Не нужен

Случай, который в последующем перевернул всю мою жизнь, произошёл в начале специальной военной операции. Наша группа добровольцев приехала из военкомата Крыма в Ростов, где нас определили и познакомили с ребятами, которые должны были курировать наши действия от Минобороны. Тогда ещё на наши противоречивые и путанные вопросы, которых было немыслимо много, они отвечали с улыбкой: «Ребята, не переживайте, вам понравится».
В начале марта 2022 года я вместе с ещё сорока бравыми вояками, некоторые из которых в первый раз держали в руках автомат, выдвинулся автобусом из Ростова в то место, которое «нам должно было понравиться». Этим местом оказался населённый пункт Б с располагающейся в нем базой одной из воинских частей народной милиции ДНР, именуемой в простонародье «Штрафбат». Своё название она получила за определённую преференцию: только в этой части могли служить офицеры армии ДНР на должностях рядовой пехоты. С одной стороны, это давало возможность себя проявить в бою, с другой стороны, если офицер не мог продолжать службу в той части, где он дослужился до офицера, то это о чём - то да и говорило. Короче, соседи попались нам «суровые и нелюдимые», да и мы особо не лезли к ним с разговорами «по душам». Почему взгляд кураторов упал именно на эту часть, понять было несложно: сам населённый пункт находился в непосредственной близости от места нашего первого боевого крещения — города Мариуполя, да и основная группа бойцов данной части, как нам стало известно, находились сейчас в окопах, в связи с чем казармы (одноэтажные домики общей площадью не более тридцати квадратных метров, в которых присутствовали только стены, крыша и, о радость, буржуйка) в количестве четырёх домов поступили в наше распоряжение. Начались наши предвоенные будни. Каждый вечер мы слышали нашу авиацию, которая несла приветы нашим «не братьям», работу наших ствольных орудий и зарево, этот адский непрекращающийся закат над городом, имя которого было Мария.
По беспрерывным глухим раскатам, которые доносились до нас по морю сутки напролёт, мы прекрасно понимали, что работа, которая нас ждёт, не только «понравится», но и запомнится на всю жизнь. Как люди уже немного военные, мы понимали, что приказы не обсуждают: «люминий, значит люминий», и каждый день ждали своего. Ждали и в свободное от ожидания время начинали понемногу общаться с обитателями «Штрафбата». Сегодня, вспоминая этих ребят, с уверенностью могу сказать, что они и есть настоящая Соль земли Русской, но тогда их угрюмые тяжёлые взгляды приводили нас — вчера ещё гражданских -  в лёгкий шок и восторг. Был у этих ребят какой-то стальной взгляд хищника, с примесью печали. Хищника, которого взяли из родного леса и поместили в вольер на показ толпе. «Конечно,  пока я тут расслабляюсь, там мои мужики врага бьют, гибнут, а я как непонятно кто тут...», - порой говорили в сердцах некоторые из «штрафников», и видно было, что кто не говорил, тот обязательно так думал. Было в них какое-то единение, не просто понимание друг друга с полуслова, была одинаковость в «думании и чувствовании», они, действительно, были одним кулаком, одним мозгом, одним сердцем, одним дыханием... одним организмом. Все ребята, которые находились с нами в части и места чьих боевых товарищей мы на время заняли, были ампутанты. Да, сейчас уже, после моей войны, я отношусь к этому по-другому: для меня каждый такой парень уже герой со своей героической историей, но тогда… Тогда мне было страшно и неловко смотреть на молодых ребят, моих ровесников, которые были без рук и ног и ругали себя за то, что они должны сидеть тут с нами и лечиться, а не воевать плечом к плечу со своими. Мы, глядя на этих парней, наверно, боялись признаться себе, что велика вероятность и для нас после нашей «работы» оказаться на их месте в лучшем случае, а то и в худшем - «в лучшем мире». Никто об этом старался не говорить и не думать, но мысли тайным, ночным липким страхом не хотели покидать голову. Я это понимал и осознавал, а ещё я понимал, что моих ребят это может сломать. Однажды, когда выпала свободная минута, наш самый молодой боец с позывным «Симба» (помните того отважного львёнка из мультфильма «Король Лев»?), которому было всего 19 лет, спросил: «Юрист (это был мой позывной), скажи, если вдруг меня в бою покалечит, что мне делать?». Знаете, в его глазах и голосе звучали нотки, не ужаса, а скорее детского любопытства с которыми обычно «крошка-сын приходит к отцу». «Слушай, не переживай, нам ещё в бой надо выйти, а нас, вон видишь, только кормят и берегут», - отшутился я. «Нет, ну скажи, ты думал, как оно жить без ноги или руки?». «Знаешь, тут важное слово - жить, а с двумя руками и ногами или нет, - вопрос второстепенный. Я вот уверен, что если мне где-то на фронте «отстегнёт» ногу, то жена и дети будут только рады!». «Почему?» - не понял он. «Ну вот смотри, - продолжал я, затягиваясь горьким сигаретным дымом, - приеду я с войны, поставлю себе вместо «отстёгнутой» ноги деревянную палку, куплю треуголку, попугая –матерщинника, буду петь песни про сундук мертвеца выкрикивать «Ё-хо-хо!» и в Ялте фотографироваться с заезжими туристами» «А если руку?» - не унимался Симба. «Если руку...-, я затянулся и сделал театральную паузу – ну… тогда, конечно, крюк!». Тут ребята которые стали случайными слушателями «наших рассуждений» и которые еле сдерживали себя брызнули смехом. Симба тоже развеселел и улыбнулся. Такие разговоры были важны для молодых бойцов, ведь, как известно, смех не только продлевает жизнь, но и снимает стресс. «Да всё будет нормально, не переживай, возможно, и не успеем повоевать, вон смотри, как наши по ним утюжат, вот-вот и капитулируют всушники!». Это был март 2022 года. Пообщавшись с Симбой, я, конечно, показал бойцам, что я бравый командир и ничего не боюсь, но как будет на самом деле, если вдруг я с войны вернусь не целый, что будут чувствовать по отношению ко мне мои? Жена? Дети? Нет, мне - то они, конечно, ничего не скажут, но… не будет ли им стыдно и тягостно со мной, с таким… Эти мысли теперь сидели у меня в голове и не давали мне покоя! Как-то раз я подошёл к одному нашему «соседу», парню, который был моим ровесником, и решил с ним по этому вопросу поговорить. Звали его, то ли Сергей, то ли Степан, сейчас и не вспомню. Передвигался он на кресле - каталке: у него не было двух ног. Несмотря на это был он весёлым, отзывчивым, всегда предлагал свою помощь. Конечно, его характеру можно было позавидовать. Мне было неудобно спрашивать у него напрямую,  как так случилось и как сейчас ему жить. «Слушай, а ты местный?» - начал я разговор. «Ну да, с соседнего села, мы его ещё в начале пятнадцатого у «немцев» отбили», - улыбнулся он. «А много вас тут в штрафбате?» - продолжил я. «Всего человек пятьсот было в начале, а потом кто здоровый - воюет, кто раненный, кого уже нет...». «Ты мне скажи, а все раненные ваши тут реабилитацию проходят?» «Да нет! - снова улыбнулся он. - Кого дома жинка ждёт, тот к ней да к семье, ну а тех, кто передвигаться не может, или кого…- вдруг он запнулся и помрачнел, - дома не ждут, тот тут помогает по хозяйству и ждут когда снова на фронт. Нет, ну а что я вон и стрельнуть ещё могу и поднести, тут он осёкся, посмотрел на свои искалеченные ноги, и уже чуть тише — подвезти ребятам БК». Я обратил внимание, что на безымянном пальце его правой руки было кольцо. Увидев мой вопросительный взгляд, он горько улыбнулся и сказал: «После ранения, когда в госпитале меня подлатали, я ж к жене сразу поехал, к деткам, уж больно всё это время сердце по ним тосковало. Помню в окопе глаза закроешь, а они как живые передо мной стоят и улыбаются, сразу так жить охота и ещё хоть разок их увидеть. У нас до войны хозяйство своё было, а она у меня, жена, знаешь какая работящая...была. А как привезли меня к ней такого, он крепко затянулся сигаретой, «половинного»,  посмотрела она на меня и сказала, Зачем привезли? Везите его обратно, я ей такой не нужен, такой ей в хозяйстве только обузой будет, а ей ещё и хозяйство держать, и детей воспитывать, - он помолчал, - да я ее и не виню и понимаю..., а тут вроде как я ну.. (слово нужен как-то потерялось в его речи) полезен, да и среди своих, таких же». Меня до глубины души тронуло, что в его голосе тогда не было ни толики обиды, лишь еле-еле прослеживалась грусть, а может, усталость.
«Не нужен… не нужен… не нужен…, - отдавалось у меня в висках, - но как? Но ведь это для них? За них? Ради них? Вот чтоб они под мирным небом, на двух ножках, он теперь без них...».
Через несколько дней мы выдвинулись на новую дислокацию, и у меня появилась возможность созвониться со своей женой. Я долго не решался задать ей интересующий меня в последнее время вопрос: «Оль, ты мне сейчас только честно скажи, если вдруг так получится, и я вернусь домой не весь, то есть если без руки или ноги, я тебе, наверно, буду обузой?». Голос её стал тревожным: «Любимый, у тебя всё хорошо, тебя ранило, ты цел?» Вдруг голос её сорвался на плач. «Да перестань, всё у нас нормально, мы глубоко в тылу, не переживай! - успокоил я.- Мне просто интересно, как вы ко мне тогда отнесётесь?». «Глупый, ты наш, слышишь, ты наш Герой, мы тебя очень любим, а мальчишки ходят с твоей фотографией и ждут, когда ты приедешь домой, с одной ли, с двумя ли ногами или руками - главное, чтоб живой! И не спрашивай у меня больше такие глупости!».  Знаете, я не в праве сейчас кого-то винить, не побывав в его ситуации, возможно, у каждого своя жизнь своя правда, своя совесть. Но слова моей супруг вселили в меня спокойствие и уверенность, а это на войне, наверно, самое главное, я точно стал понимать, ради кого я должен, нет просто обязан выжить в этом аду! Потом, во время моей компании, я ещё не раз вспоминал моих ребят из «штрафбата». Как они интересно сейчас, но главное чтоб дай Бог были живы, целы, на сколько это возможно и здоровы, на сколько это применимо. Для себя я принял решение, что обязательно, когда закончиться война, возьму своих сыновей и приеду к ним в гости.
Как-то, через полгода, уже в конце своего контракта, проходя границу между Крымом и Херсонской областью, я взялся подвезти до Джанкоя одного солдата, он ехал домой в отпуск был весел, шутил и ждал встречи со своей женой и маленькой дочуркой; разговорившись с ним, я узнал, что их батальон дислоцировался как раз в «штрафбате». На мой вопрос, как там мои «штрафники», он невесело сказал, когда он там был, весь «штрафбат» размотало, все в «ноль»… На секунду у меня перехватило дыхание, но как?? Я остановил машину, закрыл глаза и увидел как наяву, ребят из «Штрафбата» которые выстроились в шеренгу, их лица, кто-то как всегда шутил, кто-то подмигивал, а то ли Серёгу, то ли Стёпу, возле калитки ждала жена и прыгали его весёлые ребятишки, о которых он вспоминал в окопе, она его всё же пустила домой, он ей всё же нужен…
Я молча довёз солдата до Джанкоя, мы попрощались, и я поехал в Симферополь. Я ехал туда, где меня ждали, я ехал туда, где меня любили, я ехал к тем, для кого я был жизненно необходим несмотря ни на что. Я ехал домой..