Приписанная Пушкину Гавриилиада. Приложение 9. 2

Оглавление и полный текст книги «Приписанная Пушкину поэма «Гавриилиада» – в одноимённой папке.


Приписанная Пушкину поэма «Гавриилиада»
Приложение № 9.2. Выписки из очерка Конобеевской И.Н. «Парижская трилогия и её автор»


     Выписки сделаны из источника: Анненков П.В. «Парижские письма». Издательство «Наука», М., 1983 г., стр. 443-463.

     Конобеевская Ирина Николаевна – литературовед.


     При всём своём национальном своеобразии русская освободительная мысль развивалась в одном ритме с европейской. И если знаменитое письмо Белинского к Гоголю, этот манифест русского освободительного движения 1840-х годов, по своему содержанию являлось отражением настроений русских крепостных крестьян, то факт его появления в 1847 г. стоял в прямой связи с предгрозовой атмосферой, окутавшей Европу накануне революции 1848 г.
     Связи русской освободительной мысли с европейским революционным движением во многом способствовала та полная и нацеленная информация, которую передовое русское общество получало от своих представителей, подолгу живших в Европе.
     Значительную роль в социально-политическом и культурном обмене молодой России с передовой Европой сыграл Павел Васильевич Анненков, который в 1840-х годах был постоянным представителем кружка Белинского в Европе.
(стр. 443)

     Учился Анненков в Петербургском горном корпусе, который оставил в 1832 г., так и не дойдя до специальных классов. В том же году он становится вольнослушателем философского факультета Петербургского университета, а в 1833 г. поступает на службу в министерство финансов. Однако служба для Анненкова была лишь номинальной. В отличие от своих двух братьев, Фёдора Васильевича и Ивана Васильевича, дослужившихся до генеральских чинов, Павел Васильевич не сделал карьеры и в чине коллежского асессора оставил министерство, перейдя на положение неслужащего дворянина.
(стр. 443-444)

     Духовным вождём его юности был Н.В. Гоголь. Анненков входил в тесный кружок близких друзей писателя и был постоянным посетителем его субботних вечеров на Малой Морской (Лит. воспоминания, с. 72-78). Гоголь, как видно, высоко ценил ум, наблюдательность и литературно-критические способности Анненкова: неслучайно у него в гоголевском кружке было прозвище Жюль, по имени известного французского критика Жюля Жанена.
     Именно Гоголь, общение с ним воспитали в Анненкове то глубокое уважение к реальной действительности, объективной истине, которым впоследствии отличались все его произведения, а в молодости – его духовные устремления.
     В конце 1830-х годов на смену Гоголю, уехавшему за границу, в жизнь Анненкова входит В.Г. Белинский. Лично с Белинским Анненков познакомился в 1839 г. на одном из вечеров у А.А. Комарова (см. там же, с. 135, 141), но знал и любил давно, начиная с «Литературных мечтаний». В эти годы Анненков ещё никак не проявил себя в литературе, и окружение Белинского относилось к нему сдержанно, но сам Белинский почувствовал в нём незаурядного человека и старался заинтересовать им своих московских друзей (см.: Белинский, т. 11, с. 530, 540, 544). Знакомство с Белинским – новая ступень в духовном развитии Анненкова: именно Белинский приобщил Анненкова к современным социальным и нравственным проблемам, именно Белинский стал его учителем в области философии и эстетики.
     Знакомство перешло вскоре в дружбу и определило всю дальнейшую жизнь и деятельность Анненкова. Первое зарубежное путешествие Анненкова, маршрут его и идея литературного оформления зарубежных впечатлений, возможно, были подсказаны Белинским, хотя мечта о таком путешествии жила в нём с детства, внушённая знаменитым земляком H.М. Карамзиным, чьи сочинения составляли детское чтение Анненкова.
     В глухую осень 1840 г. П.В. Анненков и М.Н. Катков сели на последний пароход, отправлявшийся в Любек. Белинский, Панаев, Языков и Кольцов провожали их до Кронштадта (см. там же, с. 564).
     За границей Анненков провёл три года. Он проехал страны и города Германского союза и входившей в него Австрийской империи, Францию, Швейцарию, долго жил в Париже, а в 1843 г. посетил Бельгию, Голландию, Данию, Англию, Шотландию и Ирландию, что было несколько необычно для русского путешественника.
     Результатом зарубежной поездки Анненкова явились тринадцать корреспонденций, оформленных в популярном для 1840-х годов жанре писем. Первые письма ещё не предназначались для печати, это были частные письма, адресованные Белинскому, которому они понравились (см.: ЛН, т. 57, с. 309), и он счёл возможным их публикацию в журнале «Отечественные записки». Весь цикл был напечатан в этом журнале в разделе «Смесь» в течение 1841-1843 гг. под названием «Письма из-за границы».
     На значительность «Писем из-за границы», их отличие от произведений подобного рода, наводнивших русские журналы 1840-х годов*, сразу же обратила внимание читателей редакция «Отечественных записок», снабдив первое письмо Анненкова примечанием**.
     Белинский также похвалил литературный дебют Анненкова. В письме к В.П. Боткину от 1 марта 1841 г. читаем: «В «Смеси» 3 № «Отечественных записок» напечатаны (почти целиком) письма Анненкова из-за границы – прелесть! Я ещё больше полюбил этого человека» (Белинский, т. 12, с. 29).

     * В «Отечественных записках» одновременно с «Письмами из-за границы» Анненкова печатались: «Поездка в Сицилию и Мальту» Н. Сатина, «Заметки о Сибири» И. Кириллова, «Поездка в Китай» неизвестного автора; то же было и в других журналах.
     ** Отечественные записки, 1841, кн. 3, с. 15.
(стр. 444-445)

     Отправив свою последнюю тринадцатую корреспонденцию из Парижа, Анненков не вернулся в Россию, а начал новое путешествие, на этот раз в Англию, Шотландию, Ирландию.
     Из этих стран от него не последовало писем в журнал, писал он только братьям, но свои путевые впечатления Анненков всё же закрепил, однако его записи остались необработанными; написанные карандашом, они едва различимы*.
     Англия поразила Анненкова бурным развитием промышленности, своими «дворцами из стекла и стали». В письме к братьям Анненков пишет: «... целый месяц провёл внутри самой Англии, был в Ирландии, Шотландии, Ливерпуле, Манчестере, Иорке, Бирмингеме, Кембридже, Оксфорде, видел чудные парки, видел чудно обработанные земли, видел мануфактуры, видел пристани, видел каналы, мосты, видел дворцы, галереи, наконец, видел кафедралы, образ жизни и возвратился снова в Лондон, прямо скажу, поражённый, удивленный и весьма близкий к апоплексии. Ничего подобного в Европе не видел я. Что сделали они из своей земли, так это непостижимо. Просто всю Англию обратили в сад и сделали из неё изумрудный остров, как они сами говорят, намекая на бесконечные свои зелёные луга и парки. Притом же все предприятия – гиганты. Если железная дорога, так это во все концы государства, если фабричный город, так это от дыма адских машин над городом стоит туча, которую солнце не может пробить...» (ИРЛИ, ф. 7, ед. хр. 3, л. 108 об.).
     Но и на Британских островах Анненков разглядел глубокие социальные противоречия, которые принёс с собой капитализм. Особенно явственно они выражены в Ирландии, породив в ней грозное движение сопротивления. «... Нищенство и нищета страшные, – записал он, – как гроза, великий Агитатор (имеется в виду Д. О’Коннел. – И.К.) разрастается по Ирландии, подымая всё» (там же, 57 43 XXX б. 33, л. 93). 

     * Анненков П.В. Путевые записки. – ИРЛИ, 57 43 XXX б. 33, л. 88-98.
(стр. 449-450)

     Зарубежный опыт Анненкова сыграл свою роль и в оформлении наиболее передового русского журнала «Отечественные записки»*. Можно предположить также с достаточной долей вероятности, что Анненков, прекрасно знакомый с достижениями французской беллетристики, способствовал у себя на родине возникновению новых литературных жанров.
     Он один из первых заговорил о так называемом «физиологическом» очерке, на успех которого во Франции обратил особое внимание в VIII письме из Парижа**.
     К сожалению, мы не можем должным образом представить ту роль, которую Анненков сыграл в становлении натуральной школы: из «Замечательного десятилетия», своего исследования эпохи 1838-1848 гг., он изъял XXII и XXIII главы***, которые, по логике повествования, говорили об этом.

     * См.: Кулешов В.И. «Отечественные записки» и литература 40-х годов XIX в. М., 1958, с. 109
     ** Первое упоминание о «физиологическом очерке» см: Отечественные записки, 1841, кн. 10, отд. VI, с. 19, в обзоре французской литературы.
     *** Неопубликованные письма П.В. Анненкова к А.Н. Пыпину. Гос. публ. б-ка им. М.Е. Салтыкова-Щедрина. Р. О., ф. 621, ед. хр. 26.
(450-451)
    
     Приехав в Европу в 1846 г., Анненков обратил внимание на необыкновенное оживление, царившее в её общественно-политической жизни, на появление разнообразных партий, «подвергавших разбору условия и порядки политической и социальной жизни», на повсеместное возникновение обществ, рассуждавших «о способах остановить, изменить и направить течение современной жизни в другую сторону» (Лит. воспоминания, с. 298-299).
     Анненков поспешил познакомиться с тем, в ком он увидел подлинного вождя европейского революционного движения – с Карлом Марксом. Это была третья знаменательная встреча в его жизни. Личные встречи и беседы с Марксом в 1846 и 1848 гг., интенсивная двухлетняя переписка с ним оказали огромное влияние и на интеллектуальное развитие Анненкова, и на его произведения. Эта проблема так значительна, что требует специального исследования. Отметим только, что к этой встрече, к восприятию идей Маркса Анненков был подготовлен и пытливостью собственной мысли, и духовной близостью Белинскому и Герцену.
     В конце 1846 г., после длительного путешествия по Италии вместе с Боткиным, Анненков поселился в Париже, сделав его основным объектом своих наблюдений. Из Парижа он направил в Россию десять корреспонденций, которые под названием «Парижские письма» публиковались в «Современнике» в течение 1847-1848 гг.
(стр. 451)

     Современники сумели по достоинству оценить второй цикл зарубежных корреспонденций Анненкова. «Письма ваши – наша отрада», – писал автору Белинский (Белинский, т. XII, с. 342). «Я считаю Вас артистом в лучшем смысле этого слова, и именно артистический элемент, артистический рисунок, обнаруживающийся во всём, в описании, в намёке, в очерке, делает Ваши «Письма» так дорогими для меня. А сколько в них ума, простодушного, меткого, разгульного, живого» (Анненков и его друзья, с. 546), – писал В.П. Боткин.
(стр. 452)

     Характер трёх последующих писем (от 9 марта, конца апреля и 7 июня) уже иной. Анненков, видимо, учёл обстановку, сложившуюся к марту месяцу в России, возможность перлюстрации писем, а главное, страх своих сановных братьев, что его длительное пребывание в революционном Париже может их скомпрометировать. Информация о революционных событиях в этих письмах очень краткая и не совсем объективная. Анненков больше пишет о бытовых курьёзах в революционном Париже и о тех подарках, которые он готовит родственникам. Его цель – успокоить братьев и оттянуть время своего возвращения в Россию. Он спешит заверить, что обстановка в Париже нормализуется, а его поведение не может вызывать никаких опасений: «... если вы вспомните ещё мою уединённую жизнь, хладнокровное наблюдение всего происходящего, патриотизм мой, который, конечно, не уступит никакому русскому, то и совсем перестанете бояться за меня»*. Выехать из Парижа он категорически отказывается, ссылаясь на отсутствие денег и плохое самочувствие.

     * Исторический сборник, 1935, № 4, с. 252.
(Конобеевская И.Н. «Парижская трилогия и её автор» // Анненков П.В. «Парижские письма». Издательство «Наука», М., 1983 г., стр. 456)

     С момента приезда Герцена в Париж в марте 1847 г. между ним и Анненковым установились самые дружеские отношения. «Герцен крадёт у меня дни за днями...», – пишет Анненков в «Парижском письме» от 20 апреля. «Провожу время здесь в чтении и частом посещении семейства Герцена», – сообщает он братьям*.
     <…>
     О подлинном отношении Анненкова к событиям в Париже 1848 г. свидетельствует новый документ – его «Записки о французской революции 1848 года», впервые публикуемые в настоящем издании.

     * ИРЛИ, ф.7, ед. хр. 4, л. 61 об.
(стр. 456-457)

     В «Записках», как и в «Письмах», ощутим дифференцированный подход к французской буржуазии. Наряду с звериным ликом финансовых волков типа П. Сивестра, В. Грандена, Ж. Фавра и А. Фаллу, Анненков изобразил и передовую радикальную буржуазию, во главе которой стояли, умеренные буржуазные республиканцы. Но он показал, чего стоит этот радикализм, когда дело коснулось посягательства на социальные и экономические интересы их класса. Именно потому, что основную роль во Временном правительстве, как и в Национальном собрании, играли умеренные республиканцы, представлявшие интересы крупной буржуазии, французская революция оказалась неспособной решить социальных проблем. Анненков не сформулировал этого вывода, но подвёл к нему логикой повествования. Его «Записки» – обвинительный приговор умеренным буржуазным республиканцам.
     Анненков отметил революционную активность мелкой буржуазии. Мелкобуржуазные демократы Ледрю-Роллен и Флокон лучше других понимали истинные нужды рабочих, но Анненков не скрыл их трусливой ограниченности, помешавшей им взять движение в свои руки, когда представлялась к этому возможность.
     Не прошёл Анненков и мимо интеллигенции, её настроений, её поведения. Продолжая основную линию зарубежных корреспонденций, Анненков показал, как революция пробудила творческую активность лучших представителей французской интеллигенции. В этой связи интересны портреты Фредерика-Леметра, Рашели, Жорж Занд. Однако психологическая зоркость Анненкова помогла ему заметить, что революция произвела страшную путаницу в сознании французской интеллигенции, особенно в среде профессоров и писателей: «... письма старых литераторов, занятых на службе Луи-Филиппа, к избирателям и их исповедь своей жизни точно уж полны чудовищностей: письма Дюма, В. Гюго, Сю и др.», – записал Анненков, и остаётся только пожалеть, что он не остановился на этом подробнее, как обещал.
     Понимая, какое значение для формирования настроения общества имеет информация, Анненков подробно рассматривает афиши, прокламации, воззвания, появившиеся на стенах Парижа в дни революции. Но особенно много внимания он уделяет французской прессе. Не считая двух больших обзоров февральской и июньской прессы, его «Записки» испещрены выдержками из французских газет разных направлений.
     Рассказ Анненкова о революции – это повествование о её постепенном поражении. Одну из причин этого поражения Анненков видел в несостоятельности теории, которой вожди революции вооружали народные массы, в несостоятельности утопического социализма. «Революция 1848 года наносит смертельный удар всем этим шумным, пестрым, крикливым формам домарксовского социализма», – писал В.И. Ленин. «Записки» Анненкова, очевидца революции, конкретное подтверждение этого ленинского положения. «Кто не видит, – писал он, – что в идеях как Блана, Консидерана, так и Прудона, есть вещи, которые составляют ступень для будущего преобразования европейских государств на совершенно новых началах, но что, при нынешней разработке народами своих убеждений, ни одна из этих систем не может быть принята целиком ни одним из них». На примере промышленных ассоциаций Луи Блана, теории и личности которого он посвятил одну из центральных глав своих «Записок» – «Луи Блан в Люксембурге», – Анненков подтвердил это своё утверждение. По его мнению, все разветвления французского утопического социализма оказались «ниже обстоятельств» и не выдержали испытания жизнью.   
     «Записки о французской революции 1848 года» позволяют нам в какой-то мере выяснить философские и социально-политические взгляды самого Анненкова в 1840-х годах. Об этом свидетельствует не только вышеприведённое высказывание, но и ряд других. Так, в той же главе «Луи Блан в Люксембурге» Анненков защищает материалистическое понимание исторического процесса, заявляя себя сторонником «Смитовой политической экономии», а в сущности, повторяет, перефразируя, отдельные места из письма Маркса от 28 декабря 1846 г., адресованного ему*.
     <…>
     «Записки» являются логическим завершением зарубежной корреспонденции Анненкова 1840-х годов. Это последняя часть единой «Парижской трилогии», единого повествования о важнейшем событии XIX в. – революции 1848 г. на разных её этапах. Рассказ Анненкова не свободен от идейных просчётов, и всё же «Парижская трилогия» – одно из самых значительных произведений русской освободительной мысли XIX в.
     «Записки о французской революции 1848 года» Анненкова – уникальное произведение русской потаённой литературы XIX в.

     * См. наст. издание, с. 571.
(стр. 460-462)

     В октябре 1848 г. Анненков возвращается в Россию. Первые два года он вынужден был провести в своем симбирском имении: пребывание в Петербурге для свидетеля революции было небезопасным, но с 1850 г. снова принимается за активную литературоведческую и критическую деятельность. Анненков становится одним из ведущих русских критиков 1850-1860 гг., ему принадлежит честь стать первым пушкинистом, блестящим биографом Гоголя, Станкевича, Пушкина, другом и литературным консультантом ведущих русских писателей, в первую очередь Тургенева и А.Ф. Писемского, исследователем общественно-литературного движения «замечательного десятилетия», т.е. 1838-1848 гг., непревзойдённым мемуаристом. Литературное наследие Анненкова составляет золотой фонд русской культуры. И во всех своих работах он предстаёт перед нами не только как яркий и своеобразный талант, не только как европейски образованный человек, но как человек, стоящий на вершине современной ему социальной и эстетической мысли, что во многом объясняется тем опытом, который он приобрёл в период своих зарубежных поездок 1840-1843 и 1846-1848 гг., тем влиянием, которое на него оказало общение с великими европейскими и русскими умами 1840-х годов.
(стр. 463)