Главный враль

Написал на конкурс фэнтезийных баек простенькую историю )Результаты будут только в середине апреля, но я победы не жду, ибо слишком много участвует баечников, с гораздо лучшими рассказами, чем этот. Но хоть что-то новенькое написал )




Джузеппе Кулито торопился. На улице уже стемнело, а толстосумы из Синьории экономили на факелах. И вот результат: не заметил лужу и промочил ноги, да и сам запачкался что бес. Как теперь в харчевне показаться? Срам один, да и только. Но Кулито не остановился, хромал дальше. Не зря же старый приятель Бруно за ним мальчишку послал. А значит, завелись у дружка денежки. Уговор у них давний: «Сегодня я тебя угостил — завтра ты».

Вот и заведение лысого Коррадо — «Сдобная булочка». Ветер раскачивает на поржавевших цепях вывеску, на которой изображена пышная красотка с таким глубоким декольте, что у мужиков аж дух захватывает. Правда вместо грудей — два сдобных панетонне, политых вареньем.

Джузеппе сдвинул шляпу на затылок и толкнул дубовую дверь.

Глаза не сразу привыкли к яркому свету, он подслеповато щурился, выискивая приятеля.

Тот нашёл его первым:

— Где ты лазаешь, старый осёл?!

— Так спешил, как мог, — оправдывался Кулито. — Знаешь ведь, нога у меня больная. У тебя появилась пара медяков нам на угощение?

Бруно потёр мясистый красный нос и усмехнулся:

— Почти угадал. Вон, видишь, за дальним столиком сидит вельможа в дорогом плаще?

Джузеппе утвердительно кивнул.

— Этот дурачок, — зашептал Бруно, — угощает всех вином за байку. А кто у нас в городке главный враль? Правильно — ты. Сейчас наплетёшь простофиле небылиц столько, что нас из кабака Коррадо вынесут. Пошли скорее, я тебя ему представлю!

Бруно растолкал толпившихся на пути пьяниц, подошёл к сидящему за столом господину с худым аристократическим лицом и заорал:

— Синьор, вам несказанно повезло! К нам зашёл знаменитый сказитель Джузеппе Кулито! Он знает столько историй, что вам хватит на целую библиотеку!

По залу прокатился хохот. Раздались крики:

— Да! Джузеппе может!

Незнакомый оглядел «сказителя», неодобрительно покосился на его грязные башмаки и сухо произнёс:

— Если это так, уважаемый, то я очень рад. Я собираю легенды, сказки, байки, страшные истории и прочее по приказу моего господина. Вам действительно есть, что рассказать?

Кулито слегка приподнял шляпу в знак приветствия:

— Это так. Как вас... уважаемый синьор...?

— Викензо Бользонаре.

— Я знаю множество историй. Но мне нет нужды что-то придумывать. Слишком много повидал на своём веку. Всё, что я сейчас расскажу, — чистая правда.

В зале грохнул такой ржач, что от хохота кто-то даже упал с лавки.

— Я только хочу уточнить, — продолжал Джузеппе. — Синьор Бользонаре, вы действительно платите за историю кружкой вина?

Викензо усмехнулся:

— Разумеется. Чем интереснее история — тем дороже вино.

— А можно недорогого, но две кружки?

— Конечно, — кивнул тот.

— В таком случае, я готов. — Кулито плюхнулся напротив приезжего, обернулся и, найдя в толпе Бруно, подмигнул.

Бользонаре положил на стол большую тетрадь в кожаном переплёте, обмакнул перо в чернильницу и приготовился записывать.

— Было это больше десяти лет назад, — заговорил Джузеппе. — Я тогда промышлял охотой на бандитов, ловил мерзавцев и отдавал в руки правосудия.

В зале вновь засмеялись.

Не обращая внимания, Кулито продолжал: — Чего греха таить, я был одним из лучших мечников. Не боялся выходить в одиночку против целых банд.

Поднялся такой шум, что Бользонаре был вынужден потребовать тишины.

— Помню, я выследил шайку известного головореза по прозвищу Puzzolente (Вонючка). Честно говоря, банда была небольшая. Всего пять парней и девка-наводчица. Парни сдаваться не пожелали... пришлось всех убить. А вот девчонку я приволок в город. Тут и выяснилось, что она дочка одного из членов Синьории. Её, конечно, оправдали, а меня обвинили в государственной измене и приговорили к виселице.

Пришлось бежать. Позже нечистоплотного вруна раскусили и прилюдно казнили, но в тот момент я был на волосок от гибели. Меня укрыл у себя мой давний друг, отец Чиприано. Добрый и славный пресвитер. Паства обожала его и почитала как святого. Хотя святым он, конечно, не был. Ругался как каменотёс, любил выпить и был не совсем чист на руку. В конце концов попался на спекуляции индульгенциями и был с позором лишён сана.

Но Чип, как я его ласково называл, был слишком деятелен, чтобы унывать. Увлёкся оккультизмом, начал штудировать книжки о борьбе с дьяволом. Как сейчас помню эти греховные названия: «Демономания», «Демонология», «Демонолатрия» и прочая мерзость. Были у него и берберийские фолианты, знал он их собачий язык. Вот в этих чёрных томах и почерпнул Чип премудрости магии. Тут бы его и взяла за шкирку инквизиция, но хитрюга сам пришёл к «цепным псам» и объявил себя экзорцистом. И надо сказать, ему поверили, ибо Чип провёл несколько удачных деяний по ликвидации опасных ведьм. Церковь с ними не справилась, а брат Чиприано сумел, ибо боролся с колдунами их же оружием: заклятьями, наговорами и приворотами. Хотя серебро, святую воду и животворящий крест тоже пользовал. А как без них с нечистью сладить?

Одним словом, в обители славного борца с тёмными силами меня искать и не думали. А вот сам опальный пресвитер мне несказанно обрадовался. Я, говорит, тебя спрячу, но ты мне поможешь:

— Слыхал про ведьму по имени Карлотта - Фиоретта Дзаппакоста?

— Откуда?

— Темнота! Самая могучая ведьма из ныне живущих. Сейчас появилась в нашем городе. Но она меня мало интересует. Мне нужна её карта пещеры в Зуль-Камаре...

— Так это же во владениях проклятых берберов!

— Именно. Чую, не зря старая сволочь приехала. Ныне с маврами замирение, а Зуль-Камар на границе — рукой подать. День пути.

— И что в этой карте?

— Несметные сокровища, вечная молодость и ещё много всякого по мелочи.

— Откуда же ты про карту узнал?

— Случайно. Одна прихожанка как-то на исповеди покаялась. Но я тогда внимания не обратил. Всё одно Карлотты в городе не было. А сейчас можно старую взять за бока и выпытать про сарацинские сокровища.

— Понятно. А я тебе зачем?

— Ты отменный боец, а у ведьмы охрана. Трое головорезов. Говорят, мастера меча. Но ведь ты лучший? Справишься?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Я же не видел этих парней. Если это профессиональные бретёры, то придётся попотеть.

— Так есть за что. Обеспечим себя на всю жизнь. Согласен?

Деваться мне было некуда: не сегодня-завтра схватят, а с золотишком можно себе свободу купить. Короче, ударили по рукам.

— На дело пойдём завтра ночью, — сообщил Чиприано. — Ведьма по ночам куда-то уходит, в доме только охрана.

Так мы и поступили. Как часы на городской башне полночь пробили — двинулись в поход. Чип полные карманы разных снадобий набрал. Говорил, что в жилище ведьмы полно магических ловушек и надо держать ухо востро.

В дом колдуньи проникли легко. Чип забарабанил в дверь, и когда спросили: «Кто там?» — ответил, мол, послание от Синьории славной госпоже Карлотте-Фиоретте Дзаппакоста.

Открыл мордатый здоровяк. Тут я его в висок рукоятью меча и тюкнул. Тот слабо хрюкнул и завалился. Перешагнул через тело и взбежал вверх по лестнице. Чип меня на улице дожидался.

Не соврал приятель — двое парней с мечами. Не испугались, видать, и впрямь опытные. Только переглянулись и небрежно оружие вытянули. С двух сторон на меня двинулись.

Я немного пофехтовал с ними, поиграл мечом, чтобы выяснить уровень подготовки. Молодцы, ничего не скажешь. В честном бою завалили бы меня без сомнения. Только прошли те времена, когда я честно рубился. Понял, что никакие они не бретёры, а обычные мечники. Ну и выложил свои краплёные карты: обманные финты, ложные атаки и притворные отступления.

Одного заколол сразу, а вот со вторым пришлось повозиться. Ловко он отбивал удары, но не углядел, когда я ему под рёбра стилет воткнул. Так и умер с обиженным выражением на лице.

Позвал я с улицы Чиприано, и стали мы обыскивать жилище ведьмы. Честно говоря, искать долго не пришлось. Нужная вещица в сундуке нашлась. Правда, с этим сундуком моему дружку пришлось повозиться. Мало того, что ручки ядом пропитаны, так ещё замок с заклятьем. Но Чип справился: чем-то побрызгал, почитал на берберийском какие-то словечки — и тот сам распахнулся.

— Вот она! — заорал бывший пресвитер. Обмотанными тряпками пальцами выудил на свет длинный кожаный свиток. Полил на него святой водой — и манускрипт задымился.

На свитке карта начертана, а на другой его стороне — длинный столбец чёрной вязи.

— Я думал с ведьмой поторговаться, — смеялся Чип, — а тут и без неё подробно всё описано! Мы теперь богаты, друг Джузеппе!

Видя радость на его лице, сам возликовал. Неужели, наконец, удача улыбнулась? Надоело за мерзавцами охотиться. Хочется свой дом иметь, жену покладистую, да и детишек пора заводить.

Вернулись домой и до утра карту штудировали.

— У тебя, — говорил Чип, — память отменная. А я свою давно пропил, мне столько не запомнить. Напрягись за нас обоих, от этого жизни наши зависят.

Ну, я и напрягался. Запомнил всё слово в слово. А потом Чип карту торжественно сжёг и сказал:

— Теперь путь к сокровищам в твоей голове.

А ещё сказал две неприятные вещи. Нам, говорит, придётся ведьму с собой тащить.

— Зачем?! — опешил я.

— А затем, что путь к золоту лежит через магическое зеркало, которое молодит вошедшего на тридцать лет. Тебе сколько, кстати?

— Сорок два, — отвечаю.

— Вот! А мне сорок... Что толку, что мы в сокровищницу войдём? Выйдем оттуда бестолковыми сопляками. Я в десять лет полным придурком был. Мы старую дуру вперёд себя запустим.

— А вторая проблема?

— Ифрит огненный пещеру охраняет. И пускает только тех, у кого на голове текст заклинания выжжен...

— Да это полная задница! Кто согласится морду портить?

— Не бойся. Себя уродовать не будем. На лбу ведьмы я это заклинание выжгу...

Говорил Чип, конечно, красиво. Только на деле по-другому получилось.

Пришла к нам Карлотта-Фиоретта в тот час, когда не ждали.

До сих пор загривок холодом сковывает, как вспомню то утро...

Страшна была ведьма и ликом, и одеждой. Словно чёрные крылья за спиной. А ещё ужас с собой принесла. Сердце враз заледенело, а тело ослабело. Меч, что я выхватил, незримая сила из руки выдернула, да так, что он волчком завертелся и в деревянный потолок вонзился. Самого меня к стене припечатало. Сидел я на полу и глядел, как отец Чиприано с колдуньей бьётся.

А бились они люто. Я тогда понял, что Чип сам настоящим колдуном стал. Друг дружку заклятьями гвоздили, огненные молнии метали. На них и одежда горела, и волосы на голове. Но не сдюжил мой друг против опытной ведьмы. Захлебнулся вдруг кровью из горла, глазами остекленел да и повалился на пол.

А старуха, шатаясь, подошла ко мне и хрипит:

— Где? Говори...

— Нету, — отвечаю. — Бабушка карты. Мы её спалили.

— Врёшь, — шипит ведьма. В её руке клюка возникла и ну она меня этой палкой по бокам охаживать.

— Говори, гнусный червь!

Я выбитые зубы сплюнул и прохрипел:

— Можешь забить меня до смерти, только это правда.

— А знаешь, сколько у человека на двух руках косточек? — вкрадчиво спрашивает чудовище. И сама же отвечает: — Двадцать восемь. Сейчас буду по косточке отрезать, пока не поумнеешь.

И началась страшная пытка. Отрезает гадина у меня по фаланге на левой руке и интересуется:

— Вспомнил?

— Сожгли! — ору. — Ей-Богу!

— Вспомнил? — и снова ножиком вжик.

— Карту сожгли! Но я каждое слово запомнил!

— Врёшь! Там много было.

— У меня память хорошая.

Стал я рассказывать всё слово в слово, как в проклятом свитке написано.

Задумалась старая:

— Похоже, не врёшь.

Оставила меня ведьма в покое, но сквозь зубы бросила:

— Со мной пойдёшь. Если всё будет как надо — отпущу.

А я смотрю на свою руку и плачу. Лишился мизинца и безымянного пальца. Всю одежду кровью залил. И боль такая острая, дёргающая.

— Спи, дурак. Завтра болеть не будет. — И ладошкой мне по глазам провела. Ну я и заснул, тотчас.

Не знаю, сколько спал. Но боль действительно отпустила. А вот пальцы не выросли, так и остался трёхпалым.

Гляжу, старуха длинную иглу на огне калит.

— Зачем? — спрашиваю.

— Выжигать послание ифриту буду на твоём лбу.

— Да откуда ты его знаешь? Мы же карту спалили!

— Это известное заклинание Абухара-Рахмана ибн Даура. Я его знаю. Только носить его нужно на голове.

— Так может, на холстине написать? А я её на голову повяжу?

— По-твоему, огненный ифрит тряпку от живой плоти не отличит? Нет, на коже надо.

— Да меня же с такой гадостью сразу инквизиция на столбе сожжёт! Если нельзя без надписи, то может, на затылке выжжешь? Я потом её бритвой соскоблю. Не уродуй мой лик, бабушка! Я молодой, девчонкам нравлюсь!

— На затылке? — пошевелила губами ведьма. — Смешно придумал. С другой стороны, ифриту всё равно, главное, на голове.

Вот так я и обзавёлся отвратительной татуировкой на загривке. А потом мы в путь двинулись.

До Зуль-Камара быстро добрались, или без колдовства и тут не обошлось? Нашли оазис. Увидели метку — чёрный камень. С помощью заклинания отыскали путь в подземелье.

Повидал я и огненного ифрита. Жар и свет от него такой был, что едва не ослеп. Хорошо, бабка меня за шкирку схватила и спиной к нему повернула. Хотя глаза с той поры видеть плохо стали.

Со скрежетом отползла медная дверь в сторону, и мы во дворце оказались. Много там было всего: и золото, и камни драгоценные. Только Карлотта-Фиоретта к огромному зеркалу бросилась. Кричит:

— Я здесь, Аэрра Шбаб! Откройся и подари мне красоту и молодость!

Зеркало пошло рябью и исчезло. А за ним дверь нараспашку. Ведьма туда юркнула, а я поостерегся. Вдруг берберийские бесы там ловушек понаставили. Стою, жду.

Вдруг слышу, ребёнок плачет…

Я аж опешил. Может, морочат меня магрибские злые духи?

Долго стоял, плач не прекращается. Решился заглянуть.

Гляжу, сидит на полу маленькая девочка, не больше годика. Хорошенькая, волосёнки рыженькие…

Видать, ошибка где-то закралась? Не тридцать лет зеркало у Карлотты оттяпало, а все семьдесят…

Сжалился я над малышкой — с собой взял. А заодно и целый мешок сокровищ прихватил.

Только не принесли они мне удачи. На границе напали на нас мавританские разбойники. Я даже меч не обнажил. Куда одному против пяти десятков. Они и девочку хотели забрать, только я взмолился:

— Ради Аллаха всемогущего! Не трогайте ребёнка! Вы сегодня стали богаче султана. Проявите милосердие!

— Хорошо, — говорит главарь. — Позволим тебе уйти, неверный. Но только, если одолеешь нашего лучшего поединщика, марабута Абдул-Джалила.

По всему видать, не хотели нас отпускать. Уверены были, что этот марабут меня на колбасу порубит.

Вернули меч, встали по кругу. И мы начали поединок. А мне уже всё равно было. Понял, что жизнь кончилась. Ну, хоть одного сарацина с собой заберу, тем паче, что он у них лучший.

Хороший был боец. Но, как и я, бился нечестно. Кривая сабля мне голень подрубила, когда я его в длинном выпаде на клинок насадил.

Сидел с перерубленной ногой на песке и ждал смерти. Но вожак сунул пятерню в мешок, выудил жемчужное ожерелье и мне швырнул.

А потом они ускакали, только пыль заклубилась.

Вот такая история. Как по-вашему, синьор Бользонаре, заслужил я пару кружек вина?

Тот закрыл тетрадь, бросил на стол перо и велел принести обещанное.

— Благодарю сердечно! — рассказчик прижал руки к груди, и Викензо увидел, что на левой кисти не хватает двух пальцев.

Дверь в харчевню открылась, и в помещение забежала девочка лет десяти:

— Дедушка! Мне страшно!

— Карлотточка! Маленькая моя! — Джузеппе подхватил её на руки, прижал к себе. — Нельзя ночью одной по улице бегать! — С его головы упала шляпа, обнажив розовые уродливые шрамы на затылке…