Иду искать!

Вода обожгла холодом. Я сделала несколько мощный гребков дальше от берега, потом поплыла медленнее. Тело постепенно привыкало к резкому перепаду температуры.
Солнце играло бликами на поверхности озера, ослепительно сверкало и било прямо в глаза отражёнными лучами. Оно палило вот уже третью неделю, поливая горячей жарой беззащитную землю, и спастись от него можно было только в озере – питаемое подземными источниками, оно даже в самый лютый зной оставалось прохладным.
С берега доносился детский смех и музыка. Мимо медленно проплыл яркий надувной матрас с загоравшим на нём человеком, мужчина или женчина – я не рассмотрела. Было не до того. Сегодня я намеревалась побить собственный рекорд и доплыть-таки до противоположного края. Расстояние было немалым, около шестисот метров, но я считала себя хорошей пловчихой, а это звание требовалось подтвердить, хотя бы для удовлетворения собственной гордости.
Неторопливо, думая о цвете неба, так гармонирующем с окраской моих новых туфель, я сама не заметила, как достигла намеченной цели. В месте, куда подплыла, берег был диким, сразу к воде подступала трава и деревья, чуть сбоку пускали стрелы камыши. Чавкая тиной, я вылезла в тень плакучей ивы и немедленно начала мёрзнуть.
Обернулась и помахала рукой Вике, подруге, с которой пришла на пляж. Та виднелась крохотной фигуркой, и то лишь благодаря красному купальнику, обтягивающему её выдающиеся формы – в нём Викуся не имела шансов затеряться в пляжной толпе. Сейчас подруга стояла у самой кромки воды, и, увидев мой жест, принялась махать в ответ, от избытка чувств подпрыгивая на месте. Сама она плавать не умела, в воду лишний раз соваться не рисковала, и радовалась моим рекордам даже больше, чем я сама.
Я немного посидела на берегу, отдыхая, хоть и не успела толком утомиться, и решила плыть обратно.
До середины озера…

***

Небо полыхнуло алым, потом начало стремительно чернеть и съёживаться, словно лист бумаги в огне. Облака посыпались хлопьями пепла. Вода всколыхнулась и застыла, густая и вязкая, как кисель. Я принялась грести с утроенной силой, но с места не сдвигалась. Грудь сдавило удушливым корсетом, вытеснив вдох, и вместо крика вышел тоненький свист…
- Ева…
Шёпот прозвучал откуда-то снизу, из водного киселя, и в то же время показалось, что имя произнесли мои собственные губы.
Вода добралась до горла, сжав его так, что ни вздохнуть.
- Ева…
Вниз, вниз, в темноту… Я не хочу! Не сейчас!
Рывок вверх – и я почти тут же погрузилась ещё глубже. Вода забила рот и нос…
С неба сыпался пепел, ложился на синюю гладь ромашковыми лепестками… Небо сгорало…
Из глубины мне навстречу поднималась человеческая фигура: постепенно вырисовывались бледный овал лица с чёрными провалами глаз и рта, вокруг головы развевалось облако волос. Показался белый воротничок…
Существо протянуло ко мне руки и позвало:
- Ева…

***

- Ева! Слышишь меня? О, Господи, сделайте же что-нибудь! Что вы стоите?
Смутно знакомый голос пробился ко мне сквозь плотную чёрную вату. Горело горло, саднило в груди, во рту стоял мерзкий вкус тины. Я приоткрыла глаза, но тут же зажмурилась: солнечный свет полоснул по сетчатке. Закашлялась, из горла хлынула горячая, горькая жижа, и немедленно чьи-то руки помогли мне перевернуться на бок.
- Что случилось? - прохрипела, когда лёгкие и желудок освободились.
Села и снова открыла глаза. Увидела перед собой бледное лицо Вики.
- Как ты? Болит что-нибудь?
Я отрицательно помотала головой. Вроде не болит. Только дышать невозможно…
- Димка уже едет, скоро будет здесь, - тарахтела Викуся мне на ухо. - Господи, как же ты меня напугала! Я думала – всё!..
- Что случилось? - перебила я.
- Ты потеряла сознание, прямо в воде! - голосок Вики от волнения стал выше и противно звенел в ушах. - Чуть не утонула! Вернее, уже почти совсем утонула, но тебя успели вытащить ребята. И откачать. Ты совсем не дышала! Даже не представляешь, как я перепугалась! Сейчас приедет Димка, и…
- Там был человек!
Только в этот момент вспомнила существо, поднимающееся из глубины, протянутые ко мне руки и глухой голос. Меня начало трясти.
- Какой человек? - не поняла Вика.
- Человек… женщина. Там была утонувшая женщина, я видела! Я видела её!
Глаза Вики испуганно округлились.
- Не может быть.
- Говорю же: я её видела! Видела…
Видела ли?
Подтянула к подбородку колени, сжалась. И почему-то совсем не было ощущения, что я едва не умерла. Сейчас дышу, разговариваю, сержусь на то, что паникёрша Викуся позвонила моему парню – а могла бы лежать на самом дне. На илистом дне, и течение шевелило бы мои волосы, вплетая в них ленты водорослей… Зелёные ленты…
«Ева…»
Я дёрнулась и обернулась – на миг показалось, что голос раздался сразу за спиной.
- Ты что? - удивилась подруга.
- Ничего. Показалось.

***

Когда приехал Димка, я уже перебралась в тень и сидела, привалившись спиной к древесному стволу. Вика суетилась вокруг, как наседка, и не давала ни секунды покоя. А мне так хотелось тишины! Голова разламывалась от боли, но я списывала её на солнечный удар: не хватало ещё винить в этом без конца болтающую подругу.
- Как ты? - спросил он, присев рядом.
Я улыбнулась:
- Всё нормально.
Димка кивнул. Он поверил мне на слово, как всегда. Не допускал мысли, что я могу ему солгать, да я и не лгала. Почти. Просто иногда, как в этот раз, немного недоговаривала.
- Поехали домой, солнышко, - сказал он, поднимая меня на руки.
- Вещи…
- Твоя чокнутая подружка занесёт.
Я посмотрела на Вику через плечо парня и слабо улыбнулась, прося прощения за его грубость. Хотя, в целом, была с ним согласна.
В машине меня укачало и снова стошнило. Сразу стало легче дышать. Димка покачал головой, глядя на испорченное сиденье, но промолчал – хотя чистота в машине была его идеей фикс.
- Я уберу, - пробормотала, виновато опустив глаза.
- Да ладно, - отмахнулся Димка, отлично зная моё отношение к процессу уборки вообще и наведению порядка в его драгоценном «Фиате» в частности.
Откинувшись на спинку, я смотрела, как мимо мелькают раскалённые летние улицы. Климат контроль сохранял в салоне приятную температуру, но даже от одного вида плавящегося асфальта на теле выступила испарина.
- Сегодня будешь сидеть дома, - сказал Димка, не отрывая глаз от дороги.
- Хорошо.
- И подружек твоих рядом быть не должно. Надо отдыхать.
- Хорошо.
Димка покосился на меня с подозрением. Наверное, догадался, что за покорностью прячется дурное самочувствие. Ну и пусть.
- Завтра вызовем врача, - проговорил парень.
- Хорошо.
Он тяжело вздохнул, окончательно убедившись, что со мной говорить бесполезно.

***

В тот вечер мы легли спать рано. Мне всё ещё было плохо, а Димка не хотел оставлять меня одну. Рядом с ним я чувствовала себя защищено, как ни с кем другим. Даже отец не умел поселить во мне такого беспрекословного чувства собственной безопасности.
- Надо навестить маму, - пробормотала я, уже засыпая.
И почувствовала, как вздрогнул Димка.
- Зачем?
- Просто мы давно у неё не были.
- Но ведь она всё равно…
- Дим, нам надо навестить маму, - повторила я твёрдо.
Он обнял меня и поцеловал в висок:
- Конечно, зайка. Конечно, мы к ней съездим.
Несколько минут в темноте раздавалось только наше дыхание, и я уже решила, что Димка уснул, когда он снова заговорил:
- Ты помнишь, как это было?
- Что?
- Ну… момент, когда ты перестала дышать. Смерть. Ты её помнишь?
Рука, обнимавшая меня, напряглась, прижала ближе к мужскому телу: Димка переживал. Я была спокойна, а он переживал, будто сам едва не погиб.
- Нет, - ответила я. Снова почти правду.
Он поцеловал меня и прошептал, дыша на ухо теплом:
- Я тебя никому не отдам, котёнок.
- Знаю.
Я уткнулась носом ему в плечо, и…
Вода, густая, как кисель, накрыла меня с головой…

***

Солнечный свет пробивался сквозь густую листву и ложился на траву причудливой мозаикой. Тоненько чирикали птицы, между деревьями порхал крупный мотылёк. Справа виднелись заросли папоротника, такие густые, что в них запросто можно было спрятаться.
- Ищи меня, Ева! - звонкий девичий голосок перекрыл щебет птиц. Невидимая обладательница голоса рассмеялась. - Ищи меня!
Я осмотрелась, но никого не увидела.
- Где ты? - собственный голос показался чужим, но в то же время я отдавала себе отчёт, что так и должно быть.
- Я здесь! Ищи меня!
Девочка снова рассмеялась, и смех, искажаясь, терял направление. Я крутилась на месте, не зная, куда бежать.
Мотылёк подлетел прямо ко мне и принялся кружиться над головой.
- Раз, два, три, четыри пять! - выкрикнула я знакомую считалочку, заражаясь озорством. - Я иду искать!
И побежала прямо в папоротники. Гибкие стебли расступались передо мной и смыкались за спиной, словно морские волны. Терпко пахло цветами. Я рассмеялась, шныряя между резными листьями и, казалось, могла заблудиться в них, как в лесу.
Где-то невдалеке журчал ручей.
- Ищи меня, Ева!
Я не представляла, кого ищу, но в этом была самая изюминка игры. Бегать по густым зарослям, мелькать между деревьями и ждать, что вот-вот впереди появился она – та, что звала меня из зелёного царства.
Миновав ивовые заросли, я выбежала к широкому ручью с перекинутым через него мостиком. По краям ручей был совсем мелким и звенел, играя камешками на дне, но в середине приобретал густой голубой оттенок. Я прошла по скрипучим доскам моста к центру и, перегнувшись через деревянные перилла, принялась рассматривать своё отражение. Кривлялась, строила рожицы и показывала язык.
Дерево под ладонями хрустнуло…
Я не успела вскрикнуть, как очутилась в воде.
И тут же всё переменилось. Вода стала тёмной и густой, как кисель. Шёпот трав и пение птиц сменились тишиной.
Она поднималась из глубины, протянув ко мне руки. Овал бледного лица с провалами глаз и рта… облако волос вокруг головы… белый воротничок платья…
- Ищи меня, Ева!..
Из горла вырвался пронзительный вопль…

***

- Тише, солнышко, всё хорошо. Всё в порядке…
Что-то душило меня, тискало, мешало дышать. В темноте я не могла разобрать, что именно, но живо представила себе бледные пальцы, стискивающие мои плечи. Я с криком вырвалась, откинулась назад и свалилась с кровати, ударившись головой о край тумбочки. Затылок взорвался болью.
- Зайка!
Вспыхнул свет. Надо мной склонялся Димка.
Я хотела сказать, что всё в порядке, но не смогла выдавить ни звука. Сердце колотилось как сумасшедшее, отдаваясь в груди болью.
По шее что-то текло. Я провела ладонью и обнаружила на пальцах кровь. К горлу подступил комок.
- Я разбила голову, - сообщила я тоненьким голосом.
И тут же сорвалась с места, бросилась в ванную. Димка отстал всего на пару шагов, но этого хватило, чтобы запереть дверь прямо перед его носом. Не знаю почему, но я не хотела, чтобы он помогал. Чтобы вообще видел мою кровь. Хватит того, что её вижу я.
- Зайка, открой! Дай мне посмотреть рану!
- Не надо ничего смотреть! - ответила , пуская воду. - Иди спать!
- Я хочу…
- Дмитрий, иди спать! Иди, я сказала!
Подняла глаза на зеркало и на миг снова увидела вместо своего отражения лицо из сна. Но вскрикнуть не успела: оно тут же пропало. Теперь я видела себя: лоб успели расчертить струйки крови, мокрые волосы прилипли к щекам, воротник пропитался красным.
- Бред, - прошептала, плеская в лицо пригоршни холодной воды.- Это просто сон. Обычный кошмар.
Прозвучало неубедительно.
Быстро отмыв волосы от крови, я на ощупь замазала рану зелёнкой и перебинтовала голову. И только после этого вернулась в спальню.
Димка ждал, сидя в кресле. Стоило появиться, как он вскочил и принялся ощупывать меня, словно убеждался, что я вернулась целой.
- Ты доведёшь меня до инфаркта! Нельзя так делать! Сначала чуть не утонула, потом пробила голову. А дальше что?
- Ничего, обещаю.
Я прижалась к нему и шмыгнула носом. На глаза навернулись слёзы. Он же любит меня, переживает, готов окружить со всех сторон своим теплом. Почему же в такие страшные моменты мне это не нужно? Так не должно быть!
- Дим, я люблю тебя.
- Ты моя зайка, - немедленно растаял Димка.
Он просто не умел долго на меня злиться.

***

Мама встретила нас мрачным взглядом из-под бровей. Димка вышел вперёд, заслоняя меня от сидящей у окна женщины – он не знал, чего ожидать от неё. Но я положила ему руку на плечо, успокаивая, и подошла к женщине одна. Присела рядом с ней на корточки, глядя снизу вверх. Сжала в руках её пальцы.
- Здравствуй, мама.
Она смотрела на меня – и словно сквозь меня.
А ведь я помнила её нормальной. Помнила, как она будила меня по утрам в школу, целовала в кончик носа и говорила: «Просыпайся, детка, начинается новый день». Как варила варенье, всегда только вишнёвое; как мыла окна, и мне становилось страшно, что она может упасть с седьмого этажа; как ругалась, впервые застав меня в постели с мальчиком… Как кричала, когда пьяный отец принимался её избивать, и как потом делала вид, что всё прекрасно, а я не верила…
Сейчас в её глазах застыло выражение недовольства, ни на кого не обращённого, внутреннего. Недовольства, наполнившего всю её жизнь с того самого момента, как…
- Мама, это я, Ева. Посмотри на меня, пожалуйста.
Кажется, в её взгляде промелькнула осмысленность. Я решила этим воспользоваться, искренне надеясь, что в этот раз она со мной поговорит. Пусть это будет пара бессмысленных слов, но – будет.
- Я очень по тебе скучаю, - говорила, не отпуская её рук. Может, так она скорее поймёт, кто находится рядом. - Всё время вспоминаю, как ты водила меня в парк. Помнишь? Мы гуляли по аллеям, и ты рассказывала чудесные сказки. Ты их сама сочиняла, верно? Я нигде не нашла ничего похожего. Самой любимой была сказка о Принцессе, превращённой в свечку. Я напомню, ты же не против? Не смогу рассказать так же хорошо, как ты, но я буду стараться…
Я поглядела на Димку. Он стоял, привалившись к стене, и казалось, не обращал ни на кого внимания. Но я точно знала, что он внимательно следит за мной и тем более за мамой.
- В одном далёком-далёком королевстве жила прекрасная юная Принцесса. Больше всего на свете Принцесса любила время, когда солнце закатывалось за дальний лес и  в замке зажигали камины. Она подолгу сидела у огня, согретая его нежным теплом, и казалось, что за треском смоляных поленьев слышится шум далёких морей и крики матросов, плывущих с товарами в неведомые земли.  И в этот момент Принцессе так хотелось превратиться в птицу, чтоб выпорхнуть в открытое окно и лететь прочь от родительского дома. Но каждый раз камины гасли, и только зола напоминала о сгоревших мечтах…
Сгорающее небо сжимается, и пепельные хлопья кружатся, медленно оседают на неподвижную поверхность воды… И из глубины выплывает лицо…
- Ищи меня, Ева…
Мама смотрела прямо на меня, в первый раз за все мои визиты. Не мимо, не сквозь, не как на постороннюю – на меня.
- Что?
Она сама сжала мои пальцы, и так, что хрустнули суставы.
- Ищи меня. Ищи.
- Я не понимаю!
Мама несколько секунд молчала, потом улыбнулась и запела, совсем тихо:

Убегает дорога вдаль,
Нам куда-то идти по ней,
Заперев на замок печаль
Перекрёстками прошлых дней...

Её лицо начало ломаться. Черты исказились, глаза провалились внутрь, оставив пустые глазницы. Рот распахнулся, пахнуло гнилыми водорослями; зубы посыпались на пол мелкими жёлтыми осколками; язык раздулся на глазах. Кожа начала облезать белесыми пластинами, открывая обескровленное, изъеденное мясо…
Я рванулась назад, но она держала слишком крепко.
- Ищи меня… - прохрипело существо.
Мгновенно намокшие волосы отваливались от черепа вместе с клочьями кожи и падали на пол…
- Хватит! Довольно!
Мама хохотала – чужим ртом, чужим голосом.
И смотрела на меня, не глазами, но – с безумной надеждой, что я смогу найти.
- Хватит!..
Кто-то оторвал меня от мамы и оттащил в сторону, а она хохотала… Она хохотала…
А у меня лились слёзы.

***

Заросли папоротника оставались такими же густыми, но было заметно, что листья пожелтели. Небо оказалось затянуто серыми облаками, и солнце виднелось размытым пятном. Дул пронзительный ветер.
- Три, четыри, пять – я иду искать, - пробормотала, сразу направляясь в сторону ручья.
Но если в прошлый раз всё подталкивало меня к нужному месту, то теперь, казалось, старалось препятствовать. Ветви сплетались в непроходимые сети. Там, где прежде пролегали тропинки, теперь высились крапива и репейники.
А главное – царила тишина. Не было слышно не только птиц и насекомых, но даже самого ручья. И голоса, что звал меня на поиски.
Один раз я споткнулась о корень и упала, но это только усилило мою решимость. С каждым шагом всё больше казалось, что именно в этот раз я пойму что-то очень важное.
Ветка хлестнула по лицу, и на подбородок скользнула струйка крови. Я сорвала листок, чтоб её вытереть, но он в моей ладони побурел и рассыпался сухой крошкой.
Вот, наконец, ивы. Я пробежала сквозь их сомкнутый ряд и замерла. Дыхание с шумом вырывалось из лёгких, и было единственным звуком, тревожившим этот мир.
Ручья не было. Мост оказался натянут над высохшим глинистым руслом.
- Где ты? - закричала я. Понимала, что не хочу снова видеть это существо, и всё же звала. - Я тебя ищу!
Глина в центре бывшего ручья пошла трещинами, начала проваливаться куда-то вниз, в пустоту, оставляя чёрные провалы. Вот два, напоминающие глазницы. Вот ещё один – словно рот, распахнутый в беззвучном крике…
Ветер ударил в лицо, толкая прочь от русла, и сквозь него слышится тихое, въедливое шипение:
- Не найдёшшшь…
Зелёная лента, зацепившись за обломок перила, трепетала на ветру…
Из распахнутого глиняного рта вырвался оглушительный крик…

***

Я села на кровати, а крик продолжал звучать в воздухе, теперь до ужаса реальный.
- Дим, ты слышишь это? - потеребила спящего рядом парня. - Просыпайся, ты не можешь этого не слышать!
Он сонно заворочался:
- Чего?
- Этот крик!
- Какой, к дьяволу, крик? Зай, ты совсем?..
Звук, казалось, доносился прямо из-за приоткрытой двери. Я вскочила, поскользнулась и неловко шлёпнулась обратно. Дрожащей рукой нащупала цепочку светильника.
От двери к самой кровати тянулась цепочка мокрых следов. Такие могли оставить только детские босые ножки.
«Ищи меня, Ева!»
«Не найдёшшшь…»
- Ты и этого не видишь? - выкрикнула я Димке в лицо. - Она была здесь! Она… она чего-то от меня хочет!
Димка несколько секунд смотрел на пол, на мокрые следы. Потом обнял меня и прижал к себе.
Я вцепилась в его плечи, чувствуя, что голова готова взорваться.
- Всё будет хорошо, солнышко.
«Не будет!»

***

- Ну-с, приступим. Расскажите подробнее, что вас тревожит? Видения? Голоса?
Я сцепила пальцы в «замок», сдерживая нервную дрожь. Стараясь держать себя в руках, запереть эмоции этим «замком», чтоб ни одна не вырвалась наружу. Впервые мне было настолько страшно.
Врач имел внешность сытого клерка: низкорослый, с заметно выделяющимся животом и румяными щеками, крупными залысинами и чуть заикающимся, мягким голоском. Он сидел за столом и смотрел так, словно я была редкостной диковинкой. Или потенциальной пациенткой.
- Есть человек, - ответила я. - Девочка. Ей требуется моя помощь.
- Что за девочка? Вы её знаете?
- Нет, никогда её не видела. Но я знаю её голос, и… просто знаю её голос.
- Вы слышите его в своей голове?
- Нет.
- Он вызывает вас на диалог?
- Нет.
- Он побуждает вас совершать какие-то поступки?
- Не знаю… да, наверное…
- Он вам приказывает?
- Да… наверное…
- И вы подчиняетесь?
- Я не… не знаю…
Появилось стойкое ощущение, что любой ответ подталкивал меня к пропасти. Я говорила правду, и этими словами загоняла себя в палату с решётками на окнах.
Снова появилась дрожь, ещё более сильная, чем прежде. Я сгорбилась в кресле, низко опустила голову и старалась не думать о том, как важно – показаться этому человеку нормальной. Боялась: если задумаюсь – просто не смогу сдержать панику.
- Ваш друг говорил о кошмарах, которые преследуют вас со дня, когда вы пережили клиническую смерть.
Я подняла на психиатра удивлённый взгляд. Почему-то в голову не приходило называть момент с утоплением так внушительно. Ну, перестала дышать, ну, остановилось сердце – подумаешь! Ведь всё закончилось хорошо.
А оказывается – клиническая смерть…
- Расскажите мне о них подробнее, - мягко попросил врач.
- Чтоб вы решили, насколько я свихнулась?
- Чтоб я понял, чем могу вам помочь.
- Кто сказал, что мне нужна ваша помощь?
Доктор посмотрел на Димку, сидящего в кресле чуть позади меня. Я тоже, хотя для этого пришлось выпустить из поля зрения скользкого врача.
- Зайка, мы уже говорили об этом, - кисло улыбнулся Димка. - И ты согласилась, что с этими кошмарами надо что-то делать.
- Да, но…
«…но когда соглашалась, я не думала попасть на приём к психиатру! Хватило бы обычного психолога!»
- Этот доктор тебе поможет, - продолжал Димка.
Я медленно вернулась в прежнюю позу и уставилась на свои колени. Мозг работал быстро-быстро, решая, что стоит говорить, а о чём лучше промолчать. Ясно, что они мне не верят. Ни врач, ни Димка – хотя он тоже видел следы в спальне.
- Мне снится ивовая роща, - начала рассказывать, взвешивая каждое слово. - Солнечный день, блики танцуют на траве. Густые заросли папоротника и ручей. Через него перекинут деревянный мостик. Я стою на этом мостике и смотрю на отражение в воде.
- И что вы видите в этом отражении?
- Себя.
- А девочка?
- Её нет.
- Но вы её слышите?
- Да. Она зовёт, и требует, чтоб я…
Осеклась на полуслове, сообразив, что наговорила лишнего. Бархатный голос врача усыплял, убивая бдительность.
Психиатр понимающе кивнул и сделал помету в блокноте. И немедленно перевёл разговор на другую тему:
- Вы общаетесь с родителями?
Замерла: в вопросе был подвох. Что сказать? Правду? Или солгать?
- Отца не видела очень давно, а с мамой встречалась пару дней назад.
- Вы в курсе, что ваша мать попала в клинику именно после пережитой клинической смерти? Её психика не смогла восстановиться после стресса.
Кивнула, чувствуя, как сердце растеклось по телу и колотится даже в кончиках пальцев. Как по спине скользят струйки пота. Как голову сжимают раскалённые щипцы…
Я всё знала. И то, что мама едва не погибла, но врачи смогли вытащить её с того света. И причину, по которой сейчас находилась в этом кабинете.
- Я – не моя мама… - голос сел до хрипа, пересохшее горло отказывалось издавать звуки.
- Но вы не отрицаете, что…
- Я – не моя мама.
- Зай, прекрати. Это просто…
- Я – не моя мама!
Вскочила на ноги, едва дыша от переполнявших меня чувств. Видела, как рука врача дёрнулась куда-то под стол, но остановилась на полпути. Что, изменила тебе невозмутимость, так? Боишься меня?
И ты, Дима, тоже боишься?
Я не сошла с ума!
- Что бы вы об этом не думали!
- Котёнок…
- Хватит так меня называть! Хватит! Я не котёнок, не зайка, не рыбка, не птичка и не морская свинка! У меня есть имя! Почему ты никак не можешь запомнить три простые буквы?
Я выскочила из кабинета, понимая, что ещё секунда – и ударю Димку.
Но даже в этом состоянии смогла заметить: ручка двери была мокрой.

***

Холодный дождь колотил по плечам и спине, будто мстил за личную обиду. Под ногами чавкала размокшая земля, к подошвам липли бурые, скрюченные листья. Деревья карябали свинцовое небо голыми ветками, просили выпустить их из этого сырого, стылого мира в другой, наполненный солнцем. В тот, что недавно окружал их своим теплом.
Я откинула за спину волосы и осмотрелась по сторонам. Казалось, прошло совсем немного времени с моего последнего визита, но знакомый пейзаж успел стать чужим. Злым. Я хорошо ощущала густую злобу, разлитую вокруг.
Заросли папоротников превратились в чахлое месиво, словно кто-то старательно втаптывал их в грязь, и лишь пара веточек продолжала топорщиться скрюченными листочками.
У самых моих ног, вывернув голову, лежала мёртвая птица – одна из тех, что пели прежде в зелени крон. Бусинки глаз смотрели с небо, не отражая его, и по ним скатывались дождевые капли.
- Три, четыри, пять – я иду искать, - буркнула себе под нос, невольно вжимая голову в плечи.
Дождь ещё усилился, застелил мир серой завесой.
Сгущались сумерки.
Чавкая и соскальзывая, я направилась к ручью. Он бурлил так громко, что порой заглушал грохот ливня, но между ним и мной стоял частокол колючего кустарника. Я пробивалась сквозь него, оставляя на шипах клочки одежды и кожи. Капли крови немедленно покрывались коркой, и колючки тянулись ко мне за добавкой.
Я прикрывала голову руками, чтоб жадные шипы не добрались до глаз, и руки скоро были исполосованы тонкими кровоточащими бороздами.
- Где ты, чёрт возьми?- заорала я, перекрикивая дождь.
И тут же последовал шипящий ответ:
«Не найдёшшшь…»
- Найду!
«Нет…»
Прикусив губу, я рванулась вперёд и проскочила сквозь последний ряд кустов. Те зашевелили ветками, подхватывая срывающиеся с шипов алые капли.
Ив не было, сразу за кустами под ноги ложился мостик: доски разошлись, сделав мост похожим на улыбку старого боксёра. А под ними пенился мутный поток, на поверхности скакали опавшие листочки, как рафты на порогах. То тонули в жиже, то снова выпрыгивали и принимались толкаться боками.
Зелёная лента всё так же висела, зацепившись за обломок перила, и её длинный конец чуть не дотягивался до воды. Чтоб достать её, требовалось преодолеть метров пять.
Я осторожно поставила ногу на первую доску, проверила на прочность и только после этого перенесла не неё тяжесть тела. Доска застонала, прогнулась, но выдержала. Второй шаг дался тяжелее – в этот момент я оказалась над потоком. Руки до боли в пальцах цеплялись за целую перилу, хоть я и сомневалась, что тонкая жердь сможет меня удержать.
Капельки крови скатывались по рукам и падали в воду.
Сумерки сделали кусты по обе стороны ручья в беспросветный чёрный монолит.
Третья доска не выдержала, и стоило опереться на неё, провалилась. Меня дёрнуло вниз, перила сломалась, и только чудом удалось зацепиться за край четвёртой. Та оказалась прочнее, подтянувшись, удалось на неё вскарабкаться.
До ленты оставалось ровно три шага. Три доски.
«Не дойдёшшшь!..»
- Ха!
Оставшиеся доски как по команде полетели вниз.
Скрипнув зубами, я прикинула расстояние. Допрыгну?
Обычно я в этом месте просыпалась. Значит, если прыгнуть и сорваться…
Прыжок получился неудачным, но, уже проваливаясь в густую жижу, я успела схватиться за самый край ленты…
«Ищи в начале, Ева!..»

***

Дождь колотил по плечам и спине, в точности как во сне, до ужаса неотличимого от реальности. Но не было пробирающего до костей холода и ощущения, что мир стоит на краю гибели.
Я бежала по пустынной, освещённой редкими фонарями улице; лёгкие балетки ритмично шлёпали по лужам. Сарафан облепил тело, как вторая кожа. В правой руке держала толстую трубку фонаря.
Наконец-то я вспомнила, где видела место из сна! И поняла, что значит туманное «ищи в начале». Требовалось вернуться туда, где всё началось, если не для неизвестной девочки, то хотя бы для меня.
Папоротники, ивы, ручей… и озеро, которое я так долго не решалась переплыть….
Больше двадцати лет назад у нашей семьи в окрестностях озера была дача. Но не на той стороне, где располагался пляж, а дальше, за редкой рощей. Летом мы часто бывали там; мама засаживала цветами огромные клумбы; отец ходил рыбачить…
Я так и не узнала, почему однажды мне сказали забыть об этих поездках. И больше никогда там не появлялась.
Собственно, дача сейчас стояла на своём месте и по документам принадлежала только мне, но… Я слишком долго там не была, чтоб считать её собственностью.
А недалеко от дачи тёк ручей, далее впадающий в озеро…
Надо было дождаться утра и пойти вместе с Димкой, но внутри росла убеждённость, что завтра может быть поздно. Поздно для чего – над этим вопросам я предпочитала не задумываться.
Машина осталась далеко за спиной. Я доехала почти до самого озера, когда закончилось топливо: в спешке забыла проверить, а потом стало поздно. Пришлось запереть и бросить её прямо посреди дороги. Теперь ключи звякали в кармане в такт моим шагам и были третьим звуком, который я слышала последние минуты, помимо дыхания и влажных шлепков подошв.
Дорога с фонарями закончился, зато начался пологий спуск к воде. Я включила фонарь и тут же свернула на едва заметную тропинку, ведущую в обход озера как раз к дачным участкам. На половине пути ко мне привязалась всклокоченная бродячая псина, шла следом и изредка рычала на кусты. Пару раз я остановилась, посветила, пытаясь рассмотреть за листвой причину собачьего недовольства, но не смогла ничего разобрать.
Наконец, я вышла к дачам – те чёрными силуэтами высились впереди, под прикрытием яблоневых деревьев. Свернула направо, на широкую, наезженную грунтовку, и снова побежала. Собака тенью неслась за мной, то пропадая в шелестящей темноте, то снова мелькая в конусе фонарного света, и каждый раз заставляла меня вздрагивать.
Через несколько минут я остановилась, выравнивала дыхание. Вперёд вилась тропинка, готовая вывести меня к старой даче. В бок уходила другая, куда шире, и пропадала в роще – по направлению к ручью. Будь я во сне, не задумываясь, пошла бы в рощу, но теперь…
Могла я ошибиться с расшифровкой подсказки? Могло оказаться, что начало не в озере и даже не в ручье – в тесных дачных стенах?..
Пёс оскалился и низко зарычал, шерсть на загривке встала дыбом. Он смотрел куда-то за моей спиной.
Как же не хотелось оборачиваться! Ноги едва не подкосились, но всё же пришлось сделать над собой усилие: свет фонаря выхватил фрагмент размокшей дороги и… следы. Маленькие отпечатки босых ступней…

***

Я смогла остановиться только на крыльце родной дачи, хрипло дыша, прислонилась спиной к запертой двери. Сердце колотилось так, словно собиралось переломать рёбра.
Пёс жался к ногам и глухо ворчал.
- Всё хорошо, - прошептала я едва различимо. - Это просто привиделось…
Дверь скрипнула и подалась внутрь. Я едва успела выпрямиться – и та грохнула внутрь, подняв облако застарелой пыли. Собака немедленно шмыгнула внутрь, я пошла следом. И словно нырнула в прошлое, так далеко, как ни за что не отважилась бы прежде.
Свет пробежался по обстановке комнаты, выхватил край стола, укрытого серой скатертью, стул, второй, буфет. Отразился в оконном стекле, тускло блеснул на гранях лампы…
На втором этаже что-то скрипнуло, и с потолка посыпалась струйка мелкого сора.
В пыли на полу отчётливо виднелись всё те же отпечатки детских ног, уводящих в глубину дачи.
- Пёс… - позвала я севшим голосом.
Он не отозвался.
Я медленно, осторожно двинулась по следам. Понимала, что веду себя неправильно, но ничего не могла поделать: дело требовалось довести до конца. Чтоб не присоединиться к маме в больнице – а эта перспектива становилась всё реальнее. Поднялась по хрупкой лестнице на второй этаж и вошла, отведя паутину, в бывшую родительскую спальню. Следы вели дальше, к покосившейся кровати: дырявый матрац был покрыт слоем мышиного помёта, - и обрывались.
На кровати лежала пропылённая зелёная лента.
- Я не понимаю, - прошептала, изо всех сил стараясь остаться на месте. Все инстинкты толкали прочь из этого дома, и ноги были готовы исполнить их волю.
Зелёная лента… Разве их не должно быть две?..
На первом этаже залаял пёс. Я схватила ленту и выскочила на лестницу. Погнившие доски провалились, и я не успела даже пискнуть…

***

В её волосы были вплетены две широкие тёмно-зелёные ленты. Она стояла на крыльце и широко улыбалась, демонстрируя дырку на месте переднего зуба, и щурилась от солнца. Зелёное, в тон лентам платье с белым воротничком было велико, но девочку это ничуть не смущало. Она смотрела прямо на меня, лукаво склонив голову на бок.
- Привет, Ева! - звонкий голос из сна. - Я знала, что ты меня найдёшь.
Наклонилась ближе и прошептала, глядя прямо в глаза:
- Как ты могла забыть?
Забыть что?
Как ни силилась, я не могла задать вопрос. Я вообще не чувствовала себя, и только видела, как девочка качает головой, поражаясь моей недогадливости.
Забыла что?
А что я помню о том времени? Маму на цветочной клумбе, отца в гамаке с книгой… А я? Что делала я сама?.. Ничего, ни одного даже самого незначительного воспоминания…
Она наклоняется совсем близко и дышит на меня запахом тины:
- Умирать не страшно, правда, Ева? Совсем не страшно?..

***

Доска подламывается, и она с криком проваливается в щель, зацепившись за край пальцами одной руки. Моя лучшая, моя единственная подруга. Она что-то невнятно кричит и, кажется, зовёт меня по имени, а я стою совсем рядом – но не шевелюсь. Что-то ломается во мне в этот момент, и я просто смотрю на её бледное лицо, на круглые от страха глаза, на кривящиеся губы…
Зачем тебе моя помощь? Ты же говорила, что умеешь плавать!
- Ева! - крик кажется тихим и незначительным. - Помоги!..
Одна лента цепляется за край сломанной перилы…
Я делаю шаг и наступаю туфлей ей на пальцы. Не со зла, просто чтоб посмотреть, что будет дальше.
А потом долго ещё сижу на краю щели в мосту и удивляюсь: она же говорила, что умеет плавать… Сжимаю в руках ленту…

***

Громкий вой привёл меня в чувство. Я стояла на самом краю мостика, ещё более гнилого, чем в воспоминании. Чем в тот день, когда погибла Юлька…
Как я добралась до ручья? Что вообще здесь делаю? Я должна быть сейчас дома, лежать рядом с Димкой! Должна снова забыть эту историю, словно её никогда не было! Ведь её на самом деле – не было!
Солнечные зайчики в весёлых глазах: «А меня зовут Юля».
Нет, нет, это всё ложь!
Пёс сидел на берегу и выл, подняв морду к небу…
Под ногами трещали старые доски, в руке мокла лента…
Внутри всё сжалось, дыхание со свистом вырывалось между стиснутых зубов. Я хотела только одного: бежать отсюда и выкинуть всё из головы, чтоб всё вернулось…
А разве не вернулось?
Я не могла пошевелить даже пальцем. Смотрела только на бурлящую дождём воду, чувствовала, как сдаются доски – и ничего не могла с этим поделать. Только страх выкручивал внутренности,  как тряпку…
Последний глоток воздуха… Из глубины выплывает силуэт, становится видно чёрные провалы глаз и рта, протянутые ко мне руки… белый воротничок…
- Нашла…