О музыке, Ленинграде, семье, Востоке, духовном...

Шостаковича я для себя открыла осенью прошлого года, благодаря моему папе, не единожды упоминавшему Шостаковича в рассказах. А до папы много Ленинградского передавала его мама, то есть моя бабушка Галя, коренная петербурженка. Вся атмосфера жизни семьи, рода и окружения в царском Петербурге, Революционном и военном Петрограде, НЭПовском Ленинграде - впечатанное в моих прабабушку, бабушку и её сестру, существовало как целостная среда, в которой я росла. Про дворец Марьино, в котором выросли мои прапрапрадед Семён Ильич, прапрабабушка Елизавета Семёновна, в Тосненском районе под Петербургом. Вся та жизнь и события, что окружали мою прабабушку Елену в её детстве, а теперь она древняя старушка лежала возле меня, в возрасте перевалившим за девяносто, а я рисовала свои рисунки у неё за головой на столе и несла ей показывать. А она уже любую мало-мальскую вибрацию воспринимала болезненно чутко, и ей было тяжело даже от движения карандашей по поверхности стола, соприкасающегося с изголовьем дивана. Она недавно ослепла, в девяносто лет, ровесница века, в юности - подопечная Государыни Императрицы Марии Фёдоровны Романовой и Великого Князя Сергея Александровича. Теперь она, моя прабабушка, старая княгиня, каким-то непостижимым образом пыталась передать царскую культуру имперского Петербурга нам, её правнукам. Мне - самой тихой и спокойной из всех правнуков. Моего папу - своего единственного внука она воспитала на красотах Эрмитажа и Петродворца, она пела ему Марсельезу на французском языке, как научена была её учительницей-француженкой в её семинарскую бытность, когда она с царевичем Алексеем имела одного общего учителя-духовника (Василий Чуев). Но тогда в папино детство она - женщина шести-семи десятков лет могла это устроить. А теперь, в девяносто-девяносто один год? И всё же, само её - главы рода - существование определяло культуру семьи. Вместе с её старшей мудрой учёной дочерью, разумеется - бабушкой Галей. Через двор от бабушкиного дома находилась лютеранская кирха, давно уже не функционирующая как религиозное место, но работающая как камерный зал. Мне было 4-5 лет. Родители водили меня на детские концерты туда. Говоря "детские концерты" в той кирхе, это симфоническая музыка, арфа, клавесин, флейта, лютня, женский солирующих голос. Классическая музыка, в масштабах усваиваемых 4-5 летним ребёнком из культурной семьи.
Арфа, флейта, клавесин.
В иные дни звучал орга;н - величественный и мрачный.
Может быть вдохновившись там, был обретён металлофон, и дома отрабатывалась "В лесу родилась ёлочка".
Папа с мамой ходили и на другие концерты классической музыки туда в кирху, детей оставляли с бабушкой и прабабушкой.
А бабушка моя Галя, ветеран Великой Отечественной Войны, дочь княгини и Красного командира (участник Гражданской войны, в последствии - начальник секретного отдела областного военкомата г.Архангельска, как военный переведён по долгу службы из родного Ленинграда, и перевёз семью), она в моё детство, сколько помню, пела песни революционные и военные, и они тоже стали чем-то незыблемым, основой моего внутреннего мироустройства.

"Вставай, Страна огромная, вставай на смертный бой! С проклятой силой тёмною, с проклятою ордой!..."

"Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, Преодолеть пространство и простор. Нам разум дал стальные руки-крылья, А вместо сердца пламенный мотор!..."

"Вихри враждебные веют над нами, Тёмные силы нас злобно гнетут. В бой роковой мы вступили с врагами, Нас ещё судьбы безвестные ждут..."

Бабушка Галя сказала мне, что песня сопровождала во время войны, и всегда.
Во время войны бабушка Галя работала в медицинской Академии города Архангельска, а по ночам дежурила на крыше, гасила зажигательные бомбы, сбрасываемые врагом с воздуха при постоянных бомбёжках Архангельска.
Бабушка Галя часто пела при мне. Она вообще была меломанка, любила красивую музыку и песни, она была эстет. У неё почти полностью не слышали уши, одно совсем, а другое - очень малый процент слуха, и на это ухо она носила слуховой аппарат. Работа у неё была научная, она всю жизнь общалась в основном с книгами. А вот самое сложное было - слушать музыку, которую она очень любила. Она включала радио. В назначенный час вечером в определённые дни была передача с понятными ей и любимыми старыми песнями - её детства и молодости. Она снимала прикрепленный к одежде булавочкой слуховой аппаратик, подставляла его почти вплотную к радио, и так слушала всю передачу.
Её сестра, побывавшая в фашистском плену - Марианна Михайловна - тоже сидит неподалёку на стульчике, и тоже молчаливо и задумчиво всё слушает, а я сижу между ними и перебираю коклюшки - плету кружево.
А после передачи - ставится чайник, и на кухне за чаем длинный монолог бабушки Гали - и это всё Ленинград, Петроград, Петербург, Блокада, всё родные на Ленинградских центральных кладбищах; дамочки, пытающиеся отдать бриллианты за картофельные очистки; крысы, крадущиеся к полуживой бабушкиной тёте по отцу - Ксении Георгиевны Прокофьевой в её Ленинградской ужасно холодной квартире во время Блокады, ни дров ни еды, ни тепла, и крыса крадётся, чтобы откусить нос полуживой тётушке... Бабушкин брат, умерший там в Блокадном Ленинграде.

Шостакович, конечно, мне близок по этой родовой и народной объединяющей Блокадной скорби, которая неотъемлимая часть души людей из петербуржских семей, как в моём случае. Это передаётся через поколения.

И вот, однажды настало такое утро, после долгого тяжёлого труда, и вдруг я нашла старую запись Ленинградской седьмой симфонии Шостаковича, с вводной частью из Блокадного Ленинграда. Я включила её, стоя на ногах, и до самого конца не сдвинулась с места. Осенний восход солнца. Я в своей рабочей комнате. Сама симфония когда записана не знаю, на записи кашляют под музыку.
Лиричную флейтовую мелодию высоких нот сменяет также лиричная солирующая скрипка на высоких нотах. Потом громыханье ударных, опять кашель больных измождённых слушателей, не исключено, что блокадных; главная тема, звучащая в вариациях то пяти, то семи, то девяти нот, прорабатываемая на разных инструментах в разной звуковой высотности - какая-то беседа музыкальных инструментов, вторящих друг другу и подтверждающих сказанное. Духовые, смычковые и ударные.

В жизни я кое-что смогла осуществить, но многое не смогла и упустила, но лучше поздно, чем никогда. В плане музыки, музыкальных познаний и опыта. Мой путь к музыке оказался тернистым и долгим, и всё в полутьме на ощупь.
А помимо пути к музыке с детства у меня был путь эзотерический, я изучала магию и была предсказательницей как одна из моих прабабушек, корни которой происходят из Месопотамии (аккады, шумеры, турки).

В 2003 и 2004 годах я работала во дворце графа Разумовского в Москве, в разместившиеся там Институте Социальных Технологий, фактически это был Институт Востока с направлением Китай, Китайский чай, Китайская культура и искусство.
Я начинала на складе фарфора и элитных чаёв, перешла в Чайный Клуб при институте, работала мастером чайных церемоний, пройдя обучения и экзамены; потом - администратором на ресепшене по информации Института по учебным программам и мероприятиям Чайного Клуба.
У нас там была Школа Бамбуковой Флейты, преподавал музыкант Сергей Емельянов. Он и выступал в определённые дни со своей группой.
Приходили музицировать и другие музыкальные коллективы - Токе-Ча, Геннадий Лаврентьев, и другие ребята.
Живая этническая музыка, импровизация. В пространстве дворца стоял китайский музыкальный инструмент ГуЧжэнь, но он не принадлежал мне, и я не посмела музицировать на нём. Может быть только прикоснулась к струнам. Жаль, что не тогда, ведь пальцы и руки были очень пластичны и гибки, желание запредельное, но и застенчивость большая.
Во всё остальное время в этой части дворца, где располагался Институт с Чайной, звучала китайская традиционная музыка, играемая СД-плеерами. И надо сказать, что атмосфера музыки в стенах дворца и музыки в обычном современном помещении это разное ощущение. А ещё та округлая часть дворца с закруглённым коридором оказалась наверное идентичной по архитектуре дворцу Марьино под Петербургом, по которому ходили мои прапрабабушка Елизавета Семёновна и прапрапрадедушка.

В августе или сентябре 2004 года на работе меня позвали с собой к Борису Гребенщикову, так как он был друг нашего Бронислава Брониславовича Виногродского - главы Института и Чайного Клуба ИСТ. Предполагалось проводить чайные церемонии на концерте Бориса Гребенщикова. Несколько человек поехали, а я не могла.

Я подружилась со студенткой преподавателя бамбуковой Флейты Сергея Емельянова - московской певицей и композитором Мартиной Черняхович. Мы подружились на почве музыки, эзотерики, китайской чайной церемонии, поэзии и вообще изящных искусств. И близко и творчески дружили семнадцать лет вплоть до смерти Мартины.
В 2006 году мы вместе сели за её синтезатор, работали над моей песней, но песню так и не записали. У неё я взяла один урок по бамбуковой флейте, один урок по вокалу, и один урок по работе с синтезатором. У неё был, кажется, "Роланд".
Мартина говорила мне: "Мне очень близка и понятна музыка Сальери".
В последние годы она при мне включала музыку, которая мне очень нравилась и восхищала. Я спросила, что это за музыка? Это Де Бюсси, сказала она. Но после её смерти я пыталась найти ту музыку в интернете, переслушивала Де Бюсси, но это были не те произведения, и я так и не смогла найти и потом усомнилась в том что это был Бюсси. Почему она решила, что это Де Бюсси? Импрессионизм. Это было лёгкое журчащее весенне переливающееся лиричное произведение.
Мартина говорила: "У моей бабушки Лиды подруга была директор консерватории, и бабушка планировала для меня музыкальную карьеру, поэтому отдала меня сначала в музыкальную школу, потом хотела устроить и в консерваторию, но я отказалась. Я не хотела заниматься музыкой, я всегда мечтала о науке".
У театрального режиссёра Игоря Неупокоева (театр "Гистрион") к спектаклю "Победа Смерти" по Фёдору Сологубу Мартина нашла удивительную средневековую европейскую музыку. Как жаль, что записей у меня нет, и названия их я не знаю! Музыка очень дополнила искомую атмосферу к постановке. Я участвовала в репетициях в роли придворной дамы, но на представления в качестве актрисы не попала. Попала на премьеру этого спектакля в Театре Джигарханяна осенью 2014 года, я тогда прилетела из Стамбула. Мартина играла роль колдуньи Маргисты. Мрачная музыка зАмков и самоотдача актёров делали своё волшебство.
В 2007-м я начала свои первые шаги в освоении написания электронной музыки.
В 2013-м из Стамбула дистанционно принимала участие в записи дебютного диска Олега Светецкого в г.Бостоне (США) Dj Dagaz - альбом "All about myself", в качестве переводчицы текста и солистки на турецком языке - мой голос на турецком языке звучит в частях Intro и Outro альбома (альбом в стиле, вероятно, нью-эйдж с сильным ориентализмом, к которому автор более не возвращался в своих дальнейших альбомах).
В 2019 году в Москве я участвовала в качестве музыканта-дудукиста в ансамбле "Alcahest Ensemble" (Евгений Головин, Антон Антонов, и другие ребята) в преддверии их дебютного альбома, но мои партии на дудуке видимо туда не вошли, так как не соответствовали формату группы. У них - поиск и создание необычных странных звуков.
Это эпизоды музыкального сотрудничества. В основном я шла индивидуальным независимым путём.

Мне нравятся Бетховен, Чайковский, Шостакович, и многие другие из великих классиков.
Но много было слушано мною и совсем другой, разной музыки. У меня был глубокий готический период в мою московскую юность. С тех пор мне очень нравился католический костёл Непорочного Зачатия, он готической архитектуры. Очень похожий на него за;мок мне являлся когда-то в генетическом виде;нии.
Мне нравилась готика, но не рок, а та средневековая похожая на "кладбищенскую" зАмковая музыка, а также нью-эйдж, эмбиент, ERA и т.п.
Но параллельно с этим такая яркая питерская группа Тикки Шельен и Башня Rowan.
Слушала и альтернативный рок, и попсу русскую и зарубежную, немного французский шансон.
Я мечтала о воссоздании древне-египетской музыки, лет с шести я пыталась учить иероглифы.
Был период турецкой попсы.
Периоды китайской традиционной музыки. Периоды иранской музыки. Период религиозной мусульманской музыки - Илляхи (араб. Божественная).
Некоторое время я состояла в суфийской общине. Но поскольку я слишком выбиваюсь, со своим мнением, слишком непокорная и творчески неуёмная, от меня отреклись.
Когда моя исламская часть души набрала активность, от меня отстранился почти весь мой московский мир. Я, мультикультурная личность, не смогла отречься от одних культур в пользу других, я хотела их мирного сосуществования, в том числе в моей душе, и за это я получала изгнания и одиночество. Ни в русском обществе, ни в турецком я не смогла соответствовать ожиданиям окружающих, которым непонятна моя жизненная парадигма, в основе которой изящные искусства, стремление к вечной идеальной любви с идеалами морали, магия и религии, периодические царские замашки, мультикультурность и может быть даже космополитизм. Всего этого мне простить не смогли почти все, кто не остался безразличен и касался моей личности, и из общества Российского, и из общества Турецкого.

Арзу Михайловна Алхан,
27 марта 2025 года, Стамбул.

***

Фото к мемуарам: молодая Петроградская семья - мои прабабушка княгиня Елена, прадедушка - Красный командир Михаил Георгиевич Антонов, и моя бабушка Галя маленькая. Ленинград, 1927 год.

***