Рождение рассказа

Моя женщина одним утром сказала мне: «У нас не будет плотской любви, по тому что мой избранник должен быть сильным духом!»
Сама она дышала весенними гормонами, направляя острие моего ума на вожделение. Но она хотела видеть перед собой в первую очередь художника.
И я начал лакомить ее произведениями, вместо секса у нас было вечерние и утренние чтение книг в постели.
В начале я читал книги спокойно: это был сборник стихов Пастернака, иногда проза Набокова. Мое Солнышко хвалила Набокова за знание женской души.
Но мой мозг под давлением воздержания начал искажаться.
И я уже словно и ни читал книги, а спал с ними. Я входил в предложения, оставляя в них сперму своего ума.
Мое дыхание учащалось и губы Набокова вливались в мои словно косы рек вливаются организм моря.
Я воровал Пастернаковское дыхание, а у Набокова я воровал сами прокуренные вишневым садом легкие.
Я сжимал корешки книг, иногда царапая их, словно любовница спину мужчине.
Через месяц я забеременел.
Моя любовь отвезла меня в больницу для поэтов. Врачи очень бережно хранили меня от стресса, кормили только хлебом и солью. Я очень сильно похудел, а мой плод набух весенней почкой.
Но девять месяцев пролетели стрелой. Критик Добролюбов принимал у меня роды. Рассказ, который я рожал вывалился головой к свету. Это было первое как писк младенца предложение. К сожалению пуповина очень тесно стиснула мозговые клетки, его первого слова.
Мой рассказ родился с ДЦП. Но глаза моего первенца были очень умными, наполненные философского знанием мира. До двух лет все отказывались ставит диагноз как раз поэтому.
В пять лет мы с моей женщиной учили мой рассказ ходить, то есть присылали его в разные издательства. Но уйти далеко от нас он так и не смог. Мы просто поместили его у себя и любовались, читая друг другу снова и снова его.
Мой рассказ был такой беззащитный, что мы боялись его отпустить.
Но пришло время, настояв на обычной школе для всех рассказов мы отдали его на руки учителям.
«Прославляющий Солнце», так мы назвали нашего ребенка, учился плохо. Откровенно спал за партой, не поддавался анализу извне. Рациональной математической формуле не подавался, не умел считать из-за своего диагноза.
Но при этом очень глубоко принимал клетки других произведений, стихов. Единственный урок который он полюбил, была литература. Когда учитель рассказывал про другие произведения, он сравнивал себя с ними, мечтая тоже оказаться на чье-нибудь полке.
Однажды, он подошел к учителю и спросил: «Буду ли я когда то прочитан миром?»
Учитель насупился, и ответил: «Все в руках Бога! Но такие как ты, «Прославляющий Солнце живут вопреки, радуйся просто тому что у тебя есть родители, смотри на Солнце и прославляй его»
Мой сын вернулся зареванным после этого разговора. Его предложения смылись от туши слез.
Нам с мамой он сказал лишь то что последовал совету учителя словесности, но Солнце обожгло его, когда он посмотрел на него.
Мы начали отмывать нашего мальчика. Все мысли, образы которые он содержал смылись под градом душа, но он остался жив. Просто он стал чистым и содержательным без всякого содержания, как ни пародоксально это ни звучало бы.
Мы поняли, что больше ему нечего делать в школе, и отложив его на стол, я поцеловал в сладкую щеку свою любимую, по тому что в губы она запрещала.
 
«27.03.25»