Фридрих Боденштедт - переводчик и друг Тургенева

1. «Я увидел Россию только с лучшей стороны»
Фридрих Боденштедт родился в Пайне близ Ганновера.  По окончании Геттингенского университета он в конце 1840 года уехал в Россию, чтобы стать гувернером сыновей князя М.Н. Голицына.  В 1843 году преподавал в тифлисской гимназии, в 1844-1846 гг. путешествовал по Кавказу, откуда вернулся в Германию. В 1854-1867 гг. был профессором славистики Мюнхенского университета. В 1867-1873 гг. заведовал придворным театром в Майнингене. Последние годы жизни провел в Висбадене.
Ф.Боденштедт является автором многочисленных литературных произведений различных жанров. Наибольшую известность получили «Песни Мирзы Шафи», написанные по мотивам стихов азербайджанского поэта, с которым Боденштедт познакомился в Тифлисе. После возвращения в Германию Ф.Боденштедт издал фундаментальный труд «Народы Кавказа и их освободительная борьба против русских», где содержится обширный материал по истории и этнографии.
В XIX веке Ф.Боденштедт считался одним из лучших в Германии знатоков и переводчиков русской литературы. Среди его важнейших работ – собрания сочинений М.Ю.Лермонтова (1852), А.С.Пушкина (1854-1855) и И.С.Тургенева (1863-1864). Ф.Боденштедт был первым, кто познакомил немецких читателей с идеями славянофилов: в 1862 году под его редакцией на немецком языке вышла в свет двухтомная антология их сочинений «Русские фрагменты».
В конце жизни, в 1888 году, Ф.Боденштедт издал воспоминания , значительная часть которых посвящена пребыванию в России. Это очень интересный исторический источник, однако в рамках данной статьи мы остановимся на пребывании Ф.Боденштедта в Москве в 1841-1843 годах, где, по его словам, он «узнал Россию с лучшей стороны» . Именно эти   впечатления во многом предопределили дальнейшее отношение Ф.Боденштедта к русской культуре, его увлеченность идеями славянофилов и восхищение не только произведениями, но и личностью И.С.Тургенева.
 Первым российским городом, который увидел Фридрих Боденштедт, был Петербург, куда он прибыл из Любека поздней осенью 1840 года. Озаренный лунным сиянием город произвел на него с первого взгляда сильное впечатление, однако вскоре оно сменилось разочарованием.  Построенный вопреки природе, среди болот, ценой тысяч человеческих жизней, Петербург казался ему холодным, безликим и призрачным, а встречи с многочисленными соотечественниками скорее удивляли, нежели радовали.
В начале 1841 года Ф.Боденштедт приехал в Москву, и древняя столица сразу покорила его.
«Древний царский город Москва не производит с первого взгляда такого ослепительного впечатления, как новый императорский Петербург; она скрывает свою красоту, подобно раковине в иле, скрывающей свою жемчужину, – так начинает он свои воспоминания о Москве. – Московские слободы выглядят, как большие деревни, однако и центральная часть города со своими лужайками, прудами, парками и бесчисленными садами имеет преимущественно сельский облик. Полукольцо зеленой Садовой улицы  дополняется цепью бульваров, где в тени высоких лип так приятно проводить время коротким и знойным летом. В Москве нет таких широких, прямых, хорошо вымощенных улиц с роскошными домами, как в Петербурге, да и Москва-река не сравнится с царственной Невой с ее великолепными набережными. Однако стоящий на холмах и украшенный садами древний царский город живописнее возникшего, как по волшебству, на пустынной, болотистой равнине нового императорского города. (…) Необычайно пестрый облик Москвы, где хижины бедняков соседствуют с дворцами богачей, грязные трактиры – с златоглавыми храмами, убогие доходные дома – с виллами, – соответствует уличной жизни, где роскошные экипажи пересекаются с доверху нагруженными телегами, а одетые по последней парижской моде дамы и господа осторожно пробираются сквозь толпу бородатых мужиков (…). Москва – средоточие народной жизни всей России (…). Обращение здесь свободнее, взаимоотношения между людьми теплее и доверительнее, а многочисленные памятники старины связаны с реальными воспоминаниями, уходящими в глубь пяти столетий. Здесь все выросло из родной почвы, здесь все стало, а в Петербурге все сделано» .
В 1841-1843 годах Ф.Боденштедт служил гувернером в семье князя Михаила Николаевича Голицына (1896-1863). «Эти годы, – вспоминал он, – были самым спокойным и плодотворным периодом моей жизни. (…) Здесь я узнал Россию только с лучшей стороны» .
Необходимость находиться целый день при двух подростках и преподавание четырех дисциплин (немецкого, латыни, истории и географии) не тяготили и не утомляли молодого учителя. Он находил время и для изучения русского языка (что было довольно трудно, поскольку в семье Голицыных говорили только по-французски), и для общения. Частым его собеседником был Николай Григорьевич Вяземский (1769-1846), тесть М.Н.Голицына. Престарелый вельможа охотно рассказывал любознательному молодому человеку о делах давно минувших дней и расспрашивал об их общей alma mater – Геттингенском университете. Старший брат воспитанников Ф.Боденштедта Николай Михайлович Голицын (1820-1885) познакомил его с будущим славянофилом Ю.Ф.Самариным, который много и с восторгом рассказывал молодым людям об А.С.Хомякове, а двоюродный племянник М.Н.Голицына  Павел Александрович Олсуфьев (1819-1844) представил Ф.Боденштедта М.Ю.Лермонтову .
Лето Голицыны проводили в родовой усадьбе Никольское-Урюпино. Ф.Боденштедту нравилась жизнь на лоне природы, особенно благодаря дружбе с поэтом Василием Ивановичем Красовым (1810-1854), преподававшим русский язык в семье Голицыных. В.И.Красов был одним из немногих образованных людей, с которым Ф.Боденштедт мог говорить по-русски; благодаря ему будущий славист познакомился с русским и украинским фольклором и многое узнал о русской жизни.
 Фридрих Боденштедт был воспитан на традициях немецкого романтизма, для которого характерен интерес к религии и восхищение искренней набожностью простых людей. Вот почему религиозность русского народа для Боденштедта не просто этнографический феномен, выражающийся в приверженности внешней обрядности, а нечто большее.
«Однажды ненастным холодным днем я вошел в старую церковь, – вспоминал он. –  Вначале у меня помутилось в глазах и перехватило дыхание от множества свечей и запаха ладана, но затем, когда зрение прояснилось и дышать стало легче, я увидел множество коленопреклоненных бородатых мужчин в кафтанах и полушубках. Отрешенные, погруженные в себя, шептали они слова молитвы. Время от времени они осеняли себя широким крестным знамением и клали земные поклоны. Увидел я также элегантную, одетую в черное даму, которая стояла на коленях перед иконой и истово крестилась» .
Православное церковное пение Ф.Боденштедт впервые услышал в Петербурге и был поражен его красотой, которая, по его мнению, оказывает более сильное влияние на души молящихся, нежели проповедь . Особое впечатление на Ф.Боденштедта произвели церковное пение и колокольный звон в Москве. «Во время Великого поста, – вспоминал он, – все церкви полны молящихся, и богослужение носит особенно торжественный характер. Чудесное пение в соборах Московского Кремля привлекает тысячи людей, среди которых не все принадлежат к православной церкви. (…) После пушечного выстрела в Кремле раздаются, возвещая полночь, глухие удары Успенского колокола с колокольни Ивана Великого, и затем пасхальная ночь наполняется звоном тысяч колоколов и светом, озаряющим все церкви снизу доверху. Народ устремляется на богослужение, после окончания которого священник, подняв крест, возвещает: «Христос воскрес!». Затем хор исполняет торжественное песнопение, и после все приветствуют друг друга словами «Христос воскрес» и «Воистину воскрес» и трижды целуются. Праздничный колокольный звон звучит с небольшими перерывами всю пасхальную неделю» .
По мнению Ф.Боденштедта, приверженность русского народа обрядам является внешним проявлением его искренней религиозности. «Я неоднократно убеждался, – пишет он, – что в набожности русского народа нет ни тени лицемерия, и идет она от чистого сердца» .
Каковы же истоки его веры?
«Там, где блага земные недолговечны и достаются тяжело и где человеку негде преклонить голову, там взоры обращаются к небесам в надежде обрести лучший мир, – пишет Ф.Боденштедт в предисловии к «Русским фрагментам». – Зло происходит от зависти, которая является неизменным спутником достатка, однако обездоленные помогают друг другу, и среди них развивается сострадание, милосердие, любовь к ближнему, короче, все то, чему учит христианство, и так получилось, что, несмотря на закостенелые формы византийской церкви, невежество священников и скудное религиозное воспитание, в народе сохраняется живое религиозное чувство» .
Читая мемуары Ф.Боденштедта о России, можно отчасти понять, что именно привлекло его в произведениях И.С.Тургенева. Немецкий писатель увидел у своего русского собрата то, что с юности привлекало его самого: жизнь на лоне природы, простые и душевные отношения между людьми, искреннее и безыскусное религиозное чувство простого народа.
В чем-то сходным было у них и отношение к жизни. Они не судили, не разоблачали, а сочувствовали и пытались понять.
Ф.Боденштедт «увидел Россию только с лучшей стороны» не вследствие политической ангажированности или стечения обстоятельств, а потому, что хотел этого в силу особенностей своего характера. При чтении его воспоминаний кажется, что в доме Голицыных царила идиллия: образцовая мать семейства, милые послушные дети, уважение к учителю. Между тем, судя по воспоминаниям историка С.М.Соловьева, незадолго до Ф.Боденштедта преподававшего русский язык в том же семействе, все обстояло с точностью до наоборот. Как было на самом деле, неизвестно, ясно одно: сорок пять лет спустя, готовя свои воспоминания к печати для немецких читателей, Ф.Боденштедт не позволил себе ни одного дурного слова в адрес семьи, в которой прожил два с половиной года и где к нему, судя по всему, хорошо относились.
Конечно, многое неприятно поражало и шокировало молодого немецкого учителя, но неприглядные черты русской жизни он пытался не только объяснить, но представить с иной, подчас неожиданной точки зрения
Несмотря  на советы опекавшего его В.И.Красова, Ф.Боденштедт, совершая покупки, нередко становился жертвой нечестных продавцов, но это его не возмущало. «Они производят впечатление добродушных, милых и терпеливых людей, – писал он, –  и на них невозможно по-настоящему рассердиться даже когда понимаешь, что все они изрядные плуты» . И действительно, можно ли осуждать простой народ за жульничество, говорит он, если «продажность чиновников вошла в пословицу»? Их, однако, он тоже не обличает. Они, по его словам, «получают мизерное жалованье, зачастую несоответствующее их титулам и рангам, и потому они просто вынуждены быть нечистыми на руку. Вот почему, когда газеты пишут о наказании какого-нибудь высокопоставленного чиновника или генерала за казнокрадство, это производит трагикомическое впечатление» . Впрочем, дело не только в плохих примерах. По мнению Ф.Боденштедта, «для настоящего русского жизнь лишена блеска, если она ведется по правилам» . Как привыкшего к порядку немца это его настораживало, но как романтика – восхищало.
Царящие всюду грязь и нечистоплотность были, пожалуй, главным, что шокировало молодого немца, однако и этому феномену русской жизни Ф.Боденштедт со временем нашел оправдание и даже пришел к выводу, что, оказавшись в Германии, русские порой считают как раз немцев настоящими грязнулями. «Иностранцу в России бросается в глаза грязь на улицах и в домах, за исключением принадлежащих знати, – пишет – он. – Обычный русский чувствует себя в грязи вполне комфортно и ложится спать в той же одежде, в которой целый день работал.  Зато по субботам он идет в баню и там моется до тех пор, пока не почувствует себя полностью обновленным, и затем уже целую неделю обходится без домашнего мытья.  Русские, учившиеся в Германии, рассказывали мне, с какими сложностями они сталкивались, когда хотели пойти в баню, ибо еще в первой половине XIX века таковых не было в немецких университетских городах, в том числе и в Берлине. Таким образом, малоимущие семьи, живущие в небольших квартирах, были просто лишены возможности основательно помыться. Отсюда у русских складывалось впечатление, что у немцев вообще нет потребности как следует мыться, а потому, чтобы хоть как-то избавиться от грязи, они ежедневно следят за личной гигиеной и убираются в доме» .

2. «Переводы прекрасны, ибо они Ваши»
Значительную часть творческого наследия Ф.Боденштедта   составляют переводы русской литературы, среди которых самое заметное место принадлежит произведениям И.С.Тургенева. Ф.Боденштедт был не первым его немецким переводчиком, однако именно благодаря ему германские читатели получили относительно полное представление о творчестве русского писателя.
Знакомство Ф.Боденштедта с творчеством И.С.Тургенева началось с
«Дворянского гнезда». Прочитал он его в апреле 1861 года, а через месяц, 4 мая 1861 года, в Мюнхен приехал  сам И.С.Тургенев. Ф.Боденштедт сразу пригласил писателя в гости, и на следующий день они встретились. «Тургенев – один из самых импозантных и приятных людей, каких я когда-либо встречал» – записал Ф. Боденштедт  в  дневнике. Назавтра И.С.Тургенев вновь был у Ф.Боденштедта. У него он познакомился с минерологом, поэтом и фотографом Францем Кобеллем (1803-1882), писателем, поэтом и философом Мельхиором Мейром (1810-1871), а также философом и историком Морицем Карриером (1817-1895). Судя по дневниковым записям М.Мейра, И.С.Тургенев в тот вечер рассказывал о России, преимущественно о крепостном праве и земельных отношениях. Отмечая роль Крымской войны в развитии общественного самосознания, он сказал: «Крымская война была нам очень полезна: она освободила нас от царя Николая (личина великого человека) и открыла нам самих себя».
На следующий день Тургенев и Боденштедт были в театре, после чего нанесли визит своим общим знакомым Хилковым, а в среду 8 мая Тургенев  уехал в Берлин.
В начале лета  Ф.Боденштедту по поручению И.С.Тургенева было послано  собрание его сочинений на французском и русском языках. 
«Мое основное чтение в последние дни – это Тургенев, чьи произведения чрезвычайно захватили меня», – записал Ф.Боденштедт в  дневнике. Не меньшее впечатление произвели они на жену Ф.Боденштедта Матильду, которая уже летом 1861 года перевела «Муму» и «Якова Пасынкова» с французского издания. В ноябре 1861-январе 1862 года они были опубликованы. Долгое время оба перевода приписывались Боденштедту, поскольку в публикации была указана лишь фамилия переводчика .
В мае 1862 года вышел из печати перевод повести «Фауст», сделанный уже самим Ф.Боденштедтом. Этот перевод чрезвычайно понравился И.С.Тургеневу. «Только что прочел его и был буквально в восторге – он просто прекрасен. (…) Недостаточно знать в совершенстве русский язык – надобно еще самому быть большим стилистом для того, чтобы создать нечто в столь высокой степени удачное» , – писал он Ф.Боденштедту  19(31) октября 1862 года.
По предложению И.С.Тургенева Ф.Боденштедт взялся за перевод других произведений для будущего собрания сочинений. «Для меня истинная удача найти переводчика, подобного Вам, и я заранее горжусь этим» , – писал И.С.Тургенев Ф.Боденштедту 25 октября (6 ноября) 1862 года. В 1863-1864 годах в Мюнхене было издано собрание сочинений И.С.Тургенева в двух томах. В него вошли «Муму», «Яков Пасынков», «Фауст», «Постоялый двор», «Поездка в Полесье», «Призраки» и  «Первая любовь». Боденштедт планировал продолжить работу, но вследствие недостаточно большого сбыта издатель отказался возобновить договор. Тем не менее произведения Тургенева в переводе Боденштедта вскоре стали известны широкому кругу немецких читателей. В германской прессе появилось свыше двадцати восторженных рецензий, отмечавших также и переводческий талант Ф.Боденштедта.
Вторая и последняя личная встреча И.С.Тургенева и Ф.Боденштедта состоялась в Баден-Бадене, с 6 по 13 августа 1863 года. «В остроумной беседе с любезным Тургеневым  время проходит столь быстро и приятно, что я не испытываю потребности ни в каком другом обществе и, по возможности, избегаю новых знакомств» , – писал Ф.Боденштедт жене 9 августа 1863 года. Незадолго до баденской встречи, 24 июня (6 июля) 1863 года И.С.Тургенев обратился к Ф.Боденштедту с просьбой перевести на немецкий язык стихотворения русских поэтов для сборника романсов Полины Виардо. «Я, естественно, подумал о Вас, самом совершенном и самом тонком из переводчиков» , – писал он. Переводы Ф.Боденштедта не обманули ожиданий И.С.Тургенева. В письме от 25 января (6 февраля) 1864 года он отметил:  «Переводы прекрасны (…), ибо они Ваши» .

3. «Русские фрагменты»: размышления немца-славянофила
Между первой встречей И.С.Тургенева с Ф.Боденштедтом в мае 1861 года и публикацией повести «Фауст» на немецком языке прошел год. Что касается собрания сочинений И.С.Тургенева, то над его переводом Ф.Боденштедт начал работать только осенью 1862 года. Почему же Боденштедт не спешил, предоставив жене первой начать работу? Дело в том, что весь 1861-й и часть 1862 года Ф.Боденштедт  напряженно работал над изданием антологии славянофильских текстов на немецком языке «Русские фрагменты».
Идея такого издания принадлежала И.С.Аксакову, который хотел познакомить европейских и прежде всего немецких читателей с идеями славянофилов. Несмотря на отсутствие четкого плана антологии, он сразу после приезда в Лейпциг, в январе 1860 года, нашел издателя, однако найти переводчика, который бы устраивал И.С.Аксакова и притом не придавал бы значение финансовой стороне вопроса, оказалось труднее. После бесплодных и утомительных хлопот, в марте 1860 года, И.С.Аксаков познакомился с Ф.Боденштедтом, который согласился стать редактором и автором введения к будущей антологии, а в качестве переводчика порекомендовал офицера баварской армии Христиана Шмидта, в свободное от службы время изучившего русский язык. И.С.Аксаков, устав от поисков,  согласился. Итак, Христиан Шмидт под контролем Ф.Боденштедта, который проверял и редактировал его переводы, принялся за работу, но в июле 1860 года новый редактор славянофильской «Русской беседы» А.И.Кошелев отказался от финансирования  антологии на немецком языке, а в декабре 1860 года умер брат И.С.Аксакова Константин. Убитый горем, он в письме к Ф.Боденштедту от 1 января 1861 года отказывается от своего дальнейшего участия в антологии, в том числе от просмотра готовых переводов, и просит его самостоятельно продолжить работу, воспринимая ее как дань памяти почившим авторам .
Несмотря на занятость и необходимость постоянно думать о заработке для содержания семьи, Ф.Боденштедт довел до конца и издал в 1862 году брошенный на произвол судьбы труд, который не мог найти массового спроса в Германии.  Разумеется, осуществить в полном объеме грандиозный и довольно аморфный проект И.С.Аксакова он не мог, однако то, что ему удалось сделать, впечатляет. «Русские фрагменты» – это солидная двухтомная антология славянофильских текстов, снабженная комментариями, а также  обширными предисловием и введением, написанными Ф.Боденштедтом.  Содержание и структура антологии тщательно продуманы. Каждый том включает  как обобщающие труды, так и труды, касающиеся конкретных событий и явлений прошлого и настоящего России. Первый том содержит сочинения К.С.Аксакова «О древнерусской общине и народном вече» и «Семейная и народная жизнь у древних славян», И.С.Аксакова «Народная жизнь и украинские ярмарки» и И.В.Беляева «Об историческом значении деяний  Московского собора 1551 года»; второй – сочинения Н.П.Гилярова-Платонова «Личное и общественное», А.И.Кошелева «О крестьянской общине и поземельной собственности», А.С.Хомякова «Исторические фрагменты», П.А.Бессонова «О рукописи времен царя Алексея Михайловича, найденной и изданной под названием «Русское государство в середине XVII века», И.С.Аксакова  «О ремесленном союзе в Ярославской губернии» и П.И.Бартенева «Граф Морков: дополнение к истории русской дипломатии».
Антология Ф.Боденштедта адресована отнюдь не широкому кругу читателей. В предисловии он подчеркивал, что не стремится к занимательности и легкости изложения, ибо говорит о серьезных вещах, имеющих  отношение к будущему Европы. Ф.Боденштедт адресовал свою книгу прежде всего государственным деятелям и политикам,  которые должны освободиться от касающихся России предрассудков и посмотреть здраво на прошлое, настоящее и будущее этой страны .
В России труд Ф.Боденштедта был отмечен короткой рецензией П.И.Бартенева, посчитавшим его «благодарностью за русскую хлеб-соль» . (За эти «хлеб-соль» он, как мы помним, два года работал, не покладая рук, в семействе Голицыных). В   1863 году Ф.Боденштедт был избран почетным членом «Московского общества любителей российской словесности», что стало признанием его заслуг в качестве переводчика русской литературы и издателя славянофильских текстов на немецком языке.
Итак, в мае 1861 года, когда Ф.Боденштедт впервые встретился с И.С.Тургеневым, работа над «Русскими фрагментами» была в самом разгаре, и скорее всего она была одной из тем их бесед. О том, какие идеи И.С.Тургенева могли отразиться в предисловии и введении к «Русским фрагментам», мы скажем поздне. Прежде, однако, обратимся к их содержанию, основанному преимущественно на идеях  авторов антологии, дополненных наблюдениями и размышлениями составителя . 
В начале предисловия  Ф.Боденштедт подробно говорит об огромных размерах России. Она, по его словам, подобна морю народов, принимающего все новые и новые реки, ее границы постоянно расширяются, и, если это будет продолжаться, неизбежным следствием данного процесса станет мировое господство. Культурные достижения России Ф.Боденштедт ставит невысоко. Русские, считал Ф.Боденштедт,  не сильны ни в архитектуре, ни в изобразительных искусствах. Они, по его мнению, более склонны к литературе, однако истинной красотой, обладают лишь народные песни. У них нет имен, соразмерных с Данте, Шекспиром или Гете , хотя современная русская литература  находится на уровне современной европейской литературы . Однако Ф.Боденштедт был убежден, что рано или поздно гении мирового масштаба появятся и среди русских, ибо «Бог даровал этому народу язык, который сочетает романское благозвучие с германской силой и выразительностью». И потому «придет время, когда Господь пошлет этому народу и того, кто в бессмертных созвучиях  донесет до мира его мысли, чувства, надежды и страдания». Однако, по мнению Ф.Боденштедта, это произойдет лишь тогда, когда Россия «перестанет стремиться к увеличению своих размеров и начнет углубляться в самую себя» .
Знакомя читателей с российской историей, Ф.Боденштедт акцентировал внимание на допетровской эпохе. По его мнению, русские – свободолюбивый, независимый и самодостаточный народ, никогда не испытывавший пиетета перед государственной властью, и до начала XVIII  века не знавший деспотизма. Он отсутствовал не только в Новгородской вечевой республике, но даже в Московской Руси, где царская власть была ограничена земскими соборами. Настоящий деспотизм, считал Боденштедт, начался в России только с Петра I, заполнившего немцами государственный и военный аппарат. Прежде всего на немцах, по его словам, лежит ответственность за превращение России в деспотическое полицейское государство. Таким образом, европеизация страны означала для русского народа не свободу, а порабощение .
Каковы же особенности национального характера русских и чем они отличаются от немцев?
«Русский склоняется перед властью, как и немец, однако совершенно иным образом, – пишет Ф. Боденштедт. - Он боится власти как слепой природной стихии и, дабы избежать ее разрушительной силы, использует любые средства. Немец же, напротив, почитает власть, и это почитание доходит у него до благоговения. Он стремится возвести в систему самый грубый произвол и использует свой разум для того, чтобы понять и обосновать его. Он во все вникает, всему придает смысл и превращает самый жестокий деспотизм в благословенную Богом систему, что для русского в принципе невозможно. Немецкая основательность одинаково верно, самоотверженно и добросовестно служит как жестокому произволу, так и правде и науке. Она представляет собой упорядоченную, мощную упорную силу, движущуюся к цели, но какой – это уже не имеет значения. (…) Петр Великий завел в России по иностранному образцу шпионов, тайную полицию, всеобщую слежку, которая создала атмосферу неуверенности и подозрительности во всех сословиях, однако только немцы возвели это в систему. Без немецких министров, генералов, полицейских шпионов, чиновников всех мастей Россия не стала бы тем, чем она стала». Вполне объяснима поэтому, говорит Ф.Боденштедт, и ненависть русских к немцам: русские ненавидят власть, а власть – это немцы. Однако воспитанный немцами русский чиновник еще хуже: «Он  лишен немецкой честности и для своего обогащения  использует все средства. В конце концов эти привычки стали оказывать влияние и на русифицированных немецких чиновников» . Отвращение русских к бюрократическому аппарату объясняется не только коррупцией. Русский народ действительно может прекрасно обходиться без него. Ф. Боденштедта восхищает способность русских к самоорганизации. «Ни у одного другого народа не встречал  я такой способности улаживать свои дела, без шума, писанины и формальностей, как у русских» , – пишет он. По его словам, ни в одном европейском городе он не видел такой прекрасной организации городского транспорта, как в Москве и Петербурге: в любое время можно быстро доехать в любой район за весьма низкую плату, и все потому, что чиновники не вмешиваются в работу извозчиков.
Склонность русских к коллективизму проявляется, по мнению Ф.Боденштедта, и в устройстве деревень. Избы стоят рядом, заборов нигде нет; немцы же стремятся отгородиться от соседей. Коллективизм русских и индивидуализм европейцев имеют как сильные, так и слабые стороны. «Немцу более свойственен индивидуализм, он самостоятельнее,  более способен жить своим умом и принимать решения; русский стремится к кому-нибудь прислониться и примиряется с ограничениями, которые накладывает община. Этим объясняются и великие свершения русского народа, и его безмерная способность к самопожертвованию, которая не раз спасала страну, и его отставание от народов, величие которых достигается не напором массы, а индивидуальными усилиями. (…) У себя дома русский миролюбивее и добродушнее немца, однако, если начинается война, русские объединятся скорее, чем немцы. (…) Как индивидуум немец в большинстве случаев превосходит русского, однако как нация русские нередко одерживают верх» .
Впрочем, коллективизм, самоотверженность, способность к самоорганизации и  глубокая религиозность не только восхищают, но и настораживают Ф.Боденштедта: «Это истинно жертвенная вера является существенным моментом национального единства, и  по воле самодержца она  легко превращается в фанатизм, что представляет для нас опасность» .
Не стоит, считал Боденштедт, отождествлять Россию с ее правителями. Так, если при жизни Николая I – единственного из европейских монархов своего времени, кто мог по п повторить слова Людовика XIV: «Государство – это я», – силу России переоценивали, то после его смерти и Крымской войны ее стали недооценивать . «Россия – не колосс на глиняных ногах, – предупреждал Ф.Боденштедт на закате своих дней. – Ее основа – глубоко верующий народ, живущий на основе древних, освященных традицией общинных установлений,  и гибель неизменно ждала тех, кто пытался ее завоевать» .
«Гете сказал, что способность к самопожертвованию есть высшая добродетель, ибо заключает в себе все остальные, – так завершает Ф.Боденштедт предисловие к «Русским фрагментам». – Нет ни одного народа, которому эта добродетель была бы присуща в большей степени, нежели славянам. Славяне не знают партийной борьбы, и если среди них появится человек, который воспламенит народ истинной или иллюзорной идеей, они поднимутся все, как один, и сметут своим воодушевлением любое сопротивление. Эта способность к самопожертвованию, эта самоотверженность, о которых постоянно свидетельствует российская история (…) вкупе с единством, святостью семейных уз и общинными порядками, – залог великого будущего» .




4. И.С.Тургенев и «Русские фрагменты»
«Русские фрагменты» написаны прежде всего под влиянием идей славянофилов. В то же время некоторые места в них, вероятно, являются следствием бесед с И.С.Тургеневым в мае 1861 года и чтения его произведений.   
Обоих литераторов объединяет сочувствие русскому народу. Крепостное право Ф.Боденштедт считал главной причиной пьянства и нищеты, а неприятие Петербурга связано у него не столько с внешним обликом северной столицы, сколько с бесчисленными человеческими жертвами, которых стоило ее строительство. Деятельность российских императоров Ф.Боденштедт оценивает прежде всего по их отношению к народу.  Реформы Петра I, считает он, никак не коснулись простых людей, продолжавших пребывать в темноте и невежестве. Деятельность   Екатерины II он также оценивает отрицательно. Бывшая немецкая принцесса закрепостила и обездолила множество русских крестьян и пригласила для освоения свободных земель немцев . В воспоминаниях Ф.Боденштедт не скрывает своего юношеского восторга перед величественным обликом Николая I, которого он видел в Москве весной 1841 года. Однако в «Русских фрагментах», оценивая восхищение, которое император вызывал не только у своих подданных, но и у консервативно настроенных европейцев, Ф.Боденштедт называет его «фасадом великого человека» . Не исключено, что эта формулировка появилась в результате беседы с И.С.Тургеневым, назвавшим, как мы помним, Николая I «личиной великого человека» . Более всего Ф.Боденштедту импонирует Александр II: «Народу даровав освобожденье, стяжал ты славы больше, чем в сраженьях» , – пишет он в посвященном ему сонете. Таким образом, неудивительно, что одним из первых произведений, привлекших внимание четы Боденштедтов, был рассказ «Муму», который, как мы помним, перевела Матильда Боденштедт еще летом 1861 года.
Большое внимание  Ф.Боденштед уделяет  спорам славянофилов и западников. Славянофилов он называет московитской, или старорусской, партией; западников – петербургской, или немецкой, партией. Его симпатии целиком на стороне первых. Московиты, пишет он, видят будущее России, основанное на национальных традициях, однако не отрицают значения реформ Петра I. Они говорят о  необходимости  учиться у Европы, но не рабски подражать ей, и настаивают на реальных, а не фиктивных преобразованиях. Петербургская, или немецкая, партия –  правящая партия. Это огромная бюрократическая пирамида, на вершине которой стоит император. Ее представители возлагают все надежды на заимствования с Запада, с презрением относятся к национальным традициям и по сути абсолютно равнодушны к судьбам России, ибо заботятся не столько о реформах, сколько об их видимости, не об усвоении полезных уроков Запада, а о создании для страны европейского фасада. Ф.Боденштедт указывает, что в России и за рубежом распространено неправильное понимание сути споров «московитов» и «петербуржцев». Московитов представляют варварами, желающими возвращения в Древнюю Русь; петербуржцев – поборниками прогресса. Однако это не так.  Именно московиты, отмечает Боденштедт, в годы николаевского режима говорили о необходимости открытого суда, равенства сословий, упрощения бюрократического аппарата, свободы прессы, т.е. того, что является требованиями времени . (Bodenstedt 1862: XI-XII, 10-13).
Скорее всего объяснение сути этих споров основано на чтении славянофильской литературы и общении с И.С.Аксаковым, однако, возможно, характеристики представителей обеих партий отчасти подсказаны образами Лаврецкого и Паншина из «Дворянского гнезда» – первого произведения И.С.Тургенева, которое прочитал Ф.Боденштедт в апреле 1861 года. Лаврецкий, как мы помним, воспитывался и жил в Европе, у него во многом западный образ мыслей, однако он любит и хочет понять Россию и ее истинные потребности. Паншин – бездумный нерассуждающий чиновник. Он западник, но лишь потому, что этого требует от него начальство. У него нет ни убеждений, ни чувств, ни привязанностей. Есть только блестящая видимость, за которой скрывается душевная пустота и бесплодная жизнь. Не эти ли персонажи стояли перед мысленным взором Ф.Боденштедта, когда он пытался объяснить своим соотечественникам, о чем спорят в России?

Основные опубликованные работы автора по теме статьи
1.Томан И.Б. Переводчик И.С.Тургенева – Фридрих Боденштедт //Тургеневские чтения (11-13 ноября 1998 года). М.: Государственный литературный музей, 1998
2.Фридрих Боденштедт // Инга Томан. Немецкие поэты в России. – М., 2010
3.Томан И.Б. Образ русского народа глазами Фридриха Боденштедта // Россия между Западом и Востоком: традиции и перспективы развития диалога культур. – М.: Институт всеобщей истории РАН, 2021 – С.108-117
4.Томан И.Б. Москва 1840-х голов глазами немецкого поэта //Московский журнал. – 2022 - №8