Драгана Милич

Объявили о посадке и Прохоров отправился к столику VIP контроля.
Высокий, с лицом матёрого голливудского актёра, лёгкий на ногу он был заслан  в маленькую европейскую страну как журналист, но с личным тайным посланием президенту  о денежном переводе в громадном размере (в масштабах этого скромного государства).
Всю дорогу в самолёте он спал, надвинув шляпу на лицо. А когда проснулся и надел шляпу как следует, то будто помолодел. Морщины разгладились, подглазья опали
Миновав зону паспортного контроля, он решительно подошёл к шофёру с табличкой, написанной на картоне мелом: Mr. Prochorov.
Маршрут указал весьма прихотливый: мимо руин бывшего Генштаба, здания МВД на Дрисской и разрушенного телецентра.
«Конечно, не Берлин в сорок пятом, но тогда в девяностых, было всё-таки обидно, - думал он, по ходу поездки  оглядывая мемориальные развалины.
Помнил такое же невыносимо голубое небо по сравнению с беспросветными туманами Москвы. Своего соседа по автобусу, молодого казачка, - щуплого паренька у окна, восхищённого светом чужой страны. Он жмурился и улыбался словно под струёй душа. 
«Какой из него боец, - подумал тогда о нём Прохоров.- Совсем мальчишка».
А через пять лет этот засланный казачок был уже начальником охраны нового президента этой страны и агентом ФСБ.
Теперь и вовсе ходил в советниках.
Встреча Прохорова с ним произошла в Башне Шаташ на высоком берегу Дуная.
Из ворот башни по каменной брусчатке чёткой походкой вышел невысокий человек в военной куртке без погон.
Прохоров сразу узнал его. (Тот же обманчиво-наивный взгляд).
Ему пришлось нагибаться, чтобы обнять резидента. Ощутив на своей спине поощрительное похлопывание, Прохоров усмехнулся.
За столиком на террасе они пили ракию и вспоминали ту войну. Прохоров вызывал его на откровения, но «маленький капрал» только кивал и понимающе жмурился. В конце концов он взял у Прохорова пакет ничего не значащих документов прикрытия для передачи Главному, и они распрощались.   
На обратном пути в гостиницу Прохоров ехал через толпы демонстрантов с американскими флагами. Его машину с русскими номерами посольства стиснули весёлые студенты. Легли на капот. Стали раскачивать. Орущие рожи молодых плющились на стеклах.
Прохоров злобно проворчал:
-Забыли бомбардировки янки. Резню в Пёсово. Мало им.
-Милениjска генерациjа (Поколение миллениума), - ответил шофёр.
Полиция растолкала бунтарей и шофёр дал газу.
У здания парламента, похожем на обычный православный собор, Прохорова ждала пресс-секретарь новой администрации Драгана Милич. На хорошем английском он сообщил даме об её отличном чувстве стиля. ("That dress really suits you").
Хотя при этом всё же он оценивал взглядом не только платье, но и пропорции этой женщины сумеречной восточной красоты из древних времён султанского владычества, вымуштрованной в новейших временах ежедневными пробежками и строгой диетой.
Особенно его «завела» газовая косынка на её голове. Напоминало актрису из какого-то фильма о Джеймсе Бонде.
По дворцовой лестнице она поднималась беспощадно быстро по отношению к возрасту Прохорова. Он поспевал за ней с лёгкостью футболиста и лишь слегка запыхался. На этой дистанции они как бы сладились, образовали пару равных особей, годных  к совместным действиям различного характера.
Потом были церемонные поклоны, улыбки, пожимание рук, - после чего смуглянка Драгана оставила Прохорова наедине с президентом.
Прохоров летел сюда именно для того, чтобы по памяти написать на листке длинную строчку цифр.
Президент сел за гигантский ноут-бук, ввёл полученные цифры и тотчас сжёг бумажку в пепельнице.
Время сгорания клочка было даже продолжительнее произведённой финансовой операции.
Хитрость была невелика.
Банк отправитель закольцовывал трансфер и забрасывал счёт- невидимку куда – то в ноосферу. Вклад становился поистине замороженный. И всё время находился в состоянии постоянного приёма-передачи, как бы мерцал в Сети.
А распаковывался в глубоком офшоре, недосягаемо даже для самого въедливого аудита.
Драгана ждала в машине.
И как-то так получилось, что на заднем сидении этого просторного мидовского «крайслера» эта женщина уже милостиво позволила мясистой ладони тайного посланца великой страны накрыть её  тонкую прохладную пясть.
А некоторое время спустя в номере, в постели с ней, Прохоров уже посасывал мятный леденец и говорил скомканно, подшучивая как всегда:
-Ты извини, конечно, но маленькие страны как маленькие собачки, любят поднимать лапку под большими деревьями.
Она молча вертела в руках его золотой нательный крест, любуясь бриллиантами на нём.
-Дальше всё по протоколу? – спросил он. – Вылет в десять?
-Да. Надеюсь ты перевёл часы на наше время?
-Кстати, хочешь, я расскажу тебе шутку о разнице во времени?
-Хочу.
-Но она тебе…не понравилась, - выговорил он по слогам.
И пристально посмотрел на неё, поймёт ли она.
Немного подумав, она сказала:
-У нас в языке нет прошедшего времени.
Чем обнаружила в себе ум вполне изощрённый в недоговорённостях и двусмысленностях, столь свойственных людям её профессии.
На подъезде к военному аэродрому Прохоров стал свидетелем грандиозного зрелища.
Из прозрачного голубого неба тяжёлой цепью вываливались транспортные Аны с триколорами на бортах.
Из первых приземлившихся войска выгружались бегом, горбясь под тяжёлой амуницией.  Колонна транспортёров поглощала людей  и, окутываясь дымом выхлопа, начинала разгон по направлению к городу.
В зал ожидания вошли вежливые, обходительные люди в одинаковых ветровках.
Они молча вывели Прохорова на бетонку и откозыряли ему перед трапом небольшого самолета неизвестной марки.
Прохоров сел в кресло и с досады довольно чувствительно ткнулся лбом в выпуклое стекло иллюминатора.
«Словно депортация какая-нибудь». Но он понимал, что с ним, пребывающим  в таком ранге, без излишней осторожности нельзя. 
Взлетали над городом. Внизу разливалось море огней в гуще разбушевавшегося народа.
Проплыли внизу квадраты возделанных полей, перелески, редкие селения, и началось море. Конечно же, Чёрное. Какое же тут ещё может быть?
«Значит, полетим напрямик, - подумал Прохоров и устроился в кресле поудобнее.
Рявкнул ринг-тон из Вагнеровских «Валькирий». Звонили из издательства. Просили подписать договор на последний том его фронтовых африканских дневников.
В недрах военной типографии к семидесятилетию Прохорова готовилось тринадцать томов его политических романов, начиная с афганской войны.
Прохорова звали «летописец побед».
За последний роман о подводниках ему, и вовсе не в шутку, сулили назвать корабль его именем.
И сейчас над морем в его воображении представился именно - крейсер. С удивительной ясностью  увиделась надпись на борту: «Дмитрий Прохоров». А, засыпая, он даже почувствовал брызги океанской пены из-под скулы корабля на ходу в тридцать узлов.
«Ну, хотя бы сторожевой катер какой-нибудь, - подумал он с усмешкой.
Надвинул шляпу на лицо и провалился в праведный сон хорошо поработавшего человека.