Как я хотел в армию

(на самом деле не я, но на основе реальной истории).

Бесит. Гражданка бесит, бесят гражданские — не чёткие, не конкретные, не обязательные.

Поступил в университет, с детства мечтал инженером стать. Вместе со мной поступила ещё сотня таких же мечтателей. Через полтора месяца десять недоинжинеров выгнали — в неинженерные войска. Я полгода проучился — хрень какая-то, к цели ни на шаг. Предметы какие-то непонятные, ненужные. Чего мне ваша философия, история ваша? Пришёл стать инженером — делайте инженера, а тут ненужная, да ещё и скукотень.

Вот, первый семестр заканчивается, пришёл декабрь и конец моему терпению. Захожу в деканат: "Я хочу отчислится". Шорох бумаг останавливается, лоб блестящий поднимается, удивлённое молчание и, слева и справа от переносицы, открываются два больших иллюминатора через которые выплёскивается недоумение. Шутка? Розыгрыш?

Громче, настойчивей, уверенней: "Я. Хочу. Отчислится". Трюмы под лысиной настолько переполнены удивлением, что руки ниже срываются со стола в желании протереть очи: "Вроде сегодня не употреблял... ещё". Мужчина, что за свою длинную научную жизнь повидал всякого и всяких, присел. Настойчивость моя не унимается, твердит: "Я хочу..." Раб науки прерывает: "Да, я слышал, но почему?»

— Скучно у вас тут, в армию пойду.

Глаза стали ещё больше. Тело осело, зрачки забегали — видно, что в поисках подходящего ответа. Безрезультатно: "недостаточно данных". Всё случается когда-то в первый раз. Всякие приходили, разных приводили, но чтобы сам, да в призывном возрасте…

Моё же терпение на сегодня до дна уже истощено социологией, поэтому покидаю кабинет в, кажется, навечно устоявшейся тишине. Прохожу мимо занятия по истории права, прямиком в военкомат . Моё право. На выходе из застенков странных, неконкретных наук встречаюсь с едва знакомым мне физруком. У меня же "освобождение" — я в тренажерку хожу, регулярно, от того и знакомы едва. Встречаюсь с физруком и вспоминаю штангу, тренажёры и уверенность крепчает, в армии как раз нужны сильные парни, как я.

Иду по улице и прям чувствую как тяжесть ненужных знаний с плеч слетает, шаг даже меняется, нога, вверх — активнее, вниз — чётче, не иду — марширую. Прохожу мимо большой стеклянной витрины, взгляд в сторону, наблюдаю, сопровождаю взглядом соседа в отражении — стройного, атлетичного парня в таком же атлетичном воображаемом обмундировании. Левой-правой, левой-правой!

Военкомат. Не строение, а кирпичный антиквариат под открытым небом. Построен так давно, что, кажется, с немцами воевал… дважды. Хоть и город наш самый тыловой, но судя по обличью, строение прошло и Брест, и Сталинград, и Курскую дугу и даже взятие Берлина. Дверь, фактурой под стать зданию, похоже здоровалась ещё с самим Будёным. Здесь уже моё крепкое рукопожатие с металлической ручкой, тяну на себя дверь, скрип такой, что стая голубей с соседней крыши, с резвостью советских штурмовиков, взмывают ввысь. Отчётливо вижу их страх, слышу как невезучие машины снизу покрываются свежим испугом пернатых. Шлёп, шлёп, шлёп. Упаси господи попасть под такой обстрел!

Вперёд шагаю — в спасительный коридор. Открывается неплохая фактура, здесь смело можно снимать фильмы про царские времена. В коридоре встречаю мужчину, почему-то в гражданском, Берию напомнил — кое-что я все таки извлёк из курса истории.

— Тебе чего?

— Пришёл узнать насчёт армии.

— В третий кабинет.

О! Сухо, лаконично, доходчиво. В гражданском, но чувствуется вот эта военная выучка, не то, что мой университет.

Один, два, три — вот и моя цифра. Очередное рукопожатие с холодным, металлическим придатком тяжёлой двери. Тяга правой, дверь поддаётся, но не спеша, словно даёт шанс подумать — стоит ли входить. Стоит! Вхожу, хотя это уже больше походит на музейную экскурсию.

Просторное помещение, три стола — сверстники Брежнева, за ними опять же три женщины нелёгкого, судя по фигурам и движениям, поведения.

— Вам чего?

О, на Вы.

— Я в армию хочу.

— Работаешь, учишься?

— Учусь, в университете.

— Отчисляют?

— Неа, говорю же, в армию хочу.

Снова вижу знакомые уже, но сразу шесть иллюминаторов,  с удивлением, льющимся через край.

— Клава, сходи, позови военкома.

Самая нелёгкая из троих, как многоэтажный круизный лайнер уплывает в коридор.

Жду, теперь уже чувствую себя не посетителем музея, а необыкновенным, редким экспонатом, шибко диковинным. Две оставшихся зрительницы, делая вид, что перебирают документацию, сканируют меня с головы до пят, как некую чудаковатую современную инсталляцию. Неудобно мне выступать в таком качестве. Неудобно, но шоу закончено, Клава появляется с главным, в комнату вступает военком. Хотя по овальным формам больше походит на работника пельменной — этакий едовой офицер. Шоу продолжается — шоу недоумения.

— В армию, говорят, хочешь?

— Да, хочу.

— Медкомиссию проходил?

— Ну, в школе.

— Травмы головы были?

— Ну, качелями в детстве ударяло как-то.

— Понятно. В универе, говорят, учишься?

— Да.

— Отчисляют что ли?

— Да почему отчисляют то, в армию хочу.

— Когда, говоришь, качелей то тебя?

— В детстве, в садик ещё ходил.

— Понятно. Ну смотри, в армию мы тебя не возьмём сейчас, по любому, подожди до весны. Но сходи в поликлинику обязательно.

— Зачем в поликлинику то?

— Так, вдруг плоскостопие обнаружится или ещё чего.

— Да здоров я!

— Да, я вижу, но ты позже, позже приходи.

И улыбается так многозначительно, ёмко, доходчиво, информативно, да что там, все четверо улыбаются. Однако, ни цветов, ни аплодисментов, представление окончено.
Я кругом, шагом марш, привычным уже, скучным, гражданским, шагом. Снова расщепляющий сознание звук, прощальный аккомпанемент — жуткий скрип на бис. Выхожу из антикварного сумрака, в небе кружат знакомые штурмовики. Насрать. Внутри так нагажено, что насрать.

Гражданка бесит, в армию не берут. По их выходит, что если парень с инициативой, то дурак. А голова, голова…  да ты покажи хоть одного, кто ей не ударялся. Не бывает таких. Не бывает.