Молчаливая попутчица

             Скорый поезд Москва-Минск шел среди лесов и полей, мимо городов и поселков, и тоненькая веточка на столике уютного купе раскачивалась, прижимаясь к оконному стеклу. В купе было тихо. Старуха сидела у окна и не знала, что Володя за ней наблюдает. Она была совсем старая, эта женщина. Даже морщины у нее были, как шрамы, и все видели, какая она дряхлая и беззащитная.

             А веточка была совсем юная. Она жила в пластиковом ведерке, на треть наполненном землей и, судя по всему, чувствовала себя превосходно. Набухшие почки радостно торопились выплеснуть из себя зеленую нежность листвы. Одна из них уже проклюнулась, треснула. В крохотную трещинку, как нос цыпленка из яйца, забавно выглядывал краешек листика. И парню захотелось узнать, что это за деревце, не зря же старуха везет саженец в поезде, наверное, хочет посадить у себя в саду. 

             И Володя, свесившись с вагонной полки, произнес:

             - Скажите, пожалуйста, что это у вас за веточка? - спросил, чтобы просто начать разговор, ведь в купе они находились вдвоем, и затянувшееся молчание вызывало неловкость.

             Пожилая женщина молчала. Володя подумал, что она спит и не слышит вопроса. Ведь многие старики умеют спать сидя и порой даже с открытыми глазами. Но она не спала и все слышала, однако, пока собиралась с мыслями, чтобы ответить, казалось, прошла целая вечность.

             - Березка, - тихо сказала старуха хриплым голосом. - Дед в далеком Полесье за Минском. Вот и везу к празднику подарок.

             Ее ответ парня удивил: "Березку? Зачем деду березка? Неужели не знает, что в белорусских местах и так много своих берез? Лучше бы связала носки или рукавицы. Да и как может быть у нее жив дед, если сама она совсем старая. Какая-то странная эта старуха!".

             Но затем недоумение сменилось догадкой: "Ах, вот оно что! Ну конечно! Как же я сразу не понял, что речь о празднике 9 Мая! Нет у старухи деда. Был, а теперь нету, погиб".

             Поезд шел, набирая ход. Перестук его колес был четким и равномерным, как удары сердца. Пока паренек раздумывал, как наладить со своей попутчицей диалог, не все же время молчать, старушка встала с места, достала из сумки алюминиевую кружку, принесла воды и начала осторожно поливать березку. Затем огляделась, словно искала, что бы еще сделать. Делать ей было нечего, и она нехотя вернулась на место. Через час снова поднялась, взялась за кружку, но Володя твердо сказал, что она может не беспокоиться, воду он принесет.

             Внимательно на него посмотрев, старуха кивнула головой и медленно протянула кружку. 

             В полдень в купе зашла проводница, высокая пожилая женщина в униформе. Пристально посмотрев в сторону Володи, она спросила у старухи:

             - Ну, как вы тут устроились, может, помочь в чем-то нужно или чай принести?

             Старуха ответила, что у нее все есть и помощь не требуется. Несколько минут они сидели молча. Володе показалось, что старуха ждала новых вопросов, а проводница боялась их задавать и, чтобы скрыть эту неловкость, то и дело разглаживала на коленях свою форменную юбку. Наконец, осторожно касаясь плеча старухи, спросила:

             - А чего так поздно собралась, Полина Ивановна? Раньше почему к деду не ехала?

             - Раньше? - переспросила старуха. - А как раньше? В апреле хотела, да приболела вот. Правая рука худа стала. Только на Победу и собралась.

             - Да я не о том, - остановила ее проводница. - Говорю, почему не раньше, когда помоложе была, а только сейчас, когда столько лет прошло?

             - Так я же не знала, - заволновалась старуха. - Где он и что с ним я уже узнать не надеялась, родители померли давно. А в этом году, в феврале, объявились какие-то следопыты. Письмо прислали с весточкой, где покоится мой дед.

             Голос у старухи дрогнул, осекся. Она взволнованно посмотрела на проводницу, прежде чем, пересилив себя, смогла рассказывать дальше, как военкомат выдал ей документ, в котором выражалась просьба ко всем организациям оказывать ей содействие в связи с поездкой к месту захоронения мужа - рядового Моршина Николая Сергеевича, погибшего во время Великой Отечественной войны.

             - Вот! Содействие! - громко воскликнула проводница и, строго посмотрев в сторону парня, требовательно ему шепнула: "Береги Полину Ивановну, как зеницу ока. А то, понимаешь, уклюнутся в свои телефоны и ничего вокруг не замечают. Если что потребуется бабуле - зови!" - и, взглянув на часы, добавила:

             - Ладно, я к вам еще загляну, а сейчас пойду. Сами понимаете, служба.

             "Она, наверное, решила, что я ее внук", - тут же подумал Володя.

             Поезд шел все быстрей и быстрей к месту своего назначения. И сполохи света станционных прожекторов, и разноцветные огни светофоров, и дрожащие тени короткой апрельской ночи летели навстречу, спешили и скатывались под откос. Стучали колеса на стыках рельсов, гремели пролеты мостов, по которым проезжал поезд. Встречные поезда пролетали, словно в тумане, гремя и содрогаясь, приветствуя друг друга громким сигналом.

             Слушая монотонный перестук колес, Володя не мог уснуть, думая и о старухе с подарком-саженцем, и о предстоящем отпуске в деревушке у родственников, и о погибшем на белорусской земле солдате. А потом наступило утро. И старуха опять сидела на прежнем месте, ласково поглядывала на березку, и кружка с водой была у нее наготове. А еще она смотрела в окно, вглядываясь в мелькающие за стеклом пейзажи. И Володе представлялось, что все эти поля, леса, города, поселки, фабричные трубы и корпуса цехов, блестящие ленты дорог торжественно проходили перед глазами его молчаливой попутчицы, как проходят войска перед своим командиром.

             В то утро они приехали в Минск. Теперь старухе оставалось только сесть на автобус и за каких-нибудь три-четыре часа добраться до могилы деда. Полина Ивановна быстро собрала свои пожитки, закинула за спину тощий рюкзак, сказала Володе: "Прощевай" - и торопливо направилась к выходу из вагона. Паренек поспешил вслед за нею, чувствуя, что не может вот так отпустить ее одну после немногословного, но трогательного общения в купе.

             На перроне их встретили шум и обычная вокзальная толчея. Старуха на мгновение остановилась, левой рукой прижала к себе березку, словно защищая, и, выставив вперед правую руку, в которой она держала легкую суковатую палку, шагнула в людской водоворот. Володя, ведомый непонятной ему силой, шел за ней следом, стараясь не упустить из виду. Шел, натыкаясь на людей, на чьи-то баулы и чемоданы, как слепой за своим поводырем.

             Среди этой толпы только он знал, почему она торопится и что несет в хрупком маленьком ведерке, и вдруг поймал себя на четкой уверенной мысли, что должен поехать к могиле солдата вместе с нею.

             - Полина Ивановна! - окликнул Володя свою попутчицу, бережно освобождая из ее рук ведерко. - Позвольте я с вами?

                Неудобная ноша перекочевала в его руки. Полина Ивановна остановилась, скользнула по парню блестящими от невыплаканных слез глазами, привычно поправила сползающий с плеча рюкзак и впервые улыбнулась:

                - Пошли, а то на автобус опоздаем!