Если это лекарство

Когда люди о чем-то вспоминают, то непроизвольно улыбаются, но чаще всего сжимают кулаки и исподлобья смотрят на собеседника.
Моя память устроена по-иному. Былое находится в надежном хранилище, и по мере необходимости я вскрываю нужную ячейку.
Когда никто не откликнулся на последнюю мою работу, я пробрался в дальний заброшенный конец камеры. Пахло тленом и мышиным пометом. Я прикрылся  носовым платком, но все равно не избавился от запаха.
Иссохшие оболочки известности и успеха с треском полопались под тяжелыми шагами.
Когда выдвинул ящик, поднялось  густое облако пыли, я еще больше задохнулся.
Попытался различить в густом тумане.
Не сразу удалось справиться.
Тогда – это было так давно, что мы еще наслаждались чтением – я привычно заглянул в магазин старой книги.
Где в отделе работала Катерина, которая пыталась обнадежить  фанатиков.
Обещала посодействовать в поисках нужных им произведений, и не ее вина, что редко удавалось помочь.
Самые ценные книги лежали на витрине, и на них была такая заоблачная цена, что я только облизывался.
Губы  кровоточили.
Среди раритетов затесалась книга автора, что прославился в тридцатых годах, и о котором давно и надежно забыли.
- Зачем? – поинтересовался я у девушки.
(Тогда было так принято обращаться ко всем особым женского пола, и даже дамы средних лет не обижались.)
- Он обещал  придти, - откликнулась она.
- Кто? – не поверил я.
Катерина разыграла маленькую сценку. Плечи поникли, щеки обвисли, а на лице явственно выступили морщины.
Я отшатнулся от  старухи.
- От старика, - поправила  меня.
И тут же сбросила эту маску, пока та не приросла к лицу.
Замечательная актриса, других, наверное,  не брали на ответственную работу, требовалось так выступить, чтобы никого не обидеть, а наоборот, окрылить надеждой: когда-нибудь и им повезет обзавестись редким изданием.
- Он еще жив? – удивился я.
- Хотел придти в среду, - подтвердила артистка.
- Сегодня среда.
- Вдруг в столетний юбилей вспомнят его, - усмехнулась Катя. Мне показалось,  она опять обернулась старухой, и на этот раз не сразу удалось избавиться от маски. – Тогда повесим памятную доску,  мол, помогли ему прославиться, может, и нас отметят, - пошутила насмешница.
- Какие вы наивные,  доверчивые и бесполезные люди, - неожиданно добавила она.
Мне почудилось, что я обернулся голодной рыбиной, которая знает, наживка отравлена, но не может отказаться от приманки.
Я тоже мечтал обзавестись некоторыми книгами.
Их можно было приобрести и на черном рынке, но там цены были еще  круче.
Лучше буду жить впроголодь и питаться сухарями, но не стану ее добычей.
- Не пожалеешь? – спросила обольстительница.
Я молча отступил к дверям.
( Наша перепалка  прерывалась обслуживанием покупателей. Может быть, я напрасно воображал, что Катерина не равнодушна ко мне.
Казалось, мной были заинтересованы все симпатичные девушки.
Каждую я примечал искренней улыбкой.
Недавно попробовал повторить подобное упражнение. Губы остались неподвижными. Тогда растянул их уголки большими пальцами.
На лице полопалась кожа.)
Рассорился с еще одной неверной претенденткой.
Но не успел уйти из магазина.
Посторонился, пропуская двух стариков.
Наверное, они не могли ходить поодиночке, и опирались друг на друга.
Кое-как дохромали до прилавка.
Кое-что я перенял от обманщицы, это она пальцами растянула губы, изображая улыбку.
Недавно сошел снег, асфальт еще  не очистили, песок захрустел под ногами покупателей.
- Меня еще читают?- спросил один старик.
Легкие его опали, и дыхания хватало только на одно слово.
Но Катерина  различила.
- Вот. – Ткнула пальцем на витрину.
Морщины, конечно, не разгладились, и на лице не исчезли пигментные пятна, и на висках не потемнели остатки волос, но приподнялись веки, высветились глаза, и удалось расправить плечи.
- Тебя никогда не забудут, - сказал соратник.
Он сохранился лучше друга.
Если одному приходилось пробиваться сквозь бури и ураганы, то другой  следовал  за ним, и ему проще было жить.
Посетители с любопытством или недоумением разглядывали музейные экспонаты.
Я подобрался поближе к ним.
- Ты уникум, - сказал нахлебник.
- Наша гордость, - подпела ему Катерина.
Словно выругалась.  Почудилась, что плетка располосовала кожу на спине.
Я содрогнулся от невыносимой боли.
- Старикам везде у нас дорога, - вспомнил ехидный покупатель. И крестом сложил указательные пальцы, показав, в каком направлении тому следует направиться.
- Читал ваши книги, - пожалел я ветерана.
Тот недоуменно обернулся ко мне.
Видимо, существовал в своем мирке, куда неохотно допускал посторонних.
Катерине каким-то образом удалось туда пробиться.
- Убирайся! – испугался соратник.
С неожиданной ловкостью выудил из-под пальто какую-то ладанку.
И отгородился от меня, как от нечистой силы.
Почудилось, что  очертил спутника магическим меловым кругом, что убережет  от любой нечисти.
Катерина более не могла удерживать улыбку и отвернулась, чтобы не спугнуть  посетителей.
А я попытался прорваться.
- Помните, вы хотели очутиться на необитаемом острове и взять с собой книги любимых авторов?
Плечи   старика опять поникли.
- Пожалей его! –  взмолился соратник.
Разве так помогают и спасают людей?
- И свои книги, чтобы исправлять и исправлять написанное, - не угомонился я.
- Не помню, - пожаловался  старик.
- А вы слышали, знаете, читали? – опросил присутствующих  нетерпеливый покупатель, которому надоела эта канитель.
Старик окончательно сник. Будто в дальней комнате выключили свет, глаза его потухли. Белесыми ниточками облетели остатки волос. Сгорбилась спина, он тяжело навалился на своего провожатого.
- Нет, - откликнулся один из покупателей.
- Не знаю, - повторил другой.
Эти отрицания обросли подробностями.
Его никогда не существовало, А если он и был, то в то время еще не изобрели книгопечатания. И вообще, бесполезно ворошить былое.
Поддерживая друг друга, старики с трудом выбрались из магазина.
Почудилось, что так уходят последние мои читатели. Мои ровесники. А молодежи неинтересны наши откровения.
Чтобы выжить и не последовать за изгнанниками, поспешно захлопнул ящик, который неосмотрительно выдвинул из ячейки.
И уже не различил в пыли и в тумане.  Песок не только хрустел под ногами, но забивал горло, напрасно я отплевывался.
Не сразу удалось отыскать дверь и выбраться из камеры.
Электронный помощник, когда я добрался до него, откликнулся тревожным красным огоньком на контрольной панели.
(Раньше загорался зеленый, но этого давно не случалось. И бесполезно ждать и надеяться.)
Низкое закатное солнце высветило одинокого путника, бредущего  пустыней. Напрасно он высматривал оазис.
В небе кружили птицы. Я так резко вздернул голову, что хрустнули шейные позвонки.
Когда путник упал, грифы окружили его, постепенно сжималось их кольцо.
Я зажмурился, чтобы не видеть финальной сцены.
(Электронный помощник – чудовищное изобретение. Искусственный интеллект безошибочно определяет твое состояние. И на экране возникает созвучная тебе картина. И если автор владеет пером и имеет достаточный словарный запас, то может грамотно описать увиденное.)
В последнее время я часто оказывался в пустыне.  И читатели, не желая погибнуть, все реже заглядывали ко мне.
Нельзя до бесконечности блуждать среди песка.
- Неправда, я набреду на оазис! – проклял я помощника.
Того писателя, чью книгу случайно выставили на витрине, наверное, еще помнили несколько человек.
- Не смей отпугивать моих читателей! – приказал я помощнику.
И даже – впервые позволил себе – замахнулся на бездушную машину.
Та возмущенно загудела.
Но поспешно создала другое изображение.
Низкое заходящее багровое солнце высветило бескрайний океан, чем-то похожий на пустыню.
На резиновой полузатопленной лодке умирал человек.
Акулы, что подступили к лодке, все плотнее сжимали свое смертельное кольцо.
После того посещения магазина недолго прожил забытый автор. И его спутник, собеседник, нахлебник, пришел сообщить о потере. Он заметно одряхлел за эти несколько дней. Легкие  тоже опали, и с трудом давалось каждое слово.
- Все, - выдавил он.
Катерина разобралась.
Впрочем, это признание не вызвало ответных действий. Книгу, которую  никто  не востребовал, она уже убрала с витрины.
- Кто-то помнит его? – в несколько приемов выдохнул обездоленный старик.
Ему не ответили
Еще несколько читателей отвергли моих героев.
Они не пожелали  погибнуть в океане.
- Если ты еще раз!... – предупредил я проклятую машину.
Та испуганно загудела.
На экране замелькали гибельные кадры.
Горящий самолет устремился к земле. И кабины вывалился летчик.  Но парашют не раскрылся.
Я отшатнулся от экрана, чтобы не увидеть, как содрогнулась Земля.
Бывший соратник вывалился на улицу, но прохожие тоже не слышали и не знали. Напрасно он взывал и протягивал к ним руки. И не милостыню выпрашивал.
Преступника – нелепо доказывать,  что его несправедливо осудили – поставили к расстрельной стене.
На японский город самолет нацелился убийственной бомбой.
Меня прокляли  и забыли последние  читатели.
И тогда я ударил.
Сначала рукой, рассадив костяшки пальцев.
Экран погас и пошел трещинами.
- Это бесполезно, - прохрипел умирающий механизм, – тебя все равно забудут.
Потом ногой, кажется, повредил коленную чашечку или большой палец.
Уже забыли, согласился я, приговорили к забвению, как многих  предшественников.
Руками, ногами, бил и бился всем телом.
Разлетались платы и микросхемы.
Как  шрапнель, но раны были еще не смертельны.
Наваливаясь на перила, ковыляя по ступенькам, вывалился  на улицу.
Надеясь, что там  живут и радуются жизни.
После полумрака камеры не сразу привык к дневному свету. Глаза  слезились.
Когда  увидел, то ужаснулся.
Люди разучились общаться.
Даже любовники, хотя шли рядом,  были далеки друг от друга. Каждый уткнулся в электронное устройство. Были так сосредоточены, что ничего не замечали.
Даже дети, что возвращались из школы, не расставались со  смартфонами.
Даже мамы, которые везли коляски.
Даже младенцы, что лежали в этих колясках.
Пассажиры общественного транспорта, водители этой техники, и все-все на свете.
И тогда я выдвинул ящик из самой дальней ячейки памяти.
В детстве во дворе девчонки расчерчивали квадраты - игра в классики, - бросали битку и прыгали, старясь не наступить на линию.
Только для девочек, не взяли меня в эту игру.
Теперь не надо уговаривать и упрашивать.
Отыскал камешек и  изобразил на асфальте. Ничего, что квадраты получились кривыми.
А потом принялся играть. Избитое тело откликнулось привычной болью. Кости крошились и разрушались.
Но несколько таких же ископаемых старух и старцев заинтересовались  игрой.
И пусть  уже не могли прыгать, но еще не разучились улыбаться.
Эти улыбки были  дороже былых моих опусов.
……………………………..
Г.В. Март 25.