Медальон
Ночи они проводили вместе, в одной постели. Жадно любили друг друга или мирно засыпали. Девушка прижималась крохотным комочком к его могучей груди, лишь тогда в ней просыпалось что-то мягкое, нежное, женственное. Лишь когда они оставались вдвоем. Воистину он и она. А днем вновь. Бесшабашная дикарка и гуляка. Словно и не страдала без него, до той поры, пока они не встретились вновь.
Назгул понял далеко не сразу. Ожидая ее, тоскуя, радуясь ее приходу. Он надеялся, что Лютня изменится, но она не менялась. Жила, как кошка, которой нужно логово. Он любил ее, а ей казалось было все равно, так она вела себя. И Назгул, боясь потерять такую странную, но бесконечно любимую женщину, позволял ей так себя вести. Засыпая рядом с ней, долго глядел в ее спокойные, чуточку дикие черты. Он ничего не говорил, но внимал, изучал. Лаская ее, с дрожью замечал на гладкой и нежной коже застарелые шрамы, любил ее и не понимал. Такая странная, противоречивая, живя с ним она стала загадкой. Загадкой, не желающей быть разгаданной.
Он боялся ее. Боялся того, что она уйдет, что не понимая оттолкнет, ранит ее. Разум говорил - прогони сейчас, не дай завладеть тобою, как Диане. Но тут же понимал, что уже поздно. Слишком поздно так поступать.
А жизнь шла. День сменялся днем, на уроках мэтры давали все новые и новые знания и задания. И все это надо было осмыслить и решить. И конечно Совет. Первые дни с Лютней, первые ночи, первые ожидания. Все это отодвинуло черную тень. Тень Всадников и старых, липких и опасных, как паутина огромного паука интриг. Прошлое возвращалось и требовало внимания.
Как было умолвлено, ректор Илитари отослал в Совет отчет о студенте Назгуле Драко. Вскоре на него пришел ответ. А точнее вежливая просьба и дальше оповещать о успехах студента Драко. Еще раньше, опоздавна несколько дней в руки самого Назгула пришло письмо от Бастена. Маг пославший Назгула в Академию, дав свои рекомендации сообщил о том, что им интересовался ректор Берамоврар и справлялся, не сделал ли Назгул чего-нибудь, что могло бы вызвать его интерес? Кроме того справлялся об успехах Назгула в изучении магических наук.
Назгул ответил коротким вежливым письмом, что де, все у него хорошо и в обучении и в отношении с наставниками. Ставя последнюю точку в письме шиит подумал, что маг из далекого Сирити умолчал о том факте, что запрос о нем был послан не только ректором Академии.
Поглаживая пером кончик носа, Назгул с нежностью вспомнил библиотеку госпожи Ракши и их долгие беседы о дворе, этикете и литературе. Да, покинув Елисантр он потерял не только память о той трагедии, но и искреннего друга и самого лучшего наставника в делах интриг. Не говоря уже о размеренной жизни, достатке и Владе, коий скорее всего перенес разлуку с другом тяжче, чем мудрая госпожа.
Назгул размышлял о причинах Совета интересоваться им и не понимал. Перебирал в мыслях свое прошлое, но ничего сверхординарного не находил. Да, сакот, да из лучших. Да, убил советского мага. Но ведь, если дело только в этом, почему же Совет не прислал ректору письмо с санкцией на его арест? Или мэтр Илитари скрыл это письмо от него?
Парень задумчиво почесал затылок.
Нет, врядли. Ректор слишком надеется на него, чтобы ему врать, хотя... нельзя упустить ни одного варианта. Даже этот, пусть он и кажется фантастическим.
Шиит откинулся на спинку дивана, не долго думая водрузил ноги на стол, заваленный приборами для письма. Лютня, застав его в подобной позе, сильно бы удивилась. В спокойном, местами льдисто-безразличном Назгуле невозможно было представить подобных жестов. И тем не менее. Он неторопливо размышлял уставившись чуть прищуренными глазами в некогда белый, но уже успевший облупиться, потолок.
Как не прискорбно, спокойная жизнь для него кончилась. Закономерность и размеренность порою неясной оркской жизни вновь сменилась хаосом цивилизованной жизни. Двадцать лет. Четверть жизни обычного человека, для шиита как пяток лет.Отнорок, убежище для израненой души. Но его душа заросла, затянулась крепким, хоть и болезненым рубцом. Он сам, вместе с Тадеком покинул племя, давшее ему приют и сам ступил под своды древнего замка Д`арк в городе Сирити, представ перед глазами Бастена. Он хотел перемен, но не знал, что они наступят так скоро. Хотя... для другого быть может даже интерес Совета не показался бы серьезной проблемой. Но Назгул не любил незаконченных дел и вопросов не имеющих ответов.
Спустив ноги на пол, шиит обмакнул перо в чернильницу и чуть задержавшись, медленно начал писать.
''Госпожа Ракша, приношу вам свои извинения за то, что так долго не давал о себе вестей. Надеюсь, что ваше здоровье и положение так же непоколебимо, как и прежде.
С нижайшим поклоном, я, Назгул Драко, ваш ученик и вечный должник, вновь прошу вас о содействии. Дело в том...''
***
Тадек пришел как обычно без приглашения. Открыл дверь, стянул с плеч тяжелую медвежью шкуру, которую носил вместо плаща. Не стряхивая снега, аккуратно положил в угол. Перекинутая через плечо, на бедре висела объемистая "студенческая" сумка. Не снимая мокасин, прошел в комнату.
Назгул сидел за столом, склонившись к разложенным на низкой столешнице учебникам и пергаментам. В пальцах шиит вертел перо, раздумывая над фразой в конспекте.
- Мир твоему дому, кер Назгул.
- Мир твоему пути. Присаживайся, - Не отрывая взгляда от работы, отозвался Назгул.
Тадек скинул сумку и опустив ее на пол, уселся рядом с Назгулом на диван. Вглядевшись в покрывающие пергамент руны, покачал здоровой головой с неизменной перетянутой ремешками косой, на гладко выбритом черепе.
- Хорошо, что ты заставил меня выучить шадриат.
- Да. Ты талантливый орк. А это дало тебе возможность постигнуть еще большие знания, чем ты мог бы получить в родном племени, - Назгул прижал пальцем страницу в фолианте и сверяясь с ним, закончил последнюю строчку конспекта замысловатой фразой. Закончив с ним, шиит развалился на диване и перешел на родной для Тадека диалект. Горло шиита с легкостью воспроизводило рыкающие, хрюкающие и протяжные звуки чужого, но ставшего за два десятилетия и ему родным, языка.
- Что привело тебя, Тяжелый Кулак?
- Зима, господин. Я скучаю по Равнине.
- Я говорил тебе, наше путешествие будет долгим.
Орк вздохнул. В глазах появилась почти детская тоска.
- Здесь так холодно, господин. И дома совсем не похожи на наши.
- Зато, когда ты вернешся в родное становище, то сможешь многое поведать родному племени.
Тадек снова тяжело вздохнул. Могучие плечи поникли.
- Не грусти, Тяжелый Кулак. Наступит месяц Холодный Ветров. Если верить учителям, не пройдет и трех смен луны, как ты вновь вернешься в племя.
Тадек покачал головой.
- Здесь все так не похоже на наши обычаи.
- Для меня тоже было сложно привыкнуть к обычаям орков.
- Но у тебя было двадцать смен и ты хотел остаться с нами! А для меня этот мир чужой. Я хочу вернуться.
- Не плачь. Ты давно не маленький медвежонок, Тяжелый Кулак. Твои братья так же стенают в Школе Медведей, но выходят оттуда воинами. Ты так туда и не попал. Но эта наука важнее для тебя.
Тадек поднял на Назгула блестящие глаза. Шиит смотрел на него мягко и спокойно, как и подобает вождю племени, Керу. Только вот вождем он перестал быть еще весной.
- Да, господин.
Назгул положил тяжелую ладонь на плечо молодого орка.
- В месяц Последнего Солнца положено разжигать костер, провожая души предков в их путь в Солнечные Долины.
В глазах Тадека заплескалась затаенная, детская радость.
- Кер разожжет костер?
Назгул улыбнулся, обнажая в жутковатой улыбке крупные острые зубы.
- Где бы ты ни был, Тяжелый Кулак, не забывай заветов племени и рода, - Назгул коснулся рукой с перепачканными чернилами пальцами, груди орка, - Твой род остается в твоей крови.
- Значит сегодня мы разожжем костер?
- Да, Тяжёлый Кулак, этой ночью мы почтим память предков.
Лицо Тадека не менее жутковатое, растянулось в широкой счастливой улыбке.
- Но сперва ты должен закончить свои дела. Воздавая долги предкам, не забывай, это должно быть с чистым сердцем и спокойными мыслями.
- Да, господин. Тогда я пойду, выучу уроки.
- Иди, Тяжелый Кулак.
Тадек подскочил, подхватил сумку и перекинув через плечо, почти выскочил из комнаты, едва сдерживая рвущуюся изнутри радость.
Услышав, как за Тадеком закрылась дверь и молодой орк не сдержавшись вполсилы своей могучей глотки запел песнь восхваления Великой Равнины, Назгул усмехнулся.
Если бы в его жизни все было так просто, как в орочьем мире. Но что сетовать, он сам выбрал свой путь и свою судьбу.
Назгул вернулся к занятиям.
***
А я похож на новый Икарус
А у меня такая же улыбка,
И как у него, и как у него,
Оранжевое настрое-е-е-е-енье!
А кефир я допью ровно в десять.
А батон я доем чуть пораньше.
И перед сном,
И скажу перед сном,
И скажу: "Ах, мама, до чего хорошо!"
Бутылка кефира, полбатона
Бутылка кефира, полбатона
Бутылка кефира, полбатона
Бутылка кефира, полбатона
Оранжевое небо,
Оранжевое солнце,
Оранжевая мама,
Оранжевый верблюд
Оранжевые песни
Оранжево поют!...
Горн Дракона шумел, как ему и полагалось в вечерний час, когда занятия окончены, а уроки выполнены. Студенты гуляли и радовались свободе и тому, что учебный год достиг середины. Весною уже начнуться экзамены. Год почти миновал. Есть чему радоваться.
Как и повелось вечером за Шебой зашел худощавый мужчина с изможденным лицом и они, болтая, покинули таверну. Лютня на пару с Илиллианом скакали на столе. Михаэль маячил где-то в углу мрачной тенью, но не вмешивался, в то время, как Торн напротив радовался царящему в его заведении веселью.
Лютня приостановилась и что-то шепнув на ухо Илииану, заиграла низкий тяжелый мотив. Гитарист подстроился и вот они уже загремели, следуя традиции сменять спокойную и светлую песню, какой-нибудь страшилкой.
Шайка, сидевшая совсем рядом тоже подхватила, а с ней и добрая половина таверны. То, что она была, похожа на Лютню, как две капли воды, никто совершенно не обратил внимания.
Я поцелую провода
И не ударит меня ток.
Заводит молния меня,
Как жаль, что я ее не смог...
***
Как обычно выступление закончилось далеко заполночь. Студенты, кто еще продолжал пить и дискутировать с собутыльниками, кто давно уже разошелся по домам. Иллиан, Лютня, Шайка и Соня, невесть как оставшаяся с ними в этот раз, уселись за длинный стол. Торн позевывая, убрал перед ними пустые кружки и миски, и расставил наполненные дымящейся сытной снедью. Рядом с едой нашлось место и пузатому кувшину, полному пенного напитка. Музыканты ужинали молча. Поговорить, конечно было о чем, но на разговор сил решили не тратить. Все, как обычно были умиротворенно-уставшие, чуточку опустошенные.
Лютня прикончила свою долю быстрее остальных и раскланявшись, натянула на плечи тяжелую куртку Тристана (которую так и не вернула хозяину), подхватила кофр с гитарой и пошла домой.
Дыхание облачками вырывалось из ее рта, шаг был легок, только снег поскрипывал под сапогами. Девушка шла тихо мурлыкая что-то себе под нос. Домишки студентов были темны, совсем редкие окошки озаряли ночь желтыми огоньками, да редкие студенты бродили в темноте с маленькими зарницами в ладонях. Огоньки бледно-голубого цвета, сотворенные магией, освещали лишь землю, а не лица сотворивших, из-за чего казалось, будто они путешествуют сами по себе. Она добралась до дома Назгула достаточно быстро. Дом Медведя был темен, либо хозяин спал, либо ушел куда-то. Однако же и ее окна были темны. Лютня чуть помрачнела, поправила ремень кофра на плече и поднялась на крыльцо. Двери по академической традиции никогда не закрывались, только, если хозяин покидал дом. Однако, как только девушка переступила порог, она поняла, что Назгула нет. Он никогда не ложился спать, не дождавшись ее.
Лютня стянула куртку и сапоги, прислонила кофр к стене прихожей и прошла в дом. Так и есть. Здесь было прохладно и темно, правда в воздухе, наполняющем пустой дом витали сытные, теплые запахи. Назгул готовил.
Девушка прошла в кухню, не зажигая света. Здесь витали прямо-таки явные запахи стряпни. На плите стояли сковородки, несколько кастрюль и горшочков. Она зажгла свечу, прикоснулась к глиняному боку плиты. Он еще не отдал всего тепла. Значит... Лютня поглядела на плиту. В горшочках остался какой-то густой соус, на вкус оказались тушёные бобы, правда уже холодные. Другая утварь указывала на то, что здесь готовили так же мясо, картофель и кукурузу. Девушка порыскала и отыскала длинный тонкий кусок мяса, который тут же отправила в рот.
Нет, Назгула нет дома.
Странно, а где он в столь поздний час и зачем готовил столько еды? И в конце концов, где еда то?
Лютня прошла в комнату. Нет, никаких следов гостей. Чистый стол, оставленная на диване книга... она посетила спальню. Тоже самое. Холодная печь, застеленная кровать... вот только кое что иначе. Назгул забрал свой тяжелый плащ, подбитый серебрянным мехом, и в тоже время оставил рубашку и штаны. Девушка не видила, что бы он носил что-то другое, а теперь эта одежда лежала аккуратненько сложеная на стуле...
Но не мог же он в самом деле выйти из дома голышом, завернутый в один лишь плащ?
Конечно нет.
Недоумевая и слегка тревожась, Лютня присела на постель, провела рукой по теплым одеялам. Обычно у нее не было времени разглядеть обстановку, либо же ее это мало волновало. Теперь же она внимательно стала оглядывать комнату, вещи ее окружавшие... и приметила неожиданно для себя еще одну неожиданную деталь, ранее не замеченную даже краем глаза. В углу стоял большой короб или ларь. Лютня разожгла печурку и принесла еще свечей. Осветив комнату, так что в ней можно было и читать, она опустилась к ларю.
Ларь был почти пуст. На самом дне, аккуратно сложеная, лежала какая-то одежда и пара свертков. Один длинный и узкий, что в нем, догадаться было не трудно. Лютня аккуратно вытащила все, что было в ларе и разложила перед собой на полу. Первой вещью, которую она взяла в руки, была куртка. Тонкая, хорошо выделанная оленья кожа, приятного светло-бежевого цвета. Большая, как раз на крутые, широкие плечи шиита. Расшитая бисером, с бахромой из тонко разрезанных полос все той же шкуры. Девушка касалась чуть грубоватых, но заботливо подобранных бусин, окрашеных в алый, синий, белый, коричневый, черный и бледно-оранжево-желтый цвет. Самые простые краски, которые можно добыть из растений, камня и пепла. Рисунок изображал больших черных птиц, раскрывших крылья на фоне разноцветных полос. Аккуратно и прочно пришитые, хранящие тепло рук и души тех, кто этот рисунок вышил. Лютня вспомнила, что Назгул говорил о том, что жил среди орков, но никогда не думала, что эти ггрубые, простоватые и жестокие по молве существа могли создать что-то подобное.
Отложив куртку, она взяла в руки небольшой, туго набитый, но легкий мешочек. Все такой же простой, незатейливый рисунок, оленья кожа. Она распустила завязки, сунула внутрь нос. В мешочке были какие-то высушенные травы, а среди них длинная трубка, затейливо вырезанная, орнамент был покрыт краской, с чашечки свисало несколько ниток бус и перьев. Девушка долго не выпускала из пальцев эту грубо выделанную вещь, ласкала гладкое полированное дерево, вдыхала запах трав, которым оно пропиталось. Пробовала пальцем чашечку. Изнутри она цеплялась к пальцу заусенцами, значит ее ни разу не закуривали.
Она перебрала еще несколько вещей, сделанных так же просто, но прочно и с любовью, затем лишь взяла в руки длинный темный сверток. Распутав ремешок, уложила на пол и стала разворачивать. В свертке оказалось два предмета. Длинный меч грубой ковки с простой крестовиной и короткий, с широким лезвием нож. Даже с первого взгляда было видно, что они сделаны не просто разными мастерами. Скорее разными расами. Меч - длинный, почти полтароручный. Грязное, темное лезвие заточено грубо, со сколами и царапинами, клинок едва отражает свет свечей и лицо девушки, явно его часто использовали. На стык гарды и клинка налипло что-то грязно-бурое, его толком и не чистили, и не протирали. А вот нож напротив сделан мастерски, чисто. Удобная рукоятка с небольшой гардой, из белой кости. Кольца пригнаны друг к другу плотно и хорошо отполированы, так что кажутся цельным куском. Клинок - блестящий, почти зеркало, с тонким стоком, едва заметной заточкой. Лютня перевернула нож боком, острие тоньшее волоса и очень остро. Она осторожно сложила оружие и завернула обратно, перевязав все тем же ремешком.
Складывая вещи обратно в ларь, Лютня встряхивала их, распрямляла и укладывала по новой, по своему. И вот встряхнув очередную, на пол упал конверт. Лютня отложила небольшой пояс-килт и взяла конверт в руки. Почерк, которым был написан адрес и имя отправителя был очень красивым, идеальным и... женским. С екнувщим сердцем она развернула письмо и принялась читать.
''Мой драгоценный Назгул. Получить от тебя письмо было для меня величайшей радостью. Я несказанно счастлива, что покинув Елисантр и пробыв в неизвестных мне местах, ты все еще жив и здоров. Мое положение и здоровье так же не претерпело ни малейших изминений. Правда лишь Влад, он сильно постарел, практика его расширилась, ныне он преподаёт в лекарском университете Тора, где и проживает, так что для меня остается тайной то, что в его жизни происходит последние три года. Время от времени он все же пишет мне и в письмах так же сообщает, что у него все преотлично.
А вот то, что говоришь о делах Совета, настораживает. У Организации конечно долгая память, но события повлекшие твой отъезд не кажутся мне настолько значительными, дабы продолжать за тобой следить. Правда не и знаю, верю лишь тебе. Бесспорно я окажу тебе помощь и разузнаю, что смогу, в чем интерес Совета к тебе, о чем тут же уведомлю в письме. Хотя... не гоже доверять подобное письмам. Было бы прекрасно, если бы ты навестил меня. Мой особняк в Елисантре все на том же месте, а его двери все так же открыты для тебя.
С самыми добрыми пожеланиями''.
Далее стояла все таже витиеватая, как и слог письма, подпись. Лютня бросила письмо на пол, закусила губу. В душе черным облаком заклокотала ревность.
Что это за Ракша? Кто этот Влад? Причем тут Елисантр и ее особняк?
Девушка поднялась, вытащила из кармана трубку и подошла к окну. Пальцы чуть дрожали, когда она закуривала.
А Назгула, как назло нет.
Пара затяжек облегчила разом разгорячившийся разум, подразогнали тревогу и позволили мыслить чуть свободнее.
А собственно о каком деле шла речь в письме? Назгулом интересуется Совет, но почему? Он ничего не говорил! И что это за дело, из-за которого он сбежал из Елисантра, из под крылышка этой... так, Лютня, стоп.
Девушка курила, хмуря брови. Как же мало она знала о Назгуле! Он ничего толком не рассказывал, только тогда, на Шабаш. Но это было так сумбурно, что она мало что поняла. Лютня закусила губу. Да, нельзя так. Просто, просто вместе. Она ведь его любит, а раз так, то вариант, что ей плевать на то, что с ним происходит, не пройдет.
Ну где же его носит, когда он так нужен?
***
Он пришел только под утро. Бесшумной походкой, во влажных мокасинах, штанах и рубахе.Пропахший костром и ветром, дикий, как орк. По всему черепу по самой середине собраны волосы и заплетены в плотную косу, остальные спутанными прядями свисают на плечи и спину совершенно свободно.
Назгул встряхнулся от снега, стянул мокасины и босиком прошел на кухню. Потянув носом, по запаху достал какой-то снеди и пережевывая ее, пошел в спальню.
Лютня лежала на постели, свернувшись комочком. Она уснула ожидая его, не раздеваясь, прижимая к груди его куртку. На полу были раскиданы какие-то его вещи, валялся лист бумаги. Назгул поднял его. Это было письмо от Ракши. Поморщившись шиит кинул его на журнальный столик, а остальное добро просто сгреб в охапку и кинул в ларь. Подошел к спящей девушке, присел рядом с ней на корточки.
- Лютня?
Она спала. Маленькое личико было чуть искажено тревогой. Назгул нахмурился, понимая и сожалея, что причиной этого стал он сам. Поднявшись он растопил печурку. Темнота озарилась алым светом. Протянув руки, он недолгое время отогревал свои большие ладони. На мизинце левой руки красовалось тонкое серебрянное кольцо с маленьким рубином. Отогревшись, Назгул поднялся, распустил волосы и тряхнул густой жестковатой, как шерсть зверя, гривой. Так же тихо подойдя к к постели, перебрался через Лютню и прижал ее к себе. Положил тяжелую руку ей на бок и уткнулся лицом в ее душистые, шелковистые волосы.
Через несколько минут они оба спали. Лишь отблески света из печурки играли на лицах...
***
Лютня очнулась от запаха стряпни. Он наполнял дом уютом, проникал сквозь щель под дверью и щекотал ноздри. Девушка со стоном потянулась. Ей было тепло из-за накрывавшего ее плаща... Лютня распахнула глаза. Это плащ Назгула! Значит и он сам дома. Она оглядела комнату. Вещи с пола убраны, печка весело помигивает, железные бока излучают тепло.
Свет проникал в комнату, щедро ее освещая. Значит где-то середина дня. Но почему тогда Назгул еще дома? Девушка скинула плащ со своих плеч и спустила ноги на пол.
С другой стороны очень хорошо, что он еще дома. Можно будет поговорить.
Нашарив босыми ступнями свои сапоги, Лютня натянула их и спустилась вниз.
Назгул стоял возле плиты, на которой что-то готовилось. Шиит помешивал деревянной ложкой что-то в сковороде. Увидев Лютню, он улыбнулся.
- Доброе утро.
- Утро добрым не бывает, - Мрачно заметила она, усаживаясь на стул.
Назгул зачерпнул ложкой то, что было в сковороде, пригубил и с удовлетворённым видом постучал ложкой о край сковороды. Отложив ложку он подошел к Лютне и поцеловал ее в губы. Девушка улыбнулась.
- Ты вкусный.
Шиит так же расплылся в улыбке.
- А то.
- Кстати, а почему ты сегодня не в Академии?
- Ну. Сегодня вообще то суббота. Выходной.
- Вот оно что...
- Именно, - Подтвердил Назгул и вооружившись той же ложкой, снова стал помешивать что-то в сковороде.
- Я раньше не видила, что бы ты готовил, - Память о письме всплыла в Лютненом мозгу, но заговорить она почему-то не решалась.
- Просто ты слишком мало бываешь дома.
- И то верно, - Лютня потупилась. Внимательно на нее поглядев, шиит тоже помрачнел.
- Я знаю, тебе есть о чем меня спросить, но давай для начала позавтракаем.
- Хорошо. - Покорно отозвалась девушка, не ожидавшая такого поворота событий.
Назгул расставил тарелки на столе в большой комнате, погасил плиту и сел напротив Лютни. Она уселась не с ним на диван, а отдельно, на стул. Назгул словно бы это не заметил и принялся за еду.
- Итак, о чем ты хочешь меня спросить в первую очередь? - Лицо шиита было совершенно спокойно, он неторопливо поглощал пищу, ничуть не волнуясь. Уставившись на него с непониманием, Лютня вдруг разозлилась.
- А с чего ты решил, что мне вообще есть о чем тебя спрашивать?! - Прошипела она.
Назгул поглядел на рассерженое лицо девушки и лишь бровь поменяла свое положение. Он был невозмутим, как никогда. Даже чересчур.
- Ну, если так... значит нам действительно не о чем разговаривать.
Лютня оторопела. Замерев и выпучив глаза она смотрела на то, как Назгул неторопливо и с достоинством ест.
- Назгул? - Тихо позвала она, перепугавшись.
- А? - Он приподнял на нее глаза.
Девушка вглядывалась в знакомые и любимые черты и медленно приходила в ярость. Не выдержав она ударила кулаком по столешнице, так что дрогнули тарелки и брякнула ее ложка, к которой она не притрагивалась.
- Дьявол, Назгул! - Вскричала она.
- Да, Лютня, - Все так же спокойно парень отложил ложку, вытер губы и уставился на девушку, сложив руки на груди.
У Лютни чуть не отвисла челюсть. По ситуации Назгул должен бы был извиняться и нервничать гораздо сильнее ее, а она спокойно обвинять его в его же прегрешениях. Но происходило совсем наоборот. Мягко говоря это сбивало с толку.
- Назгул, я чего-то не понимаю...
- А по моему все достаточно ясно.
- И что же тебе ясно, скажи на милость? - Прошипела Лютня, злясь не на шутку.
Назгул привалился к спинке дивана, закинул ногу на ногу, не выражая ни малейшего беспокойства.
- Для начала успокойся.
- Успокоится? Мне? - Лютня тряхнула головой, - А не пошел бы ты?
Выражение лица шиита стало немного насмешливым.
- Именно таково мое мнение. Успокойся и давай поговорим.
Девушка шумно вздохнула, выражение лица шиита не менялось. Она почувствовала себя очень глупо и стиснула зубы. Назгул молчал и спокойно смотрел на нее.
- Мда, после такого не очень-то получится разговор, - Подумала она и взявшись за ложку, принялась поглощать еду. Правда ей было настолько неудобно, что вкуса она почти не чувствовала, просто механически подносила ложку ко рту, лишь бы чем-то оправдать молчание.
Назгул тоже вернулся к еде, но в отличии от Лютни, заговорил:
- Я думаю, ты хочешь спросить меня о письме. Не так ли?
Лютня скосила глаза на Назгула и лишь кивнула, так, как рот был занят.
- Я долго жил в Елисантре, когда был сакотом. Там остались мои друзья с которыми мне пришлось порвать на очень долгое время, пока я скрывался от правосудия и сам от себя.
- Кто эта женщина?
Назгул заметил, как в голубых глазах девушки блеснула ревность. Он ухмыльнулся.
- Ей пятьдесят лет, Лютня.
Лютня смутилась.
- Она твоя мать?
Шиит снова усмехнулся.
- Нет, она выкупила меня за большие деньги и воспитала. Мне было двадцать лет тогда. Молодой, ненавидящий весь мир выпускник Школы Сакотов, к тому времени у меня был другой хозяин, так же купивший меня.
- Выкупила?
- В монастыре меня побаивались и продали сакотам. Волчьи Земли, потом торги в Перфейне. Моего первого хозяина звали Варвар, он был босом в Елисантре. Во время торга я убил сакота, не знаю почему он меня выбрал. Потом Школа, а после окончания, Варвар вложил к тому времени еще какое-то количество денег в меня, перепродал Ракше. Честно говоря я не стоил тогда этих денег.
- А кто она?
- Дворянка, не помню ее титул. Вначале мне казалось, что она решила обзавестись игрушкой. Притом очень экзотической и опасной. Я же говорил, тогда я был полным идиотом и не будь Ракши, скорее всего долго бы не прожил. Умел я наживать врагов. Очень быстро и притом не прилагая к этому особых усилий.
- Ты ее любишь?
- Нет, что ты. Она не позволяла себе ничего, а меня тогда мало интересовал женский пол. Для меня она - самый лучший друг и учитель. Она выучила меня, очень многому. Науки, самые простые, чтение и письмо, немного истории, поэзии. При ней я почти не работал. Ракша лепила из меня человека, если ты меня понимаешь. Да, бесспорно я привязался к ней, как к хорошему другу, но это не то, чего тебе стоит бояться.
- Но почему тогда она написала тебе спустя столько лет? Зачем искала?
Назгул ухмыльнулся.
- Я сам ей написал.
- ?
- Дело в том, что Совет не забыл меня, на что я очень надеялся. И его цепкие пальцы вновь потянулись к моей жизни.
- Но зачем? У нас тоже были проблемы со Всадниками. Неужели ты не можешь сам с ними разобраться? - Из глаз Лютни ревность так и не уходила, но она успокоилась.
- Лютня, не стоит сравнивать нас. Это разный уровень.
Девушка закусила губу и опустила глаза. Назгул торопливо попытался объяснить, понимая, что этой фразой ее обидел.
- Милая, - От этого слова девушка вздрогнула и подняла глаза на шиита, - Пойми. Я крутился при дворе и когда начал брать работу, это было совсем не то, что доставалось обычным сакотам. Ракша свела меня с Капитаном Всадников, я достаточно глубоко ввязался в эти интриги, которых толком и не понимал. А потом совершил ошибку. Из-за этого убили Диану, а я тогда не понимал и просто прикончил того мага, который это сделал и сбежал. И вот теперь, вернувшись, я понимаю, что мне придется разбираться с тем, что же произошло тогда, где я допустил ошибку и почему я все еще нужен Совету.
- Они хотят тебя убить? - Испугалась Лютня. Назгул лишь ухмыльнулся четвертый раз.
- Все не так просто, в том и дело...
- И поэтому ты написал ей?
- Да. Одному мне в этом не разобраться. Я слишком прост. Как и тогда, мне проще поехать в Рубинтор, вооружившись мечом и перерезать всех Всадников к джейдам. Но это тоже непросто. Поэтому лучше подумать, благо они ещё дают время.
- А что Совет хочет от тебя?
- Если б я знал, - Пожал плечами Назгул. Лютня помрачнела, - А ты решила, что я завел шашню?
Лютня подняла на него обеспокоенные и грустные глаза.
- Дурашка, - Парень протянул руку и коснулся ее ладони. Девушка схватила его руку и приникла к ней лбом. Назгул привлек ее к себе, Лютня сжалась на его коленях, обвив шею руками и замерла.
- Глупая, я люблю тебя, неужели ты этого не понимаешь?
- Не понимаю, - Всхлипнула она, теснее к нему прижимаясь. Назгул шумно вздохнул и принялся баюкать ее, поглаживая волосы, как ребенку. Устроив подбородок на ее голове, он прикрыл глаза и медленно покачивался.
- Я боюсь, Назгул. - Тихо проговорила Лютня.
- Не бойся, я решу все свои вопросы.
- А где ты был всю ночь? - Чуть помедлив, спросила она.
- Мы с Тадеком воздавали дань духам предков. Разожгли костер и принесли им еды, дабы они были милостивы.
- Духам?
- Теням Великих Вождей.
- Понятно, - Лютня снова примолкла, - Но почему я так мало знаю о тебе?
- Потому, что не спрашиваешь, - Спокойно отозвался шиит.
- Да, мне надо почаще быть с тобой.
- Наверное уж, - Назгул улыбнулся, - Сегодня, мне кажется, подходящий день.
- А что сегодня за день? - Лютня приоткрыла глаза и напряглась.
- Суббота.
Чуть подумав, с неприятным чувством в душе, девушка все же кивнула.
- Да, очень подходящий, - И коснувшись губами его шеи, снова смежила веки.
***
- Лютня, черт! И как это называется?
- Что именно? - Голубоглазая певица стянула кофр с плеча и осторожно положила его на возвышение рядом с колонной. Иллиан сидел и меланхолично потягивал пиво из кружки. Соня стояла в стороне натирая смычок, Пан косился на рассерженную Шайку, а та, собственно и ругалась.
- Что? То, что ты совсем забросила выступления! Этот твой Тристан, - При упоминании этого имени, Соня чуть вздрогнула, но постаралась не выдать себя, продолжая натирать смычок, - Вообще, которого в глаза не видела, не играет, но ест и спит за наши деньги. Теперь и ты! Безобразие! Совсем блин со своим...
- Шайка! - Прикрикнул Иллиан.
- Деньги не твои, не кипятись, - Спокойно ответила Лютня, - тебя девять лет не было, что бы так орать.
Шайка осеклась. С приоткрытым ртом уставилась на нее. Вместе с ней и Иллиан, но скорее недоуменно. Повисла неприятная тишина.
Лютня игнорируя это, присела, извлекла из кофра гитару, высвободила из струн медиатор и стала ее настраивать, не обращая на компанию внимания.
Шайка так и стояла в немой позе, Иллиан поперхнулся пивом, но откашлявшись, ничего не сказал. Соня осталась по обычаю в стороне и только Пан перевел взгляд с одной на другую. Его козлиные уши печально повисли, маленький фавн словно один из всех ощущал ту пропасть, которая все росла между девушками и наполнялась холодом, готовым превратиться в ненависть.
Музыканты отыграли, снова было за полночь. Сидели и молча поглощали ужин. Торн глядел на них, странно притихших, ибо это была не обычная тишина. В воздухе висело напряжение и недосказанность, но и он не стал спрашивать. Молча принес еду и вернулся на свое место за стойку.
Лютня закончила раньше всех, поднялась, отодвинув стул и подошла к нему.
- Торн.
- Да, Лютня? - Хозяин таверны протирал кружку тряпицей. Карие добрые глаза смотрели обеспокоено, но он вновь ни о чем не спросил.
- Где наш сундучок, дай его мне, пожалуйста.
- Да, сейчас, - Торн оставил кружку, вытер руки о передник и вышел. Лютня осталась стоять за стойкой.
- Что это с ней? - Поинтересовалась Соня.
Иллиан скосил на девушку взгляд, сильно удивленный, потом поглядел на Шайку. Та, мрачнее тучи, молча пила свое пиво.
- А что это тебя вдруг заинтересовало?
Соня вздрогнула, поглядела на парня и не нашлась что ответить. Вернулся Торн со здоровенным сунучком. Поставил его на стойку.
- Вот, держи.
- Спасибо, - Лютня открыла сундук, немного порылась внутри, лицо ее стало сосредоточенным и мрачным, она обернулась:
- Шайка?
- Что? - Не оборачиваясь, отозвалась Шайка.
- Сколько с тебя берут?
- Пятьдесят.
Лютня достала из сундучка небольшой мешочек, закрыла крышку и вернулась к своим.
- Вот, держи. - Положив мешочек перед Шайкой, натянула на плечи куртку.
- Лютня, когда мы уезжаем?
- Скоро.
- Ладно. - Иллиан пожал плечами и не стал ничего говорить. Лютня же повесила на плечо гитару и покинула таверну.
***
- Привет, - Назгул сидел за столом в окружении учебников.
- Угу, - Лютня кивнула и прошла на кухню. Помыв руки, вернулась к нему и села подле.
- Устала?
- Очень, - Девушка поджала ноги и прижалаалась к его плечу. Шиит обнял ее, продолжая что-то смотреть в открытой книге.
- Что у вас?
- А что? Интересно?
- Немного, - Он повел уставшей шеей и откинулся на спинку дивана, - Знаешь ли, я от этой учебы порядком подустал.
Лютня снова хмыкнула.
- Так брось.
- Не могу, я обещал.
- Тогда учись.
- Я и учусь, - Назгул потер пальцами глаза, - Только я магию терпеть не могу.
Девушка чмокнула его в щеку и снова прижалась к плечу.
- Пошли спать.
- Ещё немножко. Осталось последний параграф законспектировать.
- Тогда я тут усну.
Назгул ухмыльнулся.
- Нет, у меня другие планы.
Их взгляды встретились. Лютня сонно ухмыльнулась, Назгул улыбался.
- А фиг тебе.
Шиит хмыкнул.
- Уж потерпи. Поговори со мной.
- О чем? - Лютня зевнула.
- О работе.
- А что о работе? Работа не волк, в лес не убежит.
Назгул взял в руки перо, начал что-то писать.
- Ты слушаешь?
- Лютня, я слушаю, говори.
- Так чего говорить то. Я пою, они играют.
- И все?
- А еще то что?
- Ну... я в этом деле мало что понимаю, потому и спрашиваю. Если это все, для меня тоже все.
Лютня вздохнула, положила голову ему на колени и поджала ноги.
- Давай поскорее, я уже засыпаю.
- Хорошо. Еще совсем чуток.
***
Декабрь подходил к концу, Академия начала готовиться к Новому Году. Внутренние коридоры замка украшали гирляндами из остролиста, кое-где в них вплели омелу с ее беловатыми ягодками. Город так же готовился, правда украшением зданий еще не занялись, а вот цены на многие продукты резко взлетели. Кроме того старшие студенты начали готовить новую иллюзию. Новогоднее представление давно стало в Берамоврар традицей и ей неуклонно следовали.
В жизни музыкантов ничего особо не изменилось. Разве что отношение внутри компании резко натянулись, Шайка с Лютней почти не разговаривали, Соня стала проводить с компанией больше времени, видимо и с Лорианной было не все было гладко. Пан притих слоняясь подле гитариста, который тоже пререстал гулять с девушками. Тристан, как и Шеба продолжали жить где-то поодаль от них. Вобщем как всегда.
Разве что...
В самом начале по устоявшемуся обычаю, Лютня оставила сундучок с деньгами Торну. Обычно не случалось ничего, Торн был честным человеком, питавшим к буйному народцу вполне искреннюю симпатию, к тому же взаимную. Но вот на этот раз, да, не зря Лютня была так молчалива. Деньги куда-то пропали. Их количество уменьшилось не сильно, но достаточно, чтобы начать волноваться по этому поводу. Не слишком сложно было вычислить вора, сложнее доказать то, что он вор, ибо он не попался, облегчив карман музыкантов на двести имперских золотых. Но поймать вора слишком просто, надо еще понять зачем ему эти деньги и присечь воровство в корне.
Лютня немного поразмышляла на эту тему и решила объявлять сбор.
До Нового Года оставалось всего десять дней.
***
- Ты можешь остаться?
- Нет, Назгул.
Шиит грустно привалился к стене и наблюдал за тем, как Лютня собирает вещи. Лицо ее было состредоточеное и мрачное.
- Но до Нового Года совсем чуток, почему так?
Девушка поглядела на него.
- У нас изменилась ситуация.
- Что случилось то?
- У нас деньги кончаются. Если мы сейчас не уедем, потом уже не сможем.
- Так я дам денег, останься.
- Нет.
- Почему?
Лютня поднялась, подошла к нему.
- Слушай, я ведь не самое лучшее мнение о себе оставляю, правда? Забудь просто. Все что было, забудь.
- Нет, - Назгул покачал головой.
Лютня ухмыльнулась, это получилось как-то криво, она протянула руку, коснулась его.
- Так будет лучше.
- Кому это?
- Нам обоим.
Взгляд Назгула ожесточился. Он отошел и присел на постель.
- Ты меня не любишь? Или... Лютня, объясни, я не понимаю. Я люблю тебя, мне хорошо с тобой.
- Это сейчас. Я уеду и ты меня позабудешь. Найдёшь лучше.
- Мне не нужна "лучше". Мне нужна ты.
- Не усложняй.
- Я не усложняю. Я хочу понять. Что это было для тебя? Ты просто жила у меня, просто так, просто любовь? Да? Я пойму, ответь только.
- Назгул... я такая, понимаешь? Я музыкант, я не могу быть только с тобой. Меня ждут, мне нужны деньги, я так живу.
- Это я не понимаю. Но скажи, неужели кому-то там ты нужна больше?
- Да кому я нафиг нужна.
- Мне. Мне нужна. И вот, когда все хорошо, ты снова убегаешь. Дело во мне? В чем?
- В деньгах. У нас кончаются деньги, а Торн платить не будет.
- Я дам денег, я же сказал. У меня они есть.
- Нет.
- Почему?! Дьявол, Лютня, почему нет?!
Девушка закрыла лицо руками, привалилась к стене.
- Я не верю.
- Кому? Чему?
- Никому не верю и ни во что.
- Почему? Мне не веришь? Объясни, прошу.
Лютня медленно сползла на пол, откинула голову на стену. В глазах стояла невыносимая тоска и горечь.
- Я знаю, что все кончается, я знаю, что меня бросают. Это я знаю и потому так живу.
- Как живешь, как? Кто тебя бросил? Ты меня с ними что ли сравниваешь?
- Я так живу, Назгул. Просто прими это.
- Ты мне не веришь?
- Не верю.
- Я люблю тебя, Лютня. Люблю. Дьявол, почему ты этого никак не поймёшь?! - Он почти кричал.
Лютня вскочила, прижалась к нему, из глаз потекли слезы.
- Лютня... - Назгул прижал ее к себе, не понимая, она заговорила, сбивчиво, быстро...
- Я люблю тебя, Назгул. Люблю, и боюсь, что ты оставишь меня. Оставишь, может не скоро, но и ты скажешь, что все кончено. Я не хочу это слышать.
- Никогда, я никогда не скажу этого, - Тихо проговорил шиит, обнимая девушку.
- Не верю... не верю! Хочу, но не верю! - Она прижималась к нему, стискивая ладонями его плечи, уже не плача.
- Поэтому ты и хочешь сбежать?
- Да, Назгул.
- Глупенькая, глупенькая моя, - Назгул осторожно посадил ее себе на колени, баюкая, не зная, что еще сказать, - Лютня, любимая, ну что я могу сделать?
- Ничего.
- Не правда.
- Я не знаю что.
- Ты вернешся? - Чуть помедлив, спросил он.
- Да.
- Когда?
- Через полгода, к Дню Знаний.
- Как долго...
- Поэтому я и...
- Замолчи, я не хочу этого слышать. Я не такой, как все, не знаю почему ты меня в один ряд с этими дуракими ставишь. Я не понимаю как тебя можно променять на что-то другое.
- Можно.
- Замолчи, пожалуйста.
Лютня всхлипнула, замерла в его объятиях, положив голову ему на плечо, касаясь пальцем груди. Они молчали, Назгул прижимал ее к себе, снова чувствуя, что не может ее удержать.
- Назгул?
- Да.
- У тебя есть свой бог?
- Да, освещали в детстве.
- А именем кого?
- Шадара.
- Странно.. а почему тогда ты не носишь его знак?
- Я не верю в них. Ни демонам, ни богам нет до нас никакого дела.
- Так а...
- Я обменял свой медальон на буханку хлеба, молоко и ветчину. В монастыре плохо кормили.
- Безбожник, - Девушка улыбнулась.
- Как уж есть, - Назгул улыбнулся.
- Ты будешь ждать?
- Да.
- Обещаешь?
- Клянусь своей жизнью. - Тихо проговорил он.
Лютня приподнялась, взглянула ему в глаза. Глядела достаточно долго, затем протянула руки к шее и расстегнула тонкую цепочку.
- Мама посвятила меня в веру Иллаире, Матери Миров. Всемилостивой матери всего сущего, - Поянила она и положила на ладонь тонкий золотой медальончик, - Видишь? - Она указала на выгравированное на нем дерево. Ветви широко раскинулись, их тянули к земле набухшие плоды.
- Яблоня?
- Да, Мать Миров, - Лютня сжала медальончик в ладони, глядя Назгулу прямо в глаза, - Это единственное, что мне досталось от мамы. Это самая дорогая мне вещь.
Назгул внимательно слушал, глядя на нее.
- А кем была твоя мать?
- Эльфийка. Мой отец выкрал ее из родного дома и сделал своей женой. Я ненавижу его.
Ты обещаешь ждать?
- Да, любимая.
Лютня шмыгнула носом, поднеса кулачок с медальоном к губам и тихонько его поцеловала. Затем осторожно одела цепочку Назгулу на шею и застегнула маленький замочек. Шиитскую шею конечно не сравнить с тонкой девичьей, медальончик лег прямо поверх ямки между ключиц, будь цепочка чуть поменьше, она бы стала его душить. Назгул сжал его в ладони, тонкий, хранящи ее тепло.
- Лютня...
- Помолчи. Я не верю, Назгул, но очень хочу. Хочу, чтобы ты меня дождался, хочу, чтобы кто-то наконец-то меня понял. Очень хочу... просто быть счастливой, понимаешь?
- Да.
Лютня снова прижалась к нему.
- Обещай мне. Я вернусь, не к тебе, так чтобы забрать его. Обещай, если ты разлюбишь меня, если...
- Обещаю, что никогда...
- Не говори этого слова.
- Хорошо, Лютня.
Девушка поднялась с его колен, отерла глаза.
- Теперь помоги, мне нужно собраться.
Не отпуская медальона, поднялся и парень.
- Слушай, тебе не обязательно забирать все.
- Я и не собираюсь. Уж поверь, я вернусь за медальоном.
- А не ко мне, да? - Попытался пошутить Нагул.
Лютня взглянула на него, не сразу поняв, а поняв тоже улыбнулась.
- И к тебе.
Назгул помрачнел.
- Ты столько убеждала меня, что я тебя брошу.. а сама-то? Не полюбишь другого?
Лютня нахмурилась.
- К нашему общему или лишь моему прискорбию, я еще никого никогда не бросала. Разве что должно случиться нечто очень серьезное.
- Ну вот видишь.
- Не веришь мне?
Назгул криво усмехнулся.
- Что-то вроде. Сомневаюсь.
Лютня развела руками.
- Уж какая есть. Либо ешь, либо клади обратно.
- Ни за что!
- Тогда терпи. - Лютня присела на корточки и стала складывать вещи.
- Лютня?
- Да.
- Я вот о чем тут подумал, - Назгул с некоторым усилием стащил с левого мизинца кольцо с рубином и протянул его девушке, - Оно конечно не по наследству перешло. Его мне дал Бастен. Он говорил, что кольцо защищает носящего его. На тех же условиях, Лютня. Если твое сердце сменит хозяина, верни мне его.
Лютня осторожно приняла кольцо. Для нее оно было большевато и налезло только на средний палец.
- Хорошо хоть не на обручальный, - Пошутила она.
***
Следующий день провели в сборах. Большинство вещей перенесли в дом Назгула, тот не возражал, а только поддержал эту идею. Приходящие музыканты обменивались с мрачноватым шиитом вежливыми приветствиями, он помогал им заносить вещи. На том знакомство и кончилось. Тристан так и не объявился, а вот Шебу Лютня отыскала с лёгкостью. Девушка была румяна, весела и вполне довольна жизнью. Извинившись за долгое отсутствие она снова убежала, но обещала быть к моменту отъезда. Лютня не возражала.
После занялись поиском лошадей, что оказалось как ни странно проблематично. В Новом Городе конечно держали скотину, для продажи и еды, а вот нормальных лошадей для четырех всадников найти не удалось. Иллиан с трудом выторговал у одного держателя постоялого двора толстозадую кобылку преклонных лет. Кобылку звали Мэри, нрав она имела кроткий, а плюс к нему приятную темную масть и доверчивые светлые глаза. Больше лошадей они не нашли и начали было волноваться, но на их счастье из Берамоврар в Елисантр отправлялся караван с товарами. Как раз к празднику. Отправлялся, правда, на утро следующего дня, но его начальник с удовольствием и за умеренную плату принял пассажиров, благо дорога на столицу давным-давно была расчищена от разбойников.
У Назгула и Лютни была еще одна ночь. Они не спали, свет горел всю ночь, и всю ночь напролет они о чем-то говорили, обещали друг другу, смеялись и плакали. Последняя ночь перед долгой разлукой. Последняя для них, а после разметает их по свету, ибо и Назгул решил ехать в Елисантр, что бы разобраться со своими проблемами. Разговоры, разговоры...
На утро, очень рано, постучали в дверь. Под ней столпилась вся честная компания, включая и Шебу, которая вновь облачилась в орденский доспех. Назгул и бровью не повел, вежливо пригласил гостей в дом, в короткий срок был приготовлен завтрак, прошедший в относительном тишине, если не считать Пана, который наигрывал что-то на своей свирели. Маленький фавн был сильно поражен видом здоровенного шиита.
Позавтракав все натянули на плечи куртки, кофры, и толпою вышли на крыльцо. Назгул поймал Лютню, положил руки ей на плечи.
- Лютня, - Тихо сказал он.
- Да.
- Я буду ждать.
Компания тихонько толкалась поодаль. Мрачные, сонные, но глядя на шиита и девушку, невольно улыбались.
Лютня приподнялась на цыпочки и поцеловала его.
- Я вернусь.
- До свидания, - Назгул отвел глаза, Лютня тоже почувствовала тоску, захолодившую сердце.
Шесть месяцев, как долго...
Их руки долго не отпускали друг друга, но никто не сказал ни слова. Наконец Лютня сбежала по ступеням и музыканты двинулись к городу, где их ждал караван.
Назгул остался стоять на крыльце, провожая их взглядом. Его рука скользнула за ворот рубашки и сжала медальон.
Свидетельство о публикации №225032800378