Прощение

(основан на реальных событиях. Имена героев изменены)

- Бежать...прочь из этого дома, от этого лица, перекошенного яростью, раскрасневшегося, готового лопнуть, как помидор и...от любимой, ради которой он сюда пришел...и перенес такой позор.
   Мысли Гурама скакали, как зверьки, спасающиеся от свирепого пожара, охватившего лес. Все его тело пылало: то ли от гнева, то ли от стыда, а может и от того, и от другого.
- Как я вообще мог решиться на такое? Мама была права...Эх, мама, как теперь ей в глаза смотреть. Лучше б он её послушал. Ведь говорила же: - Не ровня мы им, сынок...мы кто? Мы - нищие. А её отец - директор завода. Прогонит ведь...даже слушать не станет...
Да ведь, нет...выслушал, видимо, любопытно стало, а потом...
   В глазах Гурама зверски защипало: слёзы были готовы предательски хлынуть из них.
- Нет, только не на улице..., - уговаривал себя юноша. - Еще не хватало, чтобы знакомые и соседи увидели меня в таком виде. - Вперед...подальше от нашего района. Неважно, куда...домой сейчас тоже нельзя.
Он бы не выдержал укоризненного взгляда матери, её вздохи и слова: - Эх, Рамик, надо было меня послушать...
    Он несся вперед, даже не глядя, куда бежит. Он не мог идти, он бежал. Гураму казалось, что, если он перестанет бежать, его сердце разорвется от боли. Улица, на которой он жил, была уже позади, а он всё мчался и мчался. Несколько раз ему сигналили проезжающие автомобили (может, кто-то из знакомых, а может, просто водители, негодующие, что он пересек дорогу, не замечая, что на светофоре горит красный, и чуть не попал под колёса), но не удостоились его внимания, юноша просто не замечал их...
   Остановился Рамик только на окраине города. За свои девятнадцать лет он ни разу тут не был. Здесь находился вокзал. Его огромные двери, как гигантский рот, выплевывали приезжих с чемоданами, массивными сумками, какими-то затертыми авоськами. Люди шли, весело болтая, смеясь; кто-то шёл в обнимку, кто-то с разбега кидался в объятия других людей. Гураму стало нестерпимо больно от чужого счастья, как бывает больно привыкшему к темноте смотреть на яркий солнечный свет.
Не сводя глаз с крепко обнявшейся молодой пары, юноша побрел вдоль железной дороги и сразу же столкнулся с толстым лысым мужчиной, неуклюжим как пингвин, с большим бардовым чемоданом.
- Укуре сад мидикхар...(Груз. Смотри, куда идешь) - выдохнул толстяк. (Гурам заметил, что даже голос у него был птичий, резкий, как крик чайки).
- Бодиши, (груз.Извините) - машинально пробормотал юноша и, не глядя на него, побрёл дальше.
- Послюшай, - окликнул его "пингвин". - ты это...кушать хочешь?
   Гурам резко обернулся. Этого еще не хватало... Сначала его унизили в доме возлюбленной, теперь какой-то толстяк ему милостыню предлагает, как будто он - один из нищих, сидящих возле вокзала.
 - Да ты не обижайся, - оторопел "пингвин", увидя его свирепый взгляд (он даже как-то пискнул по птичьи). - Мне жена хачапури в дорогу наготовила, всё не смог съесть. Может возьмешь? Брат, выручи...не выкидывать же. Моя Ирма знаешь, как готовит...
  Только сейчас Гурам понял, как он голоден. Покраснев, он взял у приезжего пакет с хачапури, а тот долго тряс его руку в знак благодарности.
   Затем юноша вновь побрёл вдоль путей, жуя мягкие жирные хачапури и смотря на проезжающие поезда.
- Что же делать дальше? - мелькали мысли. Пожар внутри успокоился, но лучше не стало. Так бывает после того, как сгорит дом, а на его месте образуется чёрное страшное пепелище, где уже нет ничего живого. Внутри него все умерло: любовь к девушке, надежда на лучшую жизнь, на счастье. После окончания школы Гурам сразу пошёл работать на стройку (денег на высшее образование не было). Много ли заработаешь тяжелым трудом... Что его ждёт дальше?
  Он невидящим взглядом смотрел на очередной проезжающий поезд. В глаза бросилась надпись Тбилиси- Москва.
Москва...город, о котором так много услышано и о котором еще маленький Рамик так мечтал! Вспомнились слова отца: "Вот, выздоровлю, съездим с тобой в Москву...навестим моего брата."
Но отец не выздоровел... Москва так и осталась несбыточной мечтой.
Вдруг, сам не понимая, что он делает, Гурам бросился догонять поезд. Зачем он это делал, юноша и сам не понимал. Зацепившись за поручень, он заскочил в ближайший вагон. Все! Дело сделано. Назад пути нет...Прощай, родной город! Прощай, любимая! Прощай, мама! Я не вернусь, пока не выкую собственными руками своё счастье, пока моя жизнь не станет лучше...

     Главный хирург-онколог Гурам Автандилович Гамсахурдия сидел в своём кабинете, держа в руках историю болезни одного из пациентов. Перед его глазами пронесся тот самый день, пятнадцать лет назад, когда униженный, с разбитым сердцем он приехал в Москву. Судьба была к нему более, чем благосклонна. Выйдя из поезда на Белорусском вокзале, Гурам случайно наткнулся на свою старую школьную учительницу, которая после выхода на пенсию уехала в Москву к сыну.
Искренне обрадовавшись ему, она обняла бывшего ученика и пригласила к себе на чай.
Там, в задушевной беседе, юноша и поведал ей свою историю. Тронутая его рассказом, Нино Левановна решила помочь своему незадачливому ученику, к которому всегда чувствовала симпатию. Она настояла на том, чтобы юноша поселился у неё, так как жила она совсем одна (сын умер от онкологии два года назад), помогла поступить в медицинский институт (это была мечта Гурама, берущая свое начало с болезни отца). И с того времени жизнь юноши изменилась... Но не исполнил он своего обещания - не вернулся в родной город...слишком больно далось ему его прошлое.  Свою старенькую маму он вызвал к себе в Москву. Сейчас она сидит в его огромной элитной квартире и ждет сыночка домой с работы. Не женился...да и вряд ли женится. Что-то переломилось в нем после того отказа...больно было не столько то, что ему пришлось выслушать от отца любимой, сколько тот факт, что она промолчала...видя эту сцену, даже слова не сказала отцу, как будто ей было все равно...
   Все это было в далеком прошлом, там бы и осталось, если бы...
    Гурам снова внимательно прочитал фамилию пациента. Ну, да - это он... Нодар Гелашвили, с диагнозом Саркома правого легкого. И, вот, смотри ж...именно ко мне. Смеется надо мной судьба. Отказаться от операции - значит потерять престиж. А оперировать... Прежняя боль иглой кольнула его в сердце и в глазах защипало, как в тот памятный день. Видимо, так суждено, жить с этим дальше...

    Через неделю после операции, Гурам Автандилович сидел у себя в кабинете и внимательно рассматривал рентгеновский снимок. Операция прошла, как нельзя успешно. В ближайшее время этот человек покинет больницу и всё будет, как прежде.  Прежняя рана снова зарастёт и не будет кровоточить.
  Его размышления прервал стук в дверь.
- Товарищ доктор, можно к вам? - донесся робкий старческий голос.
Гурам побледнел.
- Заходите, - буркнул он изменившимся голосом.
   Нодар Гелашвили, прихрамывая, зашел в кабинет.
- Я пришёл, - начал он. И застыл. Краска сбежала с его лица, ноги затряслись. Он нащупал сзади стул и грузно опустился на него.
Гурам ждал.
Молчание повисла, как тяжелая дождевая туча.
- Сынок, - вдруг прохрипел старик. - Я пришёл поблагодарить тебя... Я искалечил тебе жизнь, а ты ... мне её спас...
- Да, что вы, - усмехнулся Гурам. - Вы мне помогли ее построить...у меня, как видите, все хорошо... - он резко отвернулся к окну, чтобы скрыть закипающие слёзы.
- Сынок, - кротко продолжал Нодар, - я был не справедлив к тебе. Лали (Гурам вздрогнул при упоминании имени, которое прозвучало первый раз столько лет спустя) плакала после твоего ухода... Мы не могли тебя найти.
   - Где она сейчас? - хирург сам изумился холодности, с которой задал этот вопрос.
- Она - в Европе. Уехала к моей сестре. Мы её выдали замуж спустя два года. Брак был неудачным...- Нодар виновато посмотрел на доктора. - Её муж был бизнесменом, вытянул из меня кучу денег на расширение бизнеса и обанкротился. Стал пить, бить жену...из-за него потеряла ребенка. Врачи сказали, она уже никогда не будет иметь детей...- блестящая струйка скользнула по его морщинистой щеке. Он украдкой вытер ее рукавом. - С мужем она разошлась... - с какой-то надеждой он взглянул на Гурама. Но последний проигнорировал этот взгляд.
- Сынок, - жалобно протянул старик. - Прости меня... - и слезы уже несдерживаемым потоком закапали ему на больничную пижаму. - С тобой бы она счастлива была...
    Гурам задумчиво смотрел в окно. Какой-то облезлый скворец прыгал по ветке дерева и чирикал. В его чириканье слышалось слово "Простии, простиии...Как решиться? Что сказать? А что тут думать...принцип "бумеранга" сработал идеально в данном случае. Этот человек наказал себя сам и, видя его исхудавшую от болезни, дрожащую фигуру, Гурам почувствовал к нему жалость.
- Прощаю...Забудем об этом! - голос Гурама как-то слишком гулко прозвучал в тишине и, резко встав из-за стола, доктор вышел из кабинета...