Васильковая любовь. Глава 15

                Глава  15.

Васильковый туман, укрывавший луг от посторонних глаз, начинает медленно рассеиваться.
Среди высокой травы мирно спит Иван, тихонько посапывая во сне.
Рядом с ним играют в догонялки два зелёных кузнечика. Вот один из них, оттолкнувшись длинными ножками от склонённой травинки, с удалью взлетает вверх и садится прямо на кончик носа Ивана. Повертевшись на месте и не увидев поблизости своего друга, он начинает громко стрекотать, подзывая его. Но тут его тонкая ножка нечаянно попадает в ноздрю Ивана. Тот громко чихает, спугивая незадачливого шалуна.

Иван открывает глаза и озадаченно водит ими из стороны в сторону, словно не понимая, где он находится. Осмотревшись, он начинает медленно приподниматься, а затем резко вскакивает и с удивлением озирается по сторонам.

— Я что, спал? — тревожно произносит он. — И сколько времени прошло? Так… — он смотрит на небо, — судя по солнцу, минут десять-пятнадцать. Немного!

Но его настроение тут же меняется:
— Немного?! — восклицает он. — Ведь мне даже сон приснился! А какой?
Иван начинает расхаживать взад-вперёд, держась за голову:
— Так-так… Две девушки… Нет, три девушки, пляшут в нарядных платьях… В клубе, наверное. Потом… Потом какая-то тётка вот с таким кинжалом! — трясёт головой. — Быр-рр… Ужас какой! Затем… Затем девушка, очень красивая, с короной на голове! Она наклоняется, показывает на цветы, и говорит… Что же она говорит… Вспоминай, это, наверное, очень важно!… Она говорит: «Вот, это васильки… Нарви букет…»

Иван внезапно останавливается и хлопает себя по лбу:
Букет, точно! И дурная же моя голова! Меня же мать сюда послала! За васильками! Так мне прямо и сказала: мол, по росе нарви букет, и поставим его на стол. Сегодня же гости придут на мой день рождения. Подарки принесут! Может, кто и новый кнут подарит. Это будет самый ценный подарок сегодня! Так, где же цветы?

Иван оглядывается по сторонам.

— А, вот они… — произносит он тихо.
Он медленно шагает по лугу и собирает васильки, выбирая самые яркие по цвету с длинными стебельками. Внезапно из-под его ног взлетает горлица и садится на макушку молоденькой сосенки, растущей рядом. Иван тихонько делает шаг вперёд, протягивает руку, готовый вот-вот ухватить её. Но горлица, мелькнув на него своими чёрными бусинками, тут же испуганно вспархивает и улетает на другой край луга.
Проводив её взглядом, Иван начинает осматривать собранный букет, любуясь чистыми, лёгкими оттенками.

— Не букет, а картинка, — довольно произносит он, и бросает взгляд на луг. — А красота-то какая вокруг! Почему я раньше этого не замечал?
Иван снова смотрит на букет, и в его глазах светится неподдельная радость.
— Да, картинка! Картинка-Иринка! Ой! — вдруг восклицает он. — Почему это я вспомнил её, заразу такую? И что вообще за настроение у меня такое после сна, приподнятое, можно даже сказать — радостное? Странно…

Иван задумывается, прижимая букет к груди.

— Надо по дороге подумать, что за странность. А то, после радости, как говорится, жди эти самые… да, неприятности. А неприятность тут одна — Иринка с дальнего двора! Ну и дела… Уже и в рифму стал говорить. Точно перегрелся.

Для верности потрогав ладонью лоб, он внимательно оглядывается вокруг.

— Так, какой дорогой пойти? Той, что пришёл сюда, или вон той тропинкой, — он указывает на светлый прогал, виднеющейся среди берёз. — По дороге я уже ходил сегодня, ничего там интересного нет. А вот по тропинке…

Он замирает, словно что—то вспоминая, и тихо произносит:
— Тропинка-тропинка… Постой, а что я слышал во сне? Кто говорил мне те же слова: «Иди вон той тропинкой». Может, я что-то там найду? А что именно?… Может, клад какой-нибудь?

Иван оживляется, глаза его загораются от такой мысли.

— И голубка туда полетела, не зря ведь! Укажет на него! А я найду клад, сдам его государству, и мне за это вручат почётную грамоту. Вот уж мать гордится будет!
Весело насвистывая, он размашистым шагом направляется к светлому прогалу.


Из кустов у развилки дорог выбегает Ирина, отчаянно отмахиваясь от пчёл. Добежав до высокой сосны, она останавливается и пытается отдышаться.

— Да что же такое творится сегодня, мама родная! — возмущённо говорит она. — Всё цепляется, кусается! То змеюка проползёт, то ворона прокарчёт! Нет, — поправляет она себя, — прокаркает. Я же умная, я знаю, как правильно слова произносить. И вся в репейнике, в иголках каких-то! Даже в волосах мусор! Где я лазила?! Чучело ты, Иринка, огородное, чучело! И кто же полюбит тебя такую?

Ирина со злостью начинает выдирать репейник с подола, подтверждая своё недовольство всем и всеми резкими репликами:
— Никто тебя не любит! И ты никого не люби! Тебя все обижают, и ты всех обижай!
Покончив с подолом, Ирина переходит к удалению мусора из волос.
— А ты!… А я!… Мы с тобой красивые! Мы с тобой… — Ирина вдруг замирает. — Да, я красивая! Я как фея, только летать не умею! Но ничего, ещё научусь. А сейчас нужно его найти. Куда же он мог подеваться? Всё обошла…

Ирина переводит взгляд на сосну.
— Залезу наверх, посмотрю оттуда. Если не увижу, сразу домой пойду. Нечего здесь больше делать.

Ирина подходит к дереву по мягкой подстилке мха, и её взгляд задерживается на неприметном васильке у корней. Она срывает его, кладёт между зубов, слегка прикусывает и, чуть потянувшись, начинает с трудом карабкаться на дерево.

— Кто меня на него тащит? — ворчит она. — И надо мне это, сидеть тут, как соловей-разбойник! Дура дурой…

Добравшись до веток, в метрах двух от земли, Ирина делает короткую передышку.

— Вот упаду сейчас, — рассуждает она, свесив ноги с ветки и глядя вниз, — все свои косточки нежные переломаю… Кстати-кстати, — оживляется она, — соловей ведь тоже с дерева свалился! Но не сам, нет. Ему Илья Муромец — бац! стрелой прямо в глаз, и он как полетит вниз! Так ему и надо, разбойнику! А мне не надо, я хорошая.
Ирина начинает взбираться выше и, пробравшись ещё примерно на метр, начинает устраиваться между веток.

Поднявшийся ветерок начинает покачивать верхушку сосны. Внезапный резкий порыв приподнимает ветви, и взору открывается удивительная картина: уютно устроившись среди густых веток, подложив ладошку под щёчку, спит конопатый амурчик. Маленький, всего с полугодовалого ребёнка ростом. Рядом, на сучке, покачиваются от ветра крошечные лук, колчан со стрелами и золотой кувшинчик.

Неожиданно амурчик открывает глазки и начинает к чему-то внимательно прислушиваться. Затем он смотрит вниз и видит Ирину, обламывающую мелкие веточки с толстой ветви. Устроившись поудобнее, она садится, прислонившись спиной к стволу.
— Тэк-тэк… — деловито произносит амурчик и вытягивает из колчана прозрачную и тонкую, как паутинка, стрелу. Окунув золотой наконечник в золотой же кувшинчик, он вставляет её в тетиву.

По узкой тропинке, ведущей с луга к развилке дорог, торопливо идёт Иван. Лицо его сосредоточенно и напряженно. Внезапно он останавливается.
— Какой букет? — с недовольством произносит он. — Какая мать послала? Я же не за этим на луг приходил! Приходил, чтобы Любовь встретить! Точно! А видел ли я её?… — Иван напрягает память. — Нет, я бы помнил. А раз не видел, значит, её нет. Ну, нет так нет. Что теперь поделать… Но вот почему после сна я сразу начал рвать цветы? Кто меня надоумил на это? Может, что-то важное во сне видел? Нет, не вспомню — он уже полностью растаял. И что теперь с букетом делать? Я же не девчонка, цветочки-лепесточки собирать! Да выброшу я его!

Иван замахивается, чтобы выбросить букет, но тут же настораживается:
— А если сон вещий был? — испуганно произносит он, хватаясь за голову. — Бывают же, говорят, такие! Нет, надо поостеречься. Мало ли что… Тут шутки плохи. Вдруг рой пчёл внезапно налетит, а под рукой ничего и нет, чтобы отбиваться! А тут — вот он, красавчик, как раз и пригодился! И я их вот так, этих пчёл, — машет букетом, – раз-раз! Раз-раз!

Довольный и в приподнятом настроении, Иван шагает по тропинке и буквально через пару минут выходит к развилке. Он ловко спрыгивает с невысокого уступа и оказывается на дороге. Остановившись и внимательно оглядевшись по сторонам, удовлетворённо произносит:
— Так, людей вокруг нет. Замечательно! Никто не увидит меня с этим дурацким букетом. А то начнут ехидно спрашивать: «Где взял такие красивые цветы? Кому несёшь?». Пройду вот туда, под дерево, передохну немного и там его оставлю.
Иван переходит дорогу, но внезапно спотыкается о корень дерева, выступающий из земли. Остановившись, он задумывается:
— Какой ногой я споткнулся?… Вот этой, правой. А что мать говорила? Говорила, что споткнуться правой ногой — это к счастью. Посмотрим…
С этими словами Иван делает шаг вперёд.

Амурчик, притаившийся на макушке дерева, бесшумно, словно летучая мышь, слетает с неё. Опустившись чуть ниже, он зависает в воздухе, мерцая крылышками, и занимает позицию прямо напротив Ирины. Приглядевшись к ветвям, за которыми она прячется, натягивает тетиву. Прищурив один глаз, он целится другим, зорким и точным, прямо в сердце Ирины. Амурчику надо торопиться — Иван уже совсем близко: вон, уже дорогу перешёл.

Ирина, устроившись на суку, держится правой рукой за ветку, нависшую над головой, и, задумчиво покачивая её, поглядывает по сторонам. Ветка то закрывает грудь, то лицо.

В такт её движению качается и стрела — то вверх, то вниз. Наконец, амурчику удаётся уловить момент, когда Ирина задерживает ветку ниже груди, и она становится полностью открыта. В тот же миг раздаётся тонкий, звонкий звук тетивы, и выпущенная стрела уверенно летит к цели. Но в последний момент ветка вновь поднимается и сбивает стрелу с пути. Стрела резко меняет свою траекторию и вонзается прямо в глаз Ирины.

Ирина громко ойкает, резко прижимает обе ладони к глазу и, непроизвольно подпрыгнув на ветке, теряет равновесие. С треском ветка ломается, и Ирина срывается вниз.

— А-а-а! Ой-ой-ой! Ма-ма! — кричит она, судорожно хватаясь за ветки, пытаясь смягчить падение.

Амурчик, увидев такую ужасную картину, широко распахивает испуганные глазки, прикрывает ротик ладошками и стремительно взмывает вверх, сверкая пяточками. Ещё через пару секунд его силуэт полностью исчезает в небе.

Уже почти у самой земли Ирине удаётся ухватиться за нижнюю ветку. Повисев на ней мгновение, она разжимает ладони и падает на мягкую подстилку из мха прямо перед растерянным Иваном.

Иван некоторое время удивлённо смотрит на неё, затем с явным недовольством в голосе произносит:
— Привалило…
— Не привалила я, а свалилась! — отвечает Ирина сквозь слёзы.
Она поворачивается к Ивану полубоком и начинает поглаживать то ушибленную руку, то ногу, периодически прикладывая ладонь к глазу.
— Ой-ой… — продолжает причитать она.

Иван равнодушно бросает:
— Ну, плачь, плачь…

Он ещё раз косо смотрит на сидящую на земле Ирину, разворачивается и делает шаг, чтобы уйти. Но вдруг останавливается, сам не понимая почему — то ли от запечатлённого в глазах образа плачущей Ирины, то ли от чего-то другого, глубоко внутреннего, ранее неведомого ему. Он вновь оборачивается и задумчиво смотрит на неё: в такт всхлипов Ирины вздрагивают её низко опущенные плечи, простенькое платьице местами помялось и разорвалось, а на растрепавшейся косе висит одинокий бантик. В маленьком кулачке она сжимает сломанный василёк и вытирает этим кулачком слёзы.

Иван в смущении переминается с ноги на ногу, досадно вздыхает.
— Почему я так к ней… — едва слышно произносит он. — Что плохого она мне сделала? Не оскорбляла никогда, не обзывала… Ну, разыгрывала иногда, подшучивала… И что из этого? Просто характер у неё такой, весёлый! Как я раньше этого не понимал? Чем смотрел на неё все эти годы? Почему не видел её такой, как вижу сейчас — простой, беззащитной девушкой, которая плачет. Да, плачет! А ведь она никогда не плакала, даже в детстве, когда ей иногда было больно — я слёз её не видел ни разу. И кто же недавно говорил мне, что смотреть надо душой и сердцем? Да, только душой можно было заметить слёзы, что скрывались за её смехом.

Внезапно Иван резко прикладывает ладонь к сердцу и сжимает в кулак рубашку.
— Ах! — с удивлением и тревогой на лице восклицает он. — Что это так стукнуло в сердце?

Через мгновение выражение его лица смягчается, и почти детская улыбка проскальзывает на его губах.
— И тепло… Приятное тепло идёт из груди к голове…
Иван поднимает восхищённый взгляд на Ирину, как будто видит её заново. Его губы едва заметно шевелятся, и, словно далёкое эхо, повторяют два слова:
— Смотри сердцем… Смотри сердцем…

Иван тихо подходит к ней и опускается рядом на одно колено.
— Больно? — почти шёпотом спрашивает он, заглядывая в её глаза.

Ирина отворачивается и начинает беспокойно приводить в порядок свою косу.
— Не твоё дело! — бросает она через плечо, с лёгким раздражением. — Вот бы тебе так! Чтобы в глаз что-то попало, и ещё упасть!

— Да и не так, — с добродушной улыбкой уточняет Иван, — а побольнее бы надо. Дай руку, помогу встать.

Ирина бросает взгляд на протянутую руку Ивана и упрямо отвечает:
— Сама смогу! Не совсем ещё калека!

Она поднимается, начинает отряхивать платье, как вдруг маленькая веточка падает сверху на её голову и повисает на волосах. Иван смеётся.

Нахмурившись, Ирина стряхивает веточку.
— И нечего смеяться!
— Извини, случайно вырвалось.
— Случайно ничего не бывает!
— Верно, не бывает. А ты что там, на дереве, делала?

Ирина закидывает за спину прибранную косу, приглаживает волосы и настойчиво отвечает:
— Ничего! Птенчика в гнёздышко сажала!
— А как ты оказалась здесь одна? — удивлённо смотрит на неё Иван. — Да ещё в столь ранний час?

Ирина упорно отбивается от его вопросов.
— А твоё какое дело? Тебе можно везде ходить, а мне нет, да?

— Так это… — Иван начинает отвечать, но задумывается, как бы лучше ответить, чтобы не выдать свою истинную причину прихода на луг, которую он считал огромной тайной. Наконец, он находит единственно спасительный вариант:
— Вот, — показывает он букет, — за цветами мать послала!

— А я… — тоже немного замешкавшись, отвечает Ирина. — Я тоже пришла васильков набрать! — На мгновение она неловко смущается и добавляет: — Да! И за ними тоже!
— Так ты хотела васильки? — радостно восклицает Иван.
— Конечно! — уже уверенно отвечает она. — Хожу, хожу, а их и нет нигде. Словно их специально попрятали от меня. Вот, — показывает свой цветок, — только один и нашла!

Иван, слегка волнуясь, протягивает Ирине букет:
— Так вот они! Возьми букет!

Ирина растерянно смотрит на цветы. Затем в её взгляде вспыхивает тёплый огонёк, и она, лёгким движением кисти, отбрасывает свой сломанный цветок недалеко в сторону. Иван замечает это, наклоняется, поднимает василёк и аккуратно вставляет его в середину букета.

— Твой самый красивый! — с восхищением произносит он, глядя ей в глаза.
Ирина смущается и, не решаясь поднять взгляд, украдкой смотрит на Ивана. Он осторожно снова протягивает ей букет. Задумавшись на мгновение, Ирина наконец берёт его в руки и, словно зачарованная, начинает рассматривать цветы, любуясь их совершенством и чистотой.

— Спасибо… — с тихой улыбкой произносит Ирина, поправляя букет. — Никто мне ещё цветов не дарил. Какая красота! Просто прелесть! А ты мне их… даришь?
— Конечно! И посмотри на этот цвет! Он такой… — Иван слегка смущается, — как бы тебе это сказать… прямо как твои васильковые глаза. Один в один!
Лицо Ирины покрывается румянцем.
— Правда? — в искреннем удивлении произносит Ирина.
— Ну конечно!

Они замолкают, и в этой лёгкой паузе Ирина подносит цветы к лицу и медленно вдыхает их аромат. Вдруг её глаза широко распахиваются, и, не скрывая восторга, она восклицает:
— А запах… какой он чудесный! Просто волшебный! Они ведь никогда так не пахнут! Возьми, почувствуй сам!
Ирина протягивает Ивану букет, и он тянет к нему руки. Окутанные мягкой, почти осязаемой тишиной, они замирают, встретившись взглядами. Их ладони нечаянно соприкасаются, и вдруг из цветов начинает струиться загадочный синий свет. Словно живая искра, он скользит по стебелькам, оставляя мерцающий след. Свет, будто по волшебству, достигает их переплетённых пальцев и, дрожа тонкой, яркой нитью, пронзает ладони, исчезая в их телах.

Иван и Ирина, как заворожённые, стоят напротив друг друга, держа букет на вытянутых руках. В их глазах отражается изумление и тихий трепет, словно они не могут поверить в то, что происходит сейчас с ними. Они медленно сближаются, и их тела касаются друг друга, сжимая букет.

И вдруг, словно по волшебству, вокруг них закружился задорный вихрь, подхватывая с земли и унося ввысь прошлогоднюю опавшую листву.


Если бы Ирина и Иван могли видеть тем особым зрением, что было у Ивана на лугу, они бы заметили, что неподалёку от них стоит Любовь, а рядом с ней — феи: Нежность, Радость, Красота, Вера и Надежда. Они весело хлопают в ладоши, и именно от этого радостного ритма поднимается вихрь.
А ещё бы увидели, что напротив, через дорогу, на ветви старой берёзы сидит Печаль, свесив ножки и печально подперев голову ладонью. На ней тёмно-голубое платье, олицетворяющее собой образ Грусти.


Тронутые внезапным порывом ветра, Иван и Ирина смущённо опускают глаза и чуть отступают друг от друга. Ирина начинает поправлять примятый букет, а Иван переминается с ноги на ногу, поглядывая то на неё, то на цветы в её руках.

— Может, нарвём другой? — тихо предлагает он.
— Нет! — решительно отвечает она. — Этот — в мой дом, а в твой…
Ирина замолкает и растерянно смотрит на Ивана.
— Ой! — тихо и виновато восклицает она. — У тебя же сегодня день рожденья… Поздравляю! А вот подарка у меня нет. Извини…
— Да о чём ты говоришь! — без всяких претензий отвечает Иван. — Спасибо и за слова. А подарок… — он смотрит на Ирину. — Так я уже получил его! Да такой, что мне его теперь на всю жизнь хватит!
Ирина тут же прищуривает глаза и с подозрительностью спрашивает:
— И какой? И кто его тебе так рано подарил? Не Марийка ли уже успела прибежать?
Иван добродушно улыбается:
— Нет! Ты первая меня поздравляешь. А подарок… Он такой… Ну, в общем, он не вещь. Кстати, ты приходи сегодня на мой день рождения. Придёшь?
— Одна? — удивляется Ирина. — Нет, как-то неудобно.
— Возьми подружек!
— Подружек… Подружек… — почему-то слишком задумчиво повторяет Ирина. — Хорошо, я подумаю, кого взять.
— А сейчас домой?
— Ну, можно и домой…

Иван протягивает руку Ирине. Она бросает на неё быстрый взгляд и, немного колеблясь, протягивает свою. Они берутся за руки и уходят по дороге в село. Но не успевают они пройти и до поворота, как придорожные кусты раздвигаются, и на дорогу выходят весёлые Степан с букетом цветов и Мария с бескозыркой на голове.
Обе пары на мгновение растерянно замирают.

— Подожди, матрос в юбке! — удивлённо произносит Ирина. — Ты же должна была… — Она на миг осекается, а потом продолжает: — И вообще, как ты здесь оказалась? И что за военный рядом с тобой?

Мария, стараясь скрыть от парней их с Ириной секрет, задумчиво водит глазами из стороны в сторону.
— Ну-у… — наконец выговаривает она. — Я, ты же знаешь, пошла на пасеку! Я же тебе говорила об этом вчера, но ты, наверное, забыла. И вот — шла, шла… и встретила его. Вот… — она указывает на матроса. — Это же Степан, твой сосед через дом! Мы за цветами на луг заходили. Вы что, не узнали его?
— Точно, Степан! — обрадованно восклицает Ирина.
Иван протягивает ему руку:
— Привет, старшина!
Степан пожимает её и с весёлой улыбкой прикладывает руку к голове в приветствии:
— Здравия желаю всем! Вот сегодня мне везёт на встречи!
— Подождите, подождите… — Иван вдруг настораживается. — Дайте вспомнить… Я же вас видел уже! Точно!
Он прижимает ладони к вискам и сосредоточенно вспоминает:
— Я стою с кем-то… — напрягает память, — да, ещё с кем-то… А вы… вы вот так мимо меня проходите, совсем рядом!

Мария смеётся.
— А как же мы тебя не видели?
Иван переводит взгляд с Марии на Степана, немного сбитый с толку.
— Не знаю… — растерянно отвечает он.
— Да это тебе всё приснилось! — с улыбкой успокаивает его Ирина.
— Возможно, — неуверенно соглашается Иван. — Я и правда там немного вздремнул. Но что-то сны у меня сегодня какие-то… странные.

Ирина трогает его за плечо:
— Это всё от того, что устаёшь на своей работе. Работа-то, тяжёлая! Побегай по полям целый день в жару! — говорит она и с заботой поглаживает его по плечу. — И ещё оттого, что волновался, наверное, всю эту ночь перед днём рождения. И я так волнуюсь… и все волнуются. Тем более, когда тебе восемнадцать лет исполняется.
Степан с радостным удивлением смотрит на Ивана:
— Восемнадцать? Поздравляю! В армию скоро пойдешь! На флот иди, советую! Там такая служба…

Парни сходятся поближе и начинают оживленно беседовать на военные темы. Степан с гордостью показывает Ивану свои значки на форме, а Иван рассматривает их с интересом, временами задавая вопросы.

Пока Степан и Иван заняты разговором, Ирина и Мария отходят немного в сторонку и завязывают свою, женскую беседу.

Мария, хитро прищурившись, смотрит на букет Ирины:
— Что-то подозрительно! — с лёгкой насмешкой говорит она. — Цветы…
— А у тебя не подозрительно? — в том же тоне отвечает Ирина и указывает рукой. — Бескозырка на голове…
— Ладно, пропустим! — примирительно отвечает Мария и направляет на Ирину немигающий взгляд. — Ну?…
Ирина не отводит взгляда:
— Что — ну? — недовольно переспрашивает она.
— Ну, ты спрашивала у него, встретил ли он сегодня на лугу свою Любовь?
Ирина, чтобы сделать ответ понятнее, перекладывает букет с правой руки в левую и назидательно направляет на Марию указательный палец правой руки:
— Слушай меня внимательно, — твёрдо начинает она, — и передай другим девчонкам: если вы ещё хоть раз заговорите про это, особенно при мне… или вообще только попробуете его тронуть!

Мария смотрит на неё широко открытыми глазами, прикладывая ладони к губам, и только через какое-то время произносит короткое:
— А!…
После этого медленно опускает руки и внимательно смотрит на Ирину.
— Поняла-поняла… — тихо произносит она. — Рот на замок.
— И ключи выброси!
Мария тут же вытягивает руки по швам, делает быстрый взмах левой рукой и прикладывает её к бескозырке.
— Слушаюсь, товарищ контр-адмирал! — бодро чеканит она.

— Э—э… — тут же раздаётся недовольный возглас Степана. — Кто так часть отдаёт? Я как тебе показывал? Вот так надо, правой рукой, чётко – р-раз! И каблуками щёлкнуть! Все запомнили?
Ирина и Мария вытягиваются в струнку и дружно отвечают:
— Так точно!
— Все! — смеётся Иван и смотрит по сторонам. — Ну, до села вместе пойдём?
— Конечно! — без сомнений в голосе поддерживает его Степан.
Девушки и парни выстраиваются в небольшую шеренгу — Иван, Ирина, Мария, Степан — и неторопливо уходят от перекрёстка. Иван оборачивается и бросает взгляд на высокую сосну, стоящую на развилке. Приметив это, Ирина тоже оглядывается, и в её глазах мелькает тихая, радостная грусть.

— А хотите, я расскажу вам по дороге, — прерывает тишину громкий голос Степана, — как по морскому называется различная оснастка корабля? Вот, к примеру, что такое обгалдырь? Интересно?
Мария хитро подмигивает Ирине и тихо говорит ей:
— Сегодня всё интересно.
— Что ты сказала? — переспрашивает Степан, не расслышав её слов.
— Она сказала, — отвечает ему Ирина, — что обгалдырь  — это очень интересно!
— Замечательно! — восклицает Степан. — Так вот, обгалдырь — это конец или короткая цепь с гаком, а также железный прут…

Пары проходят ещё немного по дороге и скрываются за поворотом. Но ещё долго до стоящей на перекрёстке сосны — стройной и высокой как мачта корабля — доносится громкий голос Степана, рассказывающего о своих дальних походах и морских приключениях. И она тихо слушает его, не шевеля ни одной веточкой. И лишь когда его голос совсем затихает, её ветви вздрагивают и начинают трепетать от ветра, будто махая им на прощание. А затем они снова низко опускаются, словно сосна призадумалась, вспоминая о том таинстве, что произошло под её ветвями совсем недавно и которому она была честным и неподкупным свидетелем.