Случай в трамвае

Дьявол начинается с пены на губах ангела,
вступившего в бой за святое правое дело.
Григорий Померанц

2010 год. Из-за горевших торфяников Москва летом утопала в смоке. Так по-модному назвали тогда эту дымовуху. Кажется, осень никогда еще не была такой долгожданной и теплой, но в самом конце ноября резко и сильно похолодало, люди не успели переодеться в зимнее и многие вышли на улицы налегке.
Сыгин работал курьером в одной частной компании по развозу газетной продукции в офисы. Он занял место пенсионера, которого подкосила в июле злополучная жара и пожары. «Милый был дедушка, одуванчик божий», — девочки  на ресепшене искренно грустили по нему, получая «Коммерсант» для шефов из рук бритого наголо, но ощетиненного и хищного с виду парня.
Каждое утро Сыгин с другими курьерами высыпали на улицу с полиэтиленовыми мешками и тележками, полными газет, и по неволе сплоченной толпой устремлялись штурмовать трамваи. А из-за внезапного холода натиск был особенный. В наземном транспорте царил турникетный режим. Чтобы приложиться карточкой к валидатору нужно было сначала бросить мешки на пол, а потом, подхватив их снова, пролезать боком; тележки тоже цеплялись за перекладину, все это создавало трудности и занимало время. А люди торопились на работу и всегда недовольно встречали «мешочников». Это древнее слово, всплывающее то в войну, то в экономический кризис, снова вынырнуло из кармана народной памяти, чтобы локально и временно закрепиться за бедолагами, таскающими за копейки будущую макулатуру.
 Состав мешочников был разнообразен: студенты-заочники, такие как Сыгин, подрабатывающие пенсионеры, люди, по каким-либо причинам оставшиеся без работы, люди «со справкой», и просто неудачники, не нашедшие лучшего места для заработка, – социальный низ во всей своей пестроте, бомжей разве только не было.

С появлением мешочников атмосфера в трамвае будто наэлектризовывалась, но не к чему это, кроме трусливого ропота, не приводило. Этим же утром все пошло напряженнее, чем обычно. Две старушки-курьерки, протиснувшись со своими тележками через турникет поспешили занять места в конце вагона и сразу же заприметили пару свободных, но рядом сидел парень, он дремал, прислонившись головой к холодному стеклу, а на свободном месте лежали его сумки. Старушки посчитали, что сумки – дело уже решенное и не стали беспокоить парня по пустякам, а просто аккуратненько скинули их на пол, сопроводив свое действие чем-то вроде: «Не потесним, сынок?!» Разумеется, это был не вопрос.

Но парень, будто только этого и ждал, тут же вскочил и принялся на чем свет стоит костерить незадачливых старушек: мол, да как так, да мать вашу перетак, мои сумки, да кто вы такие и т.д. и т.п. Старушки растерялись и только руками разводили, но на выручку уже спешил расторопный на самосуд человек советской закалки. Как сразу же окрестил его кто-то из вагона. Человек, завидев творящуюся несправедливость, бросил все и в миг оказался возле старушек. Посчитав ниже своего достоинства даже разговаривать с этим грубияном, он просто схватил злополучные сумки и выбросил их к выходу. Парень ошалел от такого приема и набросился на мужика с кулаками, но мужичек вертко увернулся и оттолкнул его, парень полетел на Сыгина и наступил ему на ногу. Сыгин крякнул и толкнул парня в спину. Парня толкали со всех сторон, и даже Сыгин в этом позорно поучаствовал. «Но ведь он сам начал это, а я так – чисто машинально», — оправдывал свое действие Сыгин, но подловатый осадочек все же остался.
В дело вмешался интеллигент старого типа, он тоже не остался равнодушным и поспешил успокоить всех, размахивая руками, но по сути он только помогал советскому мужику укрыться от натисков разгневанного парня. Воспользовавшись заминкой, советский мужик нажал кнопку связи с водителем, двери открылись, он схватил сумки и выбросил их на улицу, искренне надеясь, что теперь-то буйному парню не останется ничего, кроме как выйти вон вслед за вещами.
Бог его знает, что было в этих сумках, но парень выходить не собирался, а все так же взывал к справедливости, бубня что-то и пытаясь дотянуться от ускользающего от него советского мужичка.
Не перемигиваясь, не договариваясь, но как-то по общему наитию интеллигент и советский человек схватили парня под руки, устав с ним цацкаться, и вытолкали наружу. Весь вагон вздохнул, машинистка радостно потянула за рычаг, движение началось. Но тут же вагон с резким толчком снова остановился.

Что же могло случиться? Машинистка выглянула из кабины и объявила:
— Он сел на рельсы и требует, чтоб выходили те, кто его обижал.
Мужчина советской закалки приуныл. Такого поворота он не ожидал, вступая в битву за справедливость. Да и интеллигент тоже, ведь сказано: «кто обижал», получается, и он тоже в обидчики записан, хотя только и делал что размахивал руками, пытаясь остановить трамвайные бесчинства, как же это так?
Устав ждать, пока инициативные мужчины наберутся смелости и покинут трамвай, какая-то мерзкая бесполая рожа с первых кресел обернулась и высоким голосом проскрипела:
— Ну давайте уже, вы, драчуны, выходите! Людям на работу надо, а вы тут устроили цирк на колесах!
Двери по мановению вагоновожатой открылись. Двое мужчин, понурив голову, двинулись к выходу, как пристыженные мальчишки, выпроваживаемые учительницей из-за сорванного урока. На улице их ждал и улыбался ошалелый паренек.
Интеллигент усугубил свое положение тем, что в последний момент попытался втиснуться в закрывающиеся за ним двери, но парень вовремя поймал его за шкирку и вернул на землю. В вагоне даже засмеялись. Интеллигент потерпел фиаско.
Вагон наконец тронулся. Все зрители, включая Сыгина, развернули свои головы, насколько хватало шей, и следили за удаляющимися от них фигурками.
Мужчины стояли треугольником. Парень что-то кричал и размахивал руками, а другие двоя грустно слушали, но в какой-то миг мужичок советской закалки (ох уж эта закалка) вынырнул вперед и совершенно профессионально, без замаха, жмакнул парня под дых. Тот сразу сложился пополам, упав от боли на колени. Мужчина скромно стоял, как бы восславляя своим видом советскую школу бокса, а интеллигент разводил руками: мол, как же так вышло-то? Вроде и не собирались совсем, а оно вона как?
Совсем близко уже раздавалась сирена полицейской машины. Кто-то бдительный вызывал ментов (еще не ставших полицаями). А вагончик с Сыгиным удалялся. Народ было вздохнул свободно, но тут посреди вагона обозначилась библейского вида старуха. Она встала, грозно расставив ноги для равновесия, и метнув в сторону двух сидевших на своих отвоеванных креслах старушек перст указующий, воскликнула:
— Ах вы, курвы старые! Натравили кобелей своих на парня!
Те же в ответ ничего толком не нашлись сказать, разве что возле виска покрутили.
— Я этого парня знаю, — продолжала тем временем старуха, — он в храм божий ходит. Перед богом он свит, — так вот, исказив слово «свят», закончила она свою гневную речь и села на место, нахохлившись, как вылезшая из-под петуха курица.
— В Кащенко вам обоим надо, — буркнула в защиту свою одна из старушек-курьерш. На том перепалка и затихла.

Трамвай приближался к остановке. «Станция метро Павелецкая», — объявлено было, и народ шумно и шустро высыпал из вагона, так же поспешил раствориться в московской подземке и Сыгин, продолжая мусолить в голове скромную роль себя во всем произошедшем. Какой-то весёлый мужичонка, спрыгнув с трамвайной ступеньки, воскликнул достаточно громко:
— Ну мешочники, мать их! – И побежал в поте лица зарабатывать хлеб свой. И не сомневался никто, что такой найдет минутку в курилке или еще где, чтоб поделиться с коллегами утренним переполохом в трамвае.