задавит он меня сейчас, хвостом обмахнёт и выпущу дух в небеса. А он, зараза, мимо моей палатки и в реку бултых. Я потом смекитил, что у него здесь дорога проходит для утреннего омовения. В общем как бы душ принимает, а я у него почти на пути  преграду поставил. А так бы заполз прямо ко мне в постель. Они же, бес его возьми, с дороги не свернут. Я, пока он омывался в водах Иордана, палатку собрал да как дунул, только он меня и видел.
- Ой, дядя Толя…, - засмеялась, покачав головой Катя. – Что-то здесь не так однако!
- Катюшка, клянусь Богом!
- А в Бога-то веришь?
- А неужто нет! Вот случай у меня был. В тайге, как-то зимой.  Я  работал кадровым охотником. Работали мы обычно в паре. А тут получилось, напарник приболел и ещё по осени выехал в райцентр, а я на кордоне один остался. Всё кругом перемело, мороз под тридцать был. Оттуда просто так не выберешься. Десятка четыре… до ближайшего жилья километров. Дров-то с осени подзаготовили.  Продукты тоже с осени завезли.   Вот сижу я возле печурки и слышу, кто-то стучится в окошечко. Смотрю туда, а там сквозь замороженное окно вижу на меня два глаза светятся. Я не из боязливых, а страшно вдруг стало. Так мурашки и пошли по телу. А глаза всё за мной наблюдают. А там спрятаться негде, я закрылся тулупом , а они в меня насквозь стреляют. Тут вспомнил я сразу «Отче наш» молитву, которую моя бабушка по утрам читала. Не знаю сколько раз я её повторил, только чувствую  на душе легче стало. Набрался смелости, в окошко глянул - нет никого. Утром вышел, думаю, может следы остались, да где там, буран был – всё замело.  Что было - не знаю, а только стал я молитву каждый день читать.
После его рассказа наступила минутная тишина. Юлька с Сергеем Петровичем, уже стоя в дверях веранды, тоже молчали.
Тишину нарушила Катя:
- А вы это откуда пришли?
- Да вот по дороге встретились, Сергей Петрович до тебя шёл. А тут такие страсти-мордасти дядя Толя рассказывает.
Ночь на село опускалась быстро. Только спряталось солнце, как густая темнота окутала дворы. В центре села у Дома культуры тускло, как затухающая свечка, светилась лампочка.
Баламут с Цыганом сидели на крыльце культурного  учреждения и негромко разговаривая, попивали из 3-х литровой банки непонятного происхождения жидкость в народе называемою  бормотухой, которую от чистого сердца всем страждущим продавала добрая тетя Валя. Работа в заливахинском хозяйственном магазине приносила ей существенный доход и хорошие связи, что делало её значимым человеком в селе. Но ещё она была и предприимчивой и считала, что на самогоне и браге можно заработать хорошие деньги, а от копеечки отказываться грех. Всех, кто не зарабатывал дополнительные  к основному заработку деньги, считала людьми не умеющими жить и вообще второсортными. Посетители у тети Вали были постоянные, дух их был партизанский и потому они даже под пыткой никогда бы не рассказали о своём лучшем друге. С Цыганом у нее были особенно дружелюбные отношения, так как человек он был мастеровой и всё  в его руках горело и плавилось.
Цыганом его прозвали за весёлый нрав, смуглую кожу да чёрные пронзительные глаза, которые в молодости не одну девку с ума свели. А ещё в деревне потихоньку перешёптывались, что он и впрямь от цыгана. Мать его была женщиной набожной и замкнутой. А в молодости сказывают и хороша собою была, и боевая.
Однажды в селе целый месяц стоял цыганский табор. А когда снялся, с ним пропала и Любаша. А через месяц объявилась,  смотрели на неё деревенские  и узнать не могли, будто подменили её и та Люба, и не та.  А она как воды в рот набрала, никому ничего не рассказала.  А через восемь месяцев появился у неё сыночек. Посмотрели бабы, охнули -  гольный цыганёнок. При Любаше женщины эту тему не затрагивали, то ли жалеючи её, а то ли просто побаиваясь. А она над своим Витенькой,  как гусыня над гусёнком.
Замуж Любаша так и не вышла. А вот сыночка всем мужским делам обучала упорно, в 10 лет отправила помогать в мужских работах к брату в столярный цех. А то подсоблял соседу-печнику, который лучшие в округе печи клал. Рос Цыган хваткий да смекалистый.
Всё было бы хорошо, да так и не сумел он создать семью. Матери казалось, что все девушки в округе не стоят её прекрасного сына: то не очень красива, то не очень умна. А пока мамушка критиковала невест уже и пятьдесят годков стукнуло. Ввиду душевного дискомфорта стал Виктор попивать.
Правда говорили, что в соседнем селе есть у него двадцатилетняя дочь – красавица.
С Анатолием или как его все звали в селе Баламутом дружил Цыган всю жизнь, сколько себя помнил. У них была крепкая мужская дружба, которая их связывала ещё и тем, что у них были общие увлечения: рыбалка, охота, тайга.
Сходились они обычно на улице и шли в ограду к Баламуту.
Мать у Анатолия была женщиной спокойной и мечтающей, что и третий сынок, как и два старших в конце концов начнёт жизнь благоразумную. Баламут знал о тайных материнских чаяньях  и старался лишний раз не травмировать мать своей разудалостью.
Он уже несколько раз пытался жениться и мать обязательно одобряла его выбор, но проходило два счастливых месяца для молодой семьи, и муж начинал забывать о своих супружеских обязанностях — притом обо всех. А чтобы выпутаться из этого абсолютно не устраивающего его состояния женатого человека, он просто, оставив жену, уходил в тайгу: когда на месяц, а когда и на полгода. Мать пыталась уговорить невестку дождаться возвращения сына, когда та, собрав вещи, уходила. Но, к сожалению, ни одна не выдержала такого беспардонного к себе отношения. Ох, как же мать изо всех сил пыталась перевоспитать своего уже абсолютно повзрослевшего сыночка. Но у неё ничего не получилось, и в конце  концов она махнула рукой.
Вот так они и жили два друга детства. И ничего, может быть, не изменилось бы в их жизни, если бы не пригласили Цыгана в соседнее село, в  богатый дом  произвести кое-какие работы. Дом строил председатель рай. торга. Свозили Цыгана, показали весь объём работы и цену назвали. Цена была красная, но и объём работ не малый. Всё ничего, да торопился хозяин и Цыгану сказал, то поглаживая круглую лысину, то такой же круглый живот:
— Сделаешь всё в срок — не обижу. Жениться хочу на местной красавице. Она молодая, на много меня моложе, потому хочу, как царицу в дом ввести.
Цыгану было неприятно смотреть, как Пётр Ильич причмокивая, жмурил свои кошачьи глазки, будто перед блюдцем со сметаной.
Но в душе чертыхнувшись, он взял в помощники друга и они стали работать.
Катя шла по тропинке, что бежала от деревни до речки через весёлый зелёный бор. У неё вдруг нахлынуло желание пройти лесом и  побыть одной. Она свернула с тропинки и пошла между высоких кустов папоротника.  На старом дереве застучал дятел. Она подняла голову и стала наблюдать, как он весело бегает по коре и постукивает, будто молоточком,  выгоняя из под неё всех мелких жителей.
Ей казалось, что мир вокруг вдруг стал розовым и по-особенному прозрачным, а в душе разлилось необъяснимое тепло. "Как же хорошо!" — подумала Катя, прислонившись спиной к широкой старой сосне.
Всё в Катиной жизни складывалось спокойно и ровно. Ещё не пришла в её сердце первая любовь, но она верила, что обязательно встретит того единственного, с кем пройдет рука об руку через всю жизнь. У них будут дети, и всех их она очень будет любить. Она будет самой лучшей мамой, ведь ей всегда её так не хватало. Только сейчас ей надо было выучить Юльку, а потом можно и  свою судьбу решать.
Катя улыбнулась своим мыслям и оттолкнувшись от дерева шагнула вперёд.
И в этот момент она почувствовала резкую боль от удара сзади, на мгновение увидела лицо незнакомого мужчины и потеряла сознание.  Приходя в себя, она пыталась вырваться, но ей зажимали рот и нос и били, и она опять улетала в неизвестность. В момент она чувствовала, как на ней рвут платье. Ничего не понимая, она в горячке пыталась сопротивляться, но её били и она снова теряла сознание. Она пыталась кричать, но ей забили травой рот, и она снова потеряла сознание. Но в промежутках она видела над собой тёмное лицо, покрытое чёрной щетиной давно не бритого мужчины и шрам пересекающий бровь. Но наступил момент, когда всё провалилось в бездну.
Она очнулась, когда уже ночь всё накрыла своим тёмным покрывалом.
Сознание приходило медленно, яркими болезненными вспышками.
Боль, казалось, сковала всё её молодое тело. Она села и почувствовала, как мелкая дрожь прорвалась изнутри: и от ночного холода и от осознания случившегося. Тяжёлый ком боли и отчаяния разрастался у неё внутри, и ей не хватало дыхания. Она понимала то, что с ней сделали: грубо, жестоко и непоправимо.
«За что!? – еле прошептала она спёкшимися  и сухими губами. Медленно поднявшись, Катя пошла в сторону речки. Она столько мечтала о хорошем, в своей жизни, что всё теперь, казалось, потеряло смысл.
Речка лежала  тёмным гранитным пластом, вобравшим в себя всю ночную темноту. Даже сияние ночных светил не могло проникнуть в это сжатое и замершее лоно.
Катя подошла к воде, присела и набрав в горсть  омыла лицо. Она смотрела на воду и не чувствовала страха. На какое-то мгновение мир вокруг перестал для неё существовать. Ей не хотелось здесь оставаться, в той грязи, в которую её окунули. Она просто не хотела больше жить, внутри была пустота. Она встала, сложив руки на грудь, шагнула в воду. Но не хотела речка такого подарка и обожгла ей ноги ледяным холодом. И в этот же момент, ярко вспыхнув, по небу пролетела комета.  Катя вздрогнула, в виске сильно застучало: «Юлька что она без меня!», и в следующий момент из глаз её брызнули слёзы: «Папа, папочка, что мне делать, помоги!». Она, развернувшись, медленно вышла из воды, упала на влажный песок и уже рыдания сотрясали всё её беззащитное тело.
Она не чувствовала, сколько всё это продолжалось, но в какой-то момент ей привиделось, что кто-то наклонился над ней  и даже погладил по волосам. Она села, вокруг было тихо,  как будто вся природа пыталась вдохнуть в неё силы, чтобы  немного облегчить  душевные страдания, и тёплый южный ветерок гладил пряди её льняных волос.
Катя шла домой по тёмной улице, у них  тоже не было света. Её вдруг обрадовало то, что и Юльки  не было дома, она поехала решать вопрос с общежитием и должна была вернуться через неделю.
Катя зашла в дом, поставила на газ воду, подошла к зеркалу. Лицо было припухшим с темными разливами под глазами, руки до плеч  в синяках, на боку сияла красная ссадина. Она подумала, что начнётся завтра в деревне, если она скажет хоть одному  человеку о том,  что с ней произошло.
«Нет, никто никогда  ничего не узнает. Скажу, что упала в подполье», - подумала она как-то вдруг спокойно и отрешённо, будто не о себе.
Она скинула с себя всё  что было на ней, и нагнувшись над тазиком с тёплой водой стала аккуратно мыть саднившее тело.
Затем,  накинув халатик вышла из дома, закрыв его  на замок.  Подойдя с боковой стороны сенок, отодвинула плаху и аккуратно пробралась во внутрь. Давно уже хотела заменить подгнившую тесину, а теперь она ей сыграла хорошую службу. Впереди у Катюши было два выходных и один отгул.
Всю ночь перед ней только закрывала глаза, вставал этот страшный человек.
Утром она слышала, как кто-то стукнул калиткой, возможно приходила Лена. Но Катя будто окостенела, не хотелось: не вставать, не двигаться, не жить. 
А потом  уснула и спала очень долго, а проснувшись, даже не поняла, что наступило утро следующего дня.
Колёса поезда стучали в такт Юлькиным радостным мыслям. Вот и всё, сейчас она приедет домой, соберет вещи, а через неделю уедет  в город и будет городским жителем. А через четыре года она уже станет журналистом.
Она ещё не знала, о чём будет писать, но то, что её очерки будут лучшими, у неё не было никакого сомнения.
Юлька повернулась на бок на верхней полке и стала смотреть в окно. Внизу у столика два не молодых мужчины пили водку, закусывали салом и вели тихий разговор, к которому Юлька сначала не прислушивалась, но постепенно он её заинтересовал.
- А что Ленин? Всё, больше его труды читать не будем.
- Как-то оно даже страшновато, всё строилось на вере в партию, в Ленина, и всё кончилось. Рассеялось, как с белых яблонь дым.
По внешнему виду этих мужчин  можно было сказать, что они не простого поля ягоды и что-то знают, чего пока не известно остальным.
Юльке даже стало как-то не по себе от этого разговора двух подпитых мужиков. « Всякую муру собирают пьяные дядьки», - подумала она, но беспокойство  как-то не проходило, и только приехав домой, она забыла об этом несуразном разговоре.
Да в этом возрасте и не было желания о чем-то размышлять всерьёз.
 Она собирала все вещи, какие считала необходимыми  для долгой поездки из дома.
В какой-то момент ей показалось, что Катя чем-то озабочена и расстроена, но потом подумала, что она переживает за нее и успокоилась.
 Неделя  в домашней сутолоке пролетела незаметно.
 Ваня в это время уже уехал в Воронеж, где поступил в военное училище, и встретиться им не пришлось, о чем Юлька очень сожалела. Но согревало письмо, которое  написал Ваня перед отъездом  и сбросил в их почтовый ящик: «Юля, я тебя очень, очень, очень люблю!!!!!! Я хочу, чтобы мы всегда были вместе! Ваня» Юля поцеловала листок, свернула и положила в книжку стихов любимого поэта Сергея Есенина.
Всё, она уезжала из дома в новую жизнь, что и окрыляло и немного тревожило. Она ещё не жила одна без Кати и пока не могла представить, как они будут долго обходиться друг без друга.               
Цыган с Баламутом на крыльце дома, в котором час назад были доработаны последние преобразования,  ждали хозяина, чтобы сдать работу и получить расчет.
К крыльцу круто подкатила новая волга, подняв столб пыли. С переднего пассажирского места вышел Пётр Ильич в нарядном сером костюме. Водителя они видели впервые,  тёмный,  с явно выраженным шрамом на брови. Он вышел из машины и открыл заднюю дверцу волги, откуда выпорхнула юная длинноногая особа. Она была безумно хороша собой. Её цыганское лицо с тонкими чертами окаймляли блестящие смоляные волосы, кожа была нежного молочного цвета, а глаза бездонной синевы в чёрных пушистых ресницах казались бесконечно глубокими. Она была высокой, стройной с осиной талией, и жених рядом с ней выглядел совсем неказистым и уродливым.  Весь её вид говорил, что она себе цену знает.
Цыган пригнулся к уху Баламута:
- Ты смотри, она же ему в дочки годится. Она что без головы.
- Тихо, давай деньги получим, а потом поговорим, - полушепотом ответил Баламут, вставая навстречу хозяину, который, было видно,  в хорошем расположении духа.
- Ну что мужички, расчёт ждёте. Всё хорошо, я вашей работой доволен. Вот вам, что должен, а это сверх… премиальные. Выпьете за моё счастье, - говорил он, отсчитывая новенькие купюры. Отдав деньги в руки Баламуту, повернулся к своей невесте:
- Краса моя ненаглядная, дай мне руку твою. Сейчас я покажу тебе твои владения, где ты будешь жить полноправной хозяйкой.
- Подождём маму, - сказала красавица, протягивая руку Петру Ильичу.
- Конечно, конечно, Оленька, мама сейчас подъедет, и все вместе зайдем.
Казалось, жених состоит из бусин, которые рассыпаются вокруг царицы. А она, было видно, чувствовала себя весьма хорошо и не выглядела несчастной.
Цыган не отводил глаз от лица молодой особы, которая кого-то ему напоминала. Ему показалось, что он уже где-то встречал эту девушку.
К дому подъезжали коричневые жигули. Из машины вышла нарядно одетая моложавая  женщина, которую, увидев Цыган даже вздрогнул. Это была его старая и подзабытая любовь Валентина, которую так не хотела видеть его мама. И когда она подошла к невесте и нежно поцеловав в щёку приобняла, Виктора осенило: «Мать честная, так то же моя доченька. Вот это дела!» - молнией пролетела в нём мысль и затрепетала в грудной клетке.
Баламут смотрел на своего друга и никак не мог понять, что с ним происходит, но то, что он в большом волнении, видно было не вооружённым глазом.
- Слушай, ты что как ворон рот открыл, - дёрнул его Баламут.
- Ага, пошли….пошли…, - и быстро повернувшись, чтобы на него не обратили внимание пошел следом за другом.
Увиденное  ввело Виктора в ступор.  В памяти всплыла давно забытая картинка, как он приходил к Валентине, когда дочурке был годик. Тогда он думал только о том, как бы ему не присудили алименты, и стал говорить, что ребёнок не его. Валя тогда выставила его за дверь и сказала, чтобы он сюда больше ни одной ногой не ступал, а если придет, то она подаст на алименты.
- Вот ёшки-матрёшки, был пузырь да лопнул. Ой, Толян, ты представляешь, дела-то какие…, - заговорил он, идя следом за другом и глубоко вздохнув. – Я же дочери хоромы-то возделывал, чтобы она в них с этим боровом жила. Вот дела! Я ж бы  разве допустил до такого, если бы рядом был.
- Ты чё гонишь-то, во сне что ли приснилось? Я вот тоже вижу сон, по тайге иду, а из-за каждого дерева балазёнок выглядывает и все на меня походят,  - сказал Баламут и весело гоготнул.
- Да ты не придуривайся, я же всерьёз дочь свою узрел. Это же Валька приехала, с которой я крутил. Я сначала не сообразил, а дочь то на мою мать походит, только по цыгански чёрная, а глаза голубые.  Ох, какая красавица у меня дочь. А я и поздравить по человечески не могу, скажет – объявился не  запылился.
- Вот ты, надо же какие дела! – махнул головой Баламут. – Пойдём, Витёк, на бережок, да поднимем по чарке за принцессу твою.
- Эх, Толян, какие же мы дураки… Столько в жизни теряем и не понятно зачем…. Я же думал всегда, что свобода дороже всего… А сейчас душа наизнанку, выть хочется… Зачем жизнь прожигаю…
- Да ты это – прекращай слюни пускать… Надо раньше было думать… А теперь что… А может скажешь дочери, что ты её отец и она тебе всё простит? -  сказал Баламут, спускаясь по тропинке к речке, потом остановился, и подняв голову вверх многозначительно добавил: - Представляешь, ты тесть такой известной в районе фигуры. Смотришь, и тебя зауважают.  Будешь с ним водочку дорогую попивать, и … про друга забудешь.
-Да не болтай ты ерунду всякую, - ответил Цыган на речь дружка, вздохнув.
Они уже подошли к их любимому месту,  Цыган из потайного места достал старую зашарканную кружку и стал не торопясь в нее наливать из бутылки, которую они всё таки успели прикупить в магазине.
Катя положила книгу на стол, подошла к окну, отдернула шторку, задумавшись, стала смотреть на закат, который перемешал багровые лучи с золотом берёзовой рощи.
С того ужасного дня, когда ей показалось, что её жизнь кончилась, прошло уже больше месяца. Юля в конце августа уехала на учёбу, так и не узнав от сестры о случившемся. Юля и не заметила перемен произошедших с Катей, а задумчивость и рассеянность отнесла на счет того, что она уезжает, а Катя переживает.
Днём Катя работала, управлялась по хозяйству и не допускала, чтобы мысли её съедали. Но приходила ночь и окутывала в кошмар того ужасного дня, и ей казалось, что от мыслей, которые иголками проникали в её мозг, она сойдёт с ума.
Она была не похожа на своих ровесниц. Может потому, что не знала ласки матери, но прониклась большой любовью, своей светлой души к своему единственно близкому человечку – сестрёнке. И может поэтому она мечтала, что у неё будет любимый муж и дети.
  И то, что над ней надругались, перечеркнув все её мечты и планы, не давало ей успокоения. Она просто не знала, что делать.  Но то, что ей это надо из себя куда-то выплеснуть, она знала точно. Просто она уже не могла все это в себе держать.
В дверь постучали:
- Кто там?- вздрогнув от неожиданности, крикнула Катя.
- Катенька…, выйди – ка на минутку, - услышала голос Фёдора Антоновича и вдруг очень захотела именно с ним поговорить.
- Фёдор Антонович, заходите, - сказала она, открывая дверь.
Она не знала с чего начать, он относился к ней как к дочери, но и родному отцу она бы не смогла рассказать о том, что произошло.
Но говорить начал вдруг он.
- Катюша, я хочу с тобой поговорить. Я уже старый, стало побаливать сердце. Я очень уважал вашего отца и вас с Юлей люблю как родных. Так сложилось, что я тоже в этом мире остался один. Но когда я был молодой, у меня была семья. Но что я тебе хочу сказать, Катюша. Этот мир очень жестокий. В нём много подлости, грязи, обмана, предательства. Ты только идёшь в этот мир, а уже столько трудностей было на твоём пути. Вот и сейчас вижу, что душе твоей смутно и тяжело. Замечаю, что ходишь ты как сама не своя. Чувствую, что-то у тебя не так.  Что тебя гнетёт, доченька!
У Кати сидевшей на диване, вдруг ком сжимавший сердце, порвался и потек слезами по щекам.
 - Федор Антонович, как мне жить теперь, я не знаю.  В августе я была в лесу и на меня напал неизвестный мужчина… он меня избил и изнасиловал, я об этом никому не рассказывала. Я решила, что никогда и не кому об этом не расскажу. Но дни идут, а мне не становится легче. Мне очень плохо! Я не знала, что так бывает в этом мире. Я же никому никогда не делала плохо. За что же мне такое!?
За всё это время Катя впервые  плакала так сильно и горько. Фёдор Антонович прижал её к себе.
- Катюша, что же ты раньше - то ничего мне не сказала? Кто он?
- Я не знаю. Но Фёдор Антонович, я прошу Вас никому об этом не рассказывать.
- Милая моя девочка, конечно, я никому ничего не скажу. Если бы он встретился на моём пути, я бы не задумываясь задушил его собственными руками. Есть, Катя, на земле такие твари, которых людьми называть нельзя. К сожалению, их немало в этом мире.
Потому так трудно приходиться  таким как ты – открытым и светлым. У тех гадов  нет ни совести, ни души, ни чести. Они мнят, что им всё дозволено, потому что в их головах абсолютно отсутствует сознание, а в теле – душа. Они живут, как волки, рыскающие в поисках добычи.
 Но послушай меня, жизнь это вечная борьба между добром и злом. Я знаю, как тебе сейчас тяжело. Но запомни, никто, никогда, тебе не сможет помочь, кроме тебя самой. Только ты сама, наперекор всем жизненным бурям – сможешь жить так, как захочешь. Только от самого человека зависит быть ему человеком или не быть. То, что с тобой произошло - страшно. Но считай, что это твоё первое взрослое жизненное испытание на прочность. И ты его, Катюша, преодолеешь, потому что у тебя есть большая светлая душа. А только душа без червоточин даёт человеку силы и мощь.  Всё наладится, поверь! И ещё, помимо теневой стороны в мире есть и светлая сторона – это как день и ночь. И помни, что после ночи всегда наступает утро. Вот ради этого лучика света и стоит жить и бороться.
Он говорил спокойно, размеренно, тихо -  мягко гладя заскорузлой рукой Катю по голове.
Катя слушала Фёдора Антоновича, и ей становилось всё легче и спокойней.
В эту ночь она спала глубоким здоровым сном.
Проснувшись, она вспомнила, что ей приснился интересный сон. Она идёт по полю колосящейся пшеницы, налитой золотом, а на кипнёво-белых  облаках сидят маленькие улыбающиеся ангелы и машут ей крылышками. «Какой интересный сон. Никогда прежде такое не снилось»,- подумала Катя, управляясь по дому.
Утром, когда побежала на работу, ей сказали, что Фёдора Антоновича увезли в больницу с сердечным приступом. А через два дня его не стало. У него в доме нашли завещание на Катино имя. Фёдор Антонович была та последняя живая ниточка, которая связывала её с памятью об отце. Но главное, что осталось в её сердце – это его последнее напутствие в путь, который называется коротким словом – Жизнь.
Когда проходит один день, то кажется, в твоём мире ничего не изменилось. Всё идёт своим чередом.  Но проходят год за годом, и ты понимаешь, что многое стало совсем не так, как было прежде.
Катя встречала Новый Год одна, так как Юля не успела приехать домой на зимние каникулы.
Накануне от сестры пришло письмо, в котором она коротко сообщала, что у неё все хорошо, только от Вани уже давно нет писем. 
На душе у Кати было тревожно. Домой с работы  она пришла уже поздно, с Ленкой доделывали объект. Сергей Петрович не  отходил от них ни на шаг.
Отношения у них с прорабом сложились ровно  деловыми. А вот у Ленки с ним завязался роман не на шутку. Ленка говорила о нем не переставая, будто в мире уже не существовало других мыслей и тем. Будто пыталась и себе и Кате доказать, как сильно её любит Серёжа. Они жили уже вместе год, но он почему-то не пытался оформить отношения. Но Ленку это мало волновало, она просто была влюблена до беспамятства.
Катя покрошила винегрет из овощей сваренных с вечера. Постлала на стол белую скатерть и поставила на газ кастрюлю варить пельмени. В сенках что – то громко стукнуло, а потом загрохотало. Она подошла к двери и распахнула. На полу посередине сенок сидел крепко подвыпивший Баламут, а рядом стоящий Цыган, что был в таком же состоянии, пытался его поднять.
- Это что вы здесь делаете, - строго спросила Катя, проглотив подступивший к горлу смех.
- Как это  что!? Идём, Катенька, мы мимо, давай думаем, хорошего человека зайдём с Новым годом поздравим. А тут у тебя какие-то вёдра наставлены, вот и запнулись. Но войти  можно?
- Заходите, раз пришли, - сказала всё так же серьёзно Катя, шире распахивая дверь и пропуская их в комнату.
Баламут был весь в снегу, видно, ещё до сеней немало повалялся. 
Катя пододвинула им стулья, они сели и Цыган внимательно посмотрев на стол, шмыгнул носом и покачал головой:
- А у тебя где праздник!?
- Как где? – не поняла Катя.
- Так, ешки-матрёшки, на столе то ничего нет.
- Ой, Катька, ты уже взрослая, а соображения никакого. Ты что нас не ждала? Что бутылочки нет? – быстро добавил Баламут.
- Доча, мы же не просто зашли, у нас приключилось несчастие.
- Какое это у вас дядя Витя приключилось несчастие?
- А вот такое. Идём мы сейчас с другом Толяном, несём три литра живой воды, из-за забора выскакивает Клавки Петровой кобель, ох ёшки-матрёшки, Толян-то хлобыстнулся с испугу и банку уронил. Банка-то не разбилась, а содержимое вылилось. Я со злости матюгнул его, а что изменишь.
- А где напились?- спросила Катя, прищурившись.
- Да ты что говоришь, разве мы пьяные, нас же с горя качает, - сказал Цыган и громко швыркнул носом.
- Но-но, - многозначительно произнесла Катя. – Нет у меня ничего.
Баламут почесал за ухом.
- Нет, так нет. На нет и суда нет. Вот у меня случай был. Друг мой в армии, я служил на Дальнем востоке, стоял на посту на границе. Это в Новый год было. Видит лесочком волк бежит и так странно тяжеловато. Он за ним, думал какой больной, догнал да уделал прикладом, а это оказалось переодетый китаец границу перешёл.
- Слушай, - без тени улыбки сказал Цыган – Кобеля-то Клавкиного надо было банкой торкнуть со всей силушки, может это она тут выпендрилась перед нами, как тот китаец. С неё-то мы бы точно бутылку за понесённый ущерб скачали.
Катя засмеялась, но так им и не налила по стопке.
Поздравив Катю и чмокнув в щеку по очереди, они отправились дальше искать горячительного, чего перед Новым годом в каждом доме было хоть залейся, и найти не составляло особого труда.
А она вдруг развеселилась, так беспричинно,  на душе  стало легко и светло. За три последних года – это случалось очень редко, а может и совсем не случалось. Особенно после смерти Фёдора Антоновича, она замкнулась в себе.  Дни проходили один на другой похожие, но ей не хотелось ничего менять. Она была хороша собой, но в этой красоте было столько холода и отрешённости, что как-то получалось так, что все кто пытался за ней ухаживать или объясниться в любви, натыкались на ледяную стену безразличия и отступали. Она всегда была спокойна и уравновешенна, когда с ней пытались общаться - больше молчала или, казалось, находилась совсем в другом мире.
Накануне им сказали, что с нового года на месяц распустят в отпуск, так как нет работы, она пыталась что-то сказать о том, что на предприятии был создан рабочий комитет, но её никто не услышал. В это время у нее родилась мысль, неизвестно откуда взявшаяся, которая не давала ей покоя: «Только бы доучить Юлю». Она вдруг стала осознавать, что в этом мире что-то совсем не так, но что не могла понять.
Да и возможно ли это было понять простому человеку, что мир, в котором они жили и который считали естественным, рушился как карточный домик.
И вот сейчас почему-то всё куда-то отступило, ей безумно захотелось веселья и песен. Она подошла к магнитофону и включила его, и сразу захватила её песня ансамбля «Синяя птица» «Ты мне не снишься, я тебе тоже…»
Почему-то ей  вспомнился Коля Булавин, и необычное тепло разлилось  в груди. Он уехал из села три года назад, и она ничего за это время о нём не слышала, где он, как живёт. Ей и не надо было этого. А вот сейчас захотелось его увидеть. «А вдруг он приехал в село на Новый год и пойдёт на новогоднюю ёлку», - подумала она и быстро начала собираться.
Уже через десять минут Катя шла к сельскому клубу. Над всем селом летела красивая песня Валерия Ободзинского  «Эти глаза напротив..», а с неба, по-праздничному, сыпал легкий снежок.  Необъяснимые чувства переполняли её сердце.
Когда-то, она ещё училась в начальной школе, папа водил её и маленькую Юлю на ёлку в лесничество. В конторе был небольшой зал и в центре стояла большая красивая ёлка, очень нарядная, а под потолком были натянуты покрашенные в разные цвета лампочки. В комнате было тепло и пахло мандаринками, что настраивало на особенное  настроение. Коля тоже был на этой ёлке с мамой и всё смотрел на Катю. Папа тогда засмеялся:
- Вот и первый жених…
От того настроения, какое испытывала маленькая Катя ей понравился и этот мальчик, который был постарше её. Когда им с Юлей  дали по большому подарку, она уже и не вспоминала про него больше. И вот это новогоднее настроение сейчас ожило в Катиной душе. 
В клубе было много народа. Ёлка в середине зала была увита гирляндами из раскрашенных лампочек, кто-то бросал конфетти. Около сцены разыгрывали новогодние лотерейные билеты. Музыка, смех, цветные огни  закружили Катю. Она смотрела на знакомые лица, но искала одного, кто, казалось, должен был перевернуть сегодня всю её жизнь. Но его не было здесь. «Какая глупость. Чего это я себе придумала. Три года не вспоминала, а тут захотела увидеть», - подумала она, уже возвращаясь домой с неимоверной пустотой в душе, будто кто-то всё внутри её прополоскал.
Она подошла к калитке и вздрогнула, в темноте ночи высветился тёмный силуэт.
- Катя, здравствуй! - это был голос Коли Булавина. От неожиданности у ней на мгновение пропал голос.
- Коля, здравствуй, ты откуда? Ты меня так напугал! Такая неожиданность! – она это всё произнесла одним духом. Катя бы никогда не призналась, что вот именно сегодня очень захотела его увидеть, сама не понимая почему. Но это всё равно было как гром среди ясного неба.
Она открыла калитку, и даже для самой себя неожиданно сказала:
-Заходи.
Он прошел очень быстро вперед, будто боясь, что сейчас она передумает и снова скажет, что ему не следовало сюда приходить.
Они прошли в дом, она включила свет и предложила ему раздеться, на что он не стал ждать второго приглашения. Сев на диван он махнул головой в сторону стола.
-Ты кого-то ждала?
- Нет! Просто скоро Новый год, осталось двадцать минут. Давай мы его с тобой отметим! – сказала Катя, ставя кастрюльку с водой на газ. Из шкафа она вынула бутылку шампанского и два фужера.
Видно от выпитого шампанского у Кати снова поднялось настроение. Ей показалось, что в доме стало как-то по-особенному тепло и уютно. Коля не сводил с неё глаз, в которых светилось тепло не разделённой любви.
-Катя, ты знаешь, а я ведь снова приехал сюда на Новый год только из-за тебя. Я же всё думал и думал о тебе.  Хотел себя перебороть, но никак не могу. Ты ни на минуту не выходишь из моего сердца Катя. Катенька…Катюша…, - он говорил спокойно, размеренно, и в тоже время в его голосе слышалась такая сила любви, которой не страшны ни время, ни испытания. – Катя, я хочу с тобой поговорить ещё раз, продолжить наш не законченный когда-то разговор. Я понимаю, что Юля учится, но ещё год и она будет самостоятельной, она останется в городе. А тебе-то уже двадцать пять. Но не собираешься же ты прожить жизнь одна?
- А почему и нет, - пожала Катя плечами.
- Да потому что так не должно быть. Ты понимаешь…., ты как бескрылый ангел: хорошая, добрая, красивая, умная, но не летаешь.
- Меня, Коля, эта жизнь вполне устраивает, - снова вздёрнулась Катя. – Коля, а давай не будем с тобой сейчас об этом говорить. Давай просто встречать Новый год! Смотри как здорово и интересно всё сложилось. Вчера я пришла с работы и думала, что никуда не пойду и буду встречать Новый год одна, а встретила с тобой. И мне просто хорошо, как не было давно.
Катя встала со стула, подошла к дивану, где сидел Коля, и села рядом. Она никогда не была так близко к нему. Он задохнулся от горячей волны, захлестнувшей всё его тело. Он повернулся к ней, взял  за плечи руками и поцеловал. Она не сопротивлялась. Она вся потянулась к нему и замерла в его больших  горячих руках…
Всё случилось будто во сне, быстро и неожиданно для обоих. Он выключил свет, положил её на кровать, а в ней не было чувства стыда или страха, она была как весенний цветок после зимней спячки, который вбирает в себя всё тепло энергии солнца и земли.
На улице было ещё совсем темно, когда Коля стал одеваться. Одевая рубаху он вдруг, как бы между прочим, спросил:
- Катя, я у тебя не первый?
Она ожидала любого разговора, любого вопроса, но чтобы вот так… её будто хлестнули по лицу. Она молчала, не зная, что ответить. Как рассказать, что у неё в жизни не было ни одного   мужчины, но что у неё в жизни было такое, от чего она до сих пор вздрагивает по ночам. Как сказать, что до двадцати шести лет в её жизни были только колдобины и мрак. А если он спросил, значит придёт время, когда он упрекнёт её. А в чём? Она понимала, что сегодня у неё нет на это ответа. И  знала, что он сегодня случайно появился в её жизни, она шагнула ему на встречу от тоски и одиночества. Она не успела даже привыкнуть к нему. В темноте не было видно, как она закусила губу, а к переносице выкатилась непрошенная слезинка.
- Знаешь, Коля, я не хочу не перед кем отчитываться. А с тобой у нас случайный кратковременный роман. Вот и всё. Сейчас ты соберешься, уйдешь и никогда больше не придёшь.
- Да ты что говоришь!? Я только тебя обрёл! Прости, я виноват! Я знаю, ты лучшая, я никогда больше не скажу тебе ни слова. Катенька, выходи за меня замуж, я буду лучшим мужем.
Он встал на колени перед кроватью, взял её руки в свои и стал исступленно и неистово их целовать.
- Я не уйду от тебя. Я люблю тебя… люблю.
Она молчала, уже далёкая и отрешённая. Он уже чувствовал эту стену холода, которую преодолеть  никогда не мог. И сейчас понимал, что не в его силах что-то изменить. Николай встал и пошёл к двери, ещё надеясь, что Катя окликнет его, но она молчала.
Он уехал утром следующего дня, больше не встретившись с Катей.
Юля решила не ездить домой на зимние каникулы. Да ещё к тому же она вышла на практику. И к этому времени у неё была возможность подзаработать денег. Умение шить оказалось для неё хорошим подспорьем. Всем девчонкам хочется быть красивыми, и они готовы даже не есть, лишь бы на танцы прийти в новом платье. И Юлька этим желанием умело пользовалась. В общежитие нашлась старая швейная машинка, которую она как-то отремонтировала, потом стоило сшить одно платье, чтобы быстро разлетелась молва по сарафанному радио, что Юлька отличница не только в учёбе, но и в швейном производстве. У неё платья получались модные и все разные. Когда она спрашивала, как сшить, все полагались только на её вкус, и он её никогда не подводил. Ей самой иногда было интересно, что у деревенской девчонки в голове бродили такие интересные модели, как будто слетали из воздуха. А её преподаватели ещё удивлялись и тому, как она всё успевала:  ходила на кружок самбо, ходила в автошколу, была старостой группы, успевая со всеми общаться. «Наш пострел везде успел»- это было про неё. А вот дружить не с кем из однокурсников не дружила, хотя со всеми была в хороших дружеских отношениях.
 Как-то её попытался зажать брюнет со старшего курса.
- Ты мне нравишься, девочка,- сказал он ей и, поймав за руку, потянул к себе.
- Слушай, ты, белобрысый, у меня дядя в КГБ работает, если не хочешь неприятностей, больше никогда ко мне не подходи, - сказала она ему тихо. Он отпустил её руку и уже к ней не подходил ни кто.
На практике после второго курса у ней был небольшой роман с кротким и добрым мальчиком из параллельной группы, но быстро закончился. Он  что-то сказал не так, и ей это очень не понравилось. И вообще, она давно поняла, что таких,  как её Ваня, больше не существует на свете.
Он ей писал часто и даже после военного училища. Она знала, что сейчас он где-то в Афганистане. Правда, уже два последних месяца писем от него не было. Но успокаивало то, что поговаривали о выводе наших войск из Афганистана.
Сейчас Юля бежала до Сбербанка. Она никому не говорила и даже с сестрой не делилась тем, что помаленьку клала на книжку деньги. И сейчас она интуитивно  почувствовала, а интуиция её никогда не подводила, что их надо снять, тем более, что прошёл ровно год, который ей нужен был, чтобы получить хорошие проценты. Она уже нашла небольшую и недорогую однокомнатную квартиру у пожилой  женщины, которая переезжала к старой сестре, чтобы за ней ухаживать. У них не было родственников, они были образованны и интеллигентны и за ценой  не стояли. При том, что Юля им понравилась.
Юля сняла с книжки деньги и сразу побежала к хозяйке квартиры. Они быстро оформили документы, она рассчиталась  и в один день  стала владелицей однокомнатной квартиры. А буквально ещё через день банк был закрыт, и вкладчики потеряли все свои вложения.
Хозяйка сказала, что не будет забирать мебель, так как она ей совсем не нужна. Юлю это очень порадовало, так как мебель была старая, но довольно таки добротная. «Вот это очень хорошо, когда вернётся мой Ванечка, у нас будет свой уголок», - размышляла Юлька, переполняясь радостью и умилением за себя, такую умную. Ей , наверно, сказали бы, узнав об её удаче, что так не бывает, а она знала - бывает.  Ей всегда везло. Когда они были с Катей, то везло только ей. Казалось, только она захоти и поднимется на седьмой этаж рая, будто у неё прикреплены крылья. А вот сестру втайне она жалела: «Почему она такая, взрослая же уже девочка, а слова не выдавишь в свою защиту, не говоря уже о других, как ангел без крыльев»,- думала о ней Юля.  Но в то же время она и гордилась своей сестрой. Она знала, что в Кати есть стержень и внутренняя огромная сила, которая не даст ей сломаться. Правда, приезжая последние время домой на каникулы, Юлька чувствовала внутреннюю подавленность Кати, не зная чем это объяснить. «Живёт в этой дыре, где нормальных парней-то нет. Был Сергей Петрович, да и то Ленка увела», - размышляла Юля, но сестре, чтобы не обидеть, ничего не говорила. Как-то, правда, предложила ей продать в деревне всё и переехать жить в город, та наотрез отказалась, и Юля не стала больше поднимать эту тему.
Сейчас для неё главным делом было получить диплом, цель, которая была поставлена изначально, и найти хорошую работу. Вся её трудовая деятельность была не плохим приработком, но не приносила ей никакого удовлетворения, и даже случайно по дешёвке купленная квартира радовала её отчасти. Ей хотелось чего-то большого и настоящего. Она уже в принципе знала, чем хочет заниматься, но пока не было времени. И потому все так удачно заработанные деньги она вложила в квартиру, куда решила пустить квартирантов, чтобы получать дополнительные деньги.
Сегодня с утра она сдала последний зачёт, и всё было как нельзя лучше.  Вспомнив, что ещё не ела, а в шкафу шаром покати, она быстро накинув пальто побежала до булочной. Глянув в ящик, увидела белый конверт, сердце екнуло. Письмо было от Вани, она прижала его к себе, поцеловала, а потом, разорвав быстро конверт, начала читать. Сначала она даже не могла понять, о чём он пишет, она перечитывала письмо снова и снова.   
 «Здравствуй, Юля! Самый милый и родной мне человек. Я пишу это письмо, как во сне. Никогда не думал, что у нас всё так сложится. Но что поделаешь. В нашей жизни не всегда бывает так, как бы нам хотелось. Иногда случайности переворачивают всю нашу жизнь.  Я лежал в госпитале. И за мной ухаживала одна хорошая девушка. У неё родился сын, мой сын. Я не могу её бросить, тем более что у неё ни кого нет родных. И не хочу быть подлецом. Прости меня, если можешь. Я тебя буду помнить всегда. Ваня»
С листочком в руках она стояла посредине тротуара, забыв, куда ей надо идти. «Вот, оказывается, почему Ванина мама опускала глаза когда она в августе прошлого лета зашла к ним в гости. Даже о том, что у него было ранение, ей никто не сказал. Она же могла сама поехать к нему в госпиталь. Но почему же всё так?!» - молниеносно пронеслось в Юлиной голове, и боль прошла по всему телу, будто кто-то хлестанул плетью.
Она подошла к автобусной остановке и села на лавочку. Подошёл городской автобус она села в него, доехала за час до конечной остановки и поехала обратно. В комнату в общежитие  зашла уже когда все спали. Потихоньку разделась и юркнула под одеяло. Продрогшая, вся закуталась, её трясло и от холода и от нервного срыва.
Но она уснула как-то быстро и неожиданно для себя. Даже при всём ударе, какой ей нанесло это письмо, она ещё не могла до конца понять и принять это непонятное предательство.
После полученного письма она просто не могла оставаться в городе, хотя помимо практики было желание ещё и подработать.
Её мир, где она была горячая, темпераментная, взрывная, весёлая, открытая сердцем и душой – дал трещину.
«Ну и ладно, переживу, но никогда не прощу твоего предательства!», - кружилось у Юльки в голове.
Она пыталась заплакать, закричать, но ничего не получалось, каменные обручи сковали её тело и душу.
Она очень захотела к Кате, чтобы та, как всегда, прижала её, погладила по голове и сказала, что всё будет хорошо.
И бросив все дела, купив билет, она поехала домой.
Приезд Юли был настолько неожиданным и особенно радостным для Кати. Увидев сестру на пороге, Катя аж вскрикнула и бросилась её обнимать.
Дом будто ожил и заулыбался всеми углами. И даже то, что вид у Юли был не очень весёлый, не меняло возвышенно праздничного настроения.
Катя весь день бегала, хлопотала по дому, топила баню.
А вечером они сели на диван, поджав ноги и закутавшись в одно большое одеяло.
Катя знала о чём пойдёт разговор. Вся деревня уже говорила о том, что Иван приехал после госпиталя и привёз жену с ребёнком. Катя сначала не поверила в деревенскую молву, а потом увидела его в ограде рядом с молодой женщиной. Увидев Катю, он в приветствии мотнул головой и опустил глаза.
И вот теперь они сидели на диване две сестры, которым надо было много сказать друг другу. Юля тихо и даже чуть растянуто говорила, будто и сама вновь пыталась что-то осмыслить:
- Почему так. Он же в школе никого не видел, кроме меня, и письма писал и в каждом говорил о любви. Я то ему ничего не обещала, и то верность хранила…
- А может надо было что-то пообещать?
- Нет, Катя, когда любишь, это не играет никакой роли. Я же ему не сказала, что он мне не нужен или что не буду из армии ждать, да и не говорила, что не люблю. Я не хочу сейчас с ним встречаться, но пройдут годы и он пожалеет, что так поступил, но будет поздно.
- Юленька, - Катя прижала её к себе. -  Забудь его, он  не стоит того, чтобы о нём думать. У тебя вся жизнь впереди. Будет любовь. Свадьбу тебе сделаем. Вот сейчас окончишь институт, и перед тобой весь мир откроется. А мужчины видно, так устроены, любят пока ты рядом. Им не надо особо доверять. Вон по нашим деревенским-то посмотри, только и шмыгают туда-сюда. Вроде сначала смотришь, мужик представительный, серьёзный и не подумаешь, что он уже как сапёр пол деревни прошёл. И главное всех любит. Вон Николая Петровича то помнишь, около речки живёт. Рассказывают, пока тетя Лена вечером суп варила, он пошёл дровишки поколоть. Она на улицу вышла, слышит её Коля где-то кричит. Она побежала, а он в погребе у соседки одинокой сидит. Та погреб-то раскрыла, чтобы просушить и лестницу убрала, а его не предупредила. В общем, жена с соседкой враз подбежали и передрались, а лестницу ни та, ни другая не бросили. Да хорошо ещё один сосед услышал его, да вытащил, а то бы там околел. А чего бы бегать-то под шестьдесят лет уже.
 После Катиного рассказа они вдруг развеселились и долго еще смеялись над деревенскими мачо.
Юля прожила дома целую неделю, но почему-то так и не рассказала Кате о том, что купила квартиру. Может потому, что знала, что Катя старается все деньги отдать ей на обучение. И Юлька решила, что всё расскажет сестре в следующий приезд, возможно, уже после окончания института.
Из дома Юля уехала успокоенной. С Ваней они так и не встретились, хотя она знала, что он в деревне вместе с женой. Да она и не желала этой встречи. Она уже пережила основную боль от предательства и теперь, только оставалось стереть его из памяти.
Уже в конце июня пришло от Юли письмо, что она получила диплом, но приехать пока не может. Едет с однокурсниками в Ленинград.
Катя прочитала и улыбнулась, когда ей в бок настойчиво ножкой толкнул малыш. Она ничего так и не рассказала, и не написала Юльке, стараясь её лишний раз не волновать и не отвлекать от учёбы своими проблемами.
Деревня, конечно, гудела. И каждый говорил своё.
- Катька-то наша, мать честная. Вот тебе и тихая. И ни с кем не встречалась…
- И как она его одна воспитывать будет…
- Вот и сидела до двадцати шести… всё прынца ждала…
- Так ей бы по большому счёту принца и надо, бабоньки, девка-то хорошая и слова плохого о ней не скажешь…
- Слова-то не скажешь, а носит-то без мужика…
Это уж деревня так деревня. И с ног на голову перевернут, и чего только не навыдумывают и что было, и чего не было.
 Происходило это в деревне всегда. А когда жизнь в деревне  замерла или замёрзла, как в ледниковый период, все пытались как-то встряхнуться, но, к сожалению,  что-либо изменить уже не получалось. Сердце деревни было сдавлено, и она теряла дыхание, и не было той силы, которая давала людям села заряд и основание, чтобы твёрдо стоять на земле и всегда её чувствовать.
Но Катя, решив для себя этот главный вопрос жизни, знала, что делать. Ей было все равно, чьего ребёнка она носит под сердцем. Она его любила и желала.  Конечно, все пересуды были для неё тяжелы. Когда шла по деревне, чувствовала, о чём ей в спину судачат, улыбающиеся в лицо женщины. Но зная их бабскую натуру, и потому даже в душе не пыталась оскорбиться, просто старалась не думать об этом…
Единственное что её удручало, что их строительная организация уже шесть месяцев не работала.
Катя мыла полы на крыльце, когда в калитку вошла Елена Анатольевна. Она была старше Кати лет на двадцать, работала в быткомбинате. Жили они на другом конце деревни. У неё было двое уже взрослых детей и муж.
Вполне благополучная семья.  Они знали друг друга, но никогда не общались, и потому Катя была удивлена её визиту.
- Здравствуй, Катюша,- сказала Елена Анатольевна, нерешительно переступив с ноги на ногу.
Катя вытерла пол и, выплеснув воду из ведра, показала рукой на дверь:
-Проходите.
- Да, я хотела с тобой поговорить, если можно?
- Да, конечно, проходите и поговорим,- снова пригласила Катя, заходя на крыльцо и открыв дверь. Не понимая пока, зачем она понадобилась этой женщине.
Они вошли в дом, где всё сияло особенной свежестью и чистотой.  На столе стоял букет полевых ромашек, а на диване лежали две раскроенных распашонки. Катя поставила стул и пригласила Елену Анатольевну присесть.
 Она некоторое время помолчала, будто собираясь с мыслями:
- Катя, я не знаю даже как начать разговор. Я долго думала, прежде чем сюда прийти. Но раз решилась прийти, значит и говорить должна, - она глубоко вдохнула, будто ей не хватало воздуха. – Начну я, наверное, с главного. Когда-то я девчонкой была влюблена в твоего отца.  Нет, наверное, не так. Я его любила всю жизнь. И в армию проводила и из армии ждала. Только там он встретил другую любовь. Я, конечно, когда он привёз домой красавицу, долго переживала, не одну ночь проплакала, а потом замуж вышла. Двое детей у меня родилось подряд. Если бы знала, что твой отец один с вами в скором времени останется, не вышла бы замуж… Да и муж то с виду только положительный, а слов нет, как он ко мне всю жизнь относился. Ни одного доброго слова не услышала за двадцать пять лет. Ради детей жила, не знаю зачем. Только теперь поняла, что не надо было этого делать. Да уже теперь ничего назад не вернуть.
Просто знаешь, Катенька, ты вроде и внешностью на мать свою походишь, а всё равно что-то неуловимое в тебе от отца живёт, а уж характер такой же твердый и добрый.
И хочется мне чем-нибудь тебе помочь. Дети разъехались, с мужем почти не общаемся, а тебе одной трудно будет.
Катя сидела на диване и молчала. Это признание поразило её в самое сердце. Она сейчас как-то совсем по-другому взглянула на женщину, которую знала много лет, как просто односельчанку. Она вдруг увидела перед собой симпатичную моложавую женщину с не сложившейся судьбой.
У Кати мимолетно всплыла картинка из далёкого детства. Был майский праздник, и громко играла музыка, и красивая женщина подошла к отцу и пригласила его танцевать, а он не пошёл. Тогда Кате почему-то очень захотелось, чтобы отец потанцевал с этой красавицей. Она потом по-детски наивно спросила, почему он не стал танцевать. Отец присел на корточки, приобнял  Катюшу:
- У тёти есть муж, вот с ним она и должна танцевать.
Кати тогда все равно было жалко женщину, потому что у неё по щекам текли слёзы. И только теперь она поняла, что за этим стояло.
- Елена Анатольевна, я не знаю, что вам сказать. Он мой отец и я его очень любила.
- Да что ты, Катенька, какой разговор.  Я просто знаю, что тебе будет трудно с малышом одной, а я свободна, смогу помогать. И прости меня, что я тебе всё это рассказала, просто сердце захотело выплеснуть скопившуюся и не разделённую любовь.
Катя проводила Елену Анатольевну, а потом ночью долго не могла уснуть.  Вспоминая свою жизнь, отца, как в тумане мать,  и многое, что связывало её с детством.
Утром прибежала Ленка, которая так же как Катя сидела дома и жила ожиданием работы. Она последнее время приходила довольно часто. И поговорив о том о сем, между делом вновь возвращалась к вопросу об установлении отцовства. Катя, конечно, понимала, что Ленку до безумия разбирает любопытство, кто он отец ребёнка и как так случилось, что она, лучшая подруга, ничего не знает. Но Катерина плавно уходила от вопросов и переходила на Ленкины проблемы, о которых та тоже говорила охотно.

 


Цыган снова ездил в соседнюю деревню, чтобы увидеть дочь.
Приехав, нашёл друга на берегу речки, сидящим с удочкой и поставил бутылку самогона. 
 - Ох Валька ешки-матрёшки, не могла мне дочь показать, когда она росла. Она мне нос теперяч утирает. Мол я такой-сякой, а она вона, какую дочь вырастила, - говорил Цыган другу, выдыхая после выпитой стопочки и занюхивая рукавом.
- Ты брось теперь канючить… Ещё можа твое умение ей пригодиться. Вдруг что в жизни не так, а ты тут как тут…,- увещевал и наставлял друга Баламут.
-Конечно, живёт она, моя Оленька, как сыр в масле катается, вся в пуху…
- Но, в пуху—ха-ха-ха, а может в меху…
- Но да, вся в брельянтах… Ты только представь мамашка-то моя, когда я рассказал про её внучку, пол ночи на коленях на образа молилась, чуть не запылилась. А что теперь молиться, надо было раньше думать. А то, ёшки-матрёшки, та не та - и ета с того света.
- Ты, Витька, мать-то не трогай свою, она у тебя святой человек. Кто нам виноват!? Это как говорят у плохого танцора…, вот и у тебя… Я вот знаю, сам виноват, что бобылём…  как перекати поле. У тебя дочь, а у меня не шиша. А скоро у тебя внук или внучка будет. Эх, повезло же тебе… друг мой сердешный, - вдруг с поучительного тона, Баламут перешёл на торжественный.
И вдруг соскочил и пошёл вокруг Цыгана в пляс, приседая и выкидывая коленца. У Цыгана враз весь хмель выветрился.
- Ты что, брат, ополоумел,- сказал, удивлённый цыган.
- Нет, Витёк, у меня идея враз долбанула. Надо тебе настоящим дедом становиться.
- Это как?
- А так! Мы должны тебя представить по полной программе.  Твоей дочери мы расскажем, что ты её отец. Что мать, как ты не пытался, не захотела с тобой жить. С горя ты стал попивать.
- Ты что, Толян, болтаешь. Хочешь сказать, что у моей Оленьки папа алкоголик. А я же деревянных дел мастер.
- Ну что ты взъерепенился! У нас вон сколько пьющих мастеров. У нас к непьющим и уважения нет. Как к белой вороне в чёрной стае.
Цыган задумался, а потом согласно мотнул головой, и они стали обсуждать, как лучше рассказать ей – о прекрасном и любящем папке.
Жизнь катила, поворачивала то одним боком, то другим, завихревала и растекалась, как кисельная река, а то вдруг кружила и неслась вскачь. И никак не мог Цыган ухватить за ту ниточку, которая всегда ускользала из его рук в самый последний момент. Вот и сейчас страх, что потеряет он дочку, которую пока и не успел обрести, окутывал его тяжёлыми цепями.
Баламут уговорил Цыгана, который уже и не очень сопротивлялся поехать в соседнюю деревню вместе и всё рассказать и познакомиться.
Приехали они с утра, выждали момента, когда  Ольгин муж уехал из дома, и позвонили в калитку.
Ворота распахнулись, и перед ними встала высокая и видная молодая женщина, по которой явно видно было, что она в положении – это была его дочь.
- Мужики, что надо? – спросила она так легко и весело, что у него улетучился куда-то весь страх.
И он сам того не ожидая, с ходу вдруг выдал:
- Оленька, я твой непутёвый папа!
Она как-то так интересно прищурилась и впилась в него глазами, будто пытаясь убедиться в правдивости сказанных им слов.
- Интересно! Ты это откуда, папа, взялся. Мне мама сказала, что моего батьку свиньи в хлеву сожрали.
- Не, - сказал Баламут серьезно, до этого стоявший молча,- таких свиньи не едят, ими отравится можно, повышенная концентрация яда.
Цыган чуть не задохнулся от гнева, что его друг, каковым он всегда считал Баламута, так его опорочил.
Но обидеться надолго и всерьёз  не успел, Ольга так рассмеялась, что ему только осталось скромно улыбнуться.
- Вот это отец у меня, а я думаю, в кого такая стервоза, что избыток яда приходится постоянно на кого-то сливать. Слушай, это хорошо, что у меня папенька объявился, но что же так поздно, али дорогу найти не мог? – снова прищурившись, она произнесла речь, обращённую к вдруг появившемуся отцу и добавила, покачав головой: - А теперь-то папенька, с какой миссией ко мне пожаловал? Можа, тобэ на бутылочку  надобно?
-Ты, доча, плохо про меня подумала. Я пока сам себе зарабатываю. Я, конечно, тебя не воспитывал, но думаю, может, когда-нибудь  пригожусь. Жизнь она длинная и штука коварная, иногда так повернёт, не заскучаешь.  И когда на пути появляются жизненные трудности – отец первый друг!
- Ну ты вновь испечённый папаня, однако великий философ, - проговорила Ольга, прыснув смехом в кулак.
- Да, у него бывает в голове завихрение, как будто ополоумел, - снова серьёзно вставил Баламут.
Здесь Цыган уже сдержаться не смог.
- Это у тебя в мозгах течь -  пора в горшок, да в печь.
- Да ты что, Витек, обиделся? У тебя вон дочка какая умная, всё поймёт, - проговорил Баламут, стараясь, сгладить обидевшее друга высказывание.
- Ладно, чего вы бурчите, успокойтесь,- махнула Ольга рукой и, закрывая ворота, добавила – Вот теперь у меня папенька появился, буду знать в лицо. А теперь шагайте. Выпить не дам!
Шли они до автобусной остановки молча, каждый со своими мыслями. Цыган думал о том, что у него в комоде лежит хороший, почти новый костюм и его надо было одеть, когда поехал в гости к дочери. А Баламут с тоской подумал о том, что знакомство получилось никудышным, и дочь, точно, стервоза, даже за встречу не пригласила отца зайти в ограду. А на худой конец могла бы вынести бутылку водки, не обеднела бы.

Погода была скверная, чёрные тучи плыли уже вторую неделю, бросая на землю то дождь, а то мокрый снег.
В комнате было тихо, уютно и тепло.
Катя сидела и вязала носок, а в кроватке спал двухмесячный Николай Николаевич. Вот так уж совпало, что отца Катиного, в честь которого она нарекла сына, звали Коля. А главное, что он очень походил на своего деда. 
Катя сегодня ездила в свою организацию получить декретные, а сынишку оставляла с Еленой Анатольевной, которая приходила каждый день и в ребёнке души не чаяла, будто это был её родной внук.
 Зарплату в организации не выдавали уже три месяца, а вот декретные ей как-то выдали, чему она была безумно рада.
Скоро ей надо было выходить с отпуска и она не знала, что делать. Она видела, что на работе у них полный бардак и не платят деньги, а куда-то идти тоже не было смысла, там тоже не платили. Можно было пойти работать на птицефабрику, где расчёт производили натурпродуктом. И она ждала прихода подружки, чтобы обсудить этот вопрос.
В дверь постучали, и показалась голова Ленки, которая заходила тоже довольно часто, тем более что сидела без работы.
Она на цыпочках прошла к кроватке:
- Вот, Коляшка, какой ты засоня, спишь и спишь
- Пусть спит, придёт время ещё напрыгается, - засмеялась Катя.
- Катя, ты знаешь, я к тебе с каким деловым предложением, сроду не догадаешься.
- Говори.
- Слушай, говорят с Китая на Москву ходит поезд, на нем возят дешёвые шмотки. Он стоит на станции час, и за это время ты покупаешь и привозишь сюда и перепродаёшь.   
За три дня можно туда-сюда оборотиться.
- Нет, Лена, я сейчас не могу. Коленька ещё маленький, да я и грудью его кормлю. А потом, что это за работа,  это какая - то спекуляция. Но, вообще-то, что-то делать надо.  Наверное, я пойду работать на птицефабрику. Хотела тебе предложить.
- Да ладно, мы пока с Серёгой съездим, разведку боем проведём, а там дальше видно будет. А от Юли-то что приходило? – добавила она, укрывая малыша.
- Да, от неё пришло коротенькое письмо, что у неё всё хорошо, но приехать пока не сможет.
- А где она работает?
- Я не знаю. Как понимаю, какое-то информационное агентство.
- Надо же. Уехать в Ленинград, что придумала.
- Да её же друзья однокурсники позвали.
- Ну и что, я бы все равно не решилась. Да тем более, что сейчас творится, всякий кошмар.
- Да поди, всё нормально будет. Так-то она у меня всегда с головой дружила.
- А ты про сынулю ей так ничего и не написала?
- Нет, пока не буду её сбивать с курса, а то ещё надумает домой приехать. Дорога длинная, а денег у неё конечно нет, а я пока не могу ей дать, - сказала Катя и тяжело вздохнула.
- Да ты не переживай, всё будет нормально. Может, в конце концов начнут у нас работать. Или уже не начнут!?
 Да ты слышала, будто в нашем сельпо работников из конторы половину сокращают и два магазина продают.
- Может сплетни. Как могут государственный магазин продать.
- Не знаю, что там. Но то, что там сплошная спекуляция — это точно. И как я понимаю, там председатель сельсовета с председателем сельпо что-то крутят.
А ещё одна новость.
Ты знаешь, что у нашего Цыгана, оказывается, дочка есть. Она  жена нашего председателя райпо.
- Так я же с ней в одной палате лежала, её Ольга зовут. Так она точно на нашего Цыгана похожа. Я сейчас и сообразила. А когда лежали, я всё думала, на кого она так походит. У неё дочь родилась. Значит он теперь дедушка! Ну  вот и хорошо!
- Да что хорошо – то. Он узнал, что у него внучка и поехал поздравить дочь. Цветы, говорят, сорвал, в новом костюме. Пришёл в калитку постучал, как белый человек.  А ему открывает какой-то их работник , ну и Цыгану в зубы. А он, ты же знаешь кровь горячая, развернулся, да этого уделал, да челюсть ему сломал. Вот суд был цыгану два года дали. Жалко мужика.
- Да он же никогда никого в жизни не обижал. Как же так, сразу два года! – воскликнула Катя, услышав такое от Лены. – Может надо на пересуд подать, да поручиться за него.

Лена ушла, а Катя села к кроватке сына. Он спал так спокойно и как-то даже немного серьезно, чуть сведя к переносице свои тоненькие, как будто нарисованные бровки. И она почувствовала, как горячая кровь приливает к груди от той нежности и любви к маленькому человечку, которому она радовалась, как самому драгоценному подарку в мире. Да и разве такое сокровище может для матери сравниться с чем бы то ни было.
«Я воспитаю тебя, сыночек, настоящим мужчиной: мужественным, добрым, порядочным, весёлым. В жизни ты сможешь преодолеть все преграды и трудности. В этом  тебе будет помогать и моя любовь», - думала Катя, вглядываясь в ещё маленькое личико своей кровиночки.
Потом она стала думать про Цыгана.
Её размышления прервал стук в дверь.

На пороге дома стояла совсем не знакомая женщина. С виду ей было лет под пятьдесят. В глаза бросалась её неухоженность, неопрятность во всей одежде, хотя  лицо хранило ещё не совсем потерянную привлекательность.  В руке она держала большую сумку и чемодан перевязанный верёвкой.
Катя смотрела на незнакомку, и ей казалось, что она уже где-то когда-то встречала эту женщину.               
Думала ли она, что ей придётся в своей жизни — вот так вдруг остановиться и вздрогнуть от непонятного совершенно момента своей жизни, в котором было много трудностей и житейских проблем.
Она, оставшаяся девчонкой с младшей сестрой на руках и поднявшая её, давшая ей образование, могла ли она знать, что судьба будет снова её испытывать на прочность.
Но при всех пережитых ею ситуациях, откуда она всегда, как маленькая лодочка в большой шторм, выныривала победительницей, это событие её ошеломило и на какой-то момент даже выбило из колеи.
Разве она могла предположить, и даже никогда не пыталась думать о том, что весь её мир может нарушить эта не весть откуда взявшаяся женщина, которая должна была называться её матерью, но никогда ею не была.
Она не помнила, как любит мама, как она жалеет, как она не спит возле тебя бессонные ночи, когда ты болеешь. По её волосам нежно и заботливо она не проводила рукой. Никогда не говорила ей: «Какая ты молодец!». Всё, что было у неё хорошего в детстве, было связано с именем – папа. 
И сейчас Кате, наверно, было бы легче увидеть ночное приведение, чем видеть эту уже давно незнакомую женщину.  Она не знала, как ей сейчас поступить, как ей отнестись к этому почти незнакомому человеку.
Женщина шагнула вперёд и протянула руки, пытаясь обнять застывшую на месте Катю.
- Здравствуй, доченька! – сказала она громко, будто ждала, что её услышат сердцем.
Катя молча мотнула головой:
- Не разбудите  мне ребёнка, - сказала тихо.
Женщина поставила сумки, осмотрелась, потом прошла, не дожидаясь приглашения и села на диван:
- Вижу, как ты, доченька, мне радуешься! Конечно, виновата я, что оставила вас, но уж так в жизни бывает. Но, хочу сказать, что этот дом и мой. Это чтобы у нас с тобой в будущем никаких проблем по поводу проживания не было. Мы с твоим отцом не разведены. Так что, доченька, желаешь ты или не желаешь, а жить нам придётся всем вместе.
Катя молчала, опустив голову, сейчас ей не хотелось ни спорить, ни  говорить. Она знала одно, жить с ней она не будет. «Вот это мама, даже про Юльку ничего не спрашивает, а бросила её крохой. Как она могла сюда приехать!?».
 - Ну что ты так надулась. Я тут к знакомой зашла по дороге, узнала как вы живёте. Знаю, что вы одни остались рано. Но мне бы это знать, так я бы неужто не приехала. А так не могла приехать. Видишь, с отцом твоим не получилось у меня жизни. И обратно бы он меня не принял, да я и сама не хотела. Да что об этом говорить.
Давай-ка сядем с тобой по-людски за стол, у меня в сумке и бутылочка на такой случай имеется. И поговорим обо всём.
- Вы знаете я не пью, и о чём нам говорить?
- Я тоже когда-то не пила. А жизнь заставила. И у тебя ещё всё впереди.
- Это Вы мне такое будущее пророчите!?
- Я тебе ничего не пророчу, а вот с матерью по-хамски разговариваешь. Что сильно умная выросла, а мать - дура.  Да!?
- Я Вам ничего не сказала. Просто я Вас не знаю. Вы для меня чужой человек. Если бы вы были матерью, думаю, что за двадцать лет нашли бы возможность поинтересоваться о своих детях. О том, как они живут.
- Ишь ты, мать решила совестить. Барыня нашлась. Сама тоже вон не из святых, без мужика приперла. Оно не ведомо как ещё всё повернётся.
- А вы за меня не беспокойтесь, я за себя уже сама буду отвечать, - сказала Катя, наклонившись над кроваткой и поднимая проснувшегося малыша.
В это время в дверь стукнули и в дом вошла нигде не работающая, ещё не старая, но уже потерявшая женский облик  Галька  Верста, которую так прозвали за худобу и высокий рост, а ещё за то, что нарезала по селу несколько километров в день в поисках то рюмочки, то опохмелки.
- Лариска, подружка моя милая, - кинулась она с ходу  к приехавшей подруге. – Да как  это ты сюда вернулась, я уж и забыла, что ты есть. А сейчас иду по улице, мне Валюшка кричит, что ты объявилась. Помнишь её? У которой куча ухажёров и все женатики, - сказала она своим грубоватым прокуренным голосом.
Катя повернулась и пошла за печку, где села и стала кормить малыша.
Галька Верста мотнула головой в её сторону.
- Что не рада мамке?
- А меня их мнение не волнует. У них жизнь своя у меня своя. Главное, что у меня подружки здесь есть, которые меня не забыли. Вот бутылочка, выпьем за встречу.
Если бы Кате ещё день назад сказали, что в её доме начнётся такой садом, она бы ни за что не поверила. Двери то и дело хлопали. Приходили с бутылкой пили  - уходили. Приходили другие, кто-то нёс банку браги, на столе появился самогон, курить ходили на улицу, все- таки осознавая, что в доме маленький.
Под утро, когда все разбрелись и успокоились, а мать, неизвестно откуда свалившаяся на голову Кати, пьяная уснула на диване, она всё прибрала, помыла и уснула рядом с кроваткой безмятежно спящего сына.
На другой день мать с утра исчезла, а появилась к вечеру, тяжело ступая.
- Что, Катька, лекцию мамке будешь читать? А я плевала на тебя с верхней полки.
У Кати сердце сжалось в ком. Она не знала, как ей поступить. Не заявлять же на родную мать участковому.
Хотелось надеяться, что этот кошмар скоро закончиться, но этого не произошло. Мать даже не пыталась как-то что-то изменить, а всё сильней уходила в загул.
И только отдушиной для Кати была Елена Анатольевна, которая после приезда матери стала приходить ещё чаще и во всём помогать растерявшейся молодой женщине, старалась сказать ей доброе слово и приободрить её.  А ещё подружка Лена, которая совсем не помнила Катину мать и была поражена её отношением к родным детям. А то, что она ещё и пила, вызывало в Лене бурю негодования при том, что она не понимала, на что можно пить, нигде не работая.
Однажды Лариска исчезла и не появлялась несколько дней. Но от этого у Кати почему-то на сердце лежала сосущая и непонятная тревога, будто что-то должно было произойти.
Вечером забежала Лена.
- Как у тебя сегодня тихо. Где твоя маманька!? Язык не поворачивается так её называть. Хоть и говорят, родителей не выбирают, но вам с Юлькой в отношении матери вообще крупно не повезло. Ты Юльке-то сообщала?
-Да нет, что её расстраивать. Приедет, сама всё увидит.
- Да ты напиши ей! Это же безумие, так маяться! Я, честно, не могу такого понять! Ой, чего только не видела - и читала. А вот такое вижу впервые, чтобы у матери внутри ничего не было. Она хоть к внуку то подходит?
- Ага, один раз подошла. Посмотрела так внимательно и говорит, надо же, как на Кольку-то – деда походит.
- Неужели человек все мозги пропил. А вообще – то они у неё были?!- аж взвизгнула Ленка и тряхнула от переполнявших её эмоций головой.
Катя подошла к захныкавшему ребёнку, взяла его на руки.
- Что ты, мой маленький. Сейчас мама тебя перевернёт и покормит. А потом, моё солнышко, снова будет баиньки.
- Слушай, Катя, ты откуда это всё знаешь? Будто десятерых вырастила. Смотрю на тебя, будто ты целую школу прошла, всё споро, ладно получается.
- Эта наука называется, Лена, материнство. Придёт время, и ты сама сердцем будешь чувствовать своего малыша.
- Знаешь, я очень хочу маленького, а вот Сергею не надо.
- А ты, Лена, не для него роди. Если ты хочешь ребёнка, для себя его и роди. И он будет для тебя счастьем.
- А вдруг Сережа уйдёт от меня.
- Ну и что. Он уйдёт, а любовь будет жить в твоём ребёнке.
- Правда. Катя, а кто всё-таки отец твоего ребёнка?
- Горный ветер!
- Да ну тебя, - махнула рукой Лена, уже зная, что и в этот раз не получит ответа на вопрос, любопытством раздирающий её сердце.
Она ещё немного побыла с Катей, уже разговаривая о всяких мелочах,  и побежала домой.

Лариска появилась домой через неделю после своего исчезновения. У Кати даже промелькнула мысль, что может, она надумала уйти жить на квартиру или вышла замуж и больше не хочет сюда возвращаться. Но та пришла, как ни в чем не бывало. Подошла к зеркалу на стене, накрасила губы, начесала волосы. Повернулась к дочери всем телом и надменным голосом сказала:
- Я замуж выхожу. Конечно, в первую очередь это надо было сделать тебе, прежде чем рожать, чтобы у тебя был свой дом.
Катя обомлела, у неё всё похолодело в груди.
- Где же мы все здесь жить будем?
- Нет, дорогая доченька, ты вопрос не правильно поставила. Где, скажи, ты со своим  суразом жить будешь.  Я то в своём доме, а вот ты - в родительском.
- Это дом моего отца.
- Нам этот дом поделят на троих. Вам все равно придётся со мной мириться. Ладно, хватит тут разглагольствовать. Сейчас приедет Серафим – это ваш новый папа. Он работает шофёром. Большого человека возит.
Катя была на грани нервного срыва. Она вот уже четыре месяца, как приехала её мать, не находила себе покоя и жила в постоянном напряжении. Она пыталась как-то переломить ситуацию, но встречала только агрессию и не понимание. От Юли давно не было писем, и она не знала, где она и что с ней. Предприятие, на котором Катя работала, закрыли, и она уже просто бедствовала. Если бы не Елена Анатольевна, которая как могла помогала Кате, то она уже не знала бы вообще, на какой крайний шаг решиться. Единственной радостью и утешением в её жизни был сынуля, который и давал ей неимоверно много сил, чтобы преодолевать все трудности.
Катя стояла у дивана, размышляя о сложившейся обстановке, когда в дверь стукнули. В открывшемся проёме показался здоровый чёрный мужик. Только мгновение и она вспомнила, где его видела, а дальше всё происходило как во сне. Сердце забилось часто, и она стала терять сознание, а перед глазами стоял тот мужик, который когда-то изнасиловал её в лесу.
Лариска не поняла, что произошло, только увидела побелевшее, как полотно лицо дочери и даже испугалась.
- Серафим, помогай, что с ней… ещё сейчас окочурится здесь, а скажут, мы виноваты.
Она схватила ковшик трясущимися руками и вылила на Катю, которая полулежала на диване, откинув голову на спинку.
Мужик сначала кинулся помогать своей новой знакомой, а потом медленно стал отступать к двери, видно о чём-то неожиданно вспомнив. Эта встреча ему была не желательна. И он понял, что состояние молодой женщины при виде его не случайность. Перед глазами встал летний бор, где он лежал в высоких зарослях папоротника, отдыхая. В тот месяц он только вышел с зоны. У него не было десять лет женщины. И когда он увидел молодую и красивую особу, разум помутнел. Он не хотел убивать, но бил её так, чтобы она долго не могла прийти в себя и даже если увидела его, не смогла вспомнить. Он тогда ждал со страхом, что его будут искать, но потом осознал, что она никуда не заявила и успокоился. Прошло много лет и он ни разу её нигде не встретил, тем более что жил в соседней деревне. И вот теперь такая нелепая случайность. Нелёгкая свела с Лариской, на которую он не имел никаких видов, так только покуролесить. Но разве он мог знать, что та особа окажется её дочерью. И надо было как-то быстро отсюда линять.
- Ты давай со своей припадочной сама разбирайся, а мне надо ехать.
- Да ты что Серафимчик, не уходи…
Но он уже бежал чуть ли не в припрыжку к калитке.
Катя открыла глаза, обвела комнату взглядом.
- Где этот?
- У тебя что, плохо с головой. Или решила мне здесь слабонервную разыграть. Так, ничего не получиться, он всё равно будет здесь жить.
Лариску распирала злость. Эта противная девка, которую она должна была считать дочерью, уже вытянула с неё все нервы. Она бы уже давно с ней разобралась, но ей мешала это сделать Елена Анатольевна, особа неизвестно откуда взявшаяся, но, как видела Лариска, всерьёз её опекавшая. Лариска не могла понять, чего эта малахольная прицепилась к её дочери. Вроде и живут в разных концах деревни, и возраст не связывает, а что тогда - непонятно. Подружки  тоже ничего не знали. Но смотрела она на Лариску жёстко, и этот взгляд её всегда обескураживал и останавливал.
Но сейчас она твёрдо решила не дать обвести себя вокруг пальца, в конце концов ей уже под пятьдесят и пора создать свой семейный уют, а для этого она и Серафимчика уже нашла. А если у этой дочери нет желания с ними жить, то может снимать себе квартиру. Этот дом принадлежит только ей на правах жены. А она не разведена.
Катя полулёжа на диване и упираясь глазами в одну точку потолка вдруг вспомнила слова Федора Антоновича, которые он ей сказал в последнюю их встречу: «Много в жизни зла, но его победить сможешь только ты сам. А ты сильная и сможешь выстоять». Она вспомнила этого прекрасного человека, и её вдруг осенило, и как она не подумала.  Как она не подумала раньше, что изба, которую он оставил Кате, будто чувствуя, что ей это будет необходимо, стоит заколоченной. «Спасибо, Федор Антонович, вот Вы мне снова и помогли», - прошептала Катя, вставая с дивана. Колю с утра забрала к себе Елена Анатольевна и принести должна была к вечеру.
Катя не была в этом доме с тех пор, как не стало Фёдора Антоновича.  В доме пахло сыростью, во многих местах известка отшелушилась и потрескалась, но дом был даже побольше, чем у них, и светлей.
- Так, во-первых, надо затопить печь,- сказала Катя громко и пошла за дровами.
 Все эти годы дом никто не трогал, зная, что Федор Антонович подписал его Кате с Юлей.  Да и относились к нему в селе с уважением.
- Коляшка, да у нас же с тобой целое состояние. Сюда и Юля приедет, - разговаривала Катя вслух сама с собой, чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей и как-то унять дрожь, разбегающуюся по телу неприятными волнами.
На удивление, печка даже не задымила, и через час в доме запахло живым.
Катя бежала до Елены Анатольевна,  на душе вдруг стало спокойно и даже радостно. Она поняла, что там, в доме человека, который любил их с Юлькой, её никто не тронет.
Но проходя мимо своего дома, вспомнила лицо этого страшного человека. Она понимала, что жуткую тайну, которую она держала в своей душе и поведала только однажды Федору Антоновичу, теперь никто уже не подтвердит. Но еще она поняла, что ей надо и остерегаться этого лютого зверя с волчьими повадками. 



               
Юля

На улице было сыро и пасмурно, тучи серыми клочьями свисали до самой земли. Казалось, что уже никогда солнышко не пробьётся через плотный слой этого серого ватина, напитанного осенней влагой. Деревья стояли, съёжившись  и понуро, а дома будто вросли в землю.
Юля налила стакан чая и бросила в кипяток дольку лимона. Второй день она сидела дома с простудой. За три  года работы в журнале Юля заболела первый раз.  После института её распределили в хороший журнал «Модная тема», где ей понравился и  журнал, и коллектив молодых людей. Она собиралась поехать в Питер, но потом передумала.  Она вела рубрику о стильной  одежде и новых веяньях моды, которая пользовалась  большим успехом. Это ей было близко, так как, начав шить ещё в школьные годы, она не бросала этого занятия. С тех пор, как вышла на работу после учёбы, в  деревне она не была ни разу. То не было времени, то просто не хотелось туда возвращаться. И только о сестре Кате болела её душа, хотелось с ней повидаться и узнать не из писем, как она живёт. Конечно, Катя писала, что у неё всё нормально и чтобы Юля не беспокоилась и устраивала свою жизнь. Но Юле казалось, что сестрёнка в своих хоть и длинных письмах что-то не договаривает. И вот сейчас, сидя в кресле и укрывшись стареньким пледом, она смотрела в окно. Ей вдруг очень захотелось увидеть сестру, чтобы она, как бывало в детстве, погладила её по голове. «Как же я могла так долго не быть дома, не видеть Катю и абсолютно не знать, как она живёт. Она же столько для тебя делала, когда ты училась…», - подумала Юля. Она знала, что у Кати нет работы, и сейчас она перебивается какими-то случайными заработками. Юля иногда высылала Кате немного денег, но последнее время и её одолевала тревога. В редакции шли разговоры, что журнал могут закрыть из-за отсутствия финансирования.  Она старалась по возможности откладывать деньги на чёрный день, хотя  понимала, что деньги постоянно обесцениваются.
Зазвонил телефон, Юля встала и взяла трубку.
- Здравствуйте, Юлия Николаевна, - услышала она незнакомый мужской голос.
- Здравствуйте, - ответила она просто, давно привыкнув к телефонным звонкам за время работы журналистом.
Незнакомец выдержал короткую паузу и представился:
- Я, Александр Юрьевич Ветров, - и не дав слова Юли, продолжил говорить, - Юлия Николаевна, я постоянно слежу за вашей рубрикой в журнале и мне нравится ваш стиль.
- Спасибо.
- Но я позвонил не с тем, чтобы вам об этом сказать. У меня к вам есть деловое предложение, но это не телефонный разговор.  Я знаю, что вы сейчас болеете, но если вы сможете завтра прийти на встречу, то мы там и поговорим.
Юля пожала плечами и сказала:
- Да.
- Если вы не возражаете, в сквере около ТЮЗа. В 15-00 я вас буду  ждать…- и в телефоне запикало.
«Надо же, как - в 15 00, а я бы сказала в 3 часа дня», - подумала почему-то Юля, вешая трубку.
Весь следующий день Юля провела не в понятном томлении, не понимая, что её тревожит.
До назначенного времени оставалось 10 минут, и Юля уже подходила к месту встречи. У тротуара стоял черный блестящий новизной Мерседес.  Недалеко от машины прохаживался мужчина лет сорока выше среднего роста, худощавого телосложения, с короткой аккуратной стрижкой. Юля в доли минут оценила и мужчину и машину: «Да, вполне приличный и симпатичный…» - сразу поняв, что ждут именно её.
Когда Юля подошла, он слегка наклонил голову и, взяв её руку,  поднёс к губам:
- Добрый день, Юлия Николаевна! Интересно…. Я вас представлял совсем другой! По вашим статьям я бы вам дал лет сорок, а вы юная и очаровательная…
Юлю не смутил этот легкий комплимент. Она сама знала, что хороша собой. Она видела, как не равнодушно и с искренним интересом смотрят в её сторону мужчины. Ей это нравилось, но пока никто не проник в её тело дальше подкожного слоя. Ей одни казались слишком молодыми и глупыми, другие - старыми пройдами и ловеласами. Однажды её предал лучший школьный друг, и она поняла, что доверять мужской половине нельзя ни в коем случае. И единственный человек, которого она считала настоящим мужчиной и который жил в ней теплыми воспоминаниями детства – был её отец.
- Здравствуйте, Александр Юрьевич.
Он показал на скамейку:
- Давайте вот здесь присядем. И чтобы вас долго не томить, сразу раскрою карты.
Его негромкий голос был приятным, но подспудно в нескольких фразах она почувствовала скрытые властные нотки.
Они сели.
-  Мне вас посоветовал мой хороший приятель из вашего журнала. Вы ещё возможно не в курсе, что ваше издание закрывают.  И вам нужна будет работа, а мне нужен человек, который будет освещать работу моей торговой компании. Сразу хочу сказать, что мне не нужна самодеятельность. Вы будете получать хорошие деньги, но писать будете только заказные статьи. Но вот, в принципе, пока и все. Подумайте и завтра скажете своё решение.
Такой быстрый разговор слегка обескуражил Юлю. Не готовая  что-то сказать, она только кивнула головой.
Странный человек чем-то притягивал и в то же время пугал каким-то новым поведением, пока ещё ей не понятным. На её пути: деревенской, затем студенческой, а потом журналистской жизни – все были проще и открытий. Ей казалось, что она видит и чувствует человека, но здесь был особый случай, и она понимала, что ничего не может сказать про нового знакомого.
День был безветренным и не таким холодным, как предыдущий. По клину зелёной травки бегала маленькая птичка с желтыми перышками, что-то периодически насвистывая.
«Вот прыгает, веселится и не думает о том, что скоро будет зима, заметут метели, и она будет замерзать, и ей нечего будет есть. У людей, наверное, тоже так. Пока всё хорошо, они и не думают, что может наступить момент «стужи» в жизни и судьбе, что может все перевернуться с ног на голову. Все, казалось бы, надёжно выстроенное, может вмиг рассыпаться, как карточный домик», - подумала Юля, наблюдая за игрой птахи.
Предложение не выходило из головы, она не знала, что делать. Что-то её пугало, возможно то, что она могла потерять журналистскую независимость. Но в то же время она понимала, что и в данной ситуации не очень-то свободна. Да и свобода не несла ничего хорошего. Волной, начиная с начала 95 года, прокатился кровавый беспредел в отношении не только предпринимателей и бизнесменов, но и журналистов и телеведущих. Одним из первых был телеведущий Влад Листьев, о котором ходили легенды и убийство которого ввело народ в стопор.  Потому Юля не понимала, хорошо  это для неё или плохо, но чувство тревоги поселилось в сердце. С кем-то хотелось поделиться, спросить совета, но друзей у Юли не было. Она со всеми жила хорошо, были приятели, но в силу своей занятости не сумела завести ни подругу, ни друга.
 Вечером того же дня ей позвонил главный редактор, сказал, что журнал закрывают. И тогда она подумала, что возможно ей крупно повезло и она не осталась без работы.
Её новая работа была  странной и пока не понятной.  Буквально через пять дней она поехала в командировку с двумя молодыми людьми, с которыми её познакомил Александр Юрьевич, сказав, что с ними она будет работать. Она должна была написать о районном мясокомбинате, акционерами которого стали рабочие. Поселились они в гостинице. Ей выделили отдельный номер с обшарпанными стенами, старой деревянной кроватью и скрипучим стулом. Она вынула из сумки кипятильник, который сопровождал её на протяжении ещё студенческой жизни. В углу стояла почему-то криво прикрученная раковина, но вода из-под крана полилась на удивление чистая и приятная на вкус. Вспомнив, что не взяла банку под кипяток, пошла к парням, с которыми приехала.
Она стукнула в дверь, никто не ответил, но дверь легко подалась и открылась. Она ступила в комнату, такую же не опрятную и увидела за столом незнакомого мужчину средних лет. В глаза сразу бросилась кровоточащая бровь с яркой ссадиной. Она уже хотела извиниться и выйти, как увидела одного из своих компаньонов сидящим на кровати. При виде Юли лицо его и так не очень приветливое, приобрело недовольный вид.
- Что? – спросил он жестко, от чего у неё вдруг пробежали по телу мурашки.
- У вас есть банка под воду? – спросила она спокойно, абсолютно ничем не выразив свое внутреннее состояние, что она умела делать хорошо. Он молча протянул ей, она взяла и сделав вид, что ничего не заметила - вышла. Ночью она не могла уснуть. Ей не нравились угрюмые парни, с которыми приехала, и вся обстановка с непонятным напряжением во всём пространстве. Она уже понимала, что всё здесь нечисто, но и понимала другое, что она должна просто молчать. 
Утром Юля брала интервью у директора мясокомбината, того самого с рассеченной бровью, но теперь аккуратно затушеванной, а её сопровождающие сидели рядом. Они молчали, но она видела, как аккуратно директор подбирает слова, отвечая на вопросы. «Конечно, он мне ничего не расскажет при этих архарах, никакой правды. А у нас в Заливахино таким же путём развалилась огромная птицефабрика», - подумала Юля, слушая о том, как хорошо, что рабочие сами управляют предприятием.  Она не понимала до конца каким путём предприятие станет частным, но что никаким рабочим здесь ничего не светит, было очевидно. 
Шел 1995 год и был явно виден развал и малых и больших производств. Все государственные предприятия становились частными – прибранными руками умелых дельцов.  А народ, привыкший жить в страхе, молча и не высовываясь, безмолвствовал. Казалось, что в стране никогда не было устоев нравственности, марали, чести, порядочности, так вдруг всё перевернулось. И то, что было на века, как говорили старики: «Эту громадину никому  не свернуть» - ухнуло в одночасье. Вроде бы работал государственный аппарат, что-то писали чиновники, а человек стал не нужным винтиком в развалившемся механизме. И начало всему этому было положено не в то время, когда развалилась коммунистическая партия, а на много раньше, когда были нарушены семейные устои, забыты обычаи и традиции. Незаметно вырастало поколение алчное, душевнобольное. Только  деревня оставалась в замкнутом круге, и только там можно было ещё увидеть чистую не порочную душу. Но на фоне обогащения одних, большая часть населения впадала в разорение и нищету и уже искала не душевного равновесия, а связи с золотым тельцом. Страх и отчаянье в ситуации полного разложения общества толкали людей на разные необдуманные поступки, а то и просто уводили в бездействие.
Юля стояла у окна в своей квартире и смотрела на вечерний город весь расцвеченный огнями. На душе было скверно. Сегодня утром она отдала Александру Юрьевичу статью, в которой она понимала правды 20%, и получила довольно приличный гонорар, какого и не ожидала. Когда она писала, то думала, что это её первый и последний вариант, что она не будет здесь работать. Но когда встретилась со своим работодателем, то почему-то промолчала. Она никогда не была из робкого десятка. С тех пор, как уехала из деревни, всё решала сама. Но сейчас не могла понять, что произошло. Она будто потерялась. Он пригласил её в ресторан, и она, вместо того, чтобы сказать, что о нем думает, только сказала: - «Да».
Она уже была одета и ждала его у окна. До назначенного времени оставалось 15 минут, но она уже знала, что он приедет во время. За короткое время их знакомства она убедилась в его педантизме и пунктуальности. Юля не знала хорошо это или плохо, но то, что он человек слова, ей импонировало. В ресторане Юля была несколько раз, как-то в студенческие годы с однокурсниками и коллегами по работе. Но сегодняшнее рандеву было для неё чем-то абсолютно новым и волнительным. Умом понимая, что не должна  подчиниться его воли, где-то внутри вдруг захотела провести с ним этот вечер. Она надела самое красивое платье длинное и облегающее талию, ею сшитое год назад на крупное праздничное мероприятие. Слегка подвела глаза, заколола локоны и крутнулась возле зеркала: «Кати нет рядом»,- подумала она грустно и увидела подъехавшего Александра Юрьевича.
Когда они зашли в ресторан, столик был уже накрыт.
- Юлия Николаевна, вы что будете пить?
- Любой фруктовый коктейль.
- И ещё у меня есть предложение перейти на ты и без отчества.
- Хорошо, Александр Юрьевич.
- Ну вот, Юля.
- Надо, наверное, привыкнуть.
- Я думаю, мы привыкнем. А сейчас я немного расскажу о себе, чтобы ты имела обо мне хоть какое-то представление. А потом ты расскажешь о себе.
- Хорошо, - она слегка мотнула головой, и густой локон прокатился по открытому белому плечу. Он внимательно до проницательности посмотрел на Юлю:
- Сразу хочу сказать, дабы отмести все недомолвки – не женат, детей не имею. Тридцать пять лет из сорока посвятил добыванию и поглощению знаний. Родители - учёные технари, выехали несколько лет назад в Америку. Я учился в США, но вернулся на родину. У меня торговая компания. Хочу баллотироваться на мэра города.  Вот основное про меня. Теперь ты о себе расскажи.
- Я родилась в селе, там окончила 11 классов с отличием и уехала учиться, а потом по распределению попала сюда.
- А личная жизнь.
- Не замужем. Детей не имею. Дружила в школе с мальчиком, но он женился на другой.
- Я бы такую красивую никогда не бросил.
- Наверно, так должно было быть.
- А родители?
- Мама нас бросила, когда мы были маленькими. А папа погиб, когда мы учились в школе. И меня воспитывала и помогала мне во всём сестра Катя. Я много лет не была дома и не знаю, как она живёт, но пишет, что нормально. Знаю, что в селе сейчас трудно, иногда немного ей помогаю. Давно собираюсь поехать в село, но всё никак не складывается.
Юля замолчала, пододвинув фужер с коктейлем, стала пить через трубочку.
- Юля, ты же такая по жизни активная. Вот мне твой коллега про тебя рассказывал, что ты мобильная, коммуникабельная, креативная, а такое чувство, что ты со всеми, но одна.
- Я же жила в селе, а тем более без родителей. В воспитании  много пробелов. Надо было их заполнить, а для этого нужно время. А потом уже и не хотелось заполнять своё личное пространство дополнительной энергией.
- Но в твоём возрасте уже, по крайней мере, заводят молодого человека.
- Да. Но пока не встретила. А просто так не хочу. Это всегда кому-то боль.
- Юля, ты меня поразила не только внешностью, но и своим внутренним миром, ты настолько благородна и гармонична.
Юля подумала о статье, но снова промолчала.
Сейчас ей было просто хорошо. И она не хотела терять это чувство умиротворённости в душе. Впервые может быть в жизни, она захотела быть обыкновенной женщиной, чтобы рядом было плечо вот этого надёжного мужчины. И она чувствовала, как его сильная энергия, греет её ещё не знавшее любви сердце. «Он мне нравится», - подумала она, и горячая волна прошла вдоль её тела.




Катя

Человек такое удивительное существо, что, наверное, никогда он не сможет до конца осознать, что он такое и что из себя представляет. Мы настолько все разные в нас столько всего намешано, что  подчас теряемся в догадках мы ли это. И почему я это сделал так и поступил совсем по-другому, чем мне бы хотелось. И почему душа моя, то смеётся, а то вдруг плачет и ждет, что кто-то её обогреет. И почему интуиция наша идёт за сознанием, а не наоборот. И сколько претерпеваем, прежде чем учимся верить в себя, владеть своими мыслями и поступками. И всё в нас приходит неожиданно и движет нами неизвестный механизм. И мы до конца дней стремимся постигать и познавать, и так и остаемся с широко открытыми глазами на этот бесконечный мир.
Катя стояла перед мольбертом и смотрела на сказочную птицу появившуюся неведомо откуда. Если бы ей сказали 10 лет назад, что она возьмет в руки кисть – она бы засмеялась.  Она сама не знала, как начала рисовать. Просто в душе была такая горечь, и ей хотелось выплеснуть её наружу. И она непроизвольно взяла в руки карандаш, даже не думая, что такие милые птицы удивительной раскраски полетят ей на встречу. Рука с необыкновенной легкостью выводила этих воздушных пташек.  Сын Коляша, как она называла его ласково, учился в первом классе. За семь лет после рождения сына многое что изменилось в её жизни. Неожиданно два года назад ушла из жизни Елена Анатольевна, которая стала для нее родным человеком, а для Коляши любимой бабушкой. Катя тяжело пережила утрату этой удивительно светлой женщины, которая согревала Катину обугленную душу своим теплом.
Катя опять осталась один на один со своими проблемами и радостями. Мать, прожившая в селе три года со своим сожителем, неожиданно куда-то исчезла. Подруга Ленка, которая приходила в гости не очень часто, сказала, что мать Катина утянула сожителя к себе на Украину. Катю это обрадовало, так как бесконечные пьянки матери с этим страшным человеком были неприятны. Катя ничего не писала Юле о том, что приехала мать и, заняв родительский дом, устроила там бордель, а теперь просто обрадовалась, что этого и не надо будет делать.
Сейчас Катя, рисуя, размышляла о том, как дальше жить. Денег катастрофически не хватало. После рождения Коли она ушла работать в магазин уборщицей. Подруга открыла для себя новый вид деятельности – продавала вещи. Она звала и Катю, говоря, что этим занимается пол России женщин. Но понимая, что надо ездить за товаром, а сына будет оставлять не на кого, Катя отказалась. «А что если я,- в бразильском сериале на диване лежат маленькие подушки - буду шить такие же», - подумала вдруг она, и идея понравилась. «А кто будет у меня их в деревне брать? А зачем здесь их реализовывать, можно и в город попробовать увозить», - продолжала размышлять Катя.
На другой день она уже ходила по городу в поисках подходящего товара и смотрела, продают ли такие изделия, но ничего подобного пока не увидела. Через неделю были уже готовы 10 подушек набитые синтепоном.  Не зная пока, как это будет выглядеть, поехала на городской базар. Женщина средних лет показала ей на место рядом.
- Стой здесь, я тут давно, если кто надумает разборки устраивать, будет дело иметь со мной. Меня зовут Татьяна Ивановна, - и она улыбнулась как-то по-особенному тепло.
Катя не ожидала, что в первый же день продаст все подушечки. Это её воодушевило и домой она просто мчалась.
- Коляша, мы с тобой теперь богатые, - сказала она, улыбаясь сынишке.
- Почему? – спросил он серьезно. Рос Коля спокойным и рассудительным, была в нем забота о матери не детская. С минуту постояв и вспомнив, что мама всю неделю шила подушки, добавил:
- Мама, я подрасту и тоже буду тебе помогать и ты будешь весёлой.
- Спасибо, сынок!
 Катя прижала его к себе и почувствовала, какое это огромное счастье - сын. «Жаль, папа не узнал, какой у него внук. И Юля ничего не знает. Зря я ей сразу не написала. Она на меня обидится», - подумала Катя и глубоко вздохнула.
Подушки стали приносить в дом хоть не большой, но достаток. Лена, узнав о начинание подруги, удивилась и обрадовалась, она видела, как трудно ей живётся. В один из вечеров подружка забежала в гости.
- Катя, откуда это у тебя. Начала рисовать так, что хоть сейчас картины на выставку отправляй. Теперь с подушками придумала. А подушки-то, какая прелесть, я таких в жизни не видела. Вот мужа бы тебе стоящего. Да такого, чтобы тебя стоил, во всей округе не сыщешь. Многие не прочь бы получить этот лакомый кусочек, да не по зубам.
- Да что ты, Лена. Просто я, наверное, ненормальная. Всё жду любви. А её нет. Видно ушла моя весна. Для любви-то я уже и старая.
- Да ты что говоришь. Ты красивая и ещё за 18-летнюю девчонку сойдёшь. Коляшка подрос. Ему бы сейчас папку надо.  Ты бы взяла да Коли Булавину написала, что у него сын растёт.
Катя вздрогнула всем телом и резко повернулась к подруге.
- Ты откуда знаешь?
- Катя, да я же не слепая. А с Колей мы на одной улице выросли. Походит – то на деда Коляшка, а приглядишься и на отца своего. Маленький был, незаметно было, а сейчас…. гены своё берут.
Катя глянула в окно, где рядом играл сынишка, села на диван рядом с подругой.
- Не складно у меня в жизни всё. Но у меня есть сын и это греет мою душу. Иногда бывает так тошно, хоть волком вой. Хочется, чтобы кто-нибудь пожалел.  А потом думаю, а как жить без любви. Пусть всё будет как есть.
- Катенька, золотой ты мой человек, не должно так быть. Коля прекрасный человек…, а сынишка твой вырастет и уедет, и будешь ты одна. Ну ладно были бы у тебя какие-то изъяны…
- Так он может уже и женился….
- Может - да, а может – нет…. Узнать надо.
- Лена, ты пока никому ничего не говори…, я тебя прошу.
- Конечно, не скажу. Пока ты сама не решишь, что это тебе надо. Но ты подумай.
- Подумаю, - сказала Катя, зная, что ничего пока в жизни своей менять не будет.
Когда Лена ушла, она подошла к окну и стала наблюдать за сынишкой, смастерившим из газеты самолёт и запускающим с разных возвышений, беззаботно и радостно бегая по ограде.
 Удивительное это состояние – материнство. Любовь к своему дитя живет в женщине на уровне звериного инстинкта, там, где-то в самой сердцевине, в каждой миллионной клеточке организма. Для женщины не имеет значения, кто закинул семя в почву. Радость, что живой плод, став частью её существа, прорастает в теле, неосознанно наполняет душу сладким томящим чувством, никогда и ни с чем не сравнимым. И когда этот комочек, что так беззаботно жил под её сердцем, появляется на свет, ни какого разума не хватит, чтобы затмить ту любовь, что не вмещается в теле и летит через всю вселенную – так велика. И каким бы не был тернистым путь её ребенка, и как бы не относился к нему весь окружающий мир, она всегда будет за него молиться, и только им будет занято её маленькое человеческое сердце. И все женщины одинаковы в своей все поглощающей любви. Есть один вид из ряда выходящий – это мать кукушка, но это скорей генетическое нарушение природы, которые случаются у всего живого мира.

 Конец октября выдался дождливым. Но Катя всё равно решила ездить на базар. Первое время ей было не по себе от стояния на рынке.  Казалось, что весь мир смотрит на неё с осуждением. Разве о такой жизни она думала, оканчивая строительный институт. К радости, что её подушки продаются, примешивалась горечь, от непонимания всего происходящего. И может быть ещё долго Катя стояла, опустив голову, если бы не соседка по торговому месту.
- И что ты, Катерина, всё недовольная жизнью стоишь. Ты думаешь, здесь другие люди работают. Везде есть и хорошие, и плохие. Вон в верхах наших что делается - сам чёрт не разберётся. То стреляют, то власть делят, а что впереди будет только Богу ведомо. А может и он не знает, куда повернет вся эта свора. А жизнь всё равно надо любить. Я всю жизнь в школе проработала, а вот третий год здесь стою с носками  – вяжу да продаю, а что делать. У мужа инсульт, а у дочери трое ребятишек. Но ты видела, чтобы я тут кисла. И то, что ты здесь стоишь – это не приговор, жизнь она по всякому поворачивает.
И Катя как-то встрепенулась, будто внутри появился стержень.
Однажды, приехав на рынок, вместо Татьяны Ивановны она увидела молодого высокого мужчину, но с теми же вязаными носками.
 Он улыбнулся Кате, шагнув на встречу.
- Здравствуйте. Давайте знакомиться. Меня зовут Павел, я родной брат Тани, то есть вашей соседки по бизнесу. Я живу во Владивостоке – капитан дальнего плавания. Сейчас я в отпуске на два месяца. Таня приболела, и я вызвался её заменить. А про вас я знаю мало, что вас зовут Катя и моя сестра в вас влюблена. И я, кажется, тоже.
Он это сказал так легко и непринужденно, что Кате стало вдруг весело.
- Как меня зовут, вы уже знаете. Я живу в селе, у меня сын. Я шью подушки и продаю.
В течении дня Павел завладел Катиным вниманием, рассказывая неназойливо истории из морских путешествий. Ближе к вечеру проводил её на автобус, помахав рукой. Весь вечер он не выходил из Катиной головы.  Она пыталась переключиться на что-то другое, но у неё не получалось. 
Павел работал  неделю за сестру, а Кате казалось, что она знает его целую вечность. Всё ей в нем стало вдруг знакомым и близким. Вечером он провожал Катю до автобусной остановки и пока не пришёл автобус они разговаривали. Он брал её руку, и она тонула в его ладони. Катя не сопротивлялась, ей было хорошо и уютно от его тепла идущего к её сердцу. Она осознавала, что в его возрасте, он уже должен обзавестись семьей, но почему-то боялась спросить  об этом.
Катя понимала, что однажды он не выйдет на рынок и уедет работать далеко от сюда и она его уже никогда не увидит, но ничего не могла с собой поделать, чувства разрастались, как снежный ком. Она пыталась сознанием сопротивляться этой огромной энергии, распирающей её грудную клетку.
Когда на работу вышла Татьяна, он продолжал приходить и провожать Катю до автобуса.
- Катя, а что если ты Коляшку  определишь к кому-нибудь на ночку и останешься в городе, мы бы сходили в кафе, а ночевать и в гостинице можно.
- Да у меня подруга Лена как раз забрала его. Она его иногда берёт погостить, - ответила она сразу, будто только и ждала этого предложения.
- Так сегодня и оставайся. Пойдём с тобой в кино или в кафе посидим.
-  Хорошо, только я дойду до гостиницы и сразу решу вопрос с ночлегом.
Катя в глубине души ждала этого предложения и была готова его принять.
- Катюша, а у меня есть ещё одно предложение.  Мой коллега по работе сейчас плавает, да и вообще сюда редко ездит, а квартира свободна. Ключ он моей сестре оставляет, чтобы приглядела. Может мы там с тобой посидим, там и ночуешь.
Сердце её уже не могло сопротивляться ни чему. Помимо воли она хотела быть с этим мужчиной рядом, она была готова часами слушать его, или бесконечно молчать рядом с ним. И зная, что, у её романа не может быть продолжения, она шла на встречу своей любви. Первой любви в её жизни.
Павел забежал в магазин, и они пошли в квартиру. Это была обыкновенная прибранная холостяцкая комната, но не обжитая. Сразу чувствовалось, что здесь никогда не властвовала рука хозяйки.
- Катюша, можно сегодня я буду за тобой ухаживать по-рыцарски, - сказал он, вешая Катино пальто на вешалку. Она махнула головой, села на диван и стала наблюдать за Павлом. Он пододвинул к дивану столик на колёсиках и за несколько минут его сервировал, в центре поставив бутылку шампанского.
Фужеров в шкафу не нашлось, и он налил шампанское в стаканы.
- Катюша, я не знаю, бывает так в жизни или нет. До моего отъезда осталось совсем немного, а я не знаю, как буду без тебя. Но сейчас не хочу об этом думать. Просто хочу за тебя поднять этот бокал. За твоё счастье, Катя.
У неё к горлу подкатился ком, и ей захотелось заплакать, но она пересилила себя.
Он сел рядом с ней и положил руку на плечо. Горячая волна прошла по телу, и ей показалось, что она теряет сознание. Он поцеловал её и снова поцеловал. Она не сопротивлялась, всё дальше и дальше улетая туда к звёздам и  растворяясь в необъятной вселенной. Она, прожив тридцать с лишним лет, не знала, какие чувства может таить её молодое тело. Она даже не предполагала, что в её душе может родиться такое огромное чувство, которое называют любовью.
Он нежно, и не спеша раздел её, и подхватив её худенькую и легкую на руки, положил на кровать, накрыв её своим большим телом. Всё отступило. Она не думала ни о чем – это были минуты её счастья, которых у неё было так мало. 
Последняя неделя его отпуска пролетела незаметно. Катя утром уезжала на работу, а вечером приезжала, не продав ни одной подушки, но ни сколько об этом не жалея.
Павел пошёл до магазина, а Катя подошла к книжному шкафу и стала перебирать книжки. Из одной на пол выпала фотография парня в морской форме. Катя подняла её и обомлела, на неё с легким укором смотрел отец её ребенка Коля Булавин « Вот это да… Так точно не бывает… Что же это за наказание такое. Почему я ничего не спросила о хозяине…. А что бы это изменило… Надо же в его квартире… на его кровати… Надо же такому случиться… Ну почему так?!», - все это молниеносно пронеслось в Катиной голове. Она не знала, как поступить. Павел мог и не рассказать о том, что здесь происходило, а мог и рассказать. Как она поняла, они были хорошими друзьями.  С одной стороны она ничем не была обязана Коле, ничего никогда ему не обещала, да он даже и не знал, что у него есть сын. С той новогодней ночи, уехав, он не разу и не был в селе. Никто не мог её заставить полюбить, и никто не сможет погасить свет в её душе. Но почему, в сердце вдруг поселилось чувство неясной виноватости. Сказать Павлу правду или оставить всё как есть!? Она была в полной растерянности. Но потом вдруг решила для себя, что не видела этой фотографии и положила в книгу.
После отъезда Паши, жизнь потекла своим чередом. В одну из встреч он рассказал ей, что у него сынишка 12 лет и что пока он не может его оставить. Она проглотила горький ком, зная, что ей не надо ждать чего-то хорошего. А через месяц к горлу подкатила тошнота и она поняла, что беременна.
Длинными ночами она  размышляла о прожитом. Сколько разговоров и пересудов пережила  с рождением Коленьки, сколько выпало трудностей, пока его поднимала. И знала, что сейчас ещё больше будет разговоров.  Но она не могла заставить себя лишить жизни второго ребёнка от человека, которого полюбила всей душой. Но опять же она знала, что он никогда к ней не вернётся. И что вся житейская ноша ляжет на её плечи. «Господи, что же мне делать!?- обратилась она мысленно к Богу, стоя у окна и глядя в звёздное небо. А в утро встала спокойная и стала собираться на рынок продавать подушки.
- Коленька, как всегда дров и воды принесёшь, - сказала сынишке, собирающемуся в школу.
Татьяна Ивановна, сестра Павла, стала особенно тепло относиться к Кате. Однажды, приобняла её за плечи.
- Все вижу, Катюша. Знаю нелегко тебе. Когда Павлуша здесь был, не один раз мы с ним разговаривали. Не должен он был так с тобой поступать. Ведь знал, что не оставит семью. Но полюбил он тебя по настоящему. Иногда так бывает. С этим ему и жить. Я думала ты прервешь беременность, а ты вот так решила. Ты очень мужественная, Катя. Знаю, что такое деревня и что тебе предстоит пережить. Каждый в этом мире выбирает свой путь. И если твоя дорога в колдобинах, это не значит, что она не правильная. Но я тебе буду по возможности помогать. А ещё, Катюша, сходи в церковь, тебе легче будет.
- Спасибо, Татьяна Ивановна, за всё. Но какая церковь, я же не крещённая.
- Так, Катюша, надо покреститься. Жить легче будет, а Господь всегда поможет и всё устроит. Вот в воскресение будут крестить, и тебя окрестим. А рассказывать никому ничего не надо. Всё пусть идет своим чередом.
- Татьяна Ивановна, я вас тоже попрошу. Не сообщайте ничего Паше. Не надо его дёргать. Я разберусь сама.
- Хорошо, Катя, как решишь, так и будет.


На дворе было лето. Солнце своими жаркими лучами прогревало всё вокруг. В тени около дома стояла коляска с маленькой Леночкой. Катюша рядом в тазике стирала пеленки. Вот уже месяц, как они с доченькой приехали из больницы. Коляша всё старался заглянуть в коляску и качнуть маленькую сестрёнку. Он был горд и счастлив оттого, что теперь у него была младшая сестра, а мама давала ему повозить её в коляске по ограде. Подружка Ленка прибегала, чтобы хотя бы недолго подержать это маленькое чудо на руках.
А деревня недоумевала и «пожимала плечами», и как такое происходит у этой такой тихой и уважительной Катерины, которая и в село-то редко выходит.


Юля

Юля жила в новом для себя измерении. Она не знала, как поступить в той ситуации, которая так неожиданно сложилась в её жизни. Она была вполне состоявшейся самостоятельной  личностью. С детства знала, что ей неоткуда ждать помощи или милости. Всегда шла по жизни твердо и уверенно, зная, что любое принятое решение – это только её мир. После неудавшейся дружбы с Ванечкой она решила, что никогда не поверит ни одному мужчине и проживет жизнь «амазонкой», не пуская в себя ни одно существо мужского рода. И сейчас она чувствовала дискомфорт и неудовлетворенность собой. Во-первых, она не знала, как будет сотрудничать дальше с новым шефом в непонятном ей качестве, хотя уже проработала с ним три месяца. Да ещё чувствуя, что этот человек пробрался в её душу, что она никак не планировала.
Теперь Александр Юрьевич часто приглашал её в театр или ресторан. Сегодня он предложил ей поехать на ипподром. Она хоть и выросла в деревне, и видела и знала лошадей, никогда на них ни каталась и даже побаивалась, но как-то при встрече сказала ему, что хотела бы прокатиться на лошади. Он сразу подхватил её желание.
В окно она увидела, как Мерседес остановился возле её подъезда. Она взяла пальто и вышла на улицу. Александр уже ждал её у открытой дверцы машины.
- Здравствуй, Юля.  – он поцеловал её руку.
Юле не очень нравился этот аристократический жест, но все равно было приятно от сознания, что она нравится этому симпатичному и умному мужчине. И она понимала, что он ей стал  тоже не безразличен.
 - Юля, я через три дня уезжаю на месяц в командировку, а у тебя будет задание подготовить статью о вкусной и здоровой пище, а главным в ней должен стать колбасный продукт. Завтра я дам тебе материал. И ещё… на это время ты переедешь жить в мой загородный дом.
- Зачем?
- Юля, давай не будем решать те вопросы, которые уже решены. Там работник обыкновенный деревенский мужичок, но полный позитивчик, я думаю, он тебе понравится. Все вопросы обустройства он тебе объяснит и всё покажет.
Ипподром находился в пяти километрах от города по просёлочной дороге. Когда проезжали лесом Александр свернул с дороги. Оказавшись на уютной полянке остановил машину. Вышел и открыл дверцу:
- Юля, выходи! Давай немного побудем здесь. Какая красота! Чувствуешь, душа замирает. Но я не просто завёз тебя в этот сказочный уголок, - он улыбнулся как-то светло.  – Это место особенное ещё и тем, что мой папа когда-то сделал здесь предложение моей маме.  Я хочу тоже здесь сделать тебе предложение. Юля, выходи за меня замуж.
На руке он держал открытую коробочку со свадебным колечком.
Она растерялась, не зная, что сказать. Да он ей нравился. И она видела, что не безразлична ему, но всё как-то было неожиданно. Он даже ни разу её не поцеловал по настоящему.  Но она в миг вдруг ясно осознала, что это её судьба. И если сейчас она скажет нет, то он навсегда уйдёт из её жизни. За эти месяцы работы и общения она уже узнала его не простой характер.
Почему-то перед глазами встал эпизод юности, когда она заставляла Ваньку её поцеловать.
- Да, - сказала она просто.
Александр взял её руку и надел на палец золотое колечко.
- Юля, мои родители прожили вместе сорок лет, деля все радости и горести. Сейчас говорят другое время, но я так воспитан. Я хочу, чтобы у нас всё было по-настоящему.  Завтра мы с тобой распишемся, а когда вернусь, соберём небольшой банкет.
- Надо же подать заявление и ждать месяц.
- Это всё я уже обустроил. Платье будет белое, но на свадьбу закажем другое.

Юля не спала всю ночь. Это событие, которое никак не представлялось в Юлькиной жизни - прогремело, как гром среди ясного неба. Сейчас ей так не хватало рядом Кати, чтобы рассказать о всех событиях, что произошли с ней так скоро и неожиданно. Да ей нравился город, и она делала всё, чтобы стать настоящей городской жительницей. Но где-то в глубине она оставалась робкой и не всегда уверенной, чистой и открытой душой девочкой, что не свойственно городу. Так уж устроены они жители, вышедшие из природы, рожденные на земле, совсем с другими мыслями и другой душой. И радость, и горечь, и хитрость – всё у них на распашку – природа она не терпит лжи. И сколько бы не маскировался деревенский под городского, и наоборот – всегда увидишь, что здесь что-то не так.
События следующего дня развивались молниеносно. Всё было как в сказочном сне. Свадебный салон, Дом бракосочетания, свидетели, загородный дом и она с её некоторыми вещами, которые она быстренько скидала в походную сумку.
Александр нажал на звонок, на массивных железных дверях.
- Ну вот, Юля – это твоё новое убежище. 
- Я еще ничего не могу понять. Всё как в тумане или в незнакомой удивительной сказке с неизвестным концом. Так не бывает, - искренне ответила она.
- Жизнь, любимая моя Юленька, такая штука, что в ней бывает всё.
Дверь медленно стала открываться и Юля, шагнув, встала как вкопанная, перед ней стоял  хороший знакомый из её села Заливахина – дядя Витя или Цыган, как его звали в селе. Он с минуту тоже вглядывался в её лицо:
- Юлька, ты что ли. Ну и Юрьич - хорошая да хорошая, а нет сказать, что наша Заливахинская.
Александр смотрел на них с удивлением.
- Вы что знакомы?
- А то, как же,- засмеялся Цыган. – Из одного села. Вот ведь земля круглая. Где довелось встретиться – то, не подумаешь никогда.
- Да, сказка продолжается, - сказала Юля, вдруг переполняясь неудержимой радостью.
- А невеста ты хоть куда, на загляденье. Да, наметанный глаз у Юрьича.  Ладно, у нас с тобой ещё будет время пообщаться. А сейчас все к столу.
Александр загонял машину и задержался. Юля шла за Цыганом, не переставая удивляться всему, что с ней произошло за последние полгода. Ничего невозможно в мире предугадать, задумать и исполнить в полной мере. Что оно будет завтра!? Не даром говорят: «Человек предполагает, а Бог располагает».
Впервые Юля была в таком особняке и потому с интересом разглядывала всё вокруг. Цыган глянув на неё с улыбкой, сказал:
- Эта усадьба Юрьичу от родителей досталась.  Мы тут кое-что переделали… сама увидишь всё…. Тебе в свои права вступать, а я на подхвате….
- Да что вы, дядя Витя..
- Юрьич, Юля, человек серьёзный,  баловаться не будет. Если он так решил, то это большого стоит. Видишь, сначала расписался, а потом тебя в дом привёл.  Это не от ума – это от внутренней порядочности.
- А вы – то как сюда попали? – спросила Юля, заходя в дом.
- Да всё просто. Я же сидел за драку с одним гадом. А домой не захотел ехать, что мне там делать. В гулянку опять ударяться не было желания.  А там у меня дружок был, вот и предложил у Юрьича поработать. Вот несколько лет и работаю. Нравится он мне, стоящий мужик. Он для меня как сын родной стал. Ты за него держись.
-Хорошо, дядя Витя, - сказала Юлька и засмеялась.
Комната, в которую они вошли, была больших размеров. В передней части стоял большой камин из белого гранита, около окна  большой деревянный стол с праздничной сервировкой. Юля на всё смотрела широко открытыми глазами, в жизни ещё не видя такого.
- Как хорошо, что я вас встретила! Я здесь умерла бы от страха.
- Да, я первое время тоже терялся. Мы деревенские легкие в жизни, умные, смекалистые. Сколько вышло великих людей из села. А вот как правильно стол сервировать никто не учил. Культуру, её надо с детства прививать. Спасибо, Юрьич меня в этих вопросах понатаскал. Он тебя многому хорошему научит. Давай, садись за стол. А я посмотрю, что-то жених задержался долго, - добавил Цыган и пошел обратно на улицу, не закрывая дверь.
«Вот сейчас бы сюда Катю, она даже представить себе не может, где я нахожусь. Она бы так за меня порадовалась!» - подумала Юля, глядя в окно на ярко зелёный газон.
  В помещение вбежал с испуганным видом Цыган.
- Юля, спокойно, у нас несчастье, Юрьича застрелили. Я по телефону милицию вызвал. Через минуту здесь будут.
Юля не закричала, не рухнула на пол, в ней вдруг поселился ужас. Тело будто закаменело, а в сознании образовалась пустота. Она смотрела на Цыгана и не понимала, что он говорит.
- Что? – спросила Юля, надеясь, что сказанное Цыганом просто глупая ошибка.
- Да вот, нехорошо-то как получилось. Кто бы мог подумать. Кому дорогу перешёл. Ты сядь, голубушка, пока здесь, не выходи. Картинка там неприглядная. Видно, кто-то его к воротам окликнул.
- Что теперь будет?
- Ничего пока не знаю. У самого в голове каша. В такой день! Вот сволочи!
В ограде послышались голоса. Цыган вышел, Юля пошла следом. В ограде уже работала следственная группа.
Весь процесс длился очень долго. Что-то без конца замеряли, записывали, спрашивали и опять записывали, провели обыск в доме. Следователь молодой и какой-то необычно спокойный, увидев Юлю в белом платье, покачал головой, и уходя снова покачал головой.               
Юля хотела поехать домой, но Цыган её остановил:
- Оставайся, нам с тобой обоим полегче будет. Теперь ничего не исправишь, а жить как-то надо.
Цыган весь вечер двигался, что-то говорил не значительное, и только уже за полночь сел рядом с Юлей на диване. Юля переодевшись в свой старый свитерок и брюки сидела будто закаменев и уставившись в одну точку.
- Я хочу домой… в наше село..
- А я не хочу. Может быть здесь я впервые почувствовал себя человеком. Увидел нормальную жизнь. Понял, что я не скотина. На многое посмотрел другими глазами. Здесь научился радоваться жизни. Знаешь,  Юля, Юрьич мне показал, как должен жить обыкновенный человек. Не хочу я в это болото. Если бы жизнь начать сначала, я бы многое сделал по другому.
- А я, дядя Витя, нажилась в городе. Самые хорошие люди живут в деревне, там живёт добро, свет и любовь.
- Может там и хорошие люди. Да, я и не отрицаю. Только их загнали в клетку и гоняют по кругу, и они теряют постепенно человеческий облик.
- Все равно там спокойней. Поеду к Кате, я так давно её не видела. Я же хорошо шью. Буду этим деньги зарабатывать.
- Да тебе можно и в наш городок. Там же своя газета, думаю профессионалов такого уровня там раз – два и обчёлся. У тебя здесь квартира, можно поменять на наш город. А вот с этим состоянием что будешь делать – не знаю.
- Так это всё не моё. Я же с Сашей даже до ночи не дожила в браке.
- Да, вот ведь какие дела-то получаются. Ладно, пока следствие идет, тебе всё равно придется здесь пожить. Подумаешь, как тебе лучше поступить. Но, а если решишься уехать, то пока суть да дело, в газету напиши на обмен, думаю, желающие найдутся. И ещё, пока мы тут с тобой вдвоём, хочу сказать. Ты, Юля, ни от чего не отказывайся, если что причитаться тебе будет. У него здесь никого нет, а родители в Америке и уже в преклонном возрасте. Уехать тебе может сейчас и лучший вариант. Чувствую, из-за  компании его грохнули.
Юля молча слушала Цыгана, опустив голову. При последних словах мотнула головой.
-Что вы говорите! Разве об этом можно думать. Человека убили. Мне ничего не надо. И я боюсь вообще здесь оставаться. Быстрей бы всё закончилось, и я покину этот город и никогда не вернусь сюда. 
- Милая девочка, никогда не говори никогда. Но, а пока, это точно, что тебе надо будет отсюда уехать. А я здесь останусь. Хозяйство не на кого бросать, требует ухода. Буду здесь жить.
- Как же вы жить-то будете без денег.
- Да деньжонки у меня немного есть. Юрьич будто что чувствовал, всё говорил, что мне зарплата на чёрный день.  Я отнекивался, а он всё равно давал. Вот теперь есть на что жить. Ты-то не против,  если я здесь останусь пока.
- Да о чем вы говорите. Мне даже не по себе. Надо же, как случилось. Как мне с этим дальше жить.
- Эх, Юленька, жизнь такая штука, в ней всё бывает.
- Так мне и Саша говорил. Да только от этого не легче.
- Ладно, утро вечера мудренее, а пока давай-ка отдохнём, уже давно ночь на дворе, а день у нас с тобой будет хлопотный. Ты здесь и спи, тут тебе будет спокойно, а я пойду к себе. Всё кругом закрыто на замки. Отдыхай.
Цыган потушил свет и вышел. Юля встала с кровати, достала из своей сумки ручку и блокнот, присела к столу. Она ещё не знала что напишет, но необходимость вылиться на бумагу в этот жуткий час наплывала морским валом. Строчки побежали сами в стихах, что до этого она не делала ни разу.
Ты дан мне был небесною рукой,
О Господи, благодарю тебя за это!
Как сон волшебный, перстень золотой,
И в платье белое одета!
Но как же всё не честно на земле,
Мы не дошли до праздничного ложа.
Но кто же так жестоко повелел.
Кто в этом горе мне теперь поможет?
Мне, видно, на любовь наложили запрет.
И кровь твоя на платье моё брызжет.
Одна, совсем одна, тебя со мною нет,
И глаз твоих уж больше не увижу.
Она положила ручку, прошла к кровати и легла поверх одеяла, думая, что не уснёт, но сон сморил её сразу. А под утро она увидела короткий, но такой яркий сон, что проснулась, не поняв, что это было. Она в белом платье стоит у деревянного стола, а на столе золотые слитки. Она хочет их посмотреть, но они превращаются в её руках в пыль. И  видит, что через комнату к ней идёт Саша, он одет в чёрный костюм, а в руке держит рубин в виде сердца и протягивает ей. Но она понимает, что не может его забрать, оно ей не принадлежит. Он развернулся и пошёл обратно, улыбнувшись ей такой нежной улыбкой, какой она никогда не видела на его лице. И от ужаса, что она его теряет -  закричала…. И открыла глаза. Над ней склонился Цыган.
- Что, детка, что-то приснилось страшное?!
- Дядя Витя, лучше бы это всё было страшным сном,- сказала Юля и заплакала, уткнувшись в подушку.
Цыган присел и стал гладить её по голове.
- Да уж, как оно поворачивает. 

Полгода пролетели как страшный сон, её еще несколько раз вызывали в следственный комитет, но казалось, что дело замёрзло на одной точке. За этот период она сделала обмен квартиры в город рядом с Заливахиным. Кате она  ничего не сообщала, чтобы не расстраивать. Да и не было желания говорить обо всём с ней произошедшим за последний год. Теперь жизнь текла как в тумане. Она понимала, что надо выкарабкиваться, но пока не знала как.

Она уезжала домой. Все вещи отправила по железной дороге контейнером. Её провожал Цыган.
Было видно, что ему тяжело от расставания с Юлей. Она была ему уже не только односельчанкой, но стала близким и родным человеком за это проведенное рядом время. Смерть Александра Юрьевича сблизила их и породнила. Она сейчас старалась не смотреть на него, потому что видела в  глазах этого уже не молодого мужчины боль и слёзы.
- Ты, Юля, как устроишься, напиши мне. Напиши, как живёт наша деревня. А я тут за всем хозяйством присмотрю.
- Обязательно напишу. Всё будет хорошо,- сказала она, неизвестно кого успокаивая, то ли его, а то ли себя.

Юля не была в селе восемь лет и когда ехала домой, то сердце колотилось в груди неистово. Она никогда не думала, что так будет возбуждено её тело от встречи с деревней. Казалось, ничего не изменилось с тех пор, как она покинула родные пенаты. Только дома после городских казались вросшими в землю, скрюченными и с крышами, будто с черными накидками. Но какими бы не были эти дома, они вызывали трепет в душе и щемящее чувство любви к этому месту, которое зовут малой родиной. И ничто и никогда не будет милей того места, где ты родился, рос, бегал по улицам босиком, впервые влюблялся.
Она подошла к родной калитке, слёзы подступили к горлу, но как она могла так долго сюда не приезжать. Она открыла калитку и вошла в ограду. В ограде рос бурьян, а дом был закрыт на замок. Было такое чувство, что здесь давно никто не живёт. Не хорошее чувство колыхнулось в душе. Защемило сердце.  Мгновение подумав, она вышла и пошла к соседям, чтобы узнать что произошло.  Зайдя в соседнюю ограду,  она увидела  мальчика лет восьми, который смотрел на неё с удивлением. Она была поражена не меньше его, вроде она такого не знала
- Тетя, ты кто?
- А ты кто?
- Я мамин сын.
- А мама кто у тебя?
- Маму зовут тетя Катя.
- А фамилия?
- Мама – Светлова. А я Коля Светлов.
- Вот это дела. У меня оказывается такой великолепный племянник, а я ничего не знаю.
- А я знаю кто вы. Вы тетя Юля. У нас ваша фотография на стене висит, я узнал.
- А почему ты здесь?
- Мы здесь живём. Я, мама и моя сестрёнка Леночка. Мама её усыпляет. Она у нас уже большая, ей скоро год будет.

Юля снова готова была заплакать. Ну почему Катя ей ничего не писала, никогда, даже не обмолвилась.
- Коляша, иди обедать,- услышала она до боли знакомый голос сестры.
Катя вышла на крыльцо и только секунду смотрела на модно одетую девушку.
- Юля, - прошептала она одними губами, сбежала с крылечка и сёстры обнялись, обливаясь слезами. Как долго они не видели друг друга, как долго они ждали этой встречи. Сколько всего произошло у них за это время. Всё это слилось в большой ком любви и эмоций.
Вот уже месяц Юля жила дома, с любовью и каким-то благоговением занимаясь племянниками, свалившимися, как снег на голову. 
Восемь лет расставания сделали сестер ещё ближе и родней.  Каждая пройдя самостоятельно отрезок трудного  жизненного пути, стала  для другой  более открытой  и сердечной, понимая, что они в мире только две родных души.
Юля, узнав о причинах перехода Кати в дом друга их отца, сразу же занялась обустройством родного дома, уже через неделю вернув ему былой вид; небольшого, но светлого и ухоженного жилья.
Между всеми домашними делами она доехала до города в местную газету.  Главный редактор, было видно, обрадовался её приходу.
- Юлия Николаевна, мне уже семьдесят и давно пора на заслуженный отдых, а они там всё не могут найти на это неспокойное место кандидатуру. Каждый день кормят завтраками,  - сказал ей немолодой и уставший человек. – Как всё определится, я Вам напишу, во всём помогу.
Юля пришла, чтобы получить какую-то работу, но, чтобы вот так сразу редактором, хотя и хорошо знакома была с этой деятельностью, не ожидала.  И теперь ей оставалось только ждать результатов.  Она была довольна тем, что не пошла на работу сразу, а смогла пожить дома рядом с Катей.  Теперь, чтобы она не делала, все мысли были заняты сестрой. Но, ладно, она в городе жила, и так нелепо сложилась её жизнь по стечению обстоятельств. Но её Катя – кроткая, мудрая и скромная – вдруг оказалась одна с двумя детьми на руках.  Она знала, что характер у сестры сильный, но что всё вот так повернет в жизни - её любимой и правильной сестрёнки - ни как не предполагала.
- Катя, а что ни кто не пытался к тебе посвататься…, ты же вон какая видная. Тебе и в Голливуд можно, - сказала Юля, глядя на развешивающую бельё сестру. – Всё бы какая помощь мужская в доме была.
- Есть женихи, иной от дверей до калитки иногда дойти не может, так под забором и уснёт… .  А один тут как-то пришёл, давай учить, как правильно жить и детей воспитывать…., а сам не просыхает.  Зачем они, Юля, нужны такие, на пьяную рожу смотреть, да пьяные бредни слушать … А нормальные, может и есть, да не про нашу честь. Их у меня двое, тот кому я нужна буду, должен и детей моих любить, а так, наверное, не бывает.
- Катя, ты так не рассуждай. Это совсем не правильно. То, что ты не встретила на своём пути нормального человека – это не значит, что их нет. Есть хороший, умный и добрый мужчина, но просто пока он где-то ходит по земле…. И ищет тебя…
- Да встретила я, только женатый он был… Не имела я права давать воли своим чувствам… А как их побороть -  это как у Айвазовского «Девятый вал»  не уйдёшь… накроет…
- Катя, милая моя сестрёнка, да разве чувства, если они настоящие возможно сдержать. Это же такая лавина, что сбивает тебя с ног… и так закручивает, что не возможно выбраться.
- Да, Юля, только результат этих чувств -  дети без отцов.
- И что!? Они у тебя, может, счастливей, чем у многих с папами алкоголиками.
- Оно и то плохо и другое. Но, ты знаешь, я очень люблю своих детей.  Я не пойму, как нас могла бросить мать?
- Катя, зато какой у нас был золотой отец. Всё, что в нас есть хорошее – это, конечно, от него.
Катя развесила бельё и села рядом с Юлей, положив ей на плечо руку и слегка приобняв.               
- Юля,  что это мы всё про меня да про меня,  ты как-то мало рассказываешь о себе,  о своем замужестве. Всё вскользь, отрывками. Ты так и не сказала, что у тебя произошло с мужем, почему вы расстались. Если не хочешь не говори, я знаю, что такое лезть в душу с расспросами.
- Знаешь, Катя, пока мне трудно говорить о том, что у меня произошло, хотя скоро будет уже год, как нет Александра.  Это был хороший человек, во многом мною так и не понятый. Его убили в день нашей регистрации.  Ты представляешь, Катюш, он не поцеловал меня по-настоящему ни разу.  Я же даже не успела понять, что такое счастье.
- Я не поняла!?
- А что тут понимать. Свадьбу он хотел сделать позднее, а вот зарегистрироваться торопился,  будто что-то его толкало. Только приехали в его дом, где я ни разу не была…, пошла вперёд, а его у калитки застрелили… и следов никаких.
У Кати прошла по телу дрожь. Она представила, что пережила сестра в тот момент, без друзей, без родных.
 - Да я же забыла совсем тебе рассказать… Я встретила нашего Цыгана. После того, как случился весь этот кошмар он был целых полгода рядом со мной. И остался усадьбу охранять.
 - Вот это дела. А как он туда попал?- Катя всё шире открывала глаза от удивления. Ей казалось, что это из мира нереальности. Юля посмотрела на сестру и засмеялась.
- Вот у меня был такой же вид, как у тебя сейчас, когда его первый раз увидела у Саши. Он рассказывал, что после отсидки не захотел сюда возвращаться. А  знакомый и порекомендовал Александру его взять в дом. Он у него несколько лет отработал. Говорил, что много чему хорошему научился у Саши.
Юля с минуту молчала и, казалось, что она пристально рассматривает покосившийся от старости забор.
- Он и правда был как бы на шаг впереди нас. У него родители живут в Америке, а он сюда приехал бизнес налаживать…,  видно, кому-то дорогу перешёл.  Я у него тоже много хорошего почерпнула, - она вздохнула глубоко всей грудью и уже было видно, не хотела говорить дальше на эту тему.
Катя поняв состояние сестры, встала и пошла в дом:
Юля, - крикнула она уже с веранды – Давай-ка, мы картошки пожарим!

Юля приехав домой и напитав душу радостью встречи с сестрой никак не могла выбраться в село и пройтись по родным улочкам, не хватало времени и что-то останавливало. Она понимала, что все уже знают о её приезде и только ждут её появления, чтобы начать задавать вопросы, к чему она совершенно не была готова. Но ещё одной причиной нежелания выхода в село – это был Ваня, которого она не видела многие годы и не желала увидеть.
Утром Катя уехала в город на базар, а Юле принесли письмо из редакции, где сообщалось, что через четыре дня она может приступить к работе.  Ей показалось, что это очень скоро, и она не успела хорошо отдохнуть; а потом она подумала, что это к лучшему, что она не успела расслабиться.
Посадив маленькую Леночку в коляску, она выехала со двора и пошла по пыльной улице, понимая, что, выйдя на работу не найдёт времени просто так прогуляться по улочкам такого далёкого детства.
В селе мало что изменилось, а после городской архитектуры и подавно, казалось, все строения вросли в землю и косо смотрят на мир. Почему – то тогда всё было по - другому, и эти улицы были не такими унылыми. Здесь текла жизнь, а сейчас у неё складывалось такое впечатление, что всё превратилось в мёртвое село, так было кругом тихо; и она заметила, что даже лавочек, что стояли у каждой ограды не стало. Ничто не вызывало в её душе восторга, какой она ждала почувствовать в своей душе. 
Леночка в коляске быстро уснула и во сне улыбалась чему-то своему детскому. Юля глядя на неё с каким-то не понятным ей ещё умилением материнского инстинкта, подумала: «Какая у меня племянница…  красотуля» и, нагнувшись, поправила пелёнку, которой прикрывала ребёнка от солнечных лучей.
- Юля, здравствуй, - услышала она за спиной, по-мужски окрепший, но всё равно знакомый голос. От неожиданности она вздрогнула и быстро распрямилась. Перед ней стоял Ваня, не тот невысокий худенький мальчик, а «детина» на голову выше её, с саженью в плечах.
Когда-то она назвала его предателем и выкинула из своей жизни, как ненужный мусор. Она никогда не мечтала его увидеть или с ним поговорить, потому что просто не была ни в чем виновата.  И вот сейчас они стояли друг против друга и она от чего-то растерялась, и вдруг пересохло в горле. Ей пришлось собрать волю в кулак, чтобы спокойно ответить:
- Ваня, ……. Здравствуй!
Он смотрел на неё пристально, будто пытаясь увидеть в ней ту Юлю, которую он любил в школьные годы.
- Юля, как ты изменилась!  Мы с тобой не виделись десять лет, ты повзрослела и стала ещё красивей!
- Да, Ваня, и ты изменился, стал настоящий мачо. Ничего не осталось от того мальчика-одуванчика. Катя сказала, что ты отец большого семейства, что у тебя два сына.
- Да, Юля, и мальчишки хорошие и жена хорошая, а только тебя из сердца не могу выкинуть.
- Да перестань ты, Ваня, ерунду говорить. Это всё от того, что мы не были с тобой рядом. А так, может уже давно разбежались.
- Юля, ты прости меня…
- За что? Мы были совсем молодыми. Никто ни в чём не виноват… Лучше скажи, где ты работаешь?
-  Да где попало: птицефабрика развалилась, клуб не работает. Знаешь, пить стали очень много, толи от безысходности. Раньше, помнишь, может несколько дворов пьющих было…. , а сейчас даже страшно становится. А ты, Юля, говорят замуж вышла?
- Вот деревня «От людей на деревни не спрячешься…»,  вроде ни с кем не разговаривала. Вышла, Ваня.
- А муж где? Наверное хороший, знаю, ты за плохого не пойдёшь!
- Хороший муж, а приедет позднее.
Юле совсем не хотелось говорить о своей жизни, да этого и не надо было делать. Она понимала, что у них с Ваней разные дороги. Хотя, где-то в глубине у неё защемило, и нежность, которую она совсем не хотела пускать в своё сердце потекла по телу. 
Они медленно шли по улице,  а из-за заборов выглядывали любопытные лица, желая прислушаться  к тихому диалогу.
- Ладно, Ваня, нам надо возвращаться, а то Леночка скоро проснётся. Я была рада тебя увидеть. Тем более что через несколько дней я начинаю работать в местной газете, и, думаю,  у меня не будет много времени, чтобы сюда приезжать.
- Так ты совсем сюда?
- Вроде…
- Значит я смогу тебя ещё увидеть…
- Ваня, тебе что пересуды нужны… Вон из-за каждого забора знакомые лица торчат… Это нас на добрые дела нет, а в остальном деревня живёт  своей  жизнью.  Увидеться мы, конечно, увидимся,  а пока до свидания.
Придя домой Юля постаралась сразу переключиться с Вани на другие мысли, хотя ей это плохо удавалось. Ваня стоял перед глазами – тот молоденький, скромный, улыбающийся и безумно в неё влюблённый.
Вечером они с сестрой, вдруг вспомнив дни молодости, приготовили торт, какой стряпали на все праздники и очень любили.  Коля ел торт с наслаждением, он не знал, что мама с тётей Юлей стряпают так вкусно, а потом пошёл на улицу поиграть.
Юля подошла к окну и смотрела, как племянник делает себе лук со стрелами.
-Катя, а Коляшка сын Булавина?
- Да!
- Он на него сильно походит! Вроде и на тебя. Кто его не знает, а приглядишься… Катя, я видно чего-то не понимаю… Вы дружили?
- Милая моя сестрёнка, я сама не понимаю. В том-то и дело, что мы не дружили, у нас была одна единственная  ночь… В мире столько непонятного и чудного просто даёшься диву и себе и миру. Знаешь, Юля, пока ты молодой, все более менее просто – чёрное – это чёрное; белое – это белое. Но приходит время, когда в твоей жизни появляются десятки оттенков, всё переплетается и ты сам о себе многого не можешь осознать. Пытаешься всё разложить по полочкам, думая, что ты умный, прагматичный, не испорченный, но всё ломается от поступков, которые ты вдруг совершаешь. Может это какой-то рок. Я сейчас расскажу тебе один случай. С  Пашей – это отец  Леночки и моя первая любовь  - мы пришли в квартиру его друга с которым они много лет ходили в море на Дальнем Востоке. И ты даже не можешь себе представить, чьё это жильё – это квартира Коли Булавина. Ты представь, у меня двое детей от двух друзей. А они о том сном духом ничего не знают.
- А Павел-то у тебя откуда взялся?
- С его сестрой рядом торговали на базаре. У него семья во Владивостоке: жена, сын. Я попросила Татьяну Петровну, чтобы она ничего не рассказывала ему о рождении дочери.
- Ой, Катенька, что же ты милая пережила. Мои-то проблемы по сравнению с твоими гроша ломанного не стоят.
Катя улыбнулась.
- Так я и говорю, мир так устроен, что не знаешь, что с тобой случится через час. Говорят, что человек сам делает свою жизнь. Но я уже убедилась, что не всё зависит от наших желаний. Вот я окончила строительный институт, а торгую подушками, и стоило ли так упираться!?
- Конечно стоило, Катя. Когда человек учится он системно расширяет свое мировоззрение, дисциплинируется и приобретает чувство самодостаточности. А жизнь – она у нас с тобой ещё впереди. Я вот скоро поеду работать. А пока ты ездила на работу, между делом я тебе сшила платье и хочу, чтобы ты его примерила, это современный фасон.  Да о чём я говорю, тебе любой фасон хорош. Ты такая красивая!
Юля достала из шифоньера платье, которое шила в моменты, когда не было дома Кати, а Леночку катал по улице брат.
Приталенное и расклешённое к низу платье с полудлинным рукавом было на самом деле изумительное: нежно-голубой шёлк с белой оторочкой и белым стоячим воротничком придавал худенькой Кате ещё больше воздушности и изящества. Катя зарделась и, засмеявшись, закружилась по комнате.
- Юля, тебе же надо было не в журналистику идти, а учиться на модельера.
- Одно другому не мешает. Я же и работала в журнале мод. И сейчас уже думаю в газете раздел создать для женщин.  Нашим деревенским особенно не хватает этой информации: сшить быстро юбку, связать кофту, разбить цветник, состряпать пирог – да ещё много чего.
Катя села на стул, задумалась.
- Мы  с тобой научились многому, сами проходили школу жизни, приобретали опыт в теории и практике,  но почему у нас счастья-то нет.
- Нет, Катя, ты не права. Минуты слабости бывают у всех, и у тебя как раз этот момент. Но жизнь - она вечная борьба. Человек остается Человеком, пока мыслит, пока трудится, пока движется вперёд, пока верит в себя – это и есть счастье.  Послушай, я тебе прочитаю моё любимое  стихотворение  Редьярда  Киплинга  «Заповедь»:
Владей собой среди толпы смятенной,
Тебя клянущей за смятенье всех,
Верь сам в себя наперекор вселенной,
И маловерным отпусти их грех;
Пусть час не пробил, жди, не уставая,
Пусть лгут лжецы, не снисходи до них;
Умей прощать и не кажись, прощая,
Великодушней и мудрей других.

Умей мечтать, не став рабом мечтанья,
И мыслить, мысли не обожествив;
Равно встречай успех и поруганье,
He забывая, что их голос лжив;
Останься тих, когда твое же слово
Калечит плут, чтоб уловлять глупцов,
Когда вся жизнь разрушена и снова
Ты должен все воссоздавать c основ.

Умей поставить в радостной надежде,
Ha карту все, что накопил c трудом,
Bce проиграть и нищим стать как прежде
И никогда не пожалеть o том,
Умей принудить сердце, нервы, тело
Тебе служить, когда в твоей груди
Уже давно все пусто, все сгорело
И только Воля говорит: "Иди!"

Останься прост, беседуя c царями,
Будь честен, говоря c толпой;
Будь прям и тверд c врагами и друзьями,
Пусть все в свой час считаются c тобой;
Наполни смыслом каждое мгновенье
Часов и дней неуловимый бег, -
Тогда весь мир ты примешь как владенье
Тогда, мой сын, ты будешь Человек!

Юля стояла к Кате в пол оборота, в джинсах, в бордовой, мужского покроя рубашке и сестра, глядя на неё, вдруг подумала о том, что совсем не знает взрослую Юлю. В её голосе, во взгляде, во всём облике чувствовалась внутренняя сила, непобедимый женский дух. «Она не сломается, как бы ей не было трудно. Она правильно выбрала свой профессиональный путь», - пронеслось в голове Кати, но в слух она сказала:
- Какое сильное стихотворение, ты мне его напиши.

Юля сидела на скамейке в городском парке. Октябрьское солнце грело нежно, будто пыталось приласкать своим теплым лучом перед приближающимися холодами.  На душе скребли кошки. Вот уже два месяца она работает в газете главным редактором. Она понимала, что всё идёт не так.  Когда-то она девчонкой пришла работать в большой журнал и сразу влилась в коллектив, а здесь она чувствовала себя как инородное тело. Она пыталась сразу улучшить вид газеты, перевести на офсетный способ печати, частично сделать цветной, но наталкивалась на стену непонимания. Спокойно раздавала задания корреспондентам и видела, что её пытаются игнорировать. Это делалось не в открытую, но с явной неприязнью. Она сохранила традиции старого редактора, но жаждала обновления. И это как раз и не воспринималось коллективом, а может ещё и то, что она пришла ещё совсем молодая против «акул пера».  А сегодня её пригласили к Главе области, и он разнес её за статью об умирающей деревне. Эту статью она подготовила в редакторской колонке, в тайне считая образцом подачи материала.
- Вы что себе позволяете… Вы думаете, если вы приехали с высшим образованием, так всё можно.. У нас есть кем Вас заменить… девчонка…. О лучших людях области писать в таком духе, что развалили хозяйство, да как рука-то не отсохла…  Я же говорил, что нельзя молодёжь допускать до таких дел…  И так, Юлия Николаевна - это первое и последнее предупреждение… Или вы публикуете то, что надо, или мы расстаёмся с вами… Идите работайте, - и он указал ей пальцем на дверь.  Она даже не попыталась открыть рот, до такой степени была шокирована этим визитом, хотя при первом знакомстве, когда её представляли на должность редактора, он произвёл на неё вполне благоприятное впечатление.
«Зачем мне всё это! Я же прекрасно шью! Не надо было сразу морочить себе голову этими дурацкими мечтами… Не хочу больше тут работать…. Не хочу… Они думают, что я буду плакать об этой работе…», - подумала она и слезы самопроизвольно потекли ручьём из её глаз. Она любила свою работу и уже любила эту газету. И уже не могла отказаться от мечты сделать её интересной.
- Юлия Николаевна, вы что плачете? Что случилось? – как из-под земли перед ней вдруг вырос Дмитрий Михайлович Мальков, ответственный секретарь газеты и её заместитель. Человек, который относился к ней жёстче всех, как она считала. Она хотела взять себя в руки, но вдруг совсем разрыдалась и не могла остановиться. И только через всхлипы произнесла:
-  Я плохой редактор, меня вызывали к Главному… Я уйду…
- Юлия Николаевна, давайте-ка успокойтесь… всё будет нормально. Посмотрите на меня, я всю жизнь посвятил газете и главредом работал, а чего только в жизни не было. Это пока первое боевое крещение, а вы сразу и испугались.
- Да меня и в газете не любят! – сказала она уже слегка всхлипывая, его слова на неё подействовали успокаивающе, от них веяло простым человеческим теплом.
- Это почему ты так решила? Юля, есть хорошая поговорка: «Не ищи в селе, а ищи в себе». Попробуй увидеть ситуацию со стороны.  Пресса существует ни один год, а идут сюда работать только по призванию, по зову души, иначе ты здесь долго не продержишься. А ты может даже непроизвольно стала подчеркивать, что мы ничего не знаем, а газета – это не журнал, здесь и практика немалая требуется. Проработав всю жизнь, я и то не всегда могу угадать, как оно правильнее. Здесь нос надо держать по ветру,- говорил он, слегка покусывая губы между фразами. Юле стало на душе хорошо, даже от того, что он назвал её по-отцовски Юля.
- Дмитрий Михайлович, вы извините, что я так себя повела. Я ничего не имела ввиду! Честно сказать, я боялась, что не приобрету в коллективе вес.
- Всё, Юля, приобретёшь. Главное, никогда не забывай, что рядом с тобой работают люди и что всё возвращается бумерангом.               
На лавочке с Дмитрием Михайловичем они просидели больше часа, а когда он ушёл, попрощавшись с доброй улыбкой, она осталась сидеть, прислушиваясь к своему внутреннему голосу. «Если бы был Саша, он подсказал бы мне, что делать, но главное сказал бы – не кисни».
После случившегося к ней пришло полное понимание того, что помимо её знаний, ей просто необходим опыт всех тех, кто её окружал.

Катя определила Леночку в ясельную группу, откуда вечером её забирал Коля, и теперь могла спокойно ездить на рынок. Юля приезжала из города один раз, да и то на два часа до следующего автобуса, чтобы повидать племянников. А вот на базар к сестре она иногда забегала, чтобы вместе попить кофейку. Катя только один раз спросила у Юли про работу, но та ответила уклончиво, что все более-менее. Катя не стала навязываться с вопросами, понимая, что у Юли идёт время притирания к работе и коллективу.
Сегодня Катя осталась дома, чтобы с утра сходить в сельсовет. Она всё думала о работе, которой в селе не стало вообще. Помещения птицефабрики, совсем недавно процветающей, стояли в запустении, производя удручающий вид. Строительная организация распалась полностью, казалось, что весь мир села уснул, под серыми, покосившимися крышами, и ни у кого нет желания ни ломать, ни строить. Катя понимала, что она всё равно не сможет всегда ездить на заработки в город. И у неё пришла идея поставить свой магазинчик. Все магазины сельпо были закрыты, и последний, в котором продавали хлеб и соль был на грани умирания.
Своими мыслями она поделилась с сестрой, и та с восторгом её поддержала.  В центре села стояло заброшенное полуразвалившееся здание старой администрации. Катя пришла к председателю сельского совета, чтобы попросить часть этого помещения в аренду. Он, кажется, даже обрадовался Катиному предложению.
- Подправишь, подремонтируешь, а мы это в счёт аренды поставим первый год, - сказал председатель и сразу бухгалтер написала договор с Катей на пять лет. Помещение никем не востребованное стояло уже лет десять. Катя предполагала, что оно внутри довольно неприглядное, но то, что она увидела войдя, превзошло все ожидания. Всё было до такой степени разворошено, что в первую минуту у неё опустились руки, но решение было принято и отступать она не намеривалась. «Глаза боятся, руки делают», - подумала она и уже вечером, забрав Леночку и Колю с собой, начала разбор завалов.
Несколько дней она проработала в помещении одна и поняла, что этот объект осиливать придётся такими темпами очень долго. Она поехала до сестры, чтобы посоветоваться как быть, денег было только на то, чтобы приобрести первый товар. Юля выслушала её спокойно:
- Так, у тебя есть бригада из бывших строителей и отделочников, нанимай, с деньгами я помогу.
И через день работа закипела в полную силу. Все работали с каким-то особым азартом и рвением, наскучавшись по общественному труду и общению. Через полмесяца здание невозможно было узнать, так оно преобразилось.  На день открытия магазина приехала Юля и в газете опубликовала целую статью. Катя не думала, что соберётся так много народа и получится небольшой, но тёплый праздник. В магазине она сделала отдел мелких товаров: от иголок до пуговиц, небольшой отдел продуктов, а ещё выложила свои ещё не реализованные подушки – всё получилось привлекательно и необычно.  Кто-то даже предложил, чтобы она продавала и водку – тогда и доход в разы увеличится. А у Кати сразу всплыло пропитое лицо матери –  нет, никогда она не будет торговать спиртным.
Катя даже не предполагала, что сюда будет приходить столько посетителей, а сделанная работа принесёт душе огромное удовлетворение.
И полетели день за днём новой работы. Она крутилась как белка в колесе: дети, работа - чему она отдавала себя без остатка.

День за днём, месяц за месяцем, год за годом летело время. Шёл 2007 год. Несколько лет назад Юля уехала на месяц в отпуск, а оттуда приехала с Виктором Цыганом. Внешне время его изменило мало. На смуглом худощавом лице мало было заметно морщины, а вот в остальном, что-то стало другим. Появилась степенность и уравновешенность, а главное, он совсем не пил, что казалось удивительным при его распахнутой настежь натуре. Первым делом он сходил на кладбище, где покоилась его мать и друг с детства Баламут, прекрасный человек, открытый и щедрый душой, но которого не пощадил огненный Бахус. Посоветовавшись с сестрой Юля поселила его в отцовском доме, где пока никто не жил, так как, приезжая в село, она находилась у сестры и племянников, которые её очень любили.  Возле старого дома они поставили большой новый дом, но требовалась ещё внутренняя отделка, которая затягивалась по причине отсутствия рабочей силы.
- Катя, давай-ка расширять магазин. У меня есть деньги, а ещё нам хочет помочь дядя Витя. Я переговорила в администрации, чтобы это здание выкупить и построить современный супермаркет. - сказала она сестре по приезду.
- Ты что! У нас хороший и доходный магазин! Но, Юля, это огромные деньги, которых у нас просто нет. При всех наших доходах твоих и моих вместе взятых, - говорила  Катя, качая головой. – А ещё надо достраивать новый дом. Нет, нет, мы не потянем.
- Знаешь, сестрёнка, мне не повезло в любви, но повезло в деньгах. Я продала Сашин бизнес. Правда, не продала, а у меня его купили. Отвалили такие деньги, за одну мою подпись, что я даже ни одного слова не сказала против. И теперь мы безумно богатые. И ты знаешь, я выкупить это место договорилась на условии, что в ансамбле будет спортивный зал и бассейн для села. Как тебе это нравится!? Дядя Витя соберёт бригаду и начнёт стройку. Так как мне некогда этим заниматься, понимаешь же, что газету бросить не могу, это моя любовь. Всё основное возложим на Цыгана, он сделает всё, как полагается.  Да, пока не хотела говорить, но чего тут скрывать, я уже выкупила это место и оформила все документы. Нас будет четыре совладельца, -  она подошла к своей сумке вынула документы и подала сестре.
У Кати  вдруг больно сжалось сердце. Как Юля могла всё оформить без её ведома, лишить её места куда она вложила душу, да ещё разделить на четыре владельца, но когда она раскрыла документы, слезы непроизвольно потекли из глаз. В документах были записаны они с сестрой и двое её детей.
- Как, Юля, я ничего не знала?
- Ты бы начала сомневаться, а у меня не было времени. Решила поставить тебя перед фактом. Прости!
- Просто всё так неожиданно, Юля!
- Да, я тебя понимаю! Но вот так как-то вышло….  Я сегодня уеду, а тебя попрошу, когда дядя Витя будет набирать бригаду, пусть возьмёт Ванечку. А то попивать мужик стал, а у него двое детей.
Строительство шло быстрыми темпами. Здание выросло, как грибы после дождя. Сельчане будто забыли все темы, которые когда-то их волновали.  Тему стройки обсуждали каждый день: «Девки Светловы-то, где только деньги берут. И всё у них как по маслу катит», «Да Юлька-то главным редактором в газете, видно там заколачивает, да и у Катьки магазин не хилый – развернулась». «Так Юлька откуда-то Цыгана припёрла. Он как в тюрьму - то сел, так его и не видывали. Он, видно, и промышлял. Так приехал и не пьёт, видно, закодированный». «Ох всё это интересно и мутно, вот она молодёжь-то. Где такие деньги честно взять!?» И стройка, и разговоры будоражили село. А большое современное здание приобретало вид. Все технические и отделочные работы делали городские бригады, которые выписала Юля из разных мест. Комплекс не то что для деревни, для города стал бы сказкой.  Весь проект Катя разработала сама, здесь ей пригодилось мастерство и художника и строителя.
И вот теперь их село стало спортивным центром, куда приезжали и из соседних сёл, и даже из города.

Сегодня у сына Коли был день рождения и Юля попросила, чтобы сестра на своей машине к вечеру доехала за ней до города. На дворе всеми красками осени играло бабье лето! Солнце бросало повсюду яркие и тёплые лучи, и всё кругом утопало в золоте и багрянце осенней листвы.
Катя выехала из дома пораньше, захотелось немного посидеть на речке. К семнадцатилетию сына всё было готово, но сам факт, что Коля уже такой взрослый, щемил сердце. «Каким же прекрасным мальчиком он у меня вырос», - думала она о нём с нежностью. Отъехав километра два от села, она свернула с дороги и, поставив машину, пошла к реке.  Тропинка петляла между камней и упиралась в корни деревьев. Катя двигалась, склонив голову, чтобы не запнуться и чуть не сбила стоящего перед ней человека. Она, испугавшись, вскрикнула и подняла голову, а глянув вверх на высокого мужчину, вскрикнула ещё раз, перед ней стоял Коля Булавин.
От испуга и неожиданности она потеряла дар речи и забыла все слова. Когда-то она решила для себя, что никогда его не увидит. Но чтобы встретить, да еще на лесной тропинке, вот этого она точно никогда не ожидала.
- Ты? – только и спросила она.
- Да, Катя, это я. Ехал в село на рейсовом автобусе и увидел тебя… попросил остановить…
- Ты меня узнал?
- Я бы тебя из тысячи узнал.
- А ты зачем сюда? Я думала, ты уже сюда никогда не вернёшься.
- Знаешь,  я бы и не приехал, если бы не обстоятельства…
- Какие обстоятельства? – Катю вдруг затошнило, закружилась голова, и она стала падать.
Николай подхватил её и посадил на пенёк.
- Что с тобой? – спросил он участливо.
- Видно, переволновалась,- ответила она дрогнувшим голосом. – Так ты зачем, говоришь, приехал?
- Да успокойся. Ты же вся белая.  Вон ты какая леди стала. И машина крутая. Не подумаешь, что всю жизнь в Заливахино прожила. Слышал, что у тебя тут супермаркет, да ещё со спортивным комплексом.
- Да, работаем,- сказала просто Катя, собираясь с мыслями и стряхивая оцепенение. Она сразу почувствовала, что Коля приехал не просто так.
- Говори, Коля, зачем к нам пожаловал, - попыталась она сказать ледяным тоном, но голос дрогнул.
Коля до этого момента стоявший рядом с ней, присел на траву.
- Я же после той январской ночи, сразу от сюда уехал на восток. А здесь у меня квартира осталась. Так случилось, что друг к сестре в гости сюда к нам через восемь лет поехал, а я ему на всякий случай ключ от квартиры дал. Прошло ещё восемь лет, годы быстро летят, решил я квартиру здесь в городе продать. Он, когда туда из гостей вернулся ничего мне не рассказывал. А тут с Павлом разговорились, а он мне: «Ты узнай, как там живёт Катя Светлова из Заливахино. Сестра умерла, и не у кого спросить. Влюбился безумно я тогда. Виноват перед Катей. У неё сын – Коляша – восьмилетний был, а теперь уже парень лет семнадцати». А меня как кипятком обдало.  Катя, это мой сын?
- Я не хочу скрывать, это твой сын. Но ты знаешь, я ему сказала, что у него нет отца. Кем я буду в его глазах? Давай оставим всё как есть?
- Катя, прости, я виноват, что даже не поинтересовался твоей жизнью, а всё могло быть по другому. Но мужская гордость дурацкая. Но знаешь, я же так и не женился, у меня никого нет. И вот теперь я узнаю про сына и отказываюсь от него. Катя, я не могу этого сделать. У меня вся душа рвётся его обнять! Узнать какой он, чем интересуется, я его уже люблю больше жизни. Катя, да я же одну тебя всю жизнь любил…  У тебя мой сын!
Катя, оправившись после шокового состояния, смотрела на Николая: «Какой он красивый, а в лице настоящее мужское благородство... И что мне делать…».
Зазвонил сотовый, звонила Юля:
- Катя, ты где?
- Я на берегу реки. Сейчас поеду за тобой.
- Ты за мной не езди. Я приеду с другом…  А на берегу что делаешь? Ты одна там?
- Нет, ни одна… Я с Колей Булавиным….
- С кем? – в трубке наступило затяжное молчание. – Ладно, через час приеду -  поговорим.
Катя положила сотовый в карман и встала с пенька. За эти минуты она приняла решение.
- Поедем, Коля, знакомиться с сыном!  И сейчас я хочу продолжить историю, которую ты начал... У меня двое детей. Кроме сына есть ещё дочка Леночка, ей восемь лет, она премилое создание.
 Николай даже остановился на мгновение:
- Это дочь Павла?
- Да! Но отчество у них у обоих Николаевичи. Это по папе.
- Катя, я месяц ходил ошарашенный, когда про сына узнал!  А Пашка – то знает?
- Нет! И я бы хотела, чтобы это осталось между нами.
- Катя, пока я ещё не могу осознать до конца всего, что ты мне сказала… Надо же было этому случиться! Я же не сказал Павлу о том, что ты моя первая, неразделённая и вечная любовь… Знаешь, голова кругом…
В машине они ехали молча, каждый перемалывая случившееся.
Они ещё не знали, что с ними будет завтра. Но то, что жизнь дала новый оборот - они знали точно!