Творчество и тёмные состояния Души

В предыдущей статье о Тёмной Романтике я много писал о сильных чувствах. В этом рассуждении я хочу исследовать одно из самых тёмных состояний Души, о котором говорить не принято, со стороны оно часто пугает, считается разрушительным и вызывает непонимание и отторжение. Мы закрываемся от мира и распахиваем свою Душу Тьме внешней. Я не назову это депрессией, тем более, что в последнее время под этим словом подразумевают самые разные состояния, а потому назову это чёрной меланхолией, как говорили в прежние времена.
Меня натолкнула на эти размышления запись

Я пишу это на собственном примере и ощущениях, а также вспоминая героев моих вампирских историй – Эрнана и Бертрана. В тексте я пишу «мы», говоря и о них тоже, а также на тот случай, если кто-либо из читателей узнает в этом себя.

Чёрная меланхолия подобна полному затмению Души. В ней всегда присутствуют тишина, молчание, когда мы закрываемся от мира, глядя в собственную глубину. Любое взаимодействие с внешним миром и людьми даётся очень тяжело. Особенно она посещает нас в те моменты, если накануне или несколькими днями ранее наша жизнь была стремительной, яркой, насыщенной впечатлениями и сильными чувствами. Как две стороны Луны: тёмная и светлая. И чем ярче был свет, тем сильнее мы погружаемся во тьму.
Душа подобна тёмной амальгаме внутри грудной клетки: чёрная зеркальная поверхность, отражающая саму себя. Молчание и тишина. Мы не принадлежим этому миру – мы принадлежим Тьме. Она холодна и безмолвна, ядовита и сжигает своим холодом. Внутри кромешный бездонный омут, настолько гулкий, что каждый звук или слово кажутся оглушительными, будто многоголосое эхо, присутствие других людей невыносимо.

Этому состоянию предшествует взгляд внутрь себя: мы словно застываем. А также некий ключ – слово или образ из прошлого, ассоциация или напоминание о некой цепочке событий. Что угодно. Словно маленький камешек, срывающийся с горы, он увлекает за собой и обрушивает целую лавину. В нас открывается дверь, которой раньше не было. Не хочется никаких действий, разве что в этот самый начальный миг развернуться на сто восемьдесят градусов и захлопнуть дверь за собственными мыслями. Тьма вернётся спустя время и охватит с ещё большей силой. Она увлекает и завораживает, заливает жгучим ядом. Чёрная вода. Глаза словно разучиваются смотреть куда-либо кроме собственной глубины. Тьма всеведуща, в ней все начала и корни. В эти моменты до нас доходят многие действия и смыслы, тайные закономерности, понимание скрытого или даже предвидение. Мы погружаемся в собственное прошлое – недавнее или уже давно ушедшее, отыскиваем истоки и новые закономерности, цепи событий, блуждаем в лабиринте чёрных зеркал, увлечённые этим открытием или даже потрясённые. Состояние сродни прозрению. Глядя вниз, падаем в собственную бездну. Там, на дне и есть второй ключ. И вторая дверь, а точнее – окно. Оно над нами, вверху. Сквозь него нас и заливает, затопляет чёрной водой или ртутью. В этом состоянии можно писать – и стихи, и прозу, вот только мы в такие моменты уже себе не принадлежим. Это состояние проводника или одержимость. Нас заливают сильные чувства, иногда даже на пределе, но они могут быть и не наши, а приходят по созвучию с предыдущими двумя ключами: тем, что стало изначальной точкой отсчёта и последующей цепью событий. Впрочем, чувства могут и нашимисобственными и принадлежать наиболее сильной части нас самих. В такие моменты я иногда, особенно когда писал, переставал осознавать, где я и кто, а если вокруг люди, особенно посторонние, то почему они вообще меня видят? Было, что и не видели, причём в упор. Правда, если я так писал стихи, то потом мне казалось, что после этого от меня уже ничего не осталось.
Для Тьмы нет времени, и подобное состояние может длиться от нескольких часов до нескольких дней и иногда с перерывами. Когда оно затягивается, мы устаём от него, не в силах больше держать в себе эту тяжесть, да и современная жизнь с её темпом не позволяет выпасть из реальности на несколько дней. Это происходит в том случае, если скитания по лабиринту собственной Души становятся слишком долгими, вызывая новые отражения и смыслы, обжигая не только чувства, но сказываются и на физическом состоянии. Особенно если нам бывает сложно отпустить прошлое, но часто чтобы отпустить, надо вновь сконцентрироваться и пережить снова. Под конец, как и в самом начале, мы возвращаемся к самим себе и опустошёнными, и переполненными этим ядом. Или после сна или отдыха, или бывает, что будто вновь, как в самом начале, что-то перещёлкивает от желания выйти из этого состояния, вернуться к активной жизни, словно вытащить себя из этой глубины. Было и так: для того, чтобы оставить эту тёмную часть себя, сжечь её, я уходил танцевать с огнём. Такое возможно, но только или в самом начале, или уже на выходе, ощущение тёмной и мрачной тишины не требует огня, на него нет сил. Отпускало и сгорало довольно сложно, хоть и не влияло на координацию.

Если сравнить этот процесс со значениями карт Таро, я бы сравнил это состояние с арканом XII Повешенный: мы бездействуем, находимся в оцепенении и на всё смотрим другими глазами, с другого ракурса, находя другие смыслы. Если двигаться дальше по порядку Старших арканов, то эта карта предшествует карте XIII Смерть в значении выход, завершение и перерождение.
В Лунном календаре эти ощущения сходны со временем конца лунного месяца и 29 днём луны, предшествующим новолунию. В это время лучше по возможности отложить активные действия и не начинать ничего нового, но отбросить и отпустить прошлое и уже отжившее. В таком случае, подобное состояние внутренней тишины и откровений – природная закономерность.
Не только люди, но разные личности и субличности, персонажи и герои наших собственных легенд, которые приходят к нам, живут в нас, а также стороны нас самих могут быть подвержены чёрной меланхолии. Особенно если они связаны с Тьмой и её проявлениями, и персонажи моих вампирских легенд – Эрнан и Бертран – не исключение. О Бертране скажу отдельно: это состояние я ощущал, когда писал все самые сильные моменты его биографии. Тьма стала неотъемлемой частью его самого. Эрнан, говоря о нём, не раз сравнивал это ощущение с холодными и мрачными морскими глубинами. В такие моменты Эрнан оставлял Бертрана одного, зная, что ему лучше побыть в тишине и одиночестве. Но часто это ощущение передавалось и ему, и тогда он уходил на крышу или сидел у открытого окна на подоконнике и молча смотрел в ночное небо. Могу сказать, что именно это чувство внутренней тёмной тишины, разделённое ими обоими, а вовсе не страсть, не влюблённость и даже не кровь изначально и очень сильно на каком-то глубинном уровне сблизило их. Тьма – как говорил Бертран – соединила их и спаяла их души как пустые и одновременно переполненные колбы, сделав сообщающимися сосудами.
Для Тьмы нет не только времени, но и какой-либо закономерности и периодичности, каждое такое состояние индивидуально, оно особенное и не похожее на другие. И для меня это моя собственная бездна, без которой ни моя жизнь, ни моё творчество не были бы такими. Иногда сильнее именно тяжесть и тишина, иногда откровения и прозрения или какое-то одно чувство, захлёстывающее штормовой волной и способное в этот миг творить целые миры. И мне кажется, что закрываясь от мира внешнего, где-то в другой реальности, в мире ослепительного чёрного света мы сияем особенно ярко, и это – обратная сторона нас самих и нашей Души.