Цепные псы самодержавия. Глава 42

                Глава сорок вторая
 
  Быстро пролетело жаркое самарское лето когда горячие суховеи сменялись сильными грозами. В июле молния ударила в деревянный домишко на берегу речки Самарки, и сгорел этот ветхий дом с его жителями.
 
 Знаменитые ярмарки, Казанская и Воздвиженская, собрали огромное количество купцов со всех концов Российской империи.
 Грабовский прибывал в управление всегда раньше всех, но старался уже не задерживаться на службе до поздней ночи.

 Раза три в неделю Николай оставался ночевать у Зинаиды, для которой снял в наём половину небольшого домика и взял её на полное содержание. Теперь «сладкая женщина» не ходила убираться в лабаз купца Корейникова, а сидела дома, занимаясь воспитанием сына, вышиванием, вязанием и домашними делами.
 
Дом, в котором жила Зинаида, находился недалеко от Ильинского базара.
 Грабовский приезжал к ней после службы. Как правило, ночью. Зинаида тогда старалась отвести сына к матери, проживающей в двух кварталах.
 - Зачем мальчишку беспокоить? Пусть у себя в спаленке спит! - недоумённо спрашивал он.
 - Зачем мальцу слышать мои крики? - смущённо объясняла она Николаю. - Пусть у маманьки погостит немножко, а завтра я его утречком заберу.
 - Делай так, как тебе, Зинуля, удобно! - соглашался Грабовский и никогда не спорил.
 
 У Вахрамееева в гостях он за три месяца был всего два раза.
На службе поток документов не иссякал. Иногда Николаю казалось, что основная деятельность Департамента полиции и Отдельного корпуса жандармов - это создавать
 различные документы, а не бороться с врагами самодержавия.
 
 Очень часто от напряжения пальцы Грабовского сводила сильная судорога. Тогда он откладывал в сторону ручку c пером и начинал размышлять о своём будущем.
 «Ещё год, может быть два или чуть больше, и на моё место пришлют молодого адъютанта, только что закончившего курсы при Отдельном корпусе жандармов. Меня же прикомандируют к какому-нибудь губернскому или областному жандармскому управлению. Хорошо бы на Юг или в Центральную часть России! А если в Нарымский или Туруханский края? Там же вечный холод! Там же я быстро зачахну! » - Николая передёрнуло от ужаса.
  Он жутко не любил холод, и не понимал, как люди живут в Сибири, и им это очень нравится!
 
«Если меня пошлют в холодные края, я должен буду ехать. Ведь я офицер и обязан подчиняться. Однако это не самое страшное! Меня больше беспокоит вопрос, как я буду находить и вербовать нужных мне людей? К сожалению, мои коллеги  вместо качественных  секретных сотрудников работают со «штучниками», которые сами приходят и приносят разовую информацию , а потом становятся агентами и лишь только для того, чтобы улучшить своё материальное положение».
 
Судороги отпускали пальцы, Грабовский вновь брался за ручку. Обмакивал стальное перо в чернила и продолжал работать над документом.
 
После долгих, порою мучительных размышлений, Николай пришёл к заключению, что прежде, чем вербовать кого-то из интересующей его среды, ему нужен верный помощник. Человек, которого он сначала будет внедрять в интересующую его среду. Помощник не должен быть агентом, а  являться только лишь  доверенным лицом Грабовского. О нём не должен знать никто! Ни начальство, ни коллеги. Это будет только его, Грабовского, помощник!  После внедрения  в определённую среду: на фабрику, или завод, или даже в учебное заведение этот доверенный человек будет изучать  возможных кандидатов на вербовку.
 «Помощника придётся держать за свой счёт. Это, разумеется, дополнительные расходы, но с качественной агентурой я смогу сделать хорошую карьеру. Даже стать генералом! Почему бы и нет! Надо поставить  себе цель - стать генералом!»

 Последняя неделя августа уже выдалась прохладной, и Грабовский начал действовать.
 В субботу  он ушёл  со службы часов в двенадцать. Дома вырядился приказчиком, взял извозчика и поехал на улицу Лесную.
 Так называлась набережная Волги, на которой располагались бесчисленные лесопилки.
 
Быстро нашёл трактир с видом на высокие пирамиды брёвен, досок и бруса.
 Зашёл внутрь. В нос шибануло кислятиной и гнилью. «Здесь харчуются пролетарии этих лесопилок!» - понял Грабовский.
 
Он осмотрелся. Трактир имел вид  сарая, построенного на скорую руку. Стены из широких, почерневших досок. Над головой, очень низко, навис деревянный потолок, лежащий на балках из тонких, плохо ошкуренных брёвен.
 На левой стене пять окон с видом на дорогу, ведущую с набережной в город.  На правой - расположились  всего три мутных оконца.
 
 В середине зала два длинных, грубо сколоченных стола. За одним из них сидели несколько мужиков одетых в какое-то рваньё.
 - Здравствуйте, господин хороший! - перед Николаем  стоял губастый половой.
 - Доброго денёчка, уважаемый! Мне бы поесть? - Грабовский рассматривал мужика.
 В руках- нестираное полотенце в жирных пятнах. Несвежая косоворотка, полосатые мятые штаны.
 - Покушать желаете? - половой улыбнулся, показывая свои кривые жёлтые зубы.
 - Да! Вот здесь мне будет удобно! - Николай направился к столику на четырёх человек, стоящему у второго окна.
 
- Пожалуйте! Пожалуйте! - половой метнулся вперёд и принялся быстро протирать щелястую столешницу полотенцем. 
  Грабовский с опаской сел на шатающийся  табурет и посмотрел в окно. »Отсюда мне будет видно всё!»
 
- Чаво кушать желаете, господин хороший? - половой изогнулся над столом, смотря на посетителя своими хитрыми бегающими глазками.
 - А что ты можешь мне предложить?
 - Щи на свинине! Очень вкусные! Жирные! - половой облизал свои  толстые губы.
 - Нет! - поморщился Николай.
 - Тогда имеем гречишную кашу с топлёныым маслом. Объедение! Свининки наисвежайшей можно поджарить...
 - Поджарь ты мне яичницы! Три яйца! Принеси маленький графин водки! - перебил  Грабовский полового.
 - Сделаем-с! Поджарим-с! Чаво ещё? - губастый впился в него своими жёлтыми глазами.
 - Пока всё! - отрезал Николай.
 Половой бегом помчался на кухню.

 Грабовский посмотрел в окно, а потом принялся наблюдать за мужиками, сидящими на длинных мощных лавках, за столом посередине зала.
   Четверо крепких широкоплечих человека, с бородами, стриженные под скобку, одетые в старую поношенную одежду, чинно хлебали деревянными ложками щи из больших глиняных мисок.
 Молчали...  Только по залу разносилось их громкое чавкание.
«Плотогоны, наверное?» - подумал Грабовский.
 
Вот один из них, на вид лет сорока, с серьгой в правом ухе, положил ложку на стол и потянулся за большим гранённым графином. Налил всем в глиняные чарки.
 - Давай, робяты! - он поднял свою чарку.
 Все остальные бросили хлебать щи и потянулись за своими чарками.
 
Выпили, затем, как по команде, взяли по куску черного хлеба, который нарезанный лежал горкой на доске. Обильно посолили и начали жевать, закрывая при этом глаза от блаженства. Потом принялись аппетитно хрустеть чищенными луковицами, лежащими горкой у каждой миски.
 
- Господин хороший, вот ваша яичня! Вот и водочка! - половой поставил на стол поднос и принялся снимать с него тарелку с солеными огурцами и тонкими пластинами отварной говядины. - Пожалуйста! Кушайте! Хорошего аппетиту! Если чего пожелаете, зовите!
 
 Грабовский налил в стаканчик толстого стекла водки, выдохнул и медленно выпил.
  Крошечными глотками. Водку Николай так пил всегда: маленькими глотками и закрывая глаза.
 
 Напиток был приличного качества, а  вот яичницу  пожарили на прогорклом масле, от чего она имела горький отвратительный вкус. «Привыкли обслуживать пролетариат, мерзавцы!» - возмутился он.
  Раздался пронзительный гудок. Долгий и противный. За ним - другой. Потом - третий.
 На лесопилках закончился рабочий день. Короткий по случаю субботы.
 
«Сейчас нужно смотреть внимательно!» - Грабовский бросил есть и уставился в мутное от пыли окно.
 По дороге  в направлении города побрели группки людей.
 
 Начал моросить мелкий дождь. Картина была грустная: затянутое тучами небо, серые склады, мрачные лица рабочих, медленно идущих по дороге, вымощенной булыжником.
 Шли молча, без улыбок, без смеха и разговоров.
 Серая людская масса  одетая в разбитые сапоги, рваные штаны, затёртые от старости куртки или свитера.
 Прошла первая группа. Человек тридцать, затем вторая - чуть больше. Все похожи друг на друга, Серые, измождённые лица, одежда покрыта тонким слоем опилок или стружки.
 
 Работяги шли так медленно, что Николай успевал бегло рассмотреть лицо каждого из них.
 «Это всё не то, что мне нужно! Не то!»
 
Третью группу замыкал паренёк лет шестнадцати в одежде, которая состояла из сплошных заплаток разного цвета.
 Он с трудом волочил ноги. Было видно, что парень даже шатается от усталости. Он остановился как раз напротив окна, в которое смотрел Грабовский.
 - Уважаемый! - громко крикнул Николай. - Уважаемый, да где ты есть?
 - Я тута, господин хороший! - появился половой, - чаво будет вам угодно?
 - Слушай, уважаемый, видишь этого парня? - Грабовский кивнул подбородком на молодого человека, стоящего на дороге.
 - Ага! Вижу! Чаво нужно?
 - Срочно пригласи парня сюда! Я его хочу обедом угостить!  Давай не медли, дорогой!
 - Слушаюсь! Чичас! - половой, не выказывая никакого удивления, ринулся к двери трактира.
 
 Перед столом стоял паренёк лет шестнадцати. В длинных нечёсаных его волосах запутались стружки. Голубые глаза смотрели на Николая настороженно.
 - Добрый день! - Грабовский встал из-за стола и протянул руку пареньку руку, - меня зовут Николай Васильевич! - представился он.
 - Стёпка! - ответил тот и пожал руку.
 Ладонь у него была узкой и шершавой.
 
- Степан, садись за стол! Есть хочешь? - Грабовский с жалостью наблюдал, как паренёк проглотил слюну.
 Его большой кадык задвигался.
 - Хочу! - признался он, - но денег у меня нет!
 - Степан, я тебя приглашаю отобедать со мной! Раз я приглашаю, значит и платить буду я! Не возражаешь?
 - Нет! - паренёк удобно устроился на стуле.
 - Ты сегодня ел что-нибудь? - Грабовский посмотрел на бледные впавшие щёки Степана.
 - Да! Кипяточек с хлебушком! - ответил тот.
 -Уважаемый! - позвал Николай полового.
 - Я тута, господин хороший! - мужик уже стоял возле стола.
 - Расскажи, этому молодому человеку, что ты ему можешь предложить поесть! - тоном приказа попросил Грабовский.
 
-Щи на свинине, гречишная каша с топлёным маслом, свининка жареная, яичня...
 - Выбирай, Степан! - предложил Николай.
 - Щи! - коротко бросил тот.
 
 Минут через десять Степан уже ел горячие наваристые щи с ситным хлебом.
 Парень был голоден, но держался молодцом. Не спешил, не обжигался. Ел чинно и даже медленно.
  Его поведение импонировало Грабовскому, он продолжал изучать Степана.
 Узкие плечи, высокая худая шея, вытянутый подбородок, волевые губы, нос небольшой остренький. Под глазами синие круги. » Это от голода или усталости, а вероятнее всего от двух причин,» - подумал Грабовский.
 
- Дяденька, а можно заместо жареной свинины ещё щец? Больно они вкусные тута! - вдруг попросил парень.
 Голос у него был тихий и слабый.
 - Степан, запомни, меня зовут Николай Васильевич! Не дяденька! - поправил парня Грабовский.
 
- Можно, Николай Васильевич? - не особенно смутился Степан.
 »Не теряется! Это тоже хорошо!» - сделал вывод Грабовский.
 Щёки у юноши стали красными. Голубые глаза «осоловели». «Объелся!  Постоянное недоедание, а тут сразу столько пищи! Это становится даже опасным».
 
Степан сильно икнул, положил ложку на стол и с очевидным сожалением посмотрел на остававшиеся в миске щи.
 Его глаза стали закрываться.
 
«Нужно с ним разговаривать, а то ненароком уснёт! Прямо здесь за столом!» подумал Грабовский и спросил:
 - Степан, а сколько тебе лет?
 - Шестнадцать исполнилось в марте, - едва ворочая языком, с трудом ответил тот.
 - А родители у тебя есть?
 - Мамка помёрла в прошлом годе. Батя через месяц  «змею» в дом привёл. Злющую, жадную. Она как появилась в нашем доме, так и начала меня со свету изживать. Бате на ухо всё время жужжала, что я много ем. Ничего делать не хочу, потому что ленивый. Это всё неправда, Николай Васильевич! Неправда! Я с детства скотину пасу, огород поливаю, поленья для печи с тринадцать лет колоть стал... Ик!
 - Чаю хочешь? - предложил Степану Грабовский.
 - Внакладку? - неожиданно подскочил на стуле юноша.
 - Внакладку! - рассмеялся Николай.
 - Конечно хочу! Ни разу ещё  внакладку не пил! - оживлённо признался Степан.
 
За длинным столом плотогоны уже распивали второй самовар. Чай тянули из старых потресканных блюдец, смешно вытягивая при этом свои губы. У всех за щеками лежал кусочек сахару.
  Пили молча, только шум втягивания горячего чая раздавался на весь трактир.
 
Плотогоны скинули свои рваные кафтаны и положили их рядом с собой на лавку.
 По их лицам тёк обильный пот, который они вытирали рукавами своих косовороток.
 
Половой поставил на стол небольшой самовар, два стакана в подстаканниках, глиняную глубокую мисочку, наполненную сахаром - песком, из которой торчали две маленькие ложки, два блюдца.
 
- Щас баранки поднесу! - сообщил он и ушёл.
 - Чего ты, Степан, ждёшь? Наливай себе! - подбодрил юношу Грабовский.
 Тот принялся насыпать в стакан сахар, шевеля при этом губами.
 - Ты что-то говоришь? - поинтересовался Николай.
 -  Считаю я! Десять! Думаю, что хватит! - Степан налил в стакан заварки и поднёс его к крану самовара.
 - Я  тоже так думаю! - едва не рассмеялся Грабовский и положил себе в стакан ложку сахара.
 - Баранки! С маком! - объявил появившийся половой.
 - Спасибо, уважаемый! - поблагодарил того Николай.
 
Степан долго размешивал сахар в чае, затем налил его к себе в блюдце. Двумя руками поднёс к вытянутым в трубочку губам и с шумом сделал большой глоток.
 - Сладкий! -  прошептал он, зажмуриваясь от наслаждения.
 Они пили чай, и Грабовский задавал и задавал юноше вопросы.
 
На улице стемнело. Трактир наполнился какими-то грязными мужиками, которые пришли сюда, чтобы выпить водки после трудовой недели.
   
Вскоре Николай знал о юноше, сидящим напротив него, абсолютно всё. Воробьёв Степан Ильич родился и жил с родителями в деревне Азнакаевская Бугульминского уезда, Самарской губернии. У него были две младшие сестры, которые умерли ещё в младенческом возрасте. Степан остался единственным ребёнком в семье. Мать его любила. У неё он научился ремонтировать одежду, что ему очень нравилось. В школу Степан не ходил. Читать и писать не умел, зато хорошо считал и знал сложение и вычитание,
 
После неожиданной смерти матери отец привёл в дом молодую женщину, вдову, у которой был свой сын.
  В семье сразу же начались конфликты. Мачеха обвиняла Степана в том, что он много ест и не хочет ей помогать.
 После очередного скандала отец жестоко избил Степана, чего никогда до этого не случалось.
 
Юноша обиделся и убежал из дома. Пешком пришёл в Самару. Попал на лесопилку купца Баранова, где и работал. Долго Степан привыкал к тяжёлому труду. Сначала он даже спать не мог. Стонал ночами от боли в руках и ногах, но потом привык.
 Платили ему 6 рублей в месяц, как подмастерью без опыта и знаний.
 
- Живу я Николай Васильевич недалеко отсюда  в бараке , на бугре. Половину барака занимают семейные, а в другой половине живём мы - холостые. В комнате -нары на восемь человек, но спит  там больше людей.
 - Почему? - удивился Грабовский.
 - Потому что одно место стоит целковый в месяц! - принялся объяснять Воробьёв. Цельный рубль! Дорого! Я, поэтому, сплю на нарах вдвоём с Митяем. Платим по полтиннику. Можно, конечно , и под нарами. Однако там грязно очень, и крысы бегают.
 - А чем питаетесь? - поинтересовался Николай.
 - Похлёбку варим из потрохов. Сытно и дёшево. По воскресеньям в баню ходим,- у Степана уже не закрывались глаза.

 Он с любопытством смотрел на Грабовского и было очевидно, что хотел задать какой- то вопрос, но никак не решался.
 
Николай вынул папиросы, зажёг спичку  прикурил.
 - А мне можно? - неожиданно спросил парень.
 - А может тебе, Стёпка, и водки налить, - резко ответил Грабовский. - Мал ещё! Водку пить и курить этих дел нужно избегать.
 
- Ясно... Так я по-настоящему не курю. Дым только пускаю. А водку пил всего несколько раз. Не нравится она мне. Голова сначала дурная становится, а потом она очень сильно  болит... - признался парень.
  - Так вот и не  думай об этом!  - наставительно произнёс Грабовский и вылил себе в рюмку остатки водки из графина.
 Выпил. Захрустел огурцом.
 
Степан продолжал смотреть на него. »Хороший парень и умный. По глазам видно. Жаль, конечно, что неграмотный! Но  это не беда! Выучится!» - Николай медленно жевал отварную говядину.
  - Николай Васильевич, а для чего вы меня кормите в трактире? - вдруг выпалил парень и покраснел.
 - Степан Ильич, - усмехнулся Грабовский, - дело в том, что у меня на Каме артели валят лес. Потом плотогоны гонят его по Каме, затем по Волге. Слава Богу, дела идут в гору! Нужно расширять коммерцию... Это можно сделать только тогда, когда имеешь честных и преданных тебе помощников. Вокруг же одно ворьё! Жулики! Вот я хочу тебе предложить эту работу...
 
 У Степана глаза сразу стали круглыми от удивления. Он открыл рот и ничего не мог произнести.
 - Так пойдёшь ко мне помощником? - Грабовский внимательно смотрел на юношу.
 - По- по-пойду! Ни -ни- колай Ва -ва -сильевич, да вы скажите чаво делать- то нужно! Я буду работать днём  и ночью! Можете быть уверены, что ни копейки  у вас не уворую! Да пусть у меня отсохнут руки! - Воробьёв от волнения сначала заикался, а потом принялся быстро креститься. - Вот только неграмотный я! - с грустью протянул парень и замолчал.
 
- А грамоте хочешь выучиться? - Грабовский едва не засмеялся, увидев реакцию юноши на его предложение.
  - Хочу! Ох как хочу, Николай Васильевич! Книжки хочу читать... - мечтательно, прикрыв глаза, тихо произнёс Воробьёв.
 - Желание - это самое главное! - одобрительно улыбнулся Грабовский. - А чего ты, Степан, хочешь работать у меня и не спрашиваешь сколько будешь получать?
 - Не знаю! - пожал плечами юноша. - Сколько дадите...
 
- Какой я тебе смогу положить оклад? Какой?-  нарочито вслух, стал размышлять Грабовский. - Думаю, что рублей сто вполне возможно...
 - Скока? Скока? - Степан подпрыгнул со стула и едва не бросился в пляс. - Это же деньжищи какие!!! Сто рублей! Сто рублей!
 - Стёпка, послушай меня! Сначала я тебя отправлю к хорошему учителю, чтобы он научил тебя писать, читать и знаниям арифметики. Потом, может быть, ещё тебе придётся чему-нибудь полезному выучиться. А уж только потом ты сможешь получать сто рублей. Пока же я буду платить тебе десять рублей в месяц, На жильё тебя определю в дом к моему знакомому в Солдатскую слободу.  Бесплатно. Согласен? - Грабовский наблюдал за юношей.
 
- Николай Васильевич! Николай Васильевич! Николай Васильевич, - дрожащими губами шептал тот, - конечно согласен! Конечно согласен!  Так я для вас всё, что нужно сделаю! Всё, что нужно!
 - Вот и хорошо! - Грабовский встал и протянул Воробьёву руку. -Завтра в десять утра встречаемся здесь, у трактира! Забирай все свои вещи! На лесопилку и в барак ты больше не вернёшься!
 
- Я понял! Я понял, Николай Васильевич! - Степан двумя своими узкими ладонями тряс руку Грабовского.