de omnibus dubitandum 1. 405

    ЧАСТЬ ПЕРВАЯ (1572-1574)

    Глава 1.405. СТАРОДУБСКАЯ ВОЙНА…

начало сентября 1534 г.

    Внутри страны неожиданная смерть Василия III и малолетство его старшего сына вызвали острейший политический кризис и обострение борьбы за власть между боярскими кланами. Пресловутый регентский совет (который то ли был, то ли нет) довольно быстро развалился из-за непреодолимых противоречий и власть перешла в руки Елены Глинской, матери Ивана, опорой которой стал бравый военный, окольничий и конюший князь Иван Овчина-Телепнев Оболенский (злые языки утверждали, что великую княгиню и князя связывали не только платонические отношения, а по тесным углам в кремлевских теремах шушукались, что де Меньшой никакой не Васильевич, а Иванович, но мы, конечно же, сделаем вид, что совсем в это не верим).

    Пока суд да дело, сперва « регенты», а затем и «правительство» Елены Васильевны решительным образом разобрались с потенциальными претендентами на великокняжеский стол, братьями Василия III, Юрием Дмитровским (уморен в зиндане «в нуже») и Андреем Старицким (долго пытавшимся избежать печального конца, но, в конце концов, рискнувший поднять мятеж, проигравший и уморенный также в зиндане «в нуже» под железной маской.

    Кстати, в ходе подавления этой мини-смуты попали под раздачу новгородские (читай Ярославские - Л.С.) Колычевы, и один из них, будущий митрополит Филипп, вдруг почувствовал непреодолимую тягу к монашескому житию - совершенно случайно, пришло к нему просветление, и подался он далее по духовной стезе).
      
    Казнями и заточениями дело не обошлось - в Литву со своими дворами бежали два знатнейших аристократа, князь Семен Бельский (младший брат Дмитрия Бельского, «героя» «крымского смерча», своей заносчивостью и апломбом сделавшим возможной катастрофу 1521г.), и окольничий Иван Ляцкой-Захарьин. Недовольные количеством плюшек, которые достались им в ходе передела власти после смерти Василия III. Бегуны решили, что Сигизмунд Старый и его сын Сигизмунд (будущий Август) дадут им не только бочку варенья и корзину печенья, но и запишут в свое буржуинство (зачеркнуто) в ряды славного литовского и польского лыцарства и не прогадали. Радость Сигизмунда не имела границ и он, тепло принял релокантов, осыпав их милостями, а те на радостях от такого приема обязались ( и исполнили свое обещание с лихвой!) верой и правдой служить Белому господину против его недругов в варварской и дикой Московии.
      
    Политический кризис в Москве имел за собой далеко идущие последствия и во внешнеполитической сфере. В Вильно, где с ужасом ожидали (бродят слухи ужасные, наступают банды красные) вот-вот начинающегося вторжения московитов [а у нас, как всегда, в казнЕ мышь повесилась, шляхту вудку и пыво пъянствует и на службу положила здоровенный такой болт, наемников нанимать не на что (разве только отдать им в кормления Курску волость), а в Крыму неразбериха и надежды натравить кумысников на Москву нет], узнав о смерти великого князя, опалах, казнях и раздрае на московском политическом Олимпе, вытерли пот со лба, поменяли белье и начали вынашивать планы реванша.
      
    Сборы литовские были недолги. В 1534 г. началась Стародубская война. Сперва успех сопутствовал литовцам, сумевшим взять Гомель и Стародуб (после взятия последнего по приказу ляшского коронного гетмана Яна Тарковского, озлобленного упорным сопротивлением гарнизона под началом воеводы князя Федора Телепнева-Оболенского, была устроена массовая экзекуция пленных и жителей города, в ходе которой были казнены несколько тысяч человек - в Москве об этом долго помнили).

   К настоящему времени в исторической науке сложилось две полярные точки зрения на отношения, существовавшие между Москвой и Литвой в 20-х гг. XVI в. А.А. Зимин и А.Л. Хорошкевич оценивали их как достаточно стабильные, особенно после продления в ноябре 1526 г. еще на 6 лет Московского перемирия 1522 г. Это событие якобы позволило обоим государствам переключить дипломатическую и военную активность на другие направления.
    
    Считалось, что несколько осложняли руско-литовские отношения лишь «мелкие пограничные споры». К сожалению, такие суждения затушевывают реально существовавшие между Москвой и Вильной противоречия, наличие которых подтверждают многие источники. Иная точка зрения на проблему была высказана М.М. Кромом, убежденным, что в конце 1520-х гг. Василий III готовил так и не состоявшийся поход в Литву, а в 1531-1532 гг. вынашивал план нападения на Киев, почему-то оставшийся нереализованным. Свои выводы исследователь подкрепляет данными источников. Среди них он выделил разрядную запись 1528 г. о, действительно имевшей место, посылке воевод на «литовские украйны», подчеркивая, что «это – единственный разряд такого рода за целое десятилетие». Кроме того, им проанализированы собранные и опубликованные И.А. Малиновским в начале XX в. документы, сообщавшие о готовившемся в самом начале 1530-х гг. руском нападении на Киев.

    Несмотря на подтверждение своих доводов документальными свидетельствами, М.М. Кром дает им в первом случае явно расширительное толкование, так как посылка воевод на границу могла быть связана с одной из многочисленных литовских «шкод» в руских порубежных местах. Встречающиеся в документах противной стороны указания на подготовку захвата Киева, по нашему мнению, свидетельствуют лишь о гипертрофированных литовских страхах по случаю некоторых мероприятий московских воевод по укреплению своего пограничья, связанными со строительством нового замка в 7 милях от Киева «на Десне на горе Остры». Впрочем, историк прав в другом – все приведенные факты решительно опровергают предположения о стабилизации обстановки на западных московских рубежах. Взаимные территориальные претензии сторон продолжали осложнять отношения между Москвой и Литвой, порождая обстановку недоверия и вражды.

    Все же, из-за частых татарских набегов тех лет Московское  государство вряд ли планировало подготовку большой войны с Литвой. Но для сохранения напряженных отношений между Москвой и Вильной вполне хватало непрекращающихся столкновений и конфликтов за сопредельные спорные земли, которые, вопреки мнению А.А. Зимина и А.Л. Хорошкевич, вовсе не были «мелкими пограничными спорами». Источники сообщают о частых нападениях войск с той и другой стороны на порубежные волости.
    
    Особенно крупный размах они приняли в 1529 г., когда руские отряды, перешедшие  литовскую границу на северском ее участке, увели с собой многих местных жителей. В сообщении о произошедшем весной 1531 г. руском нападении на Кричевскую волость, речь уже шла о вторжении большого войска из нескольких тысяч воинов.
    
    Несмотря на столь напряженную обстановку на границах, стороны не были готовы к эскалации военных действий, а следовательно проявляли заинтересованность в продлении перемирных лет при постоянном обсуждении территориальных претензий друг к другу. В то же время удовлетворение их и полномасштабное урегулирование межгосударственных отношений было невозможно - Москва не собирались идти на уступку приобретенных в прежние годы городов, Литва, соответственно – отказываться от них; компромисс в этом отношении был невозможен. Все попытки заключить сколько-нибудь длительное соглашение блокировалось, так как согласие одной из сторон подписать его подразумевало обязательный отказ другой стороны от прав на спорные «волости, земли и воды».

    При первом же удобном случае оба государства готовы были возобновить за них борьбу. 25 декабря 1532 г. истекал срок шестилетнего перемирия, заключенного в ноябре 1526 г. в Можайске . В марте 1532 г. в Москву прибыли литовские послы Матвей Янович и Василий Чиж, предложившие руской стороне заключить «вечный мир» с условием возврата Смоленска. Требования литовцев были отвергнуты. После долгих посольских споров участники переговоров решили продлить перемирие, но всего лишь на год, до 25 декабря 1533 г. После истечения срока действия это временное соглашение, скорее всего, было бы также продлено, но неожиданное обстоятельство повлияло на дальнейшие планы Вильны. В ночь с 3 на 4 декабря 1533 г. скончался Василий III. На престол взошел Иван IV - старший сын покойного государя, которому к этому времени едва исполнилось 3 года (на самом деле 6 лет – Л.С.).
    
    В сложившейся ситуации московскую власть не могла не волновать судьба истекающего менее чем через месяц (25 декабря 1533 г.) перемирия с Литвой. Урегулировать возникшую проблему поручено было кн. Т.В. Бражникову-Заболоцкому, который 27 декабря отправился с важным посольским поручением в Литву. Он должен был известить Сигизмунда I Старого о вступлении на престол нового великого князя, и предложить ему возобновить мирные отношения. Однако расчеты руских политиков не оправдались. Король узнал о начавшейся в Москве беспощадной борьбе за власть между различными придворными группировками, которая усугублялась стремлением части высшей знати вернуть себе бывшие уделы и привилегии. Следует отметить, что масштабы этой борьбы значительно преувеличивались литовскими информаторами.
    
    Сигизмунд I и его советники, стремясь использовать удобный случай, в конце января 1534 г. задумали силой вернуть потерянные ранее Смоленскую и Северскую земли. Спешно созванный в феврале 1534 г. сейм утвердил решение начать военные действия против Московского государства. Бражникову-Заболоцкому были вручены ответные грамоты ультимативного содержания о том, что дальнейшие переговоры «о братстве и приязни» станут возможными лишь при условии возвращения к статьям и духу мирных докончаний Казимира IV с Василием II и молодым Иваном III. Москва проигнорировала литовские требования и отношения между двумя государствами пресеклись.
    
    В Литве началась спешная подготовка к войне, для ведения которой требовались  значительные средства. Сейм, приняв решение о начале военных действий, ввел на три года специальный налог - «серебщину», призванный собрать необходимую сумму для найма жолнеров. На 23 мая 1534 г. в Минске был назначен сбор шляхетского ополчения, в дальнейшем неоднократно переносившийся. Это обстоятельство надолго задержало выступление литовского войска в поход.
    
    Впрочем, и руские войска не выдвигались на западные рубежи. 8 мая крымские татары совершили набег «на рязанские места, на Проню», который был успешно отбит отрядом кн. С.Ф. Хрипунова. Однако правительство, опасаясь нового большого вторжения степняков, держало свои главные силы именно на южной «украйне».
   
    Любопытная картина распределения руских войск в начале лета 1534 г. вырисовывается из подробного рассказа бежавшего из плена польского жолнера Войтеха из Познани. По дороге в Литву он прошел сложным маршрутом: Москва – Коломна – Кашира – Серпухов – Таруса – Калуга – Воротынск – Серенск – Мещовск – Мосальск – Дорогобуж и далее мимо Смоленска к границе. Из увиденного Войтехом становится ясно, что лучшая часть руской армии стояла опасаясь татарского набега «на берегу, на Коломне: князь Иван Бельский, [д]а князь Михайло Кислица, [д]а князь Федор Хованский, [д]а шурин князя Глинского, князя Ивана Немого сын; тых, поведает, своими очима видел, бо их добре знает. А на Кошири стоят: князь Микита Оболенский, [д]а два брата Хованскии, князь Петр, [д]а князь Иван. В Серпухове стоит князь Семен Бельский, [д]а Иван Лядский. А в Боровску стоит князь Андрей, брат князя великого, а при нем сорок тысяч людей». Как видно из этого перечисления, южная граница была прикрыта надежно. Гораздо хуже обстояло дело с обороной границы на западе, где с опозданием, но, заканчивалось формирование литовской армии. «А здеся от Литовского рубежу, - сообщал Войтех, - нигде людей не поведает, только в Дорогобуже семьсот детей боярских лежит. А на Вязьме не ведает колько есть людей, а теж поведил, иж слышал, штож не великии люди».
    
    Еще слабее была прикрыта граница с Литвой со стороны Пскова. Один из перебежчиков, «дьяк больший» наместника псковского Д.С. Воронцова - Родион, подробно информировал новых хозяев о малочисленности находившихся здесь руских войск. Хуже всего дело обстояло в Опочке, прославившейся героической обороной в прошлую войну. В крепости находилось всего 15 детей боярских «старых, которыи вжо не могут на службу ездити». С целью укрепления обороны этого участка границы, псковичи «наняли без ведома великого князя полтораста пищалников и до Опочки послали».
    
    Однако поставленный во главе литовской армии гетман Юрий Николаевич Радзивилл не спешил выступать в поход и не воспользовался слабым прикрытием руской границы. Между тем ситуация на рубеже начала меняться. 22 июля 1534 г. стоявшее у Боровска войско Андрея Ивановича Старицкого, численность которого бежавший из московского плена жолнер Войтех определял в 40 тыс. человек, было переброшено к Вязьме. Отдельные отряды из этой рати встали в Дорогобуже и Смоленске. Вскоре о дислокации руских войск и о планах командовавших ими воевод литовские власти получили самые точные и подробные сведения. В начале августа 1534 г. два видных руских военачальника И.В. Ляцкий и С.Ф. Бельский, командовавшие полками расположенными в Серпухове, бежали из Московии в Литву с частью своих слуг (по сообщению Евреиновской летописи отряд перебежчиков насчитывал «400 коней»). Причины побега воевод ясны не до конца, но вскоре после этого временная опала обрушилась на М.Л. Глинского, М.Ю. Захарьина (двоюродный брат Ивана Ляцкого), Д.Ф. и И.Ф. Бельских (родных братьев Семена Бельского), И.М. Воротынского и его сына Ивана.
    
    Связь арестов в Москве и бегства двух родственников опальных князей и бояр (М.Ю. Захарьин был видным деятелем правления Василия III, одним из его главных советников) несомненна.
    
    Арест вышеперечисленных лиц призван был продемонстрировать готовность властей в зародыше пресечь измену в государстве.
    
    Тем временем литовское войско, командование которого было воодушевлено переходом на свою сторону известных прошлыми победами полководцев, готовилось нанести первый удар по руской территории. Местом сосредоточения главных сил противника стало с. Дулебы, Любошанской области. Армия, собранная здесь в середине августа гетманом Радзивиллом, насчитывала 40 тыс. человек. Однако разделение ее на три корпуса, существенно ослабило боевые возможности литовских войск, так как два из этих корпусов должны были первоначально действовать на разных направлениях, а третий – прикрывать их наступление и собственную территорию.

    19 августа 1534 г. в поход на Северскую землю выступило войско киевского воеводы гетмана дворного Андрея Немировича и Василия Чижа. Затем под Смоленск пошли полки Ивана Вишневецкого и Андрея Коверского. Отряд под командованием самого Ю. Радзивилла остался в Могилеве, выполняя функцию стратегического резерва. В начале сентября 1534 г. литовскому нападению подвергся Стародуб, посады которого при получении известия о приближении противника были выжжены своими же городовыми приказчиками.

    Столкновение, произошедшее здесь между литовцами и рускими войсками, закончилось победой отряда стародубского воеводы Ф.В. Овчины-Телепнева. В плен к победителям попали около 50 наемных солдат и гетман жолнерский Суходольский. Более удачным для литовского войска стал набег на Радогощ, в окрестностях которого Немировичу удалось разгромить рать новгород-северского «загородного» наместника кн. И.И. Барбашина.
    
    Следствием литовской победы стал захват Радогоща, сожженного затем противником. Об упорном сопротивлении защитников крепости свидетельствует гибель в огне пожара местного воеводы Матвея Лыкова. Победа под Радогощем стала единственным успехом войска Немировича и Чижа в этом походе. Нападения, совершенные их отрядами на Почеп и Чернигов, были отбиты, после чего действовавшая на Северщине часть литовской армии ушла на соединение с корпусом Ивана Вишневецкого под Смоленск.
    
    Войска князей И. Вишневецкого и А. Коверского вступили в руские пределы 13 сентября 1534 г. Подойдя к Смоленску, главной цели похода, они осадили город, приказав своим воинам поджечь посады. Именно в это время литовцев контратаковали войска  смоленского наместника кн. Н.В. Оболенского, которые «посаду им жечь не дали и отбили их от города». Вскоре противник, узнав о приближении «великого князя воевод», отступил «в свою землю к Могилеву».
    
    По-видимому, у Сигизмунда I сложилось преувеличенное представление о результатах действий своих войск и он, не ожидая ответного нападения, 1 октября 1534 г. распустил армию, оставив лишь 3 тыс. человек для охраны пограничных крепостей.
    
    Отступлением и роспуском литовского шляхетского ополчения немедленно воспользовались воеводы руских северо-западных городов, организовавшие ответный набег на вражескую территорию. Во главе выступившей в поход рати встали псковский и луцкий наместники Д.С. Воронцов и Д.Ф. Череда Палецкий. Пройдя вглубь Литвы на 300 верст до Долгинова и захватив большой полон, воеводы отошли назад; один из руских отрядов под командованием князя Ивана Шуйского доходил тогда даже до Витебска.
    
    Этот наделавший много шума набег стал прелюдией готовившегося вторжения большой руской армии в пределы Великого княжества Литовского. Для похода руское командование собрало все наличные силы, пользуясь зимней передышкой на южных и юго-восточных рубежах. Как считали современники, в наступлении участвовало до 150 тысяч воинов.
    
    Операция была тщательно спланирована и получила одобрение высшего руководства страны на состоявшемся в ноябре 1534 г. заседании Боярской Думы. В нем принимал участие митрополит Даниил - один из наиболее доверенных советников правительницы Елены Васильевны Глинской. Уже 28 ноября 1534 г. главные силы армии под командованием князей М.В. Горбатого Кислого и Н.В. Оболенского покинули Москву и направились на запад к Можайску.
    
    Войска сосредоточивались и на других направлениях. В декабре в районе Опочки собрались полки новгородского наместника кн. Б.И. Горбатого и В.А. Шереметева. Действуя на двух направлениях, руские воеводы должны были соединиться на неприятельской территории и одной ратью воевать владения Сигизмунда I. Северским воеводам, собранным в Стародубе под командованием кн. Ф.В. Овчины-Телепнева и кн. И.Т. Тростенского предстояло действовать самостоятельно.
    
    Под Смоленском и Опочкой наступление началось одновременно – 3 февраля 1535 г.
    
    Стародубская рать пошла «в литовскую землю на всеедной же неделе, февраля в 5 день».
    
    Синхронность действий трех руских армий свидетельствует не только о тщательной проработке всех деталей операции, но и о высокой мобилизационной готовности вооруженных сил Московского государства, их способности выполнять боевую задачу даже в самое суровое время года. Тщательно продуманы были условия предстоящего соединения смоленской и новгородско-псковской армий. Детали этого плана сохранились в наказе воеводе М.В. Горбатому «с товарыщи», привезенном в Можайск дьяком А.Ф. Курицыным. Документ гласил: «нечто почают дела, и ноугородцким воеводам и людем быти с ними вместе, большому полку быти з большим полком, передовому полку быти с передовым полком, правой руке воеводам быти с правою рукою, левой [руке ] с левою, сторожевому полку с сторожевым полком; а царевичу и Канбар мурзину сыну и городецким татаром быти у передового полку на праве».
    
    Литовцы ничем не могли помешать начавшемуся в первых числах февраля наступлению руских войск. Они предпочли укрепиться по городам и обороняться за стенами своих  крепостей. Московские воеводы, не пытаясь ими овладеть, опустошая сельскую округу на сотни верст вокруг. 14 февраля 1535 г. войска М.В. Горбатого Кислого, шедшие от смоленского рубежа через Дубровну, Оршу, Друцк и Борисов, соединились у Молодечно с полками Б.И. Горбатого, разорившими полоцкие, витебские и бряславские места «и до Вилны за 40 верст не дошедше».
    
    От Молодечно руская рать «поворотила» на север и пошла к своей границе, «жгучи и  въюючи и секучи и в плен емлючи; и вышли въеводы великого князя все на Опочку на Псковскую землю все здрави с великим полоном; а пришли из Литовские земли на Опочку марта 1» .
    
    Стародубская рать прошла по неприятельским землям до Новгорода Литовского и благополучно вышла на свою сторону к Чернигову 23 февраля 1535 г.
    
    Ущерб, нанесенный тогда экономике Литвы, был велик. Продолжать войну с Москвой без польской помощи Великое княжество Литовское было уже не в состоянии. Польский сейм с пониманием отнесся к призывам поддержать союзное государство. На помощь литовцам поляки направили 7-тысячное войско во главе с лучшим польским полководцем Яном Тарновским. Наняли воинов на литовские деньги, для чего Вильне пришлось значительно увеличить «серебщину».
    
    Большие военные приготовления Литвы и Польши не остались незамеченными в Москве. Но руские воеводы, приняв ряд необходимых мер, все же не смогли предугадать направления главного удара армии гетманов Ю.Н. Радзивилла и Я. Тарновского.
    
    Наступление противника ожидалось на западном рубеже под Смоленском. Поэтому армия под командованием кн.В.В. Шуйского, кн.Д.Д. Пронского (в Большом полку), кн. И. Федоровича Овчины Телепнева и кн. Ф.М. Курбского (в Передовом полку), выдвинулась из Можайска через Смоленск к литовскому Мстиславлю. Осада крепости, несмотря на успешное действие руской артиллерии («вежу над вороты и неколко городен [и]з дел збили»), закончилась безрезультатно. Отступив от Мстиславля, полки В.В. Шуйского повоевали окрестности Кричева, Могилева, Шклова, Орши, Дубровны и других литовских городов.
    
    Важная диверсия была задумана и осуществлена рускими на северо-западном рубеже.
    
    Новгородско-псковская рать воевод Б.И. Горбатого, М.С. Воронцова, дворецкого И.Н. Бутурлина, М.И. Кубенского и Д.С. Воронцова пришла к Опочке. Войско заняло позицию у рубежа на реке Чернице. Дальше в «литовскую землю» пошел полк И.Н. Бутурлина, который в районе озера Себежа за три недели «поставил» город и «устроил его пушками, и пищалми, и всем нарядом и запасом хлебным, как ему мочно быти». В честь юного великого князя Ивана IV новую крепость назвали Ивангородом, однако впоследствии она была переименована в Себеж.
    
    В состав ее гарнизона вошли новгородские и псковские дети боярские, начальствовали над которыми воеводы И.М. Чулок Засекин и А.Ф. Тушин. Укрепив город, руское войско ушло к реке Чернице, где стояли главные силы.
    
    Сигизмунд I, узнав об активности руских на западном и северо-западном участках границы, поспешил нанести главный удар в другом месте – на юго-западе, в направлении крепостей Гомель и Стародуб. На этот раз он тщательно рассчитал свои силы и добился значительного успеха .
    
    16 июля 1535 г., на третий день осады, перешедшей границу литовско польской армии  удалось овладеть Гомелем, на помощь которому не успели подоспеть «прибылые люди». Город подвергся сокрушительному орудийному обстрелу, не выдержав которого местные «черные люди» потребовали от гомельского наместника кн. Д.Д. Щепина-Оболенского сдать крепость противнику.
    
    Воодушевленная первым успехом неприятельская армия продолжила наступление. 30 июля она подошла к Стародубу - крупному городу и хорошо укрепленной крепости.
         
    Многочисленный гарнизон под командованием опытного воеводы Ф.В. Овчины Оболенского упорно сопротивлялся, отбивая атаки врага. Осада Стародуба литовцами и поляками затянулась почти на месяц: «и под Стародубом стояли четыре недели и не могли ево достати». В Москве было принято решение помочь осажденному городу. На помощь ему двинуты были войска с южной «украины», но 18 августа 1535 г. начался большой крымский набег на Рязанскую землю и «людей своих, которых послал к Стародубу против литовских людей, князь великий велел воротить на берег ко Оке-реке». Стародубский гарнизон мог рассчитывать только на свои силы, но складывать оружие не собирался.
    
    Чтобы разрушить городские укрепления, противник впервые за всю историю руско-литовских войн решил применить минное оружие. Работами руководил «разум Ербурд», под началом которого более 300 человек копали галерею длиной 200 сажен «под стену городовую, и когда подкопали и подложили зелия под стену з бочками, а зажгли кнотом и выкинуло четыре городни в неделю на святого Ивана. В тот же час все ляхове кинулись с вороны к тои дире, и москва начала боронитися, и была битва над тою дирою». Штурмующим не просто было проникнуть в город, несмотря на широкий пролом в стене, образовавшийся в месте взрыва. Им необходимо было преодолеть крепостные ров и вал. Именно для этого поляки использовали «вороны», предположительно двух типов: ящичные (специальные подъемные механизмы в виде колодезного журавля, на конце которого крепился ящик с воинами) и крюковые - для разрушения стены и расчистки завалов.
    
    Воевода Овчина Оболенский дважды выбивал атакующих из города, затем попытался прорваться через вражеский лагерь и уйти, но у литовского обоза, противник окружил и  уничтожил его отряд. Сам Федор Васильевич попал в плен. Город Стародуб был взят врагом и полностью разрушен. Пленных служилых людей победители перебили. Жизнь сохранили только князю Овчине Оболенскому и еще некоторым пленникам. Согласно сведениям «Реестра московским вязням», в заточении в литовских замках находилось менее 20 узников, приведенных из Стародуба, в их числе - несколько детей боярских и слуг (владычных и самого кн. Овчины Телепнева).
    
    Потеря Стародуба вынудила руское командование очистить близлежащий Почеп.
    
    Находившийся там гарнизон и местные жители сожгли свой город и отступили к Брянску, где разворачивалась армия, направленная сюда «по стародубским вестям» из Москвы. По инерции литовско-польские войска продвинулись вперед, заняли пепелища Почепа и Радогоща, но затем отступили на свою территорию.
    
    Опасаясь неизбежных ответных действий руских воевод, в особенности страшившей их зимней войны, литовские власти уже в сентябре 1535 г. обращаются к Москве с предложением начать мирные переговоры. Действовали они осторожно, зондируя почву через пленного воеводу князя Ф.В. Овчину Оболенского, чей двоюродный брат И.Ф. Овчина Телепнев-Оболенский занимал выдающееся положение при дворе вдовствующей великой княгини Елены Васильевны Глинской, правительницы Московского государства. Начавшиеся вскоре переговоры с определенными трудностями, но продвигались вперед.
         
    Воспользовавшись наступившей в военных действиях паузой, литовцы, решили ликвидировать опасное для них изменение линии границы по псковскому рубежу, где в июле 1535 г. была выстроена новая руская крепость Ивангород (Себеж). 27 февраля 1536 г. 20-тысячное войско киевского воеводы Андрея Немировича и полоцкого воеводы Яна Глебовича осадило Себеж. Крепость защищал гарнизон под командованием воевод П.В. Засекина и Тушина. Немирович начал приступ с обстрела крепостных укреплений. Однако его пушки действовали плохо. Не причинив никакого вреда осажденным, они в основном били по своим. В конце концов себежский гарнизон сделал вылазку и нанес литовцам полное поражение. Их остатки отступили к Себежскому озеру, стремясь уйти на другой берег. Но лед под ними проломился, и большинство воинов оказалось под водой. Войско Немировича почти полностью погибло.

    После этого поражения литовский князь Сигизмунд I вступил с Москвой в переговоры о перемирии. Оно было заключено в 1537 г. В честь Себежской победы правительница Московии Елена Глинская велела заложить в крепости церковь Живоначальной Троицы. Победители захватили богатые трофеи, в том числе знамена и «варганы» (сигнальные музыкальные инструменты). Во время боев под Себежем «из сороковые пищали» был убит один из литовских воевод «пан Воитек Николаев».
    
    Несмотря на достигнутый в боях за Себеж успех, московская сторона, озабоченная  угрозой нападения со стороны Казани и Крыма, не могла перейти к активным наступательным действиям. Значительная часть руского войска уже зимой 1535/1536 гг. (сбор войск был закончен 20 февраля 1536 г.) была сосредоточена в Нижнем Новгороде, чтобы действовать против казанских татар, отряды которых доходили «от [этого] города за 10 верст».
    
    Тем не менее, определенная активность руских сил отмечалась и на западных границах.
    
    Так, в январе 1536 г. «велел князь великий поставити во Ржевском [уезде] на Литовском рубежи град землян, а нарек его Заволочие». Весной этого же года на прежнем месте восстанавливается разрушенный литовцами и поляками в 1535 г. «град Стародуб», а 19 апреля начинается строительство в Торопецком уезде крепости Велиж, законченное в июле 1536 г. Тогда же из отстроенного Стародуба ходил с войском в поход на Любеч воевода кн. И.В. Горенский, а под Витебск выступили полки кн. И.И. Барбошина. Опустошив окрестности этих городов, воеводы вернулись на свою территорию.
    
    Расчет литовских властей на быструю и победоносную войну не оправдался.
    
    Королевская казна была пуста, посполитое рушение собиралось плохо. Учитывая эти обстоятельства, Сигизмунд I вынужден был завершить затянувшуюся войну. В июле 1536 г. он прислал в Москву своего личного посланника кревского наместника Н.Я. Тихоновского, привезшего опасные грамоты для руских великих послов. В качестве ответного шага бояре отправили в Вильну своего посланника – сына боярского Т.К. Хлуденева, с опасными грамотами для литовских великих послов. Король и его советники уступили первыми, и в ноябре 1536 г. Т.К. Хлуденев вернулся с сообщением о прибытии в Москву к Рождеству литовских великих послов полоцкого воеводы Яна Глебовича, витебского воеводы Матвея Яновича и писаря Венцеслава. Посольство несколько задержалось и вступило в рускую столицу 12 января 1537 г .
    
    На начавшихся тогда в Москве мирных переговорах литовская сторона потребовала передачи Вильне Новгорода и Пскова, а также включения в условия мира статей старого докончания, заключенного еще в 1449 г. Василием II и Казимиром IV. Руская сторона  выдвинула к Литве свои контрпретензии, требуя возвращения не только захваченного в ходе последней войны Гомеля, но и Киева, Полоцка, Витебска. Уступать в решении принципиальных вопросов стороны не захотели и, как обычно заключили перемирие. Оно было подписано 18 февраля 1537 г. сроком на 5 лет и вступало в силу 25 марта этого же года. Согласно статьям Московского перемирия 1537 г., Гомель и гомельские волости отошли к Литве; города Себеж и Заволочье, а также Долысская волость – к Московскому государству.
    
    По истечении установленного в 1537 г. срока перемирия, в Москве вновь начались  переговоры с литовскими послами воеводой полоцким Я.Ю. Глебовым, старостой мельницким Н.Я. Тихоновским и писарем Н.Н. Ондрющевым. Новое руско-литовское соглашение было подписано 25 марта 1542 г., возобновив перемирие еще на 7 лет. Вновь продлили его 13 февраля 1549 г. На этот раз ставший обычным спор из-за пограничных территорий был осложнен нежеланием литовских послов воеводы витебского С.П. Кишки, маршалка Я.Ю. Комаевского и писаря Глеба Ясманова признать новый «царский» титул московского государя.