Б. Дизраэли. Алрой. Перевод Д. Берг. Гл. 7. 6

Мой авторский сайт: https://www.danberg.net/
Произведения на русском языке: внизу сайта "Books in Russian".
               

                Б. Дизраэли. Алрой. Перевод Д. Берг

                7.6

Сельджуки остановились у стен заброшенного города. Хасан выслал разведчиков. Те доложили о царящем запустении. Тогда Хасан расставил гвардейцев вокруг стен снаружи, дабы они не позволили никому сбежать из города, а сам с бойцами вступил на пустынные улицы.

Находит грубая душа объект почтения, и пример его помогает ей осветить темные свои уголки. Сказочное очарование места возымело несомненное действие на пришельцев. Не узнать было кавалерию сельджуков. Необузданные всадники и резвые их кони под уздой на сей раз были тихи и почтительны к древностям вокруг. Ни барабанного боя, ни проклятий, ни шуток не слыхать. Ни мелькающих в воздухе сабель, ни пируэтов верховой езды не видать. Лишь приглушенный пылью веков топот копыт тревожил тишину.

Закат. Небо темнеет. Звезды восходят над крышами.

“Нам сюда, мой господин!” – сказал купец-проводник, обращаясь к Хасану. Тот стоял в окружении своих командиров, во главе войска, заполнившего улицы. В уходящем закатном свете чернели прекрасные кони, на головах всадников белели тюрбаны, украшенные красными перьями, сверкали боевые доспехи. Нарядное сельджукское воинство добавило новые черты к красе древного города. Свойство красоты – веками впитывать себе подобное, и, обновляясь, изумлять новых почитателей.

“Нам сюда, мой господин!” – повторил торговец и указал в сторону улицы, ведущей к амфитеатру.

“Стой!” – раздался вдруг громкий пронзительный окрик. Всадники остановили лошадей.

“Кто это?” – крикнул в ответ Хасан.

“Я!” – ответил голос. Женская фигура возвышалась на крыше здания, руки воздеты кверху.

“Кто ты?” – испуганно спросил Хасан.

“Я твой злой гений, сельджук!”

Хасан побледнел. Щеки приобрели цвет слоновой кости – точь в точь рукоять его секиры. Он застыл на месте. И женский образ оставался недвижим. В глазах сельджуков родился страх.   

“Женщина, колдунья или богиня!” – вымолвил наконец Хасан, - “что тебе надобно здесь?”

“Трепещи, сельджук, Писание Бога презревший! Или забыл, как Канаанский воевода Сисра вздумал Иудею покорить, а доблестный Барак разбил его орду? Безумец! Ты покусился на народ, что под защитой звезд небесных!”

“Колдунья иудейская!” – воскликнул Хасан.

“Пусть так. Коль я колдунья иудейская, то заклинание мое падет на головы сельджуков, и горе вам!”

“Проснись, пророчица Дебора! Запевай песнь свою, окрыляй Барака-полководца, сына Авиноама! И возликует народ Израиля!”

Вконец почернело небо. Не ночь, но тучи стрел, копий и камней виной тому. Летят отовсюду, поражают сельджуков правоверных и верных их коней. Ужас в сердцах. Мертвые падают на землю, живые топчут упавших. Смятение, хаос, бегство. Воинственные крики и призывы к спасению.

“Измена! Нас предали!” – вскричал Хасан и метнул копье в сторону проводника, но тот ускользнул в темноту.

“Оглы, назад в пустыню!” – прозвучала команда.

Гвардия за стенами города встревожилась долгим отсутствием вестей. Когда же донеслись обрывки боевых вскриков, сомнения ушли – в городе бой, спешить на подмогу! Стремясь соединиться, силы внутри и вне городских стен рвались к одному и тому же месту – к воротам. Пробившись к ним, тающая на глазах армия Хасана обнаружила, что они заперты, забаррикадированы, охраняемы противником, и путь гвардейцам прегражден. Момент для водворения порядка упущен. Сельджуки рассеялись средь улиц, дворов и переулков. Гонимый волей к жизни, Хасан с тремя десятками бойцов ринулся к пустырю. Отступая, правитель Хамадана крушил на пути, что мог. Два разных чувства совместились в душе сего солдата – готовность приговор судьбы принять и надежда, что мелькнет счастье и спасет его.

В этот тяжкий для сельджуков час, словно по волшебству, вместе и разом, со всех сторон обрушились на бегущего врага доблестные бойцы Алроя. Из-за колонн и обелисков, из щелей и укрытий, из развалин и склепов вырастали вооруженные кое-как, но непобедимой яростью геройства одержимые люди. Мстить за тысячу лет неотмщенных, вернуть величие народу вечному, царствовать средь народов вечно! Мечи красны селджукской кровью, и нет спасения никому. К стене прислонятся – копье пронзит, за стеной схоронятся – каменный дождь настигнет. Барабаны, трубы, тарелки медные. Все звенит, гремит и грохочет, все – подспорье мятежникам. Жестокость воинства превосходит жестокость воинов, ибо в стае забывается страх.

“Взобраться бы на стену и бежать в пустыню - единственное спасение наше, Ибрагим!” – крикнул Хасан одному из оставшихся в живых товарищей, - “хоть бы с Алроем повстречаться!”

В направлении пустыря несколько еврейских всадников гнали впереди себя трех сельджуков. “Никому никакой пощады, Авнер! Они все подобны Амалеку, врагу иудеев извечному!” – кричал Алрой, размахивая окровавленной саблей.

“Один готов, другой за ним, а вот и третий! Сабля моя потрудилась на славу!” – возликовал Авнер.

“Твоя лошадь истекает кровью, Авнер. Где Джабастер?”

“У городских ворот. Рука рубить устала. Господь дал их нам на растерзание. Добраться бы до главаря!”

“Обернись, злодей кровавый! Я пред тобой!” – прокричал Хасан.

“В сторону, Авнер! Он мой!”

“Предводитель, ты и так довольно положил врагов!”

“Ты не меньше преуспел. А этот – только для меня! Подойди, турок!”

“Ты Алрой?”

“Он самый”.

“Ты пролил кровь Алчирока?”

“Имел честь!”

“Бунтовщик и убийца!”

“Как тебе угодно. Беспокойся о себе!”

Иудей метнул копье в сельджука. Острие скользнуло о нагрудную броню, вонзилось в землю. Всадник пошатнулся в седле, кинулся на врага со всею быстротой и силой. Их сабли скрестились, и оружие мусульманина сломалось пополам.

“Негодяй, кто продал мне клинок! Лгал, что лишь халифа сабля крепче!”

“Ты прав. А сейчас – прав я!” – вскрикнул Алрой и зарубил сельджука. Вскочил в седло вороного коня, что недавнему врагу принадлежал, и поскакал туда, где не окончен бой.

Ночь торжествовала. Крики, шум – все стихло. Мятежники не оставляли мусульман в живых. Спрятавшихся отыскивали и убивали. Последовательна и неумолима одержимость веры. Не знает пощады жестокий восток.

Горели факелы. Пока приготовлялась трапеза, победители распевали гимны и благодарили Бога.

Вот выступила вперед пророчица Эстер. Бьет в медные тарелки, танцует пред мессией Израиля. А тот стоит усталый, сабля опущена, с ним Джабастер, Авнер, Шерира. Сейчас кто усомнится в божественности миссии Алроя и в величии содеянного им? Казалось, немая пустыня подхватила песнь торжества, вторя победителям.