Странный писатель, часть 2

      Мухи быстро и хаотично скользили по белому потолку. Две мелкие, одна – гигантского размера. Интересно, малышки станут большими или у них разные породы? Или как это называется? И что приятного висеть кверху лапками? Зачем? Вряд ли там можно найти что-нибудь съедобное. Белым, цвет потолка из бетонных плит перекрытия, выглядел условно. Скорее – сливочным. Ладно, грязно-сливочным. Но еда там откуда? Извёстку, вроде, двукрылые не едят.
      Великанша, словно согласившись, слетела громко жужжа и, через несколько мгновений, послышались ритмичные удары. Судя по гулкому дребезжанию – пыталась вылететь на улицу через оконное стекло. Увы, моя сокамерница, здесь шансов спастись нет. Ляжешь ещё одним трупиком на грязном подоконнике, пока старческие руки уборщицы не бросят сухую мумию в керамическую раковину и не откроют кран, избавляясь от тельца.
      Прикрыл глаза. До слуха доносились летние шумы близкой улицы: крики детей, пинающие мяч; шелест листьев на тёплом ветру; щебет птиц… Я мог не слышать долетающих из-за окна звуков лета, но аромат тепла проникал сквозь приоткрытую створку. Кстати, сетка от насекомых стоит, а откуда берутся мухи, из коридора?
      Вытянул шею. Деревянную дверь со стеклянными вставками, закрашенными белыми мазками, увидеть получилось. Закрыта. Тем не менее, вонь сквозь неплотные щели проникала легко: что-то дезинфицирующее; аромат невкусной еды, час назад проехавшей на скрипучей тележке; ещё – неопределённое дыхание боли, страха и неизвестности. Запахи коридора и улицы смешивались у моей головы. Тянули в разные стороны. Улица побеждала.
      Сколько я здесь: неделю, месяц, год? Судя по редким пуховым звёздочкам, летающим по комнате, на улице июль.
      Зачесалось чуть повыше лопатки. Но рука – это я уже знал – туда точно не достанет. Ни одна, ни вторая. Не могу их приподнять, даже пошевелить. Как и ноги. Двигаться может только голова. И то, совсем чуть-чуть.
      Чёрная точка замерла, не двигаясь. Ей хорошо. Она в любой момент может оттолкнуться и улететь. Правда, недалеко. Всё равно останется в этой комнате. Интересно, способно двукрылое существо прожить отпущенное природой время за закрытыми стенами и считать, что это весь мир? Какие мысли приходят в голову членистоногому, когда оно, устав биться о стекло, смотрит на листья, играющие на ветру? Наверное, насекомые счастливее людей – у них нет ума. Пока крылья поднимают невесомое тельце – оно живёт, радуется и не мучается, весь это мир или только часть. А иначе… Иначе – покоится кверху лапками на подоконнике белого цвета, покуда не исчезает в раковине, под сильной струёй воды…
      
      
      Я лежал в высокой траве, размышляя о камне, тубусе и Кирилле. Закрыл глаза, вспоминая…
      В какой момент мозг перестал реагировать на мерцающий свет солнца, пробивающийся сквозь толщу снега? Слышать, как казалось, ритмичные удары сердца, дробным перестуком, разрывающие барабанные перепонки? Или это муха билась о стекло?
      Если бы не потерял сознание, то понял, шум – от любимой кобылы отца. Она, запыхавшись, стояла и ритмично ударяла копытом по мёрзлой земле, пока папа разгребал руками сошедший со склона снег.
      Пятидесятичетырёхлетний мужчина, понимал, что уходящая под завал цепочка следов, приведёт к пропавшему сыну. Отец впервые видел такой бесконечно длинный вынос лавины, поглотивший его первенца. То, что под метровым слоем тяжёлого покрывала именно Амат, у него не возникало сомнений – Кирилл, не ставил ноги занося носки ботинок внутрь шага. Его следы спускались к реке, и терялись на бесснежной тропе…
      Открыл глаза и повернул голову. Затылок больно кольнула сухая травинка. Перед глазами, по длинному стеблю Иван-чая, смешно карабкался коричневый кузнечик. Длиннющие задние ноги смешно цеплялись за сочную зелень. Здоровые задние ноги! Грустно улыбнулся и медленно сел, упираясь руками в землю.
      Воздух пронизывал шум могучего потока – река утробно гудела на перекате стометровой ширью. Пологий берег сходил ковром травы к узкой полосе скруглённых камней, лежащих в воде. Посмотрел на виднеющиеся за Катунью чёрные крыши села Верх-Уймон.
      Ирина Сергеевна, директор Рериховского музея, не смогла ответить на вопросы о Каменном городе и переселении души. Увидев меня, первым делом спросила откуда я. Лицо не скрывало удивления, и она ежеминутно повторяла: «Вы первый из Уймонской долины, кто интересуется учением Рериха. Алтайцы же большей частью язычники, хотя много и православных, но Агни-Йога?» Она качала головой, смешно поднимала бровь и недоверчиво смотрела, не веря, что молодой алтаец может увлечься этим религиозным течением. И ладно. Не буду же ей рассказывать, что я – «Странный человек».
      Через двадцать минут понял, что сама женщина не верит в реинкарнацию и даже не поднималась в долину Ярлу. Знает только о путешествии Николая Константиновича с женой в Тибет, но не о их философии. О чём можно с ней разговаривать?..
      Вновь откинулся спиной на мягкую августовскую траву, заложив руки под голову. Набухшие кучевые облака медленно выползали из-за хребта. Правильно говорил Кирилл: «Чем больше получаем ответов, тем больше возникает вопросов». Почему мой рассказ – копия тридцатилетней давности? Согласиться, что в меня переселилась душа Карасёва? Но это же бред!
      Снег на далёких вершинках не просматривался. Белое покрывало, прятавшее секреты в мёрзлой земле – растаяло. Надо оказаться у Каменного города, пока сентябрьская зима вновь не укроет тайну.
      Попробовал, превозмогая боль, поднять левую ногу – ей больше досталось в лавине – едва получилось согнуть. Будет тяжело, но, самое позднее через неделю, надо отправляться. Ждать – времени нет. С трудом встал и заковылял к машине.
      
      Знакомая дорога стремительной лентой ныряла под капот, неся кроссовер в село Тюнгур. Август подходил к концу и наслаждался оставшимися тёплыми днями.
      С заднего сиденья послышался мягкий женский голос: – Вы в такой красоте живёте! Завидуем местным жителям!
      Посмотрел в зеркало. Говорившую девушку, Наташу, увидеть не смог – она прильнула к окну, глядя на проносящиеся мимо пейзажи. В узкой полосе отражения, обрамлённой чёрным кантом зеркала заднего вида, качалось лицо её парня, Артёма.
      – Увы, мы привыкли. Зачастую удивишься необычному закату или ярким осенним краскам сентября, ахнешь и снова по своим делам. Эмоции приезжающих туристов и заставляют очередной раз остановиться в суматохе дел и, окинув окрестности взглядом, сказать себе – в какой же красоте мы живём! – Я улыбнулся.
      Молодую пару заметил издали, подъезжая к заправке на выезде из Усть-Коксы. Пока парковался, выбирался из машины, отвинчивал крышку бензобака – они подошли. Широко улыбаясь, молодой человек обратился ко мне: – Извините, вы не едете в сторону Белухи?
      Я утвердительно кивнул головой.
      Глаза парня загорелись: – Подкинете до Тюнгура? Мы заплатим.
      Они выглядели лет на восемь моложе меня. Наверное, ещё учатся в институте и путешествуют, пока не пришла холодная осень. Смотря на улыбающиеся лица, во мне мелькнуло чувство зависти – сколько удивительных эмоций подарит им Алтай! Особенно, если они здесь первый раз. Махнул на багажник, вставляя заправочный пистолет в горловину бензобака:
      – Рюкзаки туда. Денег не надо…
      Вновь поднял глаза и посмотрел в зеркало. Девушка уже пододвинулась к парню и положила голову ему на плечо. Теперь я мог видеть её свежую юность.
      Она заметила взгляд и с удивлением произнесла: – У вас такая правильная речь. Очень красиво строите предложение. Приятно слушать. Не ожидали, что в этих краях…– она осеклась, закрыв лицо руками, – извините, не то хотела сказать…
      – Не ожидали от алтайца сложноподчинённых предложений с деепричастными оборотами? – я беззлобно улыбнулся. – Да, в глазах туристов нам только скот пасти и на охоту ходить. Или баранку крутить. Но мы разные. Большая часть – такие, но не все. Жизнь в нашей удивительной красоте непростая. Особенно зимой…
      – Простите меня, пожалуйста. – Щёки девушки пылали красными пятнами.
      – Ладно, проехали. Я учитель. Преподаватель литературы. – Бросил взгляд на мелькающую за деревьями реку. – Плохой наставник заставляет стыдиться невежества, хороший – гордиться познанием.
      Следующие двадцать минут ехали в тишине. Гулкий, тяжёлый шум колёс, наполнял салон, скачущей по гравийной дороге машины. Посчитав, что муки совести городских жителей достаточно пристыжены, не глядя в зеркало, задал вопрос:
      – Вы здесь первый раз?
      Наташа подалась вперёд:
      – Да! Хотим подняться к Аккемскому озеру. Нам надо попасть в Каменный город. В место силы. Недалеко от озера… забыла, как называется это долина. – Она жалобно повернулась к Артёму.
      Я резко нажал на тормоз. Облако пыли, бежавшее за нами серой стеной, нагнало автомобиль и заволокло окна. Повернулся к ребятам:
      – Что вы знаете о Шамбале?
      – Мы много чего читали о «Живой этике» Рериха, – Артём пожал плечами.
      Через несколько минут свернув с дороги, остановил машину на обрывистой кромке Катунского берега. Широкий водный простор переходил в густой частокол смешанного леса на другой стороне реки. Деревья взбегали на хребет, превращая склоны в зелёное море волн. Откинул голову на подголовник и, не оборачиваясь произнёс:
      – Пожалуйста, расскажите главное из этого Учения.
      Мы выбрались из машины и сели на нагретые солнцем камни. Новые знакомые, перебивая друг друга, полчаса погружали меня в Рериховскую философию. Термины сыпались сплошным потоком: «Надо стремится к внутреннему преображению, пытаясь овладеть космической энергией — Агни. Бесконечной Вселенной, проявляющейся в повторяющихся циклах создания и распада материальных форм — реинкарнации души…»
      Утомлённо выдохнул: – Понятно, что ничего не понятно. Ладно, поехали дальше.
      И эти молодые люди вряд ли откроют мне тайну перерождения.
      
      Солнце перевалило за полдень. Оставшееся время до Тюнгура ехали молча. Не стал рассказывать о весеннем приключении в долине Ярлу. Как меня, заваленного снежной лавиной, нашёл отец и, если бы не его быстрые действия, кто-нибудь другой вёз бы Наташу с Артёмом в горы. Дорога, подрезая крутые склоны, повторяла изгибы реки. Солнечные блики, отражаясь в воде, мелькали за деревьями, яркими вспышками больно отдаваясь в висках. Опять нахлынули воспоминания…
      Отцу пришлось трудно – мои обе ноги и рука оказались сломаны тяжёлым весенним снегом. Странно, Рериховский камень находился в таком месте, что до него никогда не доходили лавины. Ещё из странного – я не знал, куда пропал Кирилл. Его не встретил забеспокоившийся папа, который вернулся к метеостанции и, не застав нас в домике, решил подняться к Каменному городу, что и спасло меня. Кузнецова не увидел метеоролог. Никто не встретили его в Тюнгуре.
      Он словно растворился…
      Посмотрел на ребят. Дорога их утомила. Наташа спала. Чистое, безмятежное лицо светилось радостью. Зачем они идут в долину Ярлу? А если и с ними случится какая-нибудь беда? Тревожное предчувствие неизбежного несчастья навалилось беспокойством. Надо ли рассказать мою историю, предупредить?
      Потянулся к бутылке с водой и откручивая крышку вспомнил слова Кирилла: «Есть некий Порядок, скрытый внутри вселенной, пространства, души. Мы живём по правилам, не понимая откуда они идут, но, если попытаться разобраться, понять глубинный смысл или изменить – можем сгореть, словно дрова в печи...»
      
      Проехали пыльный указатель «Тюнгур». Потянулись деревенские дома. Попутчики проснулись. Я посмотрел в зеркало:
      – Артём, а как планируете добираться до озера?
      Молодой человек обнял Наташу, зарывшись носом в её волосы, и счастливый повернулся:
      – Наши знакомые, уже бывавшие тут, рекомендовали идти пешком вверх по реке Аккем. Красиво, а главное – медленное и спокойное погружение в ауру места. – Он ещё раз прижал к себе девушку и попросил высадить их перед Катунским мостом.
      Они помахали руками и, оставив рюкзаки на крыльце, скрылись за серой дверью магазина. Переехал реку и свернул на Заречную улицу, где прошло детство. Буду надеяться, что хоть один ездовой конь остался дома.
      Как и предполагал – отец с очередной группой туристов бродил в горах, на маршруте. Я обнял маму, и мы подошли к загону, где обычно стояло шесть лошадей. По-пустому, истоптанному грязью вольеру, гулял единственный молодой жеребец «Каприз». Мать недоверчиво посмотрела на меня: – Ты же не собираешься ехать на нём? Он только объезжен, норовист и совсем не слушается! Как с ним управишься?
      Ещё раз обнял любимую маму: – Я хоть и учитель литературы, всё детство просидевший с книгой, но у нас, алтайцев, кочевая жизнь не с молоком впитывается, а с воздухом внутри сидит. Я справлюсь. – Улыбнулся и поцеловал в черные, чуть тронутые сединой, волосы на виске.
      Нашёл две старые перемётные сумы, сложил спальник, подстилку, немного продуктов и вещи. Ещё раз поцеловал мать и, выезжая со двора, обернулся посмотреть на одинокую фигуру. Я не знал, что больше никогда её не увижу…
      
      
      Несколько дней назад кто-то громко хрипел. Не болью, а странным завыванием, словно лай старой собаки. Интересно, я тоже когда-нибудь кричал? Так же страшно?
      Комната, погружённая в ночь, расчерчивалась косыми тенями уличных фонарей. Узкая полоса света ложилась на кровать, освещая бледные пальцы. Потолок провалился в чёрную, опрокинутую бездну. Редкая машина, проезжая перекрёсток, двигала по стенам ожившие тени.
      Ночью лучше не спать – приходит другая, яркая жизнь, со своими правилами и героями. Где нет мух, нет медсестёр, нет докторов. И нет боли…
      
      
      Глава третья
      
      Далее записи в тетради номер шесть – отсутствовали. Чья-то нервная рука брала каждый лист по очереди и тянула в сторону, выдирая из плотной, скреплённой стопки. Словно кто-то гадал «любит – не любит». Куцых корешков, с неровными краями, оставалось двадцать. Значит – «не любит…»
      Тренькнуло сообщение. Какие-то маркетинговые рассылки: «Уважаемый Антон Сомов, приглашаем вас…» Выключил смартфон – только отвлекает.
      Провёл ладонью по вспотевшему лбу. История с Аматом захватила. Что произошло дальше? Почему листы вырваны?
      Закрыл рукопись. Пододвинул к себе первую тетрадь. Такая же коричневая обложка. На первой, в углу, бледно читалась цифра «Четыре». На второй – «Шесть». Где пятая? Где первые три?..
      Надо ехать к Денису. Рука потянулась к телефону, но бросив взгляд на часы, отложил – два ночи.
      Ладно, неважно. Товарищ так давно звал, что поеду без звонка. Даже если у него места не найдётся, в чём сильно сомневаюсь, спать можно в машине или в палатке – на дворе август. Побросал в рюкзак туристические вещи – там разберусь, что пригодится, а что окажется лишним.
      Через час узкий пучок света дальних фар, резал ночь над трассой М54. В зеркале заднего вида блестели огни спящего Новосибирска – я мчался на Алтай…
      
      
      Двигатель натужно гудел, неся автомобиль мимо одиноко стоящих кедров, раскинувших мохнатые ветки над мокрой обочиной. Дорога, петляя, круто уходила вверх.
      Взгляд скользнул за исполинские деревья – заросшие лесом распадки скрывал туман. Белые клочья поднимались к вершинам и соединяясь с облаками, накрывали горы таинственным одеялом. Под ним продолжалась жизнь: росли деревья, шумели реки, животные охотились друг на друга. Всё, вроде бы, как обычно, но пелена придавала пространству мистицизм и загадочность.
      Дворники редкими взмахами сбрасывали воду с лобового стекла – накрапывал дождь. Я зевнул. Бросил взгляд на часы – девять часов десять минут. Зевнул ещё раз. В пути уже шесть часов, надо остановиться и поспать.
      Шоссе взобралось на перевальную седловину. За деревьями показалась гранитная стела: «Семинский перевал». Рот, против воли, опять скривился в зевке. Толкнул рычажок открытия окна – свежий ветер мокро растрепал волосы: «А тут холодно». Киоски с сувенирами, машины с туристами промелькнули на обочине. Заметил в зеркале заднего вида, молодую пару с рюкзаками, идущую к дороге из туманного леса. Я глядел на удаляющиеся фигурки и странная боль, до этого момента не тревожившая меня, разлилась в затылке. Тупая, ноющая тяжесть укутала мозг. Помотал головой – надо отдохнуть. Поёжился и поднял стекло.
      Машина плавно покатила вниз. Моргнул, с трудом поднимая тяжёлые веки. Хватит, пора остановиться. Свернул на просёлочную дорогу, заглушил двигатель и откинув кресло, через минуту крепко спал.
      
      Усть-Кокса встретила обилием магазинов, машин и людей. Мне нужно попасть в школу. Навигатор вёл к улице Советской, 97. Я крутил головой, разглядывая вывески. Большое село. На часах стрелки сложились вместе, проходя отметку 15:15.
      Проехал центральную площадь, библиотеку. Припарковался рядом с вывеской над воротами, извещающей, что за ней: «Усть-Коксинская средняя школа имени В.И. Харитошкина». Ни учеников, ни людей. Лето. Вылез из машины и пошёл к калитке.
      В глаза бросилась первая странность – забор, разделявший учебное заведение и дорогу, оказался не из сетки. И ещё – школа стоит не на пригорке. В рукописи – по-другому. Потянул за ручку, отворяя вход на огороженную территорию и, придержав подпружиненную створку, направился к главному входу.
      Многократно перекрашенная деревянная дверь не поддалась. Ожидаемо. Развернулся, оглядываясь по сторонам – в какую сторону пойти, кого спросить? Решил влево. Почти завернул за ближний угол, обходя одноэтажное здание, когда за спиной послышался тихий голос: – Вам кого? Ищете чего?
      Быстро развернулся. На дорожке стояла пожилая алтайка и недоверчиво изучала мою фигуру. Широко улыбнулся: – Здравствуйте, меня зовут Антон, приехал из Новосибирска и хочу встретится с Аматом, – быстро поправился, – с Аматом Кергиловым.
      Сделал несколько шагов навстречу женщине. Немолодое лицо покрывала сеть глубоких морщин. Лоб искривился в недоверчивом изумлении:
      – А это кто?
      – Учитель. Учитель литературы, – я подошёл ближе.
      – Нет у нас таких. Учителка литературы – женщина. Какой-такой Амат? – в меня впились два чёрных зрачка.
      – Амат Кергилов. У него жена тоже учитель. Недалеко от школы живёт. – В моём голосе послышалась неуверенность.
      – Ну ка иди отсюда. Щас милицию позову. Ты тут что, за девочками охотишься?
      Разговор свернул на опасную тему. Я попятился к дороге: – Странно, это какая-то ошибка… – Вдруг меня осенило:
      – Скажите, а ещё школы в деревне есть?
      – Село у нас, а не деревня! – Она сплюнула, – нет у нас больше школ. Иди отсюда, деревня.
      Почти бегом выскочил за калитку и остановился перед машиной. Чёрт! Шумно выдохнул и, увидев на другой стороне дороги магазин, решил зайти и разузнать у них.
      – Амат Кергилов?.. – женщина неопределённого возраста тоже наморщила лоб. Её глаза рассматривали некрашеный потолок. – Нет такого. Точно вам говорю. У нас, знаете, преподавателей немного, всех знаю – двое своих детей – такого учителя нет.
      – А может ещё школа в дер… селе есть? – Я дружелюбно улыбнулся, надеясь, что меня не заподозрят в чём-то аморальном.
      – Нет. Больше нет. Началка только у реки, но они без литературы, да я и там всех знаю. Ближайшие в Гагарке и Верх-Уймоне.
      Вздохнул, попрощался и вышел на крыльцо. Интересный поворот. Хотя, чему удивляться – сам же после первого прочтения рукописи решил, что история кем-то придумана. Надо ехать к Денису, в село Теректа. Я почувствовал себя Шерлоком Холмсом.
      
      Меня разбудил стук по крыше машины. Зевнул и вытянул голову из спальника. Здорово, что в джипе, откинув задние сиденья, можно лечь в полный рост.
      Рассвело. По стёклам струями стекала вода. Дождь монотонно тарабанил каплями по тонкому металлу автомобиля. Опять зевнул: «Надо ещё поспать». Но мозг уже начал привычную работу…
      Вчера вечером, подъехал к участку Дениса. К счастью, когда друг только думал о покупке земли, он сбросил координаты места. Отмотав несколько листов нашей переписки, нашёл ссылку на карту, которая привела меня на окраину села Теректа. Грунтовая дорога убегала в степь. На выщипанном коровами выпасе, должна была вестись стройка. Я смотрел на пустое поле. Ничего. Ни дома, ни друга. Даже забора нет. Естественно, в обозримой близости не виделись следы копания траншей.
      Попытался до него дозвониться. Длинные гудки. С усмешкой подумал: «Начало классического детектива. Хорошо, если не триллера, как в истории с Аматом…»
      Позади, на окраине Теректы, высилось необычное круглое здание. Ряд домиков вокруг давали надежду, что это гостиница или база. Надеюсь, они что-нибудь подскажут.
      Милая девушка Надежда, поставив передо мной тарелку с пловом, ещё раз извинилась, за отсутствие свободных номеров: «Знаете, у нас летом проходят ретриты, – она указала на дом с куполом, – поэтому много гостей. Приезжайте завтра – один номер освободится». Она непринуждённо улыбнулась и ушла за стойку администратора. Несколькими минутами ранее Надежда отрицательно ответила на мои вопросы о Денисе и участке, где он, якобы, собирался строить дом. Она даже не слышала о таком человеке. Позвонила управляющему, Сергею, но и он ничего не знал.
      Как ни странно, но ожидал этого. Истрия с тетрадями выглядела придуманной шуткой. Перекусив, отъехал за деревню и завалился спать в машине. Последние сутки сильно утомили меня…
      Я слушал перестук капель. Можно уловить мелодию в неравномерном ритме дождя. Зевнул. Итак: Амата – нет, Дениса – нет. Есть пара тетрадей и близкая Белуха. Раз уж здесь оказался, почему бы не посетить известное место? Сколько лет живу в Новосибирске, а до сих пор не посмотрел на самую высокую гору Сибири.
      Поворочался в спальнике и полез наружу – долго валяться по утрам с детства не могу.
      
      Через час, умывшись и позавтракав в «Усадьбе Теректа», вырулил на трассу Усть-Кокса – Тюнгур. За АЗС Saleks, с правой стороны дороги, стояла молодая пара. Километровый столб рядом подпирали рюкзаки.
      Как будто мы уже где-то встречались… Всмотрелся, вспоминая, где мог их видеть. Не на Семинском ли перевале?.. Парень поднял руку, но проследив, как машина заворачивает на заправку, направился в мою сторону через нестриженный газон.
      Вставил заправочный пистолет в горловину бензобака, когда услышал за спиной шаги. У меня что-то щёлкнуло в голове. Странно, но я знал, кто они.
      – Вы в сторону…
      Я обернулся: – Артём?
      Его брови изумлённо поползли вверх. Вы…
      – Еду в Тюнгур. Рюкзаки – в багажник. Денег не надо. Зови Наташу. – Оставив удивлённое лицо, пошёл в кассу, перешагивая растёкшиеся на асфальте лужи.
      Через несколько минут, нагруженные вещами, ребята вернулись. На лбу Артёма до сих пор сидели складки удивления. Наташа смотрела на меня с любопытством. Одной рукой открыл багажник и сдвинул свои вещи.
      – Я вас испугал?
      – Но откуда вы узнали, как нас зовут? Мы только утром приехали на автобусе, никуда не заходили. Нас подбросила машина до этого перекрёстка и…
      Я перебил: – Артём, поверьте, не хотел. Знаете, ваше имя очень популярно в нынешние времена, оно у каждого третьего мальчика. – Пока говорил, помог затолкать вещи в кроссовер. – Я писатель. Стараюсь многое замечать. В моей профессии – это очень важно. – Завёл машину и вырулил на шоссе.
      – Но имя Наташи?
      – Показалось, что девушку с такой прекрасной внешностью зовут именно так. – Пожал плечами, улыбнулся и посмотрел в зеркало заднего вида.
      Наташа, поймав взгляд, заговорщицки нахмурилась:
      – Если вы такой внимательный, скажите, куда мы едем?
      – Это просто – дорога только до Тюнгура, дальше тупик. От этого села туристы обычно идут к подножию Белухи. – Я смотрел на лукавые глаза Наташи, опять догадываясь, что она скажет. Дождавшись, когда девушка набрала воздух в лёгкие, опередил:
      – Скорее всего, основная цель вашего путешествия – долина реки Ярлу. Рериховский камень.
      Теперь и у Наташи брови изумлённо изогнулись. Она посмотрела на Артёма: – Ты…
      Тот сразу помотал головой: – Ничего не рассказывал. Я же говорил. – Ребята тревожно переглянулись.
      Я представил, о чём они могут думать, но не знал, как объяснить им, не испугав. Попытался выкрутиться: – У вас нет альпинистского снаряжения, значит в горы не полезете. Ниточка привязана вокруг запястья, амулет на шее – вариантов немного. – Я максимально дружелюбно улыбнулся. Лучше расскажите про Рериховскую теорию.
      
      До самого Тюнгура молодые люди, наперебой говорили, пытаясь объяснить принципы и правила философского течения Агни-Йога. Через десять минут, я запутался в сложностях реинкарнаций, перерождений и колёсах Сансары, но слушал, в надежде разобраться как это должно работать.
      Они замолчали, когда вдалеке показались дома посёлка.
      – А вы сами куда едете? – Наташа посмотрела в зеркало заднего вида, пытаясь поймать мой взгляд.
      – Извините, а как вы планировали добираться до озера, пешком? – Ответил вопросом на вопрос. Увидел замешательство в глазах девушки. Она пожала плечами:
      – Да. Пешком пойдём. Нам ещё месяц путешествовать, а денег осталось мало.
      Мы въехали в село. За окном медленно проплывали неказистые дома.
      – Знаете, – я чуть обернулся, – не будете против, если возьму на себя оплату коней, и мы вместе поедем к Белухе через перевал? – Ребята удивлённо переглянулись. Мнения разделились: Артём явно хотел идти, а Наталье понравилась идея добраться до Аккемского озера верхом. Она удивлённо спросила:
      – А вы точно хотите потратить деньги на нас…
      – Не сказал при встрече, что сам направляюсь в долину реки Ярлу. Мне бы пригодились проводники, которые знают о Рерихе и его философии. Недавно получил гонорар за книгу и буду рад, если помогу вам, а вы поможете мне. В конце концов, деньги для этого и существуют, чтобы их тратить. – Я непринуждённо улыбнулся.
      
      Ветер стих. Отблески костра мерцали, освещая фигуры Артёма и Наташи. Дрожащие тени, ожившим хороводом плясали на границе света и тьмы. Развернулся, сидя на упавшем дереве, подставив спину огню. Взгляд утонул в непроглядном мраке ночи. Долина Белухи, окрестные горы – пропали в черноте.
      Три часа назад мы спустились с перевала Каратюрек и расположились лагерем у Аккемского озера. В ночи слышалось фырканье коней, звяканье упряжи, треск костра. Вдалеке дрожал огонёк очага нашего проводника. В отблесках пламени блестела водная гладь и светлым клином виднелся вход в долину Ярлу.
      Артём окликнул, протягивая кружку с коньяком. Я повернулся, взялся за холодную ручку и, чуть приподняв, произнёс: – За неосознаваемое нами многообразие жизни!
      Тень интереса мелькнула на лице Натальи. Мы выпили. Она подалась к огню и тихо спросила: – Антон, расскажите о себе. Чем занимаетесь? Зачем вы здесь? – Поёжилась и сильнее прижалась к Артёму.
      Подтолкнул сухую ветку в костёр.
       – Некоторые люди живут в придуманном мире и им нравится. Я – один из них.
      Посмотрел в удивлённые глаза и продолжил:
      – У меня есть друг, Денис. Очень активный человек, буддист. Хочет купить землю, для организации игр. Недалеко отсюда, в Уймонской долине, где встретился с вами у заправки. 
      Посмотрел в мерцающие угли костра вспоминая разговор с товарищем: «Антоха, придумай что-нибудь мистическо-интригующе, про переселение душ. Чтобы москвичи прочитали и пачками поехали ко мне. А я им устрою приключение». Помню, как ответил: «Денис, не обещаю, что столичники попрут косяком, но что-нибудь необычное про реинкарнацию, попытаюсь…» Друг, наверное, через десять минут забыл о разговоре, а я задумался. Ходил несколько недель, пока идея трансформировалась в сюжет. И потом – понеслась работа. Смешно, но до сегодняшнего дня сам ни разу не приезжал в эти края. Читал в интернете, смотрел фотографии и опять читал. – Повернулся к огню спиной. Волны тепла укутали спину. Посмотрел в окружающую черноту, замечая слабые контуры гор, гладь озера. Близкие ледники дышали холодом. Встал, и протянул к огню ладони. Положил в костёр сухую ветку и продолжил:
      – Сюжет такой: Денис случайно находит тетрадь с рукописью. В ней история от алтайского парня Амата Кергилова, который странным образом отличался от сверстников в детстве. Он работает учителем и неожиданно для самого себя становится писателем. С удивлением узнает, что его рассказ – точная копия работы, вышедшая тридцать лет назад в журнале «Новый мир». Пытаясь разобраться, Амат обнаруживает, что автор произведения – Сергей Кузнецов, последователь течения Агни-Йога – умер у Аккемского озера в августе 94-го. Алтаец понимает, что душа писателя вселилась в него.
      Артём с Наташей смотрели с интересом. Девушка спросила:
      – Сергея Кузнецова вы придумали? Или он – настоящий?
      – Придумал, Наташа, и его, и «Новый мир», и Амата Кергилова, и найденные рукописи… – Улыбнулся, – нам, писателям, хорошо – можно создать воображаемый мир и жить в нём, потому что он только твой.
      Помолчал, глядя в огонь. Поднял взгляд на Наташу: ¬¬– Задумок много в голове, надо с Денисом встретиться, обсудить, как лучше сюжет завернуть. Думаю, надо создать такую атмосферу в этой истории, чтобы люди приезжали на Алтай не просто посмотреть на Белуху, а участвовали в Мистической Игре – искали тубусы с загадками, сталкивались с необъяснимыми событиями на маршруте. Пусть в ней переплетутся и горы, и Рерих, и перерождение души... Мне кажется – очень интересная идея.
      Плеснул каждому в кружку остатки коньяка и, посмотрев на звёзды, предложил тост: «Давайте за то, чтобы наша жизнь не оказалась выдуманной историей».
      Костёр мерцал россыпью углей. Я заметил неловкую попытку девушки скрыть зевоту. Поднялся: – Первый час. Пойдёмте по палаткам. Завтра нас ждёт Ярлу.
      
      Проснулся от стука копыт, бредущих мимо лошадей. Поднял к глазам руку с часами – шесть двадцать. Спать не хотелось. Посмотрел на двойной шов, над головой. Малюсенькая букашка медленно карабкалась вверх, плавно перебирая лапками. Что она здесь делает? Для чего забралась в ловушку палатки? Тебе, дорогуша, надо выйти через «Врата» на молнии в свою родную среду обитания. Зевнул и полез на улицу разводить костёр.
      Мы вышли из лагеря, когда солнце, выползшее из-за дальнего хребта, нагрело воздух. Невероятная громада Белухи перегораживала Аккемское ущелье сверкающей стеной вертикального льда. Вода озера, несущая частицы белой глины, молочной гладью подчёркивала нереальность пространства. Место завораживало, как на полотнах Рериха. Раньше я думал – художник выдумывал цвета гор, неба, воды, а на самом деле они действительно такие. Обернулся на идущих позади Артёма с Наташей. Застряли, фотографируясь на шатком мостике через реку Аккем. Улыбнулся, радуясь, что судьба свела с этими молодыми путешественниками. Надо обязательно использовать их в будущих рассказах.
      Тропа пробежала по открытой долине и завела в лес, прижимаясь к руслу реки. Горный поток шумел, прыгая по камням неукротимой мощью. Вспомнил, как придумывал момент убийства Амата. Не ошибся – такое течение без труда заберёт мёртвое тело.
      
      Полуденное солнце и подъем к урочищу Каменного города, утомили меня. Тяжело без подготовки – в висках гулко пульсировала кровь, горло горело сухостью. Высокогорье. Оглянулся. Яркие ветровки показались из-за далёких деревьев. Ребята постоянно фотографировались и сильно отстали. Сбросил куртку, лёг на неё раскинув руки, подставляя лицо яркому солнцу.
      Вспомнил вчерашний вечер. Артём рассказывал о душе, Шамбале, философии буддизма, из которого вышла Агни-Йога. Теория выглядела логично и заманчиво: хорошо себя ведёшь – переродишься в высшее существо, плохо – в дерево. Вернусь в Новосибирск – почитаю, интересное учение.
      Подумал о Наталье. Красивая девушка. Живая и непосредственная. Повернул голову и приоткрыл один глаз, наблюдая за приближающейся парой. Артём что-то увлечённо говорил, показывая рукой на окружающие хребты. Я поднял голову, приложив ладонь к глазам, закрываясь от солнца, перевала Каратюрек не видно. Усмехнулся: «Напридумывал разного, а теперь сам пытаюсь в это поверить». Услышал голос приближающегося молодого человека: «…поэтому Катунский хребет сложен гранитом и метаморфическими сланцами».
      Артём, подойдя, сел рядом, тяжело дыша. Достал бутылку с водой и сделав глоток повернулся: – Высота, на триста метров выше Семинского перевала. Уже чувствуется недостаток кислорода.
      Наташа тоже села, откинувшись спиной на грудь Артёма: – Трудно. Зато красиво! – Нашла руку парня и сжала ладонь, – здорово, что здесь оказались. Далеко ещё?
      Артём обнял девушку и закрыл глаза: – Почти пришли.
      
      Каменный город выглядел таким, каким видел на фотографиях: на пологом склоне возвышался гранитный валун, окружённый низкой оградой из плоских камней. Через равные промежутки на заборе высились каменные столбики. В воздухе витала мистика и таинственность.
      Прошёл внутрь ограждения и зашагал к левой части глыбы, подспудно ожидая увидеть на боковой поверхности гранита пересекающиеся линии. Даже выдохнул, не найдя заметного знака. Короткая, жёсткая трава, непонятно как растущая на этой суровой земле, ровным покрывалом прижималась к скале. Дважды обошёл серую громаду – никаких ямок не просматривалось. Ещё раз ухмыльнулся: «Что, хотел увидеть разрытую выемку с алюминиевым тубусом?» Похлопал ладонью о холодный, шероховатый бок.
      Услышал взволнованный крик Наташи: – Антон, идите сюда! Скорее!
      Её куртка выглядывала из-за дальнего каменного столба, во множестве громоздившихся внутри Каменного города.
      – Что, Наташа, нашли вход в Шамбалу? – Я тревожно улыбался, приближаясь к недоумевающей девушке. Её нахмуренный лоб и удивлённые глаза заставили ускорить шаг. Обогнул каменную кладку и увидел латунную табличку с выгравированной надписью:
      «Кузнецов Сергей Сергеевич
      01.06. 1963 – 20.08.1994».
      
      
      
      
      
      
      
      ЭПИЛОГ
      
      Начинается нудный день. Шум снующих по коридору людей. Запах еды. Медсёстры, дающие таблетки и ставящие уколы. Содрогнулся, поморщившись.
      Зашла пожилая заведующая отделением с неизвестной молодой санитаркой. Сделал вид, что сплю, наблюдая за посетительницами сквозь прикрытые веки. Старшая показала на меня пальцем:
      – Амат Кергилов. Тридцать лет. Сложный случай. Диссоциативное расстройство идентичности или раздвоение личности. Ещё – парализация нижних конечностей. Упал с дерева, повредил затылочную долю мозга. Уже год у нас. Ни жены, ни родственников. Проблем с ним нет, тихий пациент. Иногда случаются приступы галлюцинаций, тогда себя Антоном Сомовым называет. Ночью часто не спит – пишет в своих блокнотах. Мы не препятствуем. Редко, но происходят эпилептические припадки – приходится фиксировать, чтобы себе не навредил. – Заведующая подошла к изголовью и погладила по моим волосам тёплой ладонью: – Бедный мальчик…
      Вздохнула и оглянулась на санитарку: – Пойдёмте, в следующих палатах пациенты, требующие особого внимания…
      Женщины вышли. Дверь щёлкнула, закрываясь.
      Через несколько секунд открыл глаза. Выдохнул и повернул голову. На прикроватной тумбочке громоздилась стопка тетрадей. За коричневыми виниловыми обложками бушует моя настоящая жизнь. Потянулся к верхней. Взял карандаш и открыл последнюю запись: «Что, Наташа, нашли вход в Шамбалу? – Я тревожно улыбался, приближаясь к недоумевающей девушке. Её нахмуренный лоб и удивлённые глаза заставили ускорить шаг. Обогнул каменную кладку и увидел латунную табличку с выгравированными словами:
      «Кузнецов Сергей Сергеевич
      01.06. 1963 – 20.08.1994».
      
      
      Март 2025