Империализм

Самюэль Хантингтон
В 1996 году знаменитый американский политолог Самюэль Хантингтон опубликовал книгу «Столкновение цивилизаций». В ней он дал характеристику миру после окончания «холодной войны».
За годы, прошедшие после окончания «холодной войны», мы стали свидетелями начала огромных перемен в идентификации народов и символах этой идентификации. Глобальная политика начала выстраиваться вдоль новых линий – культурных. В мире после «холодной войны» флаги имеют значение, как и другие символы культурной идентификации, включая кресты, полумесяцы и даже головные уборы, потому что имеет значение культура, а для большинства людей культурная идентификация – самая важная вещь.
В романе Майкла Дибдина «Мертвая лагуна» устами венецианского националиста-демагога выражен весьма мрачный, но характерный для нашего времени взгляд на мир: «Не может быть настоящих друзей без настоящих врагов. Если мы не ненавидим того, кем мы не являемся, мы не можем любить того, кем мы являемся. Это старые истины, которые мы с болью заново открываем после более чем столетия сентиментального лицемерия. Те, кто отрицает эти истины, отрицает свою семью, свое наследие, свое право по рождению, самое себя! И таких людей нельзя с легкостью простить». Прискорбную правдивость этих старых истин не может отрицать ни ученый, ни политик. Для людей, которые ищут свои корни, важны враги, и наиболее потенциально опасная вражда всегда возникает вдоль «линий разлома» между основными мировыми цивилизациями.
Основная идея этого труда заключается в том, что в мире после «холодной войны» культура и различные виды культурной идентификации (которые на самом широком уровне являются идентификацией цивилизации) определяют модели сплоченности, дезинтеграции и конфликта.
Впервые в истории глобальная политика и многополюсна, и полицивилизационна; модернизация отделена от «вестернизации» – распространения западных идеалов и норм не приводит ни к возникновению всеобщей цивилизации в точном смысле этого слова, ни к вестернизации не-западных обществ.
Баланс влияния между цивилизациями смещается: относительное влияние Запада снижается; растет экономическая, военная и политическая мощь азиатских цивилизаций; демографический взрыв ислама имеет дестабилизирующие последствия для мусульманских стран и их соседей; не-западные цивилизации вновь подтверждают ценность своих культур.
Возникает мировой порядок, основанный на цивилизациях: общества, имеющие культурные сходства, сотрудничают друг с другом; попытки переноса обществ из одной цивилизации в другую оказываются бесплодными; страны группируются вокруг ведущих или стержневых стран своих цивилизаций.
Универсалистские претензии Запада все чаще приводят к конфликтам с другими цивилизациями, наиболее серьезным – с исламом и Китаем; на локальном уровне войны на линиях разлома, большей частью – между мусульманами и не-мусульманами, вызывают сплочение родственных стран, угрозу дальнейшей эскалации конфликта и, следовательно, усилия основных стран прекратить эти войны.
Выживание Запада зависит от того, подтвердят ли вновь американцы свою западную идентификацию и примут ли жители Запада свою цивилизацию как уникальную, а не универсальную, а также их объединения для сохранения цивилизации против вызовов не-западных обществ. Избежать глобальной войны цивилизаций можно лишь тогда, когда мировые лидеры примут полицивилизационный характер глобальной политики и станут сотрудничать для его поддержания.

Збигнев Бжезинский
В 1997 году американский политик Збигнев Бжезинский опубликовал свою знаменитую книгу «Великая шахматная доска» в ней он написал.
Последнее десятилетие XX века было отмечено тектоническим сдвигом в мировых делах. Впервые в истории неевразийская держава стала не только главным арбитром в отношениях между евразийскими государствами, но и самой могущественной державой в мире. Поражение и развал Советского Союза стали финальным аккордом в быстром вознесении на пьедестал державы Западного полушария – Соединенных Штатов – в качестве единственной и действительно первой подлинно глобальной державы.
Евразия, тем не менее, сохраняет свое геополитическое значение. Не только ее западная часть – Европа – по-прежнему место сосредоточения значительной части мировой политической и экономической мощи, но и ее восточная часть – Азия – в последнее время стала жизненно важным центром экономического развития и растущего политического влияния. Соответственно вопрос о том, каким образом имеющая глобальные интересы Америка должна справляться со сложными отношениями между евразийскими державами и особенно сможет ли она предотвратить появление на международной арене доминирующей и антагонистичной евразийской державы, остается центральным в плане способности Америки осуществлять свое мировое господство.
Отсюда следует, что в дополнение к развитию различных новейших сторон могущества (технологии, коммуникаций, систем информации, а также торговли и финансов) американская внешняя политика должна продолжать следить за геополитическим аспектом и использовать свое влияние в Евразии таким образом, чтобы создать стабильное равновесие на континенте, где Соединенные Штаты выступают в качестве политического арбитра.
Евразия, следовательно, является «шахматной доской», на которой продолжается борьба за мировое господство, и такая борьба затрагивает геостратегию – стратегическое управление геополитическими интересами.
Окончательная цель американской политики должна быть доброй и высокой: создать действительно готовое к сотрудничеству мировое сообщество в соответствии с долговременными тенденциями и фундаментальными интересами человечества. Однако в то же время жизненно важно, чтобы на политической арене не возник соперник, способный господствовать в Евразии и, следовательно, бросающий вызов Америке.
В 2004 году Бжезинский выпустил книгу «Выбор: Мировое господство или глобальное лидерство». После террористической атаки сентября 2001 года он стал уделять пристальное внимание борьбе за безопасность США.
Моя главная идея в отношении роли Америки в мире весьма проста: американское могущество, которое многие считают решающим фактором в обеспечении государственного суверенитета, в настоящее время служит самой главной гарантией общемировой стабильности, тогда как американское общество стимулирует развитие таких глобальных социальных тенденций, которые подтачивают традиционный государственный суверенитет. Могущество Америки и движущие силы ее общества во взаимодействии могут способствовать постепенному созданию всемирной общности на основе совместных интересов. При неправильном же использовании и столкновении друг с другом эти начала могут ввергнуть мир в состояние хаоса и превратить Америку в осажденную крепость.
На заре XXI века могущество Америки достигло небывалого уровня, о чем свидетельствуют глобальное военное присутствие США и ключевое значение ее экономической жизнеспособности для благополучия мирового хозяйства, инновационный эффект технологической динамичности США и ощущаемая во всем мире притягательность многоликой, но зачастую незатейливой американской массовой культуры. Все это придает Америке беспрецедентный политический вес глобального масштаба. Плохо это или хорошо, но именно Америка определяет сейчас направление развития человечества, и соперника ей не предвидится.
Европе, наверное, под силу составить конкуренцию США в экономическом отношении, но еще не скоро она сможет достигнуть той степени единства, которая позволит ей вступить в политическое состязание с американским колоссом. Сошла с дистанции Япония, которую одно время прочили на роль следующей сверхдержавы. Китай, несмотря на его экономические успехи, судя по всему, будет оставаться относительно бедной страной в течение жизни по меньшей мере двух поколений, а за это время могут случиться серьезные политические осложнения. Россия же больше не участник забега. Короче говоря, у Америки отсутствует и не появится в ближайшее время равный ей по силе конкурент.
Ввиду этого нет никакой реальной альтернативы американской гегемонии и роли мощи США как незаменимой составляющей всеобщей безопасности. В то же время под влиянием американской демократии – и примера американских достижений – повсюду происходят экономические, культурные и технологические изменения, способствующие формированию глобальных взаимосвязей как поверх государственных границ, так и сквозь границы. Изменения эти способны подрывать ту самую стабильность, которую должна бы охранять американская мощь, и даже порождать враждебность по отношению к США.
Вследствие этого Америка сталкивается с уникальным парадоксом: она – первая и единственная подлинно всемирная сверхдержава, однако американцев все больше беспокоят угрозы, исходящие от значительно более слабых недругов. Тот факт, что Америка обладает беспрецедентным международным политическим влиянием, делает ее объектом зависти, негодования, а то и жгучей ненависти. Кроме того, эти антагонистические настроения могут не только эксплуатироваться, но и разжигаться традиционными соперниками Америки, даже если те сами осмотрительно избегают прямого столкновения с ней. И это представляет собой вполне реальную угрозу ее безопасности.
Следует ли отсюда, что Америка вправе притязать на большую безопасность, чем другие государства? Ее руководители, как управляющие, в чьих руках находится все могущество США, так и представители демократического общества, должны стремиться к тщательно выверенному балансу этих двух ролей. Полагаясь исключительно на многостороннее сотрудничество в мире, где угрозы государственной и в конечном счете всеобщей безопасности, конечно же, растут, создавая потенциальную опасность для всего человечества, можно впасть в стратегическую летаргию. Напротив, упор на самовольное применение суверенной мощи, особенно в сочетании с определением новых угроз исходя из собственных интересов, может вызвать самоизоляцию, прогрессирующую национальную паранойю и усиление уязвимости на фоне повсеместного распространения вируса антиамериканизма.
Америка, охваченная тревогой и одержимая укреплением собственной безопасности, скорее всего, окажется в изоляции в окружении враждебного мира. А если поиски безопасности для себя одной окажутся возведены в принцип, земле свободных людей грозит превращение в государство-гарнизон, насквозь пропитанное духом осажденной крепости. И при этом окончание «холодной войны» совпало с широчайшим распространением технических знаний и возможностей, позволяющих изготовить оружие массового поражения, доступных не только государствам, но и политическим организациям террористической направленности.
Поскольку Америке – принимая во внимание ее противоречивую роль в мире – предназначено быть катализатором движения либо к всемирной общности, либо к всемирному хаосу, на американцах лежит уникальная историческая ответственность за то, каким из этих двух путей пойдет человечество. Нам предстоит сделать выбор между господством над миром и лидерством в нем.
В 2012 году Збигнев Бжезинский в книге «Стратегический взгляд: Америка и глобальный кризис» был уже совсем не так оптимистичен, как раньше.
Современный мир отличается интерактивностью и взаимозависимостью. Кроме того, впервые в истории привычные международные конфликты померкли перед общей проблемой выживания человечества в целом. К сожалению, ведущим державам еще только предстоит выработать совместные пути решения новых растущих угроз человеческому благополучию – экологических, климатических, социоэкономических, продовольственных и демографических. Однако без опоры на геополитическую стабильность любые попытки добиться необходимого международного взаимодействия обречены на провал. Перераспределение мирового баланса сил и зарождающееся масштабное политическое пробуждение увеличивают – каждое по-своему – нестабильность современных международных отношений. По мере того, как растет влияние Китая и как другие претенденты на мировое лидерство – Россия, Индия, Бразилия – конкурируют друг с другом за ресурсы, безопасность и экономическое преимущество, растет вероятность недопонимания и конфликтов. Соответственно Соединенным Штатам необходимо стремиться к выстраиванию более широкого геополитического фундамента для конструктивного сотрудничества на мировой арене, учитывая растущие ожидания все более беспокойного мирового сообщества.
В свете перераспределения мировых сил и растущего международного противостояния важно, чтобы Америка не превратилась в невежественное полицейское государство и не увязла в трясине присущего ее культуре потребительства. Иначе геополитические перспективы в мире, где центр тяжести смещается с Запада на Восток, будут становиться все безнадежнее. Миру нужна экономически сильная Америка, социально привлекательная, ответственно распоряжающаяся своим могуществом, стратегически целеустремленная, пользующаяся международным уважением и исторически грамотная в своих отношениях с новым Востоком. Насколько вероятна такая глобальная целеустремленность Америки? Сейчас ее идейный настрой нетверд, и рассуждения об исторической неизбежности ее упадка ведутся сплошь и рядом.
Между Советским Союзом на закате его дней и Америкой начала XXI века наблюдается тревожное сходство. Советский Союз – с его коснеющим государственным аппаратом, неспособным к серьезному пересмотру политической программы, – по сути разорил сам себя, отчисляя неподъемную долю ВНП на многолетнее военное соперничество с США.
Америке необходим новый путь, всеобъемлющая и долгосрочная геополитическая программа, отвечающая требованиям меняющегося исторического контекста. Только динамичная и стратегически мыслящая Америка вместе с объединяющейся Европой смогут совместными силами работать над созданием расширенного и более энергичного Запада, способного стать ответственным партнером расправляющему плечи Востоку.

Самир Амин
В 2007 году вышла книга египетского исследователя Самира Амина «Вирус империализма». Вот, что он в ней написал.
Либералы ставят знак равенства между социальной эффективностью и эффективностью экономической, которую, в свою очередь, путают с финансовой доходностью капитала. Подобное упрощение отражает характерное для капитализма преобладание экономики над всем прочим.
Развитие общих законов рынка (тех, в которые по возможности меньше вмешиваются) и демократии объявлены взаимодополняющими. А вопрос о конфликте между общественными интересами, выраженными вмешательством в рынок, и общественными интересами, предающими смысл и являющимися сутью политической демократии, даже не поднимается.
Очевидно, самая «развитая» страна, в которой политика находится целиком на службе у экономики – понятно, что это США, – предъявляется «всем» в качестве лучшей модели. Ее институтам и порядкам должны подражать все те, кто надеется поспеть за развитием событий на мировой арене. Альтернативы для предложенной модели, которая основывается на «экономистических» постулатах, тождестве рынка и демократии, а также подчиняет политику экономике, не существует. Причина всех изъянов сегодняшней действительности только в том, что вечные принципы Разума еще не воплощены в жизнь в тех обществах, которые страдают неполноценностью – в первую очередь на «глобальном Юге».
Гегемония Соединенных Штатов, являясь нормальным проявлением их передовой роли в использовании Разума (обязательно либерального), таким образом, одновременно и неизбежна, и желательна для прогресса всего человечества. Не существует «американского империализма», есть только благородное лидерство («доброкачественное», или безболезненное, каким его считают либеральные американские мыслители).
Эти «идеи» являются центральными для либерального мировоззрения. На самом деле, эти идеи есть ничто иное, как бессмыслица, основанная на псевдонауке – так называемой чистой экономике – и сопутствующей ей идеологии – постмодернизме.
«Чистая» экономика как теория никак не соотносится с реальным миром, она описывает не реально существующий капитализм, а капитализм вымышленный. Это всего лишь псевдонаука, которая более смахивает на знахарство, нежели на естественные науки, законам которых она якобы пытается подражать.
Псевдотеория либерализма и сопутствующий ей идеологический дискурс сулят спасение всему человечеству. Это обещание игнорирует все уроки истории. Реально существующий глобализированный либерализм не может породить ничего, кроме усугубления неравенства между народами (глобальной поляризации) и внутри самих народов (глобального Юга и Севера). Это обнищание, непременно сопровождающее накопление капитала, в свою очередь делает невозможной демократию, ликвидируя творческий потенциал в развитых центрах (путем подмены демократией низкой интенсивности новых шагов в социальном управлении процессом перемен) и упрощая до уровня фарса возможное внедрение на перифериях очевидных демократических политических реформ.
Поляризация занимает центральное место в истории глобальной экспансии реально существующего капитализма. Под этим я понимаю постоянно растущий разрыв между центрами глобальной капиталистической системы и ее перифериями. Это новое явление в истории человечества. Разрыв увеличился за последние два века до такой степени, что с тем опытом, которым обладало человечество в прошлом, уже ничего общего не осталось. Бороться с этим явлением можно только путем постепенного строительства посткапиталистического общества, жизнь в котором действительно будет лучше для всех.
Рассуждения о «столкновении цивилизаций» целиком и полностью призваны утвердить «западный» расизм и вынудить общественное мнение согласиться с установлением режима апартеида в глобальных масштабах.
Преобразования в гражданской политике требуют того, чтобы движения сопротивления, протеста и борьбы против реальных последствий внедрения этой системы освободились бы от вируса либерализма. Требуется: разработка политической практики, признание ее абсолютной важности и продвижение общественной и гражданской демократии, с предоставлением народам и нациям в условиях глобализации более широкого поля действия.

Яш Тандон
В 2015 году африканский эксперт Яш Тандон опубликовал книгу «Торговля – это война». В ней он написал.
В течение последних 30 лет я участвовал в торговых переговорах на различных уровнях – глобальном, региональном и двустороннем. Эта книга не обо мне. Она о глобальной системе торговли, которую я называю войной. Если малые и средние страны «не следуют правилам», продиктованным крупными державами, которые фактически контролируют Всемирную торговую организацию (ВТО), то они – коллективно и индивидуально – подвергаются санкциям.
ВТО – это, по сути, конспиративная организация. Решения там принимаются несколькими избранными членами (крупные державы и несколько стран Юга, выбранных Севером) в так называемых «зеленых комнатах». Затем эти решения становятся обязательными даже для тех, кто не присутствовал при их обсуждении. Имея за плечами опыт работы в ВТО, я создал в 1997 году Институт торговой информации и переговоров стран Южной и Восточной Африки. Моя цель – помочь укрепить потенциал Африки для ведения переговоров по торговым соглашениям; помочь развить уверенность в себе у африканских торговых переговорщиков, чтобы они могли дать отпор своим бывшим колониальным хозяевам.
Опыт ВТО не уникален. Европа ведет торговые переговоры с Африкой, и это тоже является актом войны. Вот уже почти 30 лет я лично являюсь свидетелем того, как Европейский союз (ЕС) вынуждает африканские страны подписывать соглашения об экономическом партнерстве (СЭП). Африканские правительства, ослабленные зависимостью от так называемой «помощи в целях развития», часто «охотно» подписывают абсолютно несправедливые соглашения.
Несправедливая торговля убивает людей, доводит их до нищеты, делает богатыми одних и бедными других, обогащает могущественные продовольственные корпорации за счет крестьян, которые затем становятся беженцами в своих собственных странах или пытаются покинуть родину в поисках работы в богатых странах Запада. Конечно, торговля жизненно важна для благосостояния людей. Мы производим вещи, продукты питания, предоставляем услуги, и нам нужно продавать то, что мы производим. Люди торгуют с незапамятных времен. Торговля не обязательно должна быть войной. Она может быть средством мирного развития народов мира и была таковой в прошлые века. Но в наше время все иначе. Торговля стала оружием в войне между богатыми странами Запада и остальным миром.
Однако сильные не всегда побеждают. Бывали случаи, когда более слабые народы и страны объединялись, чтобы дать отпор превосходящим силам противника. Сильные нации сталкиваются между собой, а также с внутренними противоречиями, благодаря чему слабые государства, создавая союзы, могут одержать верх над своими бывшими колонизаторами. В сфере торговли это тоже не редкость.
Мы должны разобраться с концепцией и реалиями империализма. Если человек не понимает сути империализма, он ничего не поймет об отношениях между Севером и Югом или между Западом и остальными. Парадоксально, но люди на Западе, включая благонамеренные неправительственные организации (НПО), с большой неохотой признают существование империализма. Я часто задавался вопросом, почему почти во всей западной литературе Гитлер описывается как фашист, но никогда как империалист. Может быть, назвав Гитлера империалистом, они боятся увидеть в нем себя? Сегодня многие жители Запада отрицают существование империализма.
«Права человека» используются странами НАТО для вмешательства во внутренние дела в основном стран Юга. Демократия, свобода прессы, эффективное управление и т.д., также стали нормативными инструментами для ведения войны против стран Юга, или против групп внутри этих стран якобы во имя искоренения «террористов». Необходимо создать другой мир, без НАТО и подобных военных союзов. Тогда эти политические и этические нормы будут означать именно то, что они действительно должны.

Блэквилл и Харрис
В 2016 году американские эксперты Роберт Блэквилл и Дженифер М. Харрис опубликовали книгу «Война иными средствами». Они призвали власти США больше использовать экономическое давление для продвижения своих геополитических интересов.
Будучи наиболее мощной и крепкой экономикой на планете, Соединенные Штаты Америки слишком часто тянутся к пистолету вместо кошелька на международной арене. Америка едва ли переросла потребность в угрозе применения и в реальном применении военной силы, каковая остается центральным элементом внешней политики США. При этом в последние несколько десятилетий Вашингтон все чаще демонстрирует пренебрежение традицией, восходящей к отцам основателям нашего государства: речь о систематическом использовании экономических инструментов для достижения геополитических целей (на страницах данной книги подобный подход характеризуется как «геоэкономика»). Геоэкономика есть использование экономических инструментов для отстаивания национальных интересов и для получения выгодных геополитических результатов и влияния на экономики других государств в соответствии с геополитическими целями страны. Столь масштабный провал в коллективной стратегической памяти лишает Вашингтон полезных средств для реализации поставленных внешнеполитических целей.
Проблема усугубляется тем, что экономические методы государственного управления постепенно становятся в США утраченным искусством. Между тем остальной мир движется в противоположном направлении. Россия, Китай и другие страны теперь регулярно прибегают к геоэкономическим мерам, зачастую в первую же очередь – и нередко ради того, чтобы подорвать американскую мощь и влияние. Продолжая игнорировать все возрастающую роль геоэкономики в системе международных отношений, США упускают отличные возможности и ослабляют собственную внешнюю политику. Вдобавок мы утрачиваем доверие своих американских, азиатских и европейских союзников. Подобное развитие событий вынуждает корректировать вектор внешней политики США и чревато, кроме того, трансформацией с течением времени в структурный недостаток, который Вашингтону почти наверняка придется компенсировать изрядными усилиями. Если коротко, глобальная геоэкономическая арена на текущий момент резко наклонилась от Соединенных Штатов, и если положение не исправить, цена (в человеческих жизнях и денежных средствах) для США продолжит расти.
Пришло время ради успеха внешней политики и обеспечения национальной безопасности Америки радикально переосмыслить некоторые базовые принципы, в том числе само понятие власти. Новый способ отстаивания национальных интересов и влияния США должен предусматривать такую внешнюю политику, которая соответствует миру, где экономические интересы часто – но далеко не всегда, разумеется, – превосходят традиционные военные императивы. Налицо некоторые признаки того, что творцы политики начинают понемногу это осознавать. Все чаще из стана лидеров американской внешней политики раздаются призывы переориентировать внешнюю политику страны с целью преуспеть в эпоху, когда важнейшим становится именно экономическое влияние. Но такую переориентацию осуществить непросто. Подобный сдвиг потребует перепрограммирования отдельных составных элементов «ДНК» американской внешней политики – не только политических целей и приоритетов, но и стратегий и тактики, используемых для достижения указанных целей.
Конечно, немалое число специалистов и наблюдателей отмечает факты проецирования экономической мощи, обычно в форме санкций, и некоторые из них полагают, что экономические соображения должны стать актуальными для отстаивания национальных интересов. Однако эти аргументы, как правило, приводятся в рамках рассуждений о более глобальных вызовах внешней политики и требований обеспечить внутренний экономический рост (это особенно показательно в американском контексте). Другие считают, что в перспективе столкновения государств будут в основном экономическими, а не военными.
Американские политики регулярно (хотя и не всегда успешно) использовали геоэкономические методы реализации стратегических интересов США с момента основания страны – и вполне отдавали себе отчет в характере и сути своих действий. Трудно предположить, чем обернется ситуация, начни американские творцы политики использовать геоэкономические инструменты более активно или как-то иначе; не исключено, что результат негативно скажется на более важных интересах США.
Каждый пример, каждый кризис уникален; невозможно сказать заранее, нужно ли применять геоэкономические подходы в любой конкретной ситуации. Но геоэкономика должна, по крайней мере, удостоиться более регулярного, осознанного и пристального внимания со стороны творцов политики США, особенно с учетом того, что многие из сегодняшних важнейших стратегических задач нельзя правильно оценить, не говоря уже об их разрешении, игнорируя существенные геоэкономические факторы, за ними стоящие.

Джон Смит
В 2016 году вышла книга Джона Смита «Империализм в XXI веке». Приведу ряд фрагментов из нее.
Хотя глобальный кризис сначала проявился в финансовой и банковской сфере, то, с чем мир столкнулся сейчас, гораздо больше, чем кризис финансов. Это неизбежный, а теперь и неотлагаемый результат противоречий самого капиталистического производства. Всего за три десятилетия капиталистическое производство и присущие ему противоречия полностью трансформировались посредством масштабного глобального перемещения производства в страны с низкой заработной платой. В результате прибыли, процветание и социальный мир в империалистических странах стали в качественной новой степени зависеть от доходов от сверхэксплуатации живого труда в таких странах, как Вьетнам, Мексика, Бангладеш и др. Отсюда следует, что это не просто финансовый кризис и это не очередной кризис капитализма. Это кризис империализма.
Огромный рост рабочего класса, и, в частности, индустриального рабочего класса в странах, угнетаемых империализмом, является самым значительным преобразованием неолиберальной эпохи и одним из важнейших процессов в истории капитализма. Смещение рабочего класса на Юг, укрепление его в империалистических странах за счет миграции из угнетенных стран, а также повсеместный приток женщин в число наемных работников означают что рабочий класс теперь куда более полно представляет все человечество, а это значительно повышает его шансы на победу в предстоящих сражениях.
Взаимодействие живого труда с природой – источник всего богатства. Безумная капиталистическая эксплуатация привела не только к серьезному социально-экономическому кризису, но и к ширящейся экологической катастрофе. Тенденция капитализма к истощению труда и природы так же стара, как и сам капитализм, но все его разрушительные тенденции – в том числе и прожорливый аппетит к дешевому труду и мечта вовсе избежать производства посредством финансовой алхимии – достигают своего крайнего выражения одновременно. Капиталистическое разрушение природы показывает, что речь идет не просто о самом крупном кризисе в истории капитализма, но об окончательном кризисе капитализма и экзистенциальном кризисе человечества.

Аксель Хоннет
В 2015 году немецкий исследователь Аксель Хоннет опубликовал книгу «Идея социализма. Попытка актуализации». В ней он написал.
Общества, в которых мы живем, характеризуются в высшей степени раздражающим, трудно поддающимся объяснению расколом. С одной стороны, в последние десятилетия невероятно возросло недовольство социально-экономическим положением, экономическими отношениями и условиями труда; вероятно, никогда со времени окончания Второй мировой войны так много людей одновременно не возмущались социальными и политическими последствиями, порождаемыми освобожденной от цепей в глобальном масштабе рыночной экономикой капитализма. С другой стороны, однако, этому массовому возмущению недостает какого бы то ни было нормативного чувства направления, какого бы то ни было исторического чутья для видения цели излагаемой критики, так что оно, собственно говоря, остается немым и обращенным вовнутрь; будто грассирующее недовольство неспособно мыслить далее налично существующего и вообразить себе общественное положение за пределами капитализма.
Оторванность возмущения от всякой ориентированности в будущее, а протеста – от любых представлений о лучшем, в самом деле представляет собой нечто новое в истории современных обществ: со времени Французской революции великие движения бунта против капиталистических порядков всякий раз воодушевлялись утопиями, рисовавшими картины того, как должно быть когда-нибудь устроено общество будущего – вспомните только луддитов, кооперативы Роберта Оуэна, движение советов или коммунистические идеалы бесклассового общества. Напор таких потоков утопического мышления, как сказал бы Эрнст Блох, сегодня, кажется, прекратился; хотя мы довольно точно знаем, чего мы не хотим и что в теперешних социальных отношениях нас возмущает, однако у нас нет никакого, даже только приблизительно ясного, представления о том, куда должно вести целенаправленное изменение существующего положения.
Найти объяснение этому внезапному истощению утопических энергий не так просто, как может показаться на первый взгляд. Крах коммунистических режимов в 1989 году, на который охотно указывают наблюдатели из числа интеллектуалов, чтобы вывести из него распад всех надежд на общественное положение по ту сторону капитализма, едва ли можно приводить здесь как причину этого феномена, ибо, конечно, отнюдь не только падение Берлинской стены должно было убедить возмущенные массы, справедливо жалующиеся сегодня на растущую пропасть между общественной нищетой и частным богатством, не располагая между тем каким-либо конкретным представлением о лучшем обществе, в том, что государственный социализм советского типа распределял социальные благодеяния только ценой несвободы. К тому же тот факт, что до русской революции не существовало реальной альтернативы капитализму, отнюдь не препятствовал людям в XIX веке рисовать себе свободное от насилия сосуществование на началах солидарности и справедливости; почему же тогда банкротство блока коммунистических держав должно было моментально привести к тому, что эта, казалось бы, глубоко укорененная способность утопического трансцендирования ныне существующего положения дел оказалась сегодня исчерпанной?
Другую причину, которую часто приводят для объяснения своеобразной бесперспективности сегодняшнего социального возмущения, усматривают, предположительно, в резком изменении нашего коллективного сознания времени: со вступлением общества в постмодерн, совершившимся вначале в области искусства и архитектуры, а затем также и в культуре как целом, характерные для модерна представления о направленном прогрессе были столь устойчиво обесценены, что сегодня вместо них господствует коллективное сознание постоянного исторического возвращения одного и того же. На почве этого нового, постмодернистского понимания истории, как объявляет это второе объяснение, представления о лучшей жизни не могут произрастать уже потому только, что ныне утрачена всякая идея о том, что настоящее благодаря внутренне присущим ему потенциалам всегда уже влечет за свои собственные пределы и указывает в открытое будущее постоянных усовершенствований; скорее, грядущее время представляется лишь как нечто такое, что не может предложить ничего иного, кроме простого проигрывания уже знакомых из прошлого форм жизни или социальных моделей.
Между тем, однако, уже одно то обстоятельство, что в других функциональных контекстах мы еще продолжаем рассчитывать на желательный прогресс, например, в области медицины или в реализации прав человека, заставляет сомневаться в убедительности подобного объяснения. Почему только в одной этой сфере – в сфере реформируемости общества – должен иметься дефицит трансцендирующей способности представления, если в других областях эта способность, казалось бы, еще в значительной степени сохраняется?