Последняя песня

– Вы обвиняетесь в растрате своего жизненного потенциала. Кроме того, Вы злостно и постоянно нарушали статью 27.1 Уголовного Кодекса Роттерляндии. А именно: Вы никогда ничего не доделывали до конца. Все свои начинания Вы забрасывали на пол пути, так и не достигнув никакого результата.
Судья остановился, обменялся взглядами с прокурором.
– Вам есть что сказать в свое оправдание? – Судья обратился к Максиму Владимировичу.
Мужчина, в свою очередь, лишь сипло рассмеялся.
– А в этом вся суть, – Максим пожал плечами, – лучше не доделать и оставить иллюзию незаконченного шедевра, чем дописать полный бред.
Присяжные ахнули. Все разом. Это были самые страшные слова, которые они слышали.
– Немедленно требую занести эти слова в протокол! – Брызжа слюной, вопил прокурор, – еще год заключения сверху!
– Да хоть десять. – Максим Владимирович демонстративно зевнул.
Обвиняемый скрестил руки на груди, и откинулся на спинку стула.
– Господин судья, – размеренным тоном продолжил Максим, – знаете ли, я понимаю Вас. Думаю, это приятное чувство – повелевать баранами.
По залу прошелся возмущенный ропот. Одна из присяжных упала в обморок. Судья совсем покраснел.
– Довольно! – Вершитель судеб человеческих грохнул молотком, – прекратите этот маскарад!
– Вы считаете, я похож на клоуна? – Улыбнулся Максим Владимирович.
В ту же секунду мужчина облачился в клоунский костюм. Синие карнавальные штаны, красный атласный пиджак, фиолетовая рубашка с громадными зелеными пуговицами. И, конечно же, желтый галстук в горошек.
– Мне бы хотелось поведать вам историю об одном пианисте, – Максим обвел взглядом присутствующих, – это не займет много времени.
Судья обмакнул вспотевший лоб платком. Трясущимися руками он попытался взять графин с водой, чтобы наполнить опустевший стакан, но эта ноша оказалась для него непосильной.
– Знаете, господин судья, – глаза Максима наполнились слезами, – я устал разочаровываться в жизни.
Он демонстративно закрыл глаза руками, затем вытер нос платком. Сморкнулся.
Присяжные наблюдали за ним с открытыми ртами. Судья сделался совсем пунцовым.
– Но не это сейчас главное, – продолжил Максим, он вдруг сделался совсем поникшим, – все, что сейчас имеет значение – это история о мальчике…
– Какой еще мальчик?! – Прокурор грохнул кулаком по столу, – Вы же собирались рассказать о пианисте? Господин судья, да сколько можно терпеть этот маскарад…
– Ага, – улыбнулся Максим, – значит, Вы все-таки слушали.. И Вам, смею предположить, понравится история о пианисте…
– А как же мальчик?! – Завопил прокурор, – так мальчик или пианист?!
Максим Владимирович молча смотрел на прокурора. Затем на судью, обвел взглядом присяжных. Тяжко вздохнул. Цокнул языком.
– Жил-был мальчик, – монотонным голосом заговорил он, – весьма очаровательный ребенок по имени Андрей. Учился на одни четверки и пятерки, имел приличные результаты в игре на фортепиано, обладал сильным голосом. Он мог стать великим артистом и певцом. Андрей никогда не разочаровывал своих родителей. И они в ответ одарили ребенку любовью и заботой. Но вот напасть.
Максим стукнул ладонью по столу. И вылупил глаза на одного из присяжных. Тучный мужчина тут же сглотнул слюну, и весь поежился. Его напугал этот взгляд.
– Одним воскресным днем, – продолжил Максим, – Андрей вместе с младшей сестренкой и родителями отправились на концерт в город Тверь. Все прошло просто чудесно. Андрей сорвал овации, публика была в восторге от его игры. Ничто не предвещало беды. Семья Сорокиных возвращалась на своем Ниссан Патрол обратно домой, в Москву. Время было позднее. И не все участки трассы оказались освещенными. Дело случая. В любой другой день они бы добрались целыми и невредимыми до дома. Но только не в этот раз. Пьяный «Шумахер» на «БМВ» влетел в семейство Сорокиных со скоростью 200 км/ч.
В зале воцарилось гробовое молчание.
– В тот день Андрей потерял и родителей и сестренку, а также свой чудесный голос. Он больше не мог говорить, – лицо Максима было непроницаемым, – и он остался совсем один.
Одна из присяжных, худощавая дама с бородавкой, разрыдалась. Судья полез за платком.
– Андрей Сорокин прожил три года в детдоме. Пока его не забрала семья. Но новые родители не смогли заменить ему старых. Новые папа и мама не были такими же добрыми. Отец-алкоголик часто избивал Андрея, и «новая мама» никак этому не препятствовала. Впрочем, она никогда не поднимала на Андрея руку. Она придерживалась золотого правила невмешательства. Что, на мой взгляд, было еще чудовищнее.
Максим отпил из стакана с водой, прокашлялся.
– Не найдется сигаретки? – Обратился он к судье. Тот ответил лишь молчаливым кивком, мол, в зале заседаний не положено.
Максим понимающе кивнул. Ну, раз не положено, то и не будем нарушать здешних порядков. Как-никак, а со своим уставом в чужой монастырь не ходят.
– Через год Андрей стал совершеннолетним. Он раз и навсегда распрощался с «новыми родителями». И подался в скитание. Он долго странствовал по городу. Искал себя. Раздавал буклеты у метро. На долго его не хватило. Пытался заработать деньги, работая курьером. И потом поступить на юридический, по стопам его отца.  Но слишком быстро понял, что это него. Тогда он вспомнил о том, что лучше всего умел на свете. Петь он больше не мог, но его пальцы были целы. И тогда он собрал все заработанные деньги и потратил их на пианино. Ему хватило на самое простое, без изысков. Но такого пианино было достаточно, чтобы играть.
Андрей Сорокин начал давать концерты. В метро, в переходах, на вокзалах. Везде, где мог. Он притягивал к себе толпы людей. Андрей вновь срывал овации, как тогда, в детстве. Когда еще были живы его родители и сестренка. И он был счастлив. Особенно щедрые прохожие оставляли ему монеты. Этого даже хватало на пропитание и съем комнаты в общежитии. Но так продолжалось недолго. Через пару дней, прямо во время концерта, Андрея Сорокина застрелили. Это был гитарист, играющий на соседней станции метро. Говорят, что конкуренция – двигатель прогресса… Что ж, может и так. Но, возможно, в нашем мире не всегда нужны соперники. Иные просто хотят зарабатывать свой хлеб без лишних забот. Таким был и этот гитарист, я полагаю.
Худощавая женщина с бородавкой вновь разрыдалась.
– Зачем вы нам это рассказываете? – В один голос проорали судья с прокурором.
С Максима вдруг исчез его клоунский наряд. Теперь он был в смокинге.
Он сидел за огромным роялем. Это была сцена Большого театра.
Максим Владимирович поднес палец ко рту, «мол, тише».
И начал играть.
Но доиграет ли он до конца?





Глава из произведения "Sub ipsum funus". Роман находится в работе.