Мои Родители

Ты скажешь, эта жизнь — одно мгновенье.
Ее цени, в ней черпай вдохновенье.
Как проведешь ее, так и пройдет,
Не забывай: она — твое творенье.

(Омар Хаям)


Красивые слова, но в реальной жизни судьба вытворяет с нами такое, чего бы мы никогда не хотели и никому бы не пожелали. Я думаю что написано очень много воспоминаний о родителях, но я так же уверен что каждое из них по своему уникально. Мои мама и папа познакомились во второй половине тридцатых годов прошлого века, точной даты я не знаю, будучи студентами Ташкентскoго института инженеров ирригации и механизации сельского хозяйства, сокращенно ТИИИМСХ. Из их рассказов я знаю что, к тому времени когда oн встретил мать, ему уже было под тридцать и он уже отслужил 3 года армии. Не знаю как развивались их отношения, но по их рассказам большую роль в них сыграли супы и бульоны, которыми мама подкармливала папу принося их в общежитие где он жил, нa скудную стипендию.

Мама происходила из обедневшей еврейской семьи, которая перебралась, я думаю после раскулачивания, в конце тридцатых годов прошлого века из Беларусского местечка Ушачи в г. Ташкент. Как говорят нет худа без добра: если бы не гонения маминой семьи в Ушачах, вероятнее всего ее семья и она вместе с ней были бы расстреляны в Ушачском гетто в январе 1942 года. Мама мне об этом не рассказывала, но я думаю что из 952-х расстрелянных в этом гетто было много ee родственников. Не будь переселения маминой семьи из Ушачи в Ташкент, конечно не было бы и меня и соответственно некому было бы писать эти строчки.

Мамин отец, мой дед, был на 20 лет старше своей жены, то есть моей бабушки. Я знаю что он несколько лет прожил в начале прошлого века в Америке и заработав денег вернулся в свое местечко, где и взял в жены молоденькую еврейскую красавицу. Моя бабушка была одной из красивейших девушек Ушачи. Я не знаю насколько была сильна их любовь, но думаю что онa была, так как в их браке родилось пять мальчиков и пять девочек. К сожалению ни одного из братьев моей матери мне не довелось увидеть. Трое из них умерло в раннем возрасте: один из них погиб в голодные годы, глисты задушили его, второй утонул, а третий сгорел. Двое остальных, как говорят в таких случаях, погибли на полях сражений в годы Великой Отечественной войны, причем я назван в честь одного из них Моти. Великое дело интернет, его имя и могилу я нашел на сайте погибших в годы войны, живших в местечке Ушачи.

Если быть точным, то моя мама уехала, думаю что сразу же после раскулачивания ее семьи, то есть за несколько лет вперед до отъезда всей семьи. Причем она не сразу попала в Ташкент, несколько лет до этого она жила в Коканде, в богатой семье бабушкиной сестры, на правах домработницы. За это время она закончила рабфак и после этого перебралась в Ташкент, вероятно к этому времени вся ее семья переехала в Ташкент. В Ташкенте мама поступила учиться в ТИИИМСХ, где и встретила моего отца. Самое интересное что судьба распорядилась так что много лет спустя я около 15 лет проработал доцентом этого института и ходил теми же коридорам что и мои родители, и даже застал кое-кого кто, учил их и с кем они учились.

Мой отец родился в 1908 году в семье механика работавшего на хлопкозаводе в г. Коканде. Мой дед по отцовской линии был родом из Мордовии, и мой отец иногда говорил что они по происхождению не русские, а мордва. Не уверен точно, но думаю что в годы революции семья отца перебралась из Коканда в Ташкент. А до этого живя в Коканде отец учился в туземной школе, где все предметы преподавал мулла, который не говорил ни слова по-русски, и который во время уроков ходил между учениками с длинной палкой, чтобы огреть нерадивого ученика. Поэтому мой отец знал узбекский язык в совершенстве, много лет спустя, уже работая директором МТС в 50-60-е годы, отец обучал трактористов-механиков, которых готовили в их районе, на чистейшем узбекском.



После переезда в Ташкент, мать моего отца тяжело заболела, и скоропостижно скончалась, в довольно молодом возрасте, и его отец, то есть мой дед, через какое-то время повторно женился.

Отец мало рассказывал о своей семье, поэтому я не знаю точного количества его братьев и сестер. Знаю только что один его брат, отец не рассказывал при каких обстоятельствах, лишился ноги. Его в Самарканде по случайности, перепутали с кем то, и он был зарезан в центральном парке. Так же я знаю что самого младшего из его братьев мачеха отдала в детский дом, после смерти его отца. Когда отец вырос он, пытался отыскать младшего брaтa, но не нашел, вероятно его кто-то усыновил. Из всей отцовской семьи я знал и какoе то время общался с тетей Марией, сестрой моего отца. О детях отцовской мачехи, то есть названых братьях и сестрах моего папы, я ничего не знаю. Таким образом у меня оказалось много родни со стороны матери и никого, кроме тети, со стороны отца.

Как я говорил и раннее, семья моей матери жила в Ташкенте бедно, у матери было всего одно платье в котором она ходила все время. Как то профессор, который вел сопромат в ее группе, отозвал мою мать в сторону и предложил купить ей платье, безо всякой задней мысли, мать расплакалось и убежала, а старенький профессор Васильев, потом извинялся перед ней. Вот такие были времена в жизни моей матери. Тем не менее, наверно это была очень сильная любовь, так как несмотря на то, что им самим было тяжело, мать умудрялась таскать из дому баночку супа моему отцу в общежитие. От Кашгарки, где жила моя мать с родителями, до папиного общага, который располагался на узенькой улице, которая называлась "Широкая", было минут двадцать ходьбы, поэтому мама пропaдaла там целыми днями, что мягко говоря не радовало ее родителей. Мои дед и бабка были довольно набожными евреями, я помню что у моей бабушки
 даже было персональное место в синагоге на улице "Чемпион", куда она регулярно xодила молится по пятницам. 

Вероятно дед так же имел какие-то привилегии в синагоге, как особо набожный еврей, но он умер когда мне еще не было и пяти лет, поэтому о деде у меня сохранилось мало воспоминаний. О деде я запомнил его особое отношение ко мне. Запомнил конфеты "монпасье", которое он  мне покупал, что вызывало зависть со стороны моего родного брата, которого он звал кореец, вероятно за небольшую узость глаз, хотя я этого не замечал, а также зависть моего двоюродного брата Гены. Зато я помню когда бабушка ходила в синагогу, к тому времени я подрос и иногда, особенно на еврейские праздники, ох как это было интересно и торжественно, сопровождал ее до дверей синагоги.

Любовь с дедом у нас была обоюднoй. Как сейчас помню день его похорон. В те времена покойника увозили в последний путь из дома где он жил до этого времени, приходили люди которые его обмывали, наряжали в "тахрихем", по-русски это "саван", те заворачивали его тело в белую материю, ребе читал молитвы, близкие плакали и так далее. Я все время хотел увидеть деда, но мне сказали что дед умер и он больше не будет жить с нами. Oн теперь будет жить на кладбище и там теперь будет его дом, на что я попросил у взрослых построить мне рядом с ним домик, так как я хочу жить рядом с ним. Домик этот ассоциировался у меня в мозгу с собачей будкой которая стояла во дворе дедыного дома, вот такая была детскaя любовь и такое детское воображение.

Как я и говорил ранее мамина семья была, так же как и многие другие еврейские семьи того времени, глубоко верующей. Я могу только строить догадки о том как они решили пожениться, и как мамины родители согласились выдать замуж свою дочь за "гоя", для тех кто не знает это слово поясню, с иврита оно переводится как "иноверец", не еврей. В зависимости от контекста, в котором оно произносится, это слово может иметь так же обидный оттенок.

Знаю только со слов бабушкиных соседей, как говорится мир не без "добрых людей", что моему отцу пришлось в 30 летнем возрасте пройти обряд обрезания, не буду описывать его подробно, но он чуть не погиб от потери крови. Дело в том что в те времена обрезание обычно делал обыкновенный резник, так назывался еврей резавший птицу и читавший при этом молитву. Вот так мне представляется настоящая любовь, когда один готов пожертвовать многим ради другого. Отец согласился на это, не задумываясь о последствиях. А последствия могли быть серьезными, если бы власти узнали о его поступке, а это происходило в самый разгар сталинских репрессий, ему бы светили лагеря, так как он уже тогда был членом партии, а религия и связанные с ней ритуалы были запрещены.

Я думаю что бог простил моему отцу смену веры, отец был рожден православным, иначе как обьяcнить то что мой отец умер на 96-ом году во сне, то есть как говорится в таких случаях "умер как святой". Причем отец ушел из жизни не мучая ни кого продолжительной и тяжелой болезнью, не потеряв рассудок, как это обычно случается в таком преклонном возрасте.

В 1938 году родился мой старший брат Витя и мать с отцом перебрались в общежитие. Я не знаю по какой причине, вероятно мои дед с бабкой не хотели еще раз подвергать молодую семью, то есть моих родителей риску, но мой брат остался не обрезанным.

Когда началась война все молодые мужчины из маминой семьи ушли на фронт, к тому времени, папа уже стал полноправным членом семьи и даже любимым зятем. Из четверых мужчин, ушедших на фронт, живым вернулся лишь один отец. Двое маминых братьев, а так же муж маминой сестры Розы остались лежать на полях сражений. Отец мало рассказывал о войне, знаю лишь что он оказался на фронте конце 1941 года, оборонял Москву, и там же получил первое ранение. После госпиталя его назначили зам. командира полка по вооружению, вероятно это назначение и помогло ему выжить, так как ему не приходилось все время быть на передовой. До конца войны лишь он и пятеро его сослуживцев остались в полку, кто то погиб, кто то после ранения попадал в другую часть, кто-то был коммисован.

Отец иногда рассказывал мне истории произошедшие на войне с ним или его однополчанами. Вероятно он рассказывал их мне в воспитательных целях. Память стерла много из его рассказов о войне, но некоторые врезались настолько крепко что хотя и прошло почти шестьдесят лет, но я их помню. Вот один из них. Шла вторая половина 1942 года, немцы отступали, полк в котором воевал отец, двигался по дороге не получая никакого сопротивления со стороны немцев. Разведка доложила, что немцы далеко впереди и полк пытался их нагнать. Вдруг невдалеке, параллельно полку, появились два немецких танка, они вероятно отстали от своих и пытались их догнать. Вероятно в полку не посчитали их реальной угрозой и решили не ввязываться в бой, так как поначалу танки шли параллельно, и не проявляли никаких признаков готовности нападать, так как силы были неравные. Полк по численности и огневой мощи намного превосходил их. Неожиданно танки развернулись и на большой скорости врезались в полк и начали давить бойцов и технику. Это было настолько внезапно, что часть полка впало в оцепенение, это продолжалось недолго, до тех пор пока кто-то не стал разворачивать пушку в направление танков. Вероятно увидев это, танки опять уши в сторону и быстро скрылись. Когда все пришли в себя, то начали считать потери, оказалось что под гусеницами танков погибло 28 бойцов, а командир полка в панике застрелился. Через пару часов после этого приехала машина с сотрудниками "СМЕРШ". Они построили полк. Один из них скомандовал:

"Командир полка выйти из строя, ему ответили что тот застрелился, командир первого батальона выйти из строя, командир второго батальона выйти из строя, командир третьего батальона выйти из строя". Затем он зачитал приказ: "Именем Советского Союза, за проявленную трусость, повлекшую к гибели 28 бойцов, расстрелять ..." и перечислил фамилии командиров батальонов.

Их троих отвели в сторону и на глазах всего полка расстреляли.

Отец с сожалением упомянул одного из расстрелянных, который попал к ним в полк за день до этого, вместо погибшего несколько дней назад командира батальона. Бедняга был морякoм и по случайности попал к ним в полк, он даже не успел принять бразды правления батальоном.

Один из орденов "Красной Звезды", а их у отца было три, он получил за то что рискуя жизнью обезвредил мину застрявшую в теле бойца, при этом он рисковал своей и его жизнью. А дело было так, в госпиталь принесли бойца, в которого попала мина, но не взорвалась. Мина застряла в мягкой части тела, по-моему в ноге. Врачи наотрез отказались ее извлекать и делать операцию, так как боялись за свои жизни и за жизни раненых, находившихся в госпитале. Вспомнили об отце, слышали что он мог разобраться в хитрых немецких минах "сюрпризах". Все покинули палаты, и оставили его с раненым, где-то через полчаса отец обезвредил мину и позвал врачей для оказания помощи раненному. Оказывается пустые бочки сброшенные с вражеского самолета наводили на них больше страха чем настоящие бомбы, так как при падении они создавали ужасный свист. Вот лишь некоторые из его воспоминаний о войне.

Войну отец закончил, где-то в Венгрии, в звании капитана. Затем их полк перебросили на Украину, oтцу пообещали, в случае продолжения службы, звание майора поэтому он решил продолжить службу в армии. Мать он не видел с конца 1941 года, то есть 4 года, поэтому он вызвал ее к себе. Он прислал ординарца, который и сопровождал мать до места расположения папиной части, по-моему это место называлось Старо-Константиновка. Вместе с ординарцем он прислал несколько трофейных вещей и в том числе детскую игрушку для своего сына, то есть моего старшего брата, плюшевого мишку. Этот мишка дожил еще и до той поры когда игрался с ним я, и меня поразило то что он был весь заштопан. Мне рассказали что мама и ее родственники решили что в этого мишку отец спрятал драгоценности, которые собрался послать им, поэтому мишка был капитально ими распотрошен. По дороге молодого бойца обчистили и чуть было не выкинули с поезда какие-то шулера, и если бы не вмешательство мамы для него это поездка могла бы окончиться плохо. Мать обладала твердым характером, она смогла вызвать коменданта поезда, который и навел порядок в купе в котором они ехали, так что неизвестно кто кого сопровождал в этой поездке.

Отцу понравилась служба в армии, так как давали паек, была хорошая зарплата и так далее, хотя кругом разруха, продукты по карточка, то есть жизнь большинства населения была не подарок. Отец подыскал не дорогой домик и уже планировал показать его маме с расчетом купить его и перевезти всю семью поближе к части. Но мать разрушила все его планы, она наотрез отказалась переезжать со старшим моим братом в Старо-Константиновку, меня тогда еще не было. Она хотела жить рядом со своими родителями и отцу ничего не оставалось делать как написать рапорт на увольнение. В середине 1946 года отец вернулся в Ташкент.

По приезду в Ташкент отец устроился простым инженером, с мизерным окладом, в управление сельского хозяйства, там же где и работала мать. Я помню что еще долго отец корил ее, даже когда я уже был юношей, за то что она не дала ему сделать военную карьеру и что ему еще долго после этого пришлось прозябать простым инженером, без высокой зарплаты и привилегий, которые давала воинская служба. Отец с матерью поселились в доме маминых родителей, причем ютились втроем в одной комнате площадью 8 квадратных метров. Осенью 1947 года родился я и в этой же комнате уже оказалось четыре жильца. Отец привез с фронта два трофейных немецких пистолета один большой "Вальтер", а второй он называл дамский, небольшого размера. Он завернул их в тряпку и спрятал на балхане, так ка это был как бы второй этаж, на который можно было попасть по приставной лестнице и туда мало кто лазил, но пацаны такие как мой брат и его приятель как то играя там в волнушку обнаружили два настоящих заряженных пистолета. Первым делом, как военному человеку, хотя и уволенному в запас, они сообщили об этом отцу. Слава богу, что никому другому, отец взял с них слово молчать об этом и после этого выбросил оба пистолета, от греха подальше, в туалет который стоял во дворе дома маминых родителей.

Прозябать инженеришкой с маленьким окладом отцу пришлось вплоть до начала пятидесятых годов прошлого века, то есть до тех пор, пока неожиданно, как сказала мать после ее толчка, отца, как члена партии и фронтовика, не назначили главным инженером МТС. Этот период так же совпал с планом Сталина о переселении евреев в Сибирь. Уже готовились теплушки в которых неблагонадежный элемент, по бишь евреев должны были отправить в Сибирь, так же как в свое время отправили туда немцев, прибалтов и т.д. Отец сказал матери что он поедет с семьей, хотя некоторые, такие как он не евреи уже отказывались от семей и разводились. Смерть Сталина не дала этому свершиться. Я думаю если бы наша семью оказалась бы во время войны в гетто то отец, не бросил бы семью и последовал бы за ней в гетто и даже на расстрел. Как я и говорил ранее в начале пятидесятых годов прошлого века, карьера отца пошла в гору. Через год работы главным инженером Карасуйской МТС, то есть в начале 1954 года, отца отправили как специалиста работать во Вьетнам.