Орёл над перевалом

Меня разбудил ночной телефонный звонок.
- Борис Алексеевич?
- Да.
- Здравствуйте. Вас беспокоит полковой священник Анатолий Песков. Мы закончили строительство храма Александра Невского и хотели бы украсить его стены фресками. Вы согласны нам помочь?
- Согласен.
- Вас не тревожит, что речь идёт о работе за пределами России, в Средней Азии?
- Нет.
- Спокойной ночи!

Всё главное в жизни случается неожиданно.
Как только священник Анатолий «на том конце провода» отключил связь, я почувствовал, как привычная картинка моего московского налаженного быта стала рассыпаться на огромное количество визуальных фрагментов, напоминающих замысловатые картонные пазлы: Средняя Азия, пески, стрекот вертолётов... Так рассыпается (а-ах!) на тысячи брызг штормовая волна, наваливаясь грудью на бетонные выступы волнореза.

Наутро штатный ковёр-самолёт с двумя пулевыми ранениями фюзеляжа "выкрал" меня из лабиринта столичных улиц и перенёс в девственное предгорье Тянь-Шаня, на заснеженный берег неба.
- Неба? – спросит читатель, улыбнувшись.
- Да, именно так. Рассматривая стоптанную Сушками взлётную полосу Российского военного аэродрома, я понял, что небеса начинаются не где-то там за снеговыми вершинами, образующими остроконечную линию горизонта, а здесь. Прямо передо мной небесная волна набегает на побережье человеческой жизни, выманивая "на глубину" крылатых авантюристов и романтиков!..
Но обо всём по порядку.

Рассказ 1.  Командир

На военном аэродроме в киргизском городе Кант меня запихнули в старенький УАЗ и доставили в гарнизонную гостиницу. Вручив ключи от отдельного номера с видом на полковую баню, лейтенант, сопровождавший «груз», отдал честь и удалился.
Ощущение тверди под ногами после долгих часов полёта, пробудило во мне зверский, не подобающий иконописцу аппетит. Я вышел на кухню. У плиты кашеварил военный лётчик, квартирующий по соседству.
- Вот, оказывается, как выглядят великие художники! – сказал он, не поворачивая головы.
«Ага, значит, меня ждали» - подумал я и ответил, глядя собеседнику в затылок:
- Точно так же, как выглядит лётчик в толпе горожан.
- Это как? - он обернулся.
- А так. У него два передних глаза смотрят в небо, а третий, тот что на затылке, прикрывает спину!
Мы понравились друг другу, разговорились и в будущие дни пригубили не одну рюмку чая, встречаясь на кухне за дружеским ужином (если у моего визави не было ночных полётов).
                * * *
Разрешите представить:  полковник Российских ВКС Горшелев Антуан Олегович. Добряк средних лет, с огромной шевелюрой каштановых волос и седыми прожилками на висках. Рост штурмовой, средний. Черты лица тонкие. Глаза печальные и внимательные. Вежлив, предупредителен. На шее крестик. Прибыл в часть для обучения младшего лётсостава особенностям воздушного боя в гористой местности.
...Командир поредевшего штурмового звена подполковник Горшелев пятьдесят вёрст тянул подбитую, истерзанную Сушку до аэродрома. Сел непонятно как. Когда выполз из кабины на руки товарищей и глянул со стороны на собственные крылья, призадумался. Не верилось, что огрызок металла без хвоста, шасси, с пробитым фюзеляжем выпорхнул из рукавичек смерти и долетел до своих! На лицо было "обыкновенное чудо".
"Без Бога не обошлось, - решил Антуан, - пора креститься!»
                * * *
- Что значит для тебя небо? – спрашиваю.
- Небо? – Антуан замирает. - Как тебе сказать, небо – это… мой дом. На Земле я в гостях. Томно здесь, люди, вещи. А там!.. Знаешь, лечу я сегодня над перевалом, а внизу орёл застыл, не шелохнётся. Я его облетаю, а ему хоть что, только крыльями чуть перебирает. Я кричу: «Посторонись!» А он в ответ: «Мир тебе, человек-птица!» Боря, веришь ли, я даже в автомобиле руль порой на себя тяну. Эх, если б не гаишники!
В один из дней полковник пришёл за полночь. Я сидел на кухне и просматривал в компьютере материалы для работы. Увидев меня, он нахмурился, как-то неловко поздоровался и прошёл в свой номер, нечаянно хлопнув дверью.
Утром следующего дня мы встретились на кухне. Ни о чём не спрашивая, я оглядел моего товарища и обратил внимание на припухлость век, верный признак бессонной ночи. Из приоткрытой двери его комнаты нещадно несло прогорклым «ароматом» выкуренного табака. Я знал, что у него сегодня тоже полёты и участливо поинтересовался:
- Антуан, как вы себя чувствуете?
- Неважно. В смысле не важно всё это. Будете кофе?
Я принял приглашение, мы сели. Антуан, не глядя, напихал растворимый порошок в чашки и стал заливать его кипятком. Вдруг он отставил чайник и произнёс:
- Какого, прости Господи, Серёга попёрся за перевал! Себя убил, ладно, полтинник пожил, нашему брату и того достаточно, но лейтёху-то молодого зачем угробил? У того жена, два малы;х. Бабе его теперь что, из ордена, как из топора, прикажешь мальцам кашу варить? Помочь союзничкам решил! Те обделались со страху и давай трындеть: «Русо, выручай!» Ему же нельзя было туда лететь, и он знал, что нельзя, интернационалист хренов!
Я закончил прерванное приготовление кофе и спросил:
- Это то, о чём сегодня Яндекс трубит?
- Ну да. Быстро разлетелось. Стоит где промашку дать, шакалы с блокнотами тут, как тут – за уши не оттянешь!
Антуан помешивал сахар в чашке и блуждающим взглядом смотрел в окно, где над полковой баней набирало силы голубое гарнизонное утро.
«Где он сейчас? – подумал я, - Может, летят они бок о бок с погибшим другом над перевалом, и отработав боекомплект по условному, или иному противнику, возвращаются домой с посадочным интервалом в пятнадцать секунд? А может, закадычный друг зазвал товарища взглянуть на картографические особенности Того света. Бывает, в бою не разобрать - жив ты, нет ли. А лететь всё равно надо...»

Антуан закончил курс инструктажа и ночью съехал с номера гостиницы. Утром на кухонном столе, за которым мы выпили столько чая, я прочитал записку: «Боря, уезжаю не простившись. Выдалась оказия за Серёгу поквитаться. Помнишь, я рассказывал тебе про орла над перевалом? Не забывай его, дружище!»


Рассказ 2.  Первое июня

Сегодня первое и самое "маленькое" июня - День защиты детей! Праздник в прошлом сентиментально-торжественный, ныне забытый в Российском государстве. То ли детей не стало, то ли мы, растеряв советское прошлое, перестали думать о российском будущем? Видимо, не нужны цветные мелки юным корифеям, с трёх лет свободно редактирующим мамину фотографию в последней версии ещё не русифицированной программы "Paint". Так решило время.

...Над далёкой от Родины российской воинской частью выдалась дивная космическая амброзия. Солнце солировало! Перед зданием гарнизонного клуба собрались офицерские жёны с детьми. Счастливые мамы, как цветущие ветви розария, возвышались над беспокойным множеством празднично экипированных малышей. Играла музыка. Женщины-организаторы изобретали немыслимые соревнования для смышлёных, смешных и милейших карапузов. Кто-то прыгал через верёвочку, кто-то рисовал мелками на асфальте, кто-то картавил в микрофон – веселились все!
Я глядел на праздник и невольно представлял, что каждую минуту этот человеческий рай может вздрогнуть от рёва гарнизонной тревоги. Огромные папы с ружьями и гранатами побегут на огневые точки, не успев даже попрощаться с любимыми крохами. А мамы, прижав к груди перепуганных малышей, бросят на асфальт всё лишнее - сумки с переодеванием, коляски, апельсины и помчатся, как сполохи ветра, в бомбоубежище, о котором столько раз говорили заботливые папы…
«Мы привыкли ради благополучия всё время немножечко бояться» – подумал я, разглядывая малышей, ещё не вакцинированных страхом благоразумия и потому лёгких, как пепелы*. Казалось, каждый из них вот-вот поднимется в небо и полетит над всеми гарнизонными ПВО в своё личное счастливое будущее!
«Что за наваждение!» – улыбнулся я, наблюдая, как заботливая мама поучала «не в меру» разыгравшегося малыша:
– Вовочка, не отходи от меня далеко. Вдруг папа объявит тревогу…

*пепела - бабочка (груз.)