Чужестранец

Часть 1.
   Жила-была одна семья. Очень большая и очень дружная. Как и в любой семье, сталкивались они и с проблемами, спорами и даже драки случались между мальчишками. Бывало, взыграет в них не то кавказская, не то восточная, не то еще какая кровь, мало ли её понамешано в наших жилах, да как возьмутся они валтузить друг друга, только клочья в разные стороны разлетаются… Отец посмотрит, посмотрит на эту заваруху, да и разгонит всех по углам, еще и прутом добавит всем без разбору по мягким частям тела. Так и жили в простоте. Хлеб всем делили поровну, одежду берегли — передавали от старших младшим, на праздники веселились от души, с бедой справлялись сообща, ну а уж на работе выкладывались все, не жалея сил.

   Крепко стояла семья на ногах, зажиточно. И не потому, что жила каким лихоимством или разбоем в тайге на Екатерининском тракте. Но потому, что хлеб сами растили да скотинку содержали, охотой с рыбалкой промышляли да торговали излишками… Летом поля засевали, сено заготавливали, сад обихаживали. Осенью шишку кедровую били, овес с пшеницей молотили, грибы-ягоды собирали. Зимой дровами запасались. Все подряд не рубили, берегли лес. Где валежник, где сушину распилят. Ну а ежели надо было строить дом, тогда уж искали дерево доброе. Стариков просили нужные стволы присмотреть, потому-что знали они, какое дерево надо на дом брать, чтоб служил дом тот долго своим хозяевам теплом да уютом.

   Дома строили, когда в семье свадьба намечалась. Так заведено было — молодым со свадьбы в свой дом заходить. Строили дружно, быстро. Мужики, кто с молотком, кто с топором, кто с пилой. С раннего утра и до позднего вечера далеко разносились по всей округе звон пилы да стук молотка. Девчата тоже помогали — готовили еду, стирали пропотевшие рубахи, носили колодезную воду разжаревшим мужикам попить, топили баню. Так ряд за рядом, бревно за бревном вырастали стены. Глядишь, а вот уже и стропила стоят, обрешетка лежит, кровля на месте. И все то ладно было в этих домах — кружевные наличники, конек с охлупнем, водотечники, подшитые карнизы с подзором, крыльцо высокое с резными балясинами. Окна обязательно на солнышко смотрели — на восток, в сторону сопки да на юг, в сторону Алтайских гор, величественно стоявших где-то далеко за горизонтом, чтобы весело было в комнатах, радостно, и чтобы молодожены детишек рожали да в любви растили их.

   В воскресные дни завсегда ходили в Храм Господу поклониться, помолиться, мудрости Божией набраться, причастие принять. Одевались всегда в самые лучшие одежды, чтобы выказать почтение Господу Богу, не огорчить Отца Небесного, но предстать пред Ним со всем смирением. Вся жизнь пред глазами Отчими проходила: рождались младенцы — в Храме крестились, умирали старцы — в Храме отпевались. Вот и получается, что от рождения до смерти все пред Господом. Да и как же без Него? У Него вся сила и мудрость, и любовь. Знали все это в семье, потому и шли в Храм с утра в воскресный день, а по вечерам дома пели псалмы да читали Писания. Впрочем, и в будние дни всегда все делали с молитвою и благодарением Господу.

   Так и жила семья, когда шумно с весельем, с плясками, а когда тихо, степенно. Никому не завидовали, ни с кем не враждовали, соседям помогали, а если уж враг приходил, то давали такой отпор, что у врага кости трещали и земля под ногами горела. Не позволяли себя обижать. Все в округе знали, что если с миром прийти в эту семью, то встретят тебя с радостью, усадят за стол на почетное место, накормят-напоят, ночлег дадут, а если нужда какая, то и на нужду не поскупятся, поделятся чем смогут. Но уж если с мечем придешь, то не обессудь — от меча и побежишь.

Часть 2.
   Однажды появился в округе какой-то чужестранец. Никто его не знал ни того, кто он, ни откуда. И вроде бы безобидный дядька неопределенного возраста, худенький, сутулый, с пенсне на носу, но взгляд у него был какой-то лукавый, какая-то злая хитрость в нем поблескивала. Поселился он у одной бабки у самой околицы, и стал ходить каждодневно по всей округе. То к одному подойдет, то к другому. Ничего не спрашивает, а только представится, да заискивающе заглянет в глаза собеседнику — ждет, значит, чтобы тот тоже представился. Так и перезнакомился со всеми.

   Постепенно люд привык к чужестранцу, как вроде и был он тут всегда. Только вот в Храм по воскресеньям не ходил. Сидел все в своей комнате у бабки, читал книжки и что-то писал. Ну да прощали ему это — чужестранец же, видать, свои там порядки в чужестрании его. Не мешал никому, и то ладно, пущай живет. И бабка была довольна: платил исправно, вино не пил, не дебоширил, гостей не водил, ел совсем мало — клюнет три раза и глаза заводит, дескать, объелся уже, не то что наши мужики. Свечек, правда, много сжигал, писал все чего-то по ночам. Но за свечки платил отдельно, так что бабка и этого ему в вину не ставила.

   Через какое-то время стали чужестранцу приходить посылки. Раз или два в неделю приезжал на конях курьер и передавал ему под роспись то маленькую коробочку, то большой ящик, то пачку писем. Казалось, что чужестранец был очень доволен этим обстоятельством. Посылок приходило так много, что пришлось ему купить у бабки старый заброшенный сарай. И то правда, чего ему просто так стоять гнить. Коровенку последнюю бабка уж годков пять как продала соседям, а тут какой-никакой прибыток. Чужестранец не поскупился, заплатил очень дорого, видать и счету нет у него деньгам-то. Но надо было сарай приводить в порядок, и пошел тогда чужестранец к главе семьи за помощью, чтобы пришли мужики с инструментами да смастерили хороший склад из сарая. Так завязалась дружба у чужестранца с этой семьей.

Часть 3.
   Недолго думая собрал отец сыновей, и пошли они помочь чужестранцу по просьбе его. Когда есть навык к инструменту и нужный материал, дело завсегда спорится. За день они управились со всей работой. К вечеру бабка собрала нехитрый ужин, по-простому, по-деревенски — картошка с салом, да с солониной, хлеба каравай, ну и штоф с хмельным напитком, как водится, чтобы разговеться с устатку. Сидели весело, достали дедовскую гармошку, затянули песню... Тут чужестранец достает деньги и подает отцу, мол расчет за работу. Отказался отец — не водилось в тех краях, чтобы за помощь расплату взымать, но тот не унимался: не могу, мол, так вас домой отпустить; мол, мне стыдно будет; мол, у нас так принято. Не смог отец устоять от такого напора, забрал деньги, уважил хозяина.

   С тех пор стал приходить чужестранец в гости к ним. То принесет банты яркие девицам, то мамаше бусики цветные, то малым ребяткам игрушки заморские. И так полюбились эти подарки семейству, что уже стали ждать они прихода гостя. Только отцу не нравились такие щедрости, но таяло сердце его, когда видел радость детскую да улыбку жены. Все же, рассудив сам с собой, решил он рассчитываться с чужестранцем за его подарки. Собрался однажды и пошел к нему. Дорожка шла как раз мимо сарая, который недавно он с сыновьями ремонтировал. Смотрит, а на сарае замок висит огромный. Смутило его это обстоятельство, поскольку не водилось в их краях воровства отродясь, и посему замки были не надобны. Это в городах все воры да жулики, а здесь честный народ живет.

   Чужестранец увидал его и выбежал навстречу, протягивая руки для приветствия.  Заметил он смятение в глазах гостя и спрашивает, чего, мол, не так, что случилось? Показывает гость на замок с удивлением, мол, не доверяешь нам, запираешь дверь. «Что ты, что ты, — залопотал чужестранец, — как я могу не доверять вам! Просто у нас так принято». И, вроде, успокоил он гостя, но осадок горький у того остался.

   Достал гость деньги из-за пазухи и подает чужестранцу. «Спасибо, — говорит, — за подарки, но все же денег они стоят. Вот возьми расчет». Думал он, что тот начнет отказываться, да не тут-то было. Взял чужестранец деньги, пересчитал и в карман спрятал, а сам улыбается и приговаривает: «Хорошо, хорошо. У нас так принято». Вот и стало и у них так принято: принесет чужестранец подарки кому-нибудь, а отец назавтра несет ему деньги в расчет.

Часть 4.
   Стал примечать отец, что сыновья его, которые уже женатые были, начали похаживать к чужестранцу в гости. И все бы ничего, но словно кошка какая промеж них пробежала — не стало мира между братьями. А глядя на них и жены их стали вздорить меж собой. То не поделят чего, то обидное слово выскочит какое, то зависть вдруг разгорится… За взрослыми, и ребятишки стали ссориться и все делить что-то, словно не хватало им чего. Почуял отец неладное, но не знал еще, какая беда подкралась к его семье.

   Решил отец поговорить со старшим сыном и отправился к нему домой. Жили все они рядом, своим хуторком, так что идти было недалеко. Место это было очень красивое. Старики называли его Бугры, потому что и впрямь походило на большие бугры, между которыми весело переливались ручьи, устремляясь в реку у подножия этих бугров. Отсюда когда-то начиналось село. Весной Бугры были усеяны огоньками — маленькими оранжевыми цветочками, прямо гора цветов!

   Детки сына выбежали ему на встречу, словно птенцы, шумно чирикая. Тяжелые мысли отступили от него при виде внучат. «Может показалось мне», — подумал он, обнимая их. Но войдя во двор сына, отец так и обомлел: на двери сарая висел совсем новенький амбарный замок. Сердце его сжало, словно металлическим обручем, а в глазах помутнело. Не думал, не гадал он, что увидит такое в своей семье, в своей родной земле, что люди начнут запирать свои сараи друг от друга. Не было на его памяти, чтобы в их округе кто-то что-нибудь украл у кого. Да и старики такого не помнили.
   — Сын, ты зачем же замок на сарай навешал!? Кого стал бояться? – обратился отец к своему первенцу.
   — У меня теперь так принято. Кто знает, сегодня никто не крадет, а завтра придет кто-нибудь из братьев или из соседей, или из дальнего села, да и заберется. — ответил сын, — Я еще и забор высокий поставлю, чтоб никто не заглядывал ко мне во двор.

   Оглянулся вокруг отец и ужаснулся. Показалось ему, что даже окна в доме сына стали какие-то мутные, темные, да и дом уже не был таким веселым, как раньше, и в каждом окне увидел он, будто блестят пенсне чужестранца и посмеивается он своей злой и лукавой улыбкой приговаривая свое: «У нас так принято». Все вокруг стало неуютным, чужим, липким…  А больше всего ужасало то, что сын о братьях стал худо думать, и от этого совсем тяжело было отцу.

   Не смог он говорить со старшим сыном, пошел прочь. По дороге зашел к другому сыну, и там увидел замок да лукавую улыбку чужестранца. Только теперь осознал отец всю пропасть беды, которая поселилась в их семье. Со временем перестали сыновья ходить в Храм по воскресеньям, а вместо этого стали строить высокие заборы, покупать у чужестранца замки, запирать ворота на засовы. А потом и поля затеялись делить, и на реке свои границы устанавливать, и в лесу свои поляны отделять… Да и во всей округе люди начали меняться, стали злыми, угрюмыми, завистливыми да жадными… Раздор поселился на той земле. И только чужестранец ходил радостный, поблескивая пенсне. Он уже не дарил подарки, а за все брал расчет со словами: «У нас так принято».

Часть 5.
   Постепенно подросли и младшие сыновья и тоже начали отделяться. Отцу ничего не оставалось, как отвести каждому свой удел. Вся семья рассорилась и разбрелась по своим углам. Так и повелось с тех пор в округе — появились у людей замки на дверях, а вместе с замками, появились и те, кто их взламывает. А отец в горе своем надел вретище и отправился в Храм. Много дней и ночей он молился. Горе его сменилось смирением, а за смирением вернулся мир в сердце. Понял он, что только Бог может собрать то, что было разрушено.

   Поселился отец при Храме, чтобы молиться и ходатайствовать за своих детей, а жена его с ним осталась верной помощницей. И однажды увидели они, что старший сын их пришел в Храм Богу помолиться, стоял он на коленях и плакал, а поодаль плакали со своим сыном его отец и мать. И новое чувство зародилось в сердцах родителей — чувство, что семья их начала восстанавливаться. Сколько для того потребуется времени и молитв, они не знали, но знали точно, что это случится.