Ветка калины

        Училка биологии в школе открыла нам страшную тайну. Оказывается человек – это животное. Но я уже тогда был продвинутым недоверой и поинтересовался: за какие такие грехи нас приравняли к кошкам и собакам? А дело, видите ли,  в том, что нами, как и прочей живностью, управляет один и тот же набор базовых инстинктов – стремление к самосохранению, к размножению и к удовлетворению основных потребностей.
        - Это верно для всех? – спросил я.
        - Да, для всех.
  - Для всех-всех?
  - Совершенно для всех – подтвердила учительница. Но я не унимался:
        - А как же экстремалы, путешественники? Такие как Фёдор Конюхов, которые ради высокой цели, а иногда за просто так рискуют своей жизнью и часто погибают? А как же спасатели? Герои на войне?
    Она на мгновение смутилась, но быстро нашла выход:
    - С точки зрения биологической науки, такие пассионарные личности являются неправильными особями. Хотя мы нередко восхищаемся ими. Ну, посудите сами – если бы все люди были такими как они, то человечество как вид давно бы уже перестало существовать.
  - Очень даже может быть… – пробубнил я себе под нос – Но лично я хочу быть именно таким как эти неправильные люди. Ведь они в каком-то смысле не совсем животные…
   Я тогда не знал, что таким человеком нельзя стать только потому, что ты вдруг этого захотел. Таким нужно родиться. Подумать страшно, скольких гениальных певцов лишился мир только потому, что они спокойно жили и не знали, что у них уникальный голос. Многие ведь не поют совсем. А что петь, когда жизнь почти у всех такая, что не до песен? Это касается, впрочем, всех областей человеческой деятельности. Но если ты с рождения знаешь, что создан для чего-то большого, только не знаешь, для чего именно, то не только запоёшь, но и в горы полезешь, чтобы отыскать в себе те способности, что не дают тебе спокойно жить как все нормальные люди.
           Впрочем, и родиться таким мало. Нужно ещё быть удачливым и оказаться в нужное время в нужном месте. Большинству великих пришлось искать себя в муках, ломая перед собой стены и сдвигая на своём пути горы. Гарсия Маркес, написав свой великий роман «Сто лет одиночества», шесть раз посылал его в редакции. И, всякий раз получал ответ, что вещь это слабая, а потому бесперспективная. У него уже опустились руки. Но жена, которая верила в него, продала свой единственный фен, чтобы на вырученные деньги в седьмой раз отправить рукопись в издательство. Наконец повезло. Книгу напечатали. Пришла слава и достаток. Множество премий, включая «нобелевку». А сколько гениальных писателей, написавших множество супер-пупер ярких романов, остались навсегда никому неизвестными только потому, что делали в жизни лишь то, для чего они рождены и совершенно не умели плыть против течения?
   Уже тогда, в средних классах школы, я вдруг узнал, что мне категорически противопоказан любой спорт. Врачи обнаружили у меня дефект позвоночника. Но, как только в нашем районном центре открылся легкоатлетический манеж, я сразу же записался в спортивную секцию. Я занимался с фанатичным упорством. А как может быть иначе, если нельзя? Удивительно, но моим коронным видом стало толкание ядра. И тем более неожиданным стало то, что я получил заветный значок мастера спорта. А в последнем классе школы у меня обнаружилось заболевание глаз. Врачи говорили, что пока я этого не замечаю, но через несколько лет моё зрение начнёт стремительно ухудшаться. И если я хочу отдалить этот процесс хотя бы лет на десять, я должен сейчас же резко снизить нагрузку на зрительный аппарат. А для этого как минимум надо отказаться от поступления в ВУЗ. Разумеется, вскоре я жил уже в Питере и учился в «Лесгафта».
   И чем замечательнее были годы учёбы, тем стремительнее был их полёт. Я получил диплом, а ещё через несколько лет защитил диссертацию по спортивной педагогике. И для этого мне не пришлось сворачивать горы. Ведь моим научным руководителем был мой любимый тренер. Знаю, знаю, что хвастаться тут совершенно нечем. Да я и не стал бы, если бы не хотел донести до вас одну вполне конкретную мысль. А ведь на собственном примере, как ни крути, а убедительнее получается.
   Все спортсмены максималисты. Это аксиома. Им нужно либо всё, либо ничего. И девушки у них обычно самые красивые. Когда видишь на футбольном стадионе профессиональных хоккеистов с жёнами в качестве болельщиков, или футболистов на хоккейной арене (не в театр же им ходить со своими половинками в свободное от основной работы время), то единственная мысль, которая приходит в голову: где они берут таких красавиц в таком количестве? Я не ставил себе задачу переплюнуть всех в этом вопросе, но однажды…
           У спортсменов и у алкоголя в жизни разные дороги. Во всяком случае до поры. Наше опьянение в победах и в результатах. А вот романтику и адреналин нам тренеры не запрещают. Ведь адреналин способствует усилению выработки тестостерона. А это гормон не только спортивных, но и всех прочих мужских достижений.
           Крайнее лето каникул перед последним курсом. Финиш сессии и – мы с другом отправились сплавляться на лодке по рекам Карелии. Был июнь. Были белые ночи. И романтика была такая, которая вызывает непреодолимое привыкание. Кто занимался этим хоть однажды, тот знает, как трудно «с этой темы соскочить». На одном из незнакомых порогов мы перевернулись, не рассчитав свои силы и опыт. Мы оба плавали хорошо и без труда выбрались на берег и вытащили свою лодку вместе с пожитками. Вода была холодная. Но это была только половина беды. Ещё хуже было то, что она была ещё и мокрая. Мы вымокли насквозь. Промокли все вещи, палатка и весь наш провиант. И спички. Водонепроницаемых кейсов тогда ещё не было.
           Когда мы ещё только приближались к порогам, метров за пятьсот до самого опасного участка мы увидели с десяток байдарок, вытащенных на песок. Сразу стало понятно, что это опытные туристы, хорошо знающие маршрут. На своих «гоночных болидах» им не пройти этот «Париж – Дакар». Уж если мы на нашем внедорожнике перевернулись… Их замысел прост и понятен – после хорошего отдыха перенести свои «драккары» берегом вниз по течению и двигаться спокойно дальше к следующей промежуточной точке. И вот, промокший до нитки, я иду по лесу в поисках этой группы, чтобы одолжить у них сухие спички без которых не развести костёр, а значит не просушить одежду, палатку и не приготовить ужин.
           Ярко светит незакатное солнце. Ни ветерка. Только хруст веток под ногами. В сосновом лесу видно и слышно далеко. Когда раздаётся стук дятла, невозможно понять как далеко от тебя он барабанит. Я прислушался. Звук голосов тонким слоем разлился на большое расстояние по всей округе, и было бы невозможно понять в какую сторону нужно идти, если бы подсказкой мне не был верный компас берега речки. Через несколько минут я вышел на группу ребят, сидящих вокруг костра. Невдалеке стояли палатки. В котелке над огнём булькала уха. Молодые, весёлые, добрые лица. Всё понятно: стало быть, студенты. Десять человек. Все парни. Нет. Среди них одна девушка. Ничего себе, хорошенькое дельце! Почему меня это волнует? Не волнует, конечно. Просто удивляет. Какая нормальная девушка отважится отправиться в такую глухомань с девятью молодцами, бурлящими гормонами как их котелок с ухой? Она либо нимфа, либо отчаянная до безрассудства. А может просто один из них её парень и с ним она здесь в полной безопасности? Нет, вряд ли. Любой на его месте отправился бы с такой прелестницей в более романтическое путешествие.
           А она действительно хороша собой. Русское лицо. Короткая стрижка светлых волос. Глубокий взгляд серьёзных серых глаз. Она здесь словно царевна-лебедь среди прекрасных витязей. В эту минуту я ещё и представить не мог, что сам окажусь в роли Черномора, который у них из-под носа украдёт их красавицу. И что она скоро станет моей женой. А сейчас у неё каникулы перед последним курсом факультета вычислительной математики и кибернетики нижегородского университета. И она единственная девушка в своей группе. Да, такая уж это не женская специальность. Отличница, спортсменка, ангелоподобное существо, она невольно вскружила голову не только всем сокурсникам мужского пола, но и многим преподавателям. Но, будучи помешанной на науке максималисткой, она была холодна и неприступна как покрытые льдом скалы Рускеалы зимой.
           Повезло тем девушкам, у которых был только один ухажёр. Пусть даже навязчивый до назойливости. Пусть он тебе не совсем приятен внутренне и симпатичен внешне. Покапризничаешь до поры, подождёшь своего «принца на белом коне», да и поймёшь наконец, что «полночь близится, а Германа всё нет» и, скорее всего уже не будет, как не будет и того, кто даже отдалённо его напоминает. Спохватишься, а он, ухажёр твой проклятый всё ещё тут. И выйдешь за него. Хоть одна не останешься. Гораздо хуже, когда претендентов двое и оба нравятся. Ведь от одного из них придётся отказаться навсегда. И как же это тяжело! А вдруг прогадаешь? А если их больше десятка? Тут драма переходит в трагедию. Ведь помимо проблемы, что все хороши как на подбор, мучает ещё и философский вопрос: если я выберу этого, то почему именно ему такое невероятное счастье? Остальные чем же плохи и за что им такая несправедливость? К тому же до поры кажется, что такое богатство выбора будет всегда. И вот именно сейчас, в последнее студенческое лето она, кажется, что-то начала подозревать…
           Вот так нежданно и негаданно я оказался в нужное время в нужном месте и заполучил лучшую в мире жену – мою обожаемую Алёну. Внезапно возникнув в её жизни, я оказался за пределами привычного для неё круга поклонников, каждому из которых она не по одному разу сказала уже «нет». И вот сейчас впервые она ощутила смутную тревогу, что безоблачная студенческая юность заканчивается, а впереди взрослая жизнь, в которой она скорее всего окажется служащей какого-либо учреждения и её будут окружать одни «старпёры», все как один поголовно женатые. Словом, при всём богатстве выбора, альтернативы у неё не оказалось. Через год она переехала в Питер. И вскоре мы поженились.
           У моей благоверной в Нижнем осталась родная сестра Ирина. Она была всего на два года младше Алёны, но старшая была для неё таким авторитетом, что она пошла по её стопам и поступила на тот же факультет и на ту же самую специальность. Она была такой же красавицей, отличницей и спортсменкой, как и её сестрица и (вот непруха!) тоже оказалась единственной девушкой в группе. Бедные парни готовы были разбивать себе лбы о стену её неприступности, но завоевать её сердце так никто и не сумел.
           Быть лучшей ученицей курса у Ирины была причина не менее веская, чем врождённый максимализм. Ей очень нравился один молодой профессор – ярчайший представитель в плеяде восходящих звёзд советской науки. Но он не обращал на неё ни  малейшего внимания, ибо восхищала его только красота научных идей и подходов, а отнюдь не женская красота. Может быть хотя бы безукоризненно отличные оценки позволят ей обратить на себя его внимание?
           В свои сорок лет он был так неординарен и неподражаем в поступках и «выходках», что за подобное поведение любого заслуженного преподавателя в два счёта могли бы «выпереть» с кафедры. Но только не его. Проницательные руководители ВУЗа уже тогда понимали, что он – будущая слава университета.
           Он мог прийти на зачёт и начать так:
           - Сейчас в аудитории находится порядка двадцати студентов. А у меня критически не хватает времени, чтобы принять зачёт у всех в обычном режиме. А потому...
           Он нарисовал на стене мелом горизонтальную линию на уровне своего плеча и продолжил:
           -  Я занимаюсь каратэ и у меня хорошая растяжка. Вы все не обязаны иметь такую же. Поэтому линию я провёл на достаточно небольшой высоте. Кто из вас сможет ударить ногой выше этой черты – получает «зачёт» автоматом. Остальные будут сдавать его в обычном режиме.
           Когда половина группы сдала в "ускоренном" режиме, он резюмировал:
           -  Ну, вот... Теперь времени должно хватить. Что и требовалось доказать.
           Но главным хобби его жизни был альпинизм. Этот вид спорта требует от человека недюженной физической силы, выносливости и ловкости. Что уж говорить про волевые качества, смелость и решительность? Как многое отдала бы Ирина, чтобы сменить  весло и байдарку на комплект горного снаряжения! Чтобы карабкаться за ним на любые скалы и ползти по горным тропам к заснеженным вершинам. Но... Любые успехи в учёбе для него всего лишь рутина, а примечает он лишь таких же ярких и неординарных людей как и он сам.
           Однажды он пришёл на экзамен по теоретической физике несколько взволнованным.
           - Коллеги! – начал он – Сегодня у меня завершающий день очень важного и ответственного эксперимента.
           Он сел за преподавательский стол, вплотную примыкающий к первому учебному столу среднего ряда и продолжил:
           - Я вынужден провести наш экзамен несколько непривычным для всех нас способом. Но у меня нет выбора. Поэтому, я надеюсь на ваше понимание.
           На своём столе мелом он нарисовал мишень. В центральном круге изобразил цифру «пять», в чуть большем – «четыре». Затем объявил:
           - Каждый из вас сейчас, не вставая со своего места, должен бросить свою зачётку в эту мишень. Оценки проставлю сразу. Попадание в центр – «отлично». Чтобы получить «удовлетворительно», достаточно, чтобы зачётка осталась хотя бы на краешке стола. Кто промахнулся – пересдача по общим правилам ровно через неделю.
   Он не хуже других знал, что наименее подготовленные всегда жмутся к задней стене, подальше от преподавателя. Ведь там больше шансов списать незаметно. А те, кто уверен в себе и не собирается пользоваться шпаргалками, садятся обычно на самом виду, поближе к экзаменатору. Ирина сидела прямо перед ним в своей самой нарядной блузке и ей просто пришлось протянуть вперёд руку и положить зачётку ровно на цифру «пять».
           Когда влюблённость только зарождается, ты чувствуешь такую лёгкость, что хочется летать. Порхать как колибри и, зависая над цветком, пить нектар сладких мыслей о любимом человеке, быть в мечтах рядом с ним и верить, что счастье обязательно наступит.
            Как в земной атмосфере два враждебных фронта – холодный и тёплый, столкнувшись, порождают ураган, так в душе безответно влюблённого, сталкиваются два противоречащих друг другу процесса – навязчивая до изнеможения  привычка думать о любимом день и ночь и неотвратимое осознание того, что он не будет твоим никогда.
           Третья фаза самая тяжёлая и долгая – мучительная пытка длиной в года, а иногда и в целую жизнь. Безответная любовь – биологический парадокс и психологический нонсенс. С точки зрения природной целесообразности, ей не может быть оправданий.
           Любовь взаимная – всего лишь опьянение гормонами. Притупились стимулы – уменьшился выброс соответствующих соединений. Так уходит любовь. Часто она преобразуется в привязанность – влечение подчас ещё более сильное. Но когда ураган безответного чувства в душе человека не стихает, а только набирает обороты, то не сложно и вовсе сойти с  ума. Это уже не наваждение, а болезнь. А подобное лечится подобным. Надеюсь, скоро учёные разработают такие гормональные препараты, что-то вроде противозачаточных таблеток – принял и предохранил свою душу от незаслуженных мучений. Но пока их к сожалению не придумали.
   Иркины одногруппники испытывали что-то подобное. Но все в разной степени. Ведь чтобы стремиться заполучить самую красивую девушку, нам не всегда нужно влюбиться в неё до потери сознания. И всё же год за годом они постепенно теряли надежду и один за другим находили себе пару. Пусть не богиню красоты, зато нормальную земную спутницу жизни. Так, к самому получению диплома, она осталась совсем без ухажёров. Впрочем, не совсем.
           Сёстры выросли в посёлке Горбатовка недалеко от Нижнего Новгорода в простом деревенском доме. Обычный сельский паренёк по имени Колька ухаживал за Ириной ещё со школьной поры. Он был уверен, что у него есть все основания рассчитывать на её взаимность. Он был высок, хорошо сложен и внешне был вполне симпатичен по горбатовским меркам. Был он очень крепким физически и пользовался большим авторитетом у местной молодёжи. Но Ирина была не по годам серьёзным человеком и держала очень высокую планку для личных отношений. А Николай учился неважно, не увлекался ни искусством, ни литературой. Какие у них могли быть общие интересы?
           Наступило время перестройки. Времена смутные. Ирине с её уникальным дипломом не удалось получить хорошего распределения. Пришлось устроиться учительницей в ту самую школу, которую они с сестрой и с Николаем не так давно закончили. Мечты о высокой науке и современных технологиях обернулись для неё унылыми серыми буднями и единственной радостью в жизни остались ежегодные походы на байдарках с той самой компанией однокурсников, с которой она провела все свои студенческие летние каникулы и в которой они пообещали друг другу, что и после окончания учёбы они вместе продолжат свои летние карельские сплавы по рекам.
           А Коля к этому времени был уже опытным трактористом и имел хорошую стабильную зарплату. Он привык всегда добиваться своего. Его удалой напор и отсутствие конкурентов сделали своё дело. Девушке пришлось сдаться. Но она взяла с него обещание, что он не будет препятствовать ей проводить ежегодный отпуск в Карелии в своей компании байдарочников. Он нехотя согласился. Во-первых, деваться было некуда. Иначе Ирину было не заполучить. А во-вторых, он надеялся, что это лишь временная блажь и она быстро пройдёт. Но время шло, а страсть к походам не проходила. Он психовал. От ревности сходил с ума. Ему стало казаться, что на него с презрением и неприязнью смотрят все, кто ещё недавно так уважал и даже почитал его.
          Ещё бы! Твоя красавица жена уезжает на месяц в лес с какими-то мужиками, а ты как последний лох терпеливо ждёшь очередного лета когда о тебя снова вытрут ноги. Колька начал пить. Во время приступов ревности, а они вскоре стали непрерывными, он избивал свою жену самым жестоким образом. Когда она убегала к родителям, он приходил и избивал её вместе с родителями и никто ничего не мог с этим поделать, потому что в эти моменты не было во всей Горбатовке такого человека, который мог бы справиться с Николаем. Истории об этом я слышал так часто, что у меня сформировался прочный образ пусть самобытного, но крайне неприятного персонажа.
           Тем временем у них родился сынишка. Звали его Вовка и он был на два годика младше нашей дочки. В разговорах о нем я слышал только одно определение: неординарный. Про него не говорили "умный" или "глупый", как, впрочем никаких других эпитетов не применяли также. Только "неординарный". Мне не совсем было понятно, что это должно означать. Но в то время мне это было и неинтересно. Что это за характеристика - неординарный? С одной стороны понятно - не такой как все. Но какой? Ладно, скоро увидим. Ведь скоро, наконец, они приедут к нам в гости. Да, именно "наконец". А как может быть иначе? Ведь это же родная сестра моей любимой жены.
           Погожим августовским днём мы встретили Ирину с сынишкой в Пулково. Они приехали вдвоём, поскольку мужа не отпустили дела. Я с любопытством и интересом рассматривал своих родственников. Сестра моей жены - красавица. Но нельзя сказать, что они похожи. Высокая, стройная тёмная шатенка с зелёными глазами. Недавно ей исполнилось тридцать лет, а выглядит она значительно моложе. Но она такая же серьёзная и немногословная как моя Алёна. И это мне очень импонирует.
     Шестилетний Володя тоже всё время молчит, уткнувшись носом в боковое стекло автомобиля. Мальчишка как мальчишка. В чём его неординарность? Приехали к нам домой. Перекусили с дороги. И... поехали по магазинам. Оказалось, что в суете сборов Ирина забыла положить себе хоть какую-нибудь лёгкую одежду на жаркую погоду. А именно такая наступила сейчас. Дети пожелали остаться дома.
     Когда взрослая часть населения покинула территорию квартиры, Вовка по хозяйски стал обходить комнату за комнатой с интересом изучая всё до мельчайших деталей. Анечка, наша восьмилетняя дочурка, гостеприимно сопровождала его, отвечая на все вопросы и давая подробные комментарии. Закончив ревизию, мальчик остановился возле моего письменного стола и спросил:
           - Чей компьютер?
           - Моего папы- ответила дочка.
     - Это же икстишка. Прошлый век.
     - А по мне так все компьютеры одинаковые.
           - Ага. Сейчас. Даже у меня уже «пентиум». Ты хоть сама-то понимаешь, что вы здесь просто папуасы? Ладно. Сейчас посмотрим, что тут у твоего пахана есть.
           И он привычным движением щёлкнул тумблер на задней стенке горизонтального блока, на котором стоял монитор.
           - Не вздумай! - запротестовала девочка. - Папа не разрешал тебе его трогать.
           - Можно подумать, что мне так уж нужно его разрешение.
           - Всё равно он запаролен.
           - А это мы сейчас проверим. Отец давно его купил?
           - Он не покупал. Ему на работе выдали.
           - Когда?
           - В этом году.
           - Хорошо. Какой сейчас год?
           - Девяносто четвёртый. Шестое августа. Суббота.
           - Хорошо.
           - Вовка ввёл в поле пароля "1994". Не сработало. Попробовал ввести наоборот - "4 9 9 1". Получилось.
           - Видишь как просто. - не без гордости констатировал он - Все взрослые примитивны и одинаковы.
           Просмотрев внимательно содержимое моего компьютера и не обнаружив там ничего интересного для себя, он достал из своей сумки дискету и скачал с неё свою любимую игру. Но играть не стал, а просто поменял на компьютере пароль. Потом его внимание привлёк принтер.
           - Так. Чёрно-белый. Игольчатый. Ладно. Сейчас мы сделаем из него цветной.
           - Как? - удивилась девочка.
           - Сейчас увидишь. Ты знаешь, что такое "ар джи би"?
           Анечка отрицательно покачала головой.
           - Ясное дело. Откуда тебе знать. Ладно, тащи зелёнку. Знаешь, где у мамы аптечка? Девочка пошла на кухню. Но тут Вовка взял дело в свои руки. Подвинул со скрежетом к кухонной столешнице стул, закарабкался наверх и открывая одну дверцу за другой стал выбрасывать на пол всё содержимое шкафов. Так делают домушники когда грабят квартиру. Потому что у них очень мало времени и нужно торопиться. Так делают оперативники во время обыска. Пролистав опытными пальцами страницы одной книги они бросают её на пол. Это необходимо им, чтобы не перепутать её с ещё не просмотренными экземплярами. Зачем это делал Вовка не вполне ясно было даже ему самому. Наконец он нашёл коробку с медикаментами.
           - Так. Зелёнка есть. И даже целый пузырёк марганцовки. Отлично. Это же и "ар" и "джи". Осталось найти синие чернила.
           Когда мы усталые, но счастливые вернулись домой, меня ожидало настоящее потрясение. Зелёнкой и марганцовкой были перепачканы и диван и ковёр, а отпечатки его "лап" в тёмно-синей пасте, тщательно выдутой из всех стержней, какие только были найдены в квартире, были всюду: на подоконниках и обоях, на мебели и, конечно, на его лице. Я взирал на весь этот ужас и у меня не было сил, выяснять все обстоятельства произошедшего. Остаток дня я провёл в глубочайшей депрессии.
     Утро следующего дня могло быть просто замечательным. Оно не стало таким потому, что последствия вчерашней катастрофы долго ещё будут неустранимы. Но Вовка нисколько не был смущён. Держался свободно, раскованно и смотрел перед собой прямо и слегка вызывающе. Когда он подошёл к серванту, где рядами на полках стояли мои кубки, а в большой салатнице высилась горка медалей с лентами, я подумал: какое счастье, что его вездесущие грязные пальчики вчера не добрались сюда. Когда я увидел, что он буквально прицелился взглядом к хрустальному кубку, я строго сказал:
           - Владимир, к этому серванту не смей даже прикасаться.
           - Почему?
           - Просто нельзя и всё.
           - А если прикоснусь, что будет?
           Он нарывался на скандал, а мне было не уклониться.
           - Будешь наказан – сказал я, не найдя ничего более убедительного.
           - А кто меня накажет? Ты, что ли, баран, со звезды Альдебаран?
           Я задохнулся от негодования и гнева. Никто никогда не смел со мной так разговаривать. Я сделал сверхусилие над собой. Вспомнил, что я педагог какой-никакой. Сделал глубокий вдох. Потом медленно выдохнул через слегка сжатые губы и сказал:
           - Володя, ты не должен со мной так разговаривать. Во-первых, я намного старше тебя. Во-вторых, я твой дядя. И в-третьих, я уже в жизни кое-чего достиг. В отличие от тебя.
           - Например?
           - Например, я заведующий кафедрой в политехническом университете.
           - Какой ещё кафедрой?
           - Кафедрой физической культуры.
           - Может у тебя и степень учёная есть?
           - Да. Я кандидат наук. Педагогических.
           - Ну, и как ты накажешь меня, кандидатишка? Скажи. Мне просто любопытно. - усмехнулся он, нагло глядя мне прямо в глаза. А я не знал, что ответить. Не смогу же я отхлестать его ремнём? Я педагог. Он у меня в гостях. Рядом стоит его мать. Разве она давала мне на это право?
           - Увидишь - неуверенно пробубнил я.
           - Пошёл ты, знаешь куда?
           - Куда? - От неожиданности вырвалась у меня.
           - В Роттердам через Копенгаген. Педагог несчастный.
           У меня не было больше слов. С ужасом и изумлением я посмотрел на Ирину. В моём взгляде она прочитала: "Ты что никогда не пробовала воспитывать своего ребёнка?" Она в ответ только закрыла лицо ладонями и горько заплакала.
           - Вовка... Хорошо. Можешь хамить мне сколько хочешь. Но если ты ещё раз доведёшь свою мать до слёз, то тебе точно не поздоровится.
           - А что ты сделаешь?
           - А вот что... - я взял его в охапку, перевернул вниз головой и схватил его своей большой ладонью за щиколотку правой ноги. Потом я вышел на балкон и выставил руку за перила так, что он оказался болтающимся над бездной на высоте девятого этажа. Его мать не кричала, просто смотрела на меня остекленевшим взглядом. Моя жена не бросилась отнимать у меня своего племянника. Все боялись, что я могу выронить его даже случайно. Моему воспитательному процессу сейчас лучше не мешать.
           - Обещай, что будешь хорошим мальчиком или я брошу тебя вниз. - назидательно изрёк я.
           - Бросай. Ну, что же ты не бросаешь? Испугался?
           - Мне-то чего бояться?
           - Как чего? Ты думаешь, я разобьюсь насмерть? Ну уж нет. Да, быть может я сильно покалечусь. Но я всё равно приползу и зарежу тебя. Отпускай. - И он второй свободной ногой со всей силы ударил меня по костяшкам сжатого кулака.
           В эту секунду я испытал настоящий шок. При мысли, что у меня от удара по нервным окончаниям мог самопроизвольно разжаться кулак, как от молоточка невролога, стукнувшего по коленке, у пациента подпрыгивает нога, у меня едва не случился сердечный приступ. Я немедленно но очень бережно вернул его на твёрдую плиту балкона и легонько затолкал в квартиру. Была суббота и был очень жаркий день. Но мне было всё равно. Я был в полном трансе после сильнейшего потрясения. Выпил успокоительных таблеток и пузырёк настойки боярышника. За руль мне уже  сегодня было нельзя. В музеи не хотелось. Поехали на пляж у Петропавловки. Там, лёжа на покрывале, я слушал как моя жена расспрашивает свою сестру про их житьё-бытьё. Ирина когда забеременела, перестала ездить в байдарочные походы. Отношения в семье понемногу наладились. Ну, и что, что он не читает художественной литературы и не слушает классической музыки? Зато за развитием современных технологий следит внимательнее, чем его высокообразованная жена.
           Меня разморило под солнцем и я почти задремал. Я вздрогнул от громкого крика. Кричала Алёна. Вовка уплыл далеко от берега. А ведь в Неве сильное течение. Но ещё опаснее то, что в любой момент может промчатся "Метеор". Он разрежет своим подводным крылом купальщика пополам и даже не заметит. Только бы женщины не смотрели сейчас на меня. Всё равно я никуда не поплыву. Но они и не смотрели. Ирина снова закрыла лицо руками и, качая головой, приговаривала:
           - Уж лучше бы он утонул сейчас. Ну, поубивалась бы я годик-другой. Но потом ведь всё равно началась бы нормальная жизнь. А сейчас... Что это? Разве же это жизнь?
           Несколько дней прошли в нашем с Вовкой напряжённом отчуждении. Близился день отъезда гостей и я стал чувствовать себя виноватым. Всё же я старше, да к тому же педагог. Скоро он уедет и чем ему запомнится его новый питерский родственник? Как построить "примирительную" беседу? С чего начать? Я начал так:
           - Владимир, ты сказку "Маугли" знаешь?
           - Ну, знаю, а что?
           - Как ты думаешь, Маугли был злым мальчиком?
           - Нет. Кажется, он не был злым.
           - Но, ведь он вырос среди волков...
           - А волки там были добрые. Злым был только тигр. Медведь был только мудрым. Пантера только ловкая. А тигр был только злой. В природе так не бывает. Любой зверь может быть и добрым и злым, и умным и глупым, и верным и коварным. А в этой сказке все какие-то однобокие. А знаешь, почему?
           - Нет, не знаю.
           - Потому что этот баран - Киплинг считал детей тупыми и думал, что раз сказку он пишет для них, то нужно всё упростить до ужаса.
     Я даже забыл на минуту, что разговариваю с маленьким ребёнком и спросил:
           - А как ты думаешь, чем люди отличаются от зверей?
           - Ничем. - был мгновенный ответ.
           - Ну, это ты загнул. Запомни, Володя, все животные слепо повинуются инстинктам. И главный среди них - это инстинкт самосохранения. Животное не способно пожертвовать своей жизнью ради какой-либо цели, а человек...
           - А ты никогда не не слышал, дядь Саш, - он перебил меня, но он впервые назвал меня дядей и по имени, а значит это была уже победа - что зайчиха всегда вступает в смертельную схватку с лисой безо всяких шансов остаться в живых, только чтобы дать зайчонку время убежать?
           Мне стало неловко. Словно это я ребёнок, а он взрослый. Возразить было нечего. Я только спросил:
           - Откуда ты всё это знаешь? Вовка, ты умеешь читать?
           - Да, умею. Но читаю больше по-английски. Всё же я программист.
           - Ты? Программист? - изумился я.
           - Да. Пишу программы. На бэйсике.
           Как только речь зашла на излюбленную для него тему, мальчишка вдруг изменился до неузнаваемости. Он стал открытым и доверчивым, позитивным и доброжелательным, жаль только, мне критически не хватало знаний в этой области, чтобы окончательно с ним подружиться.

   Время имеет разную плотность в зависимости с какой стороны от нас оно в данный момент расположено. Если сзади - оно эфемерно и текуче как воздух, как летучие пары эфира. Вспоминаешь какое-либо событие из прошлого... Когда это было? Три года назад? Пять? Оказывается десять. Как? Боже мой! А ведь это было словно вчера. Совсем другое дело когда оно расположено впереди. Оно густое как сливочное масло из холодильника. Попробуй намазать его на хлеб. Ждёшь праздника или отъезда в отпуск, - хочется взять бензопилу и отпиливать от бревна года целые куски месяцев. Так ведь нет. У тебя в руках лишь перочинный ножичек и ты можешь только кусочки коры состругивать с него потихонечку.
   Жизнь в большом городе разительно отличается от жизни в деревне или в заштатном городишке. Жители маленьких населённых пунктов между полезным и приятным обычно делают выбор в пользу последнего. Это они же придумали - "работа не волк..." Нас же, словно злая волшебница заколдовала. Надо встретиться со старыми друзьями или роднёй? В гости друг к другу сходить? Надо? Ещё как надо. Но ведь успеется ещё. Ведь будет повод. Годовщина какая-нибудь. Тогда уж точно не отвертишься. А в эти выходные надо в "Икею" съездить. По хозяйству много чего нужно прикупить.
   По счастью, это "не отвертишься" иногда наступает. Сестре жены Ирине недавно исполнилось сорок лет. Сорок лет ведь у нас не празднуют? Так мы и поехали специально чуть позже. Мы сообщили день прилёта. Но не назвали номер рейса. Так мы избежали церемонии встречи в аэропорту. Приехали в Горбатовку на такси. Я не без волнения входил в этот дом. Ирина для меня проста и понятна. Ведь внутренне она так похожа на мою любимую жену. А вот Вовка... Десять лет прошло. Он должно быть, сильно изменился. Что могло вырасти из этого "маленького монстра"?  Может "чудище обло"? А может быть, напротив, вундеркинд из вундеркиндов?
   Да что там этот мальчик? А вот батяня его окаянный... Сколько жутких историй про него я наслушался. Мне-то, допустим, бояться нечего. С моей-то "физикой". Хотя, как сказать? Говорят, что в молодости в деревенских драках, когда дрались буквально все со всеми, ему равных не было не только во всей Горбатовке, но и во всём Дзержинском районе. А тут, знаете ли, не только "физика" всё решает.
   Но мой мандраж улетучился мгновенно, стоило мне увидеть этого человека.
   - Здорово, свояк! - он встретил меня на пороге крепким рукопожатием сильной ладони и сдавил в объятиях до хруста мою обширную грудную клетку. Высокий, статный с красивым русским лицом, излучающим искренне радушие, смешанное с уверенностью в себе. Какие там, к чёрту сокурсники-кибернетики. Ведь и так понятно, что никто из них не смог бы и близко сравниться с внешностью этого настоящего русского парня.
           Буквально с первой минуты знакомства мы больше не расставались с ним ни на одну минуту. Ни нарочитой приязни, не показного гостеприимства. Вместо них грубоватая простота. Но не та, что хуже воровства, а другая. Когда ты с первого взгляда понял про своего собеседника всё. Видишь его насквозь, знаешь и понимаешь как самого себя. За обедом я достал из чемодана привезённую с собой бутылочку питерской водки. Николай радушно разлил всем по рюмкам, а свою рюмочку заменил стаканом и наполнил его морсом. Оказывается он "подшился" и не пьёт уже много лет. С тех самых пор как Ирина забеременела Вовкой и перестала ходить в свои байдарочные походы.
   Утром он пришёл в нашу комнату и бесцеремонно постучал меня по плечу:
   - Вставай, Санёк. Дел невпроворот.
           И это не вызвало во мне ни обиды, ни досады. Но окатило волной тепла, словно старый друг, по которому ты долго тосковал, только что сообщил тебе, что он тоже скучал по тебе, а ты дрыхнешь как сурок.
   Мне стало казаться, что мы знакомы с ним все эти без малого двадцать лет, что являемся родственниками. Как же жаль, что мы их так бездарно потеряли. После завтрака он повёл меня на осмотр своего хозяйства. Огромный двухэтажный дом с большой мансардой-бильярдной, собственноручно построенный им для своей семьи. Пристроенная к дому просторная мастерская. В ней и станки для металлообработки и все виды сварки. В последние годы он работает на себя. Варит оградки для могил, ремонтирует любую технику. Выковать может хоть старинное оружие для заезжих реконструкторов, хоть букет роз. От заказчиков нет отбоя. Денег тоже достаточно. Хоть он за ними и не гонится. Работает от зари до зари. Душа так хочет. Казалось бы причём тут душа, когда варишь оградку. Должно быть есть при чём, если со всей Горбатовки за этим делом приходит только к нему.
   Потом он повёл меня на экскурсию по посёлку. Обстоятельно и с гордостью показывал то, что заподозрить в причастности к достопримечательным местам и в голову бы не пришло.
   - А вот это наша знаменитая горбатовская школа номер шестнадцать - изрёк он, указывая на ничем на вид не примечательное зданьице сельской школы.
   - А чем оно так знаменито?
   - Как это чем? Не в каждом крупном городе найдётся школа, среди выпускников которой было так много выдающихся учёных, директоров крупных заводов и даже писателей.
   - Слушай, этому же должно быть какое-то объяснение - удивился я.
   - Объяснить это затрудняюсь. Но и наши жёны, да и я тоже, все мы в ней учились. А моя Ирина и сейчас в ней работает. Может быть это что-то объясняет? Ладно, пошли дальше. Ведь это как никак, а родина твоих детей и будущих внуков.
   - Горбатовка очень большой посёлок - продолжал мой гид. Это как бы яблоко на эмблеме фирмы "Эппл", от которого отгрызли кусочек. Вот по этой улице проходит граница. Любому человеку покажется, что это один и тот же населённый пункт. Но нет. Эта сторона улицы - Горбатовка, а та – Доскино. Тот самый отгрызенный кусочек. Мы относимся к администрации города Дзержинск, а они - к Автозаводскому району Нижнего Новгорода.
   - А почему это важно?
   - Это очень, очень важно. Вот почему: вон там, в этой развалине раньше был клуб. После танцев всегда были жуткие драки. То что описывают скандинавы в своих древних сагах - это просто детская возня по сравнению с тем, что здесь творилось. Кто и зачем придумал разделить Горбатовку на две части, я не знаю. Но зато нам не пришлось напрягать извилины, чтобы найти себе соперников и врагов. А повод? Мы бы его всё равно нашли. Но, что могло быть проще? Мы на танцах не могли приглашать доскинских девушек, а они наших. Любое нарушение - это "казус белли". А наши с тобой жёны были как раз из Доскино. Врубаешься? Так что тебе очень повезло, что ты оказался питерским... А я за свою немало крови пролил. Своей и чужой. От неё лёд плавился зимой, а на снегу образовывались багровые проталины. В заборах окружающих домов ни одной доски не оставалось - все были растащены на колья. Зато доскинских мы всегда били. Ой, как же мы их били!
   - Ещё бы! Их ведь гораздо меньше было.
   - С чего ты взял?
   - Ты сам ведь говорил, что Доскино - это малый ломтик, отрезанный от Горбатовки.
   - Да разве только в этом дело?
   - А в чём ещё?
           - Вожака у них не было. С тех пор как Серёга Кошелев в армию ушёл.
   - А у Горбатовских?
   - У Горбатовских, понятное дело, - я вожаком был. Правда, когда Серёга из армии вернулся, тут уж нам стало доставаться по первое число. И вот что странно. Сергей живёт на нашей стороне улицы. На той, где ещё Горбатовка. И с чего он к доскинским переметнулся?
           Помолчал, словно задумался на секунду. Потом продолжил:
   - Ну, что? Теперь на кладбище?
   - Зачем? - удивился я.
   - Там могила тестя нашего с тобой дорогого. Деда наших детей и любимого отца жён. Ты что, свою жену не уважаешь?
   - Уважаю...
   - Так пойдем.
   Пока мы плутали по бесконечному лабиринту захоронений, то и дело натыкались на могилы знакомых и родственников. И Коля добросовестно и подробно рассказывал мне о каждом из них. Может быть он был уверен, что мне это должно быть интересно? Скорее всего, это было нечто вроде ритуала посвящения в семью. А мне было приятно быть в неё принятым. Люди достойные. Мне хорошо и комфортно с ними. Даже бродить по кладбищу со своим свояком. Надёжный. Свой в доску. Если и пошутит над тобой, то по-доброму и безо всякой задней мысли.
   - Вот и пришли. Рано он ушёл от нас. Но жизнь ведь измеряется не только длиной пройденного пути.
   - А правда...
   - Что?
   - Что и ему при жизни прилетало от тебя?
   Он грустно посмотрел мне в глаза и взгляд его был с привкусом укоризны:
   - Если бы ты знал, Саня, что мне тогда довелось пережить.
   Он наломал веток с дерева калины. Смёл жухлые листья со скамейки. Подмёл дорожки. Одну ветку отломал, чтобы забрать домой. Мы посидели молча. Мне казалось, что я могу так сидеть много часов подряд. Так хорошо здесь, среди этих людей, которых давно уже нет, но дух их живой и добрый, обволакивает всё вокруг и заполняет собой пространство. Тишину нарушали лишь птицы. Да какой-то высокий звук размеренно повторяющийся с интервалом в три-четыре секунды. Я догадался, что он похож на удары штыковой лопаты в твёрдый слежавшийся суглинок.
   - Пойдём, поглядим, кто это копает - позвал меня Николай.
   Увидев, что к нему кто-то идёт, землекоп выбрался из ямы, встал, опершись на лопату и стал пристально смотреть на нас. Это был невысокого роста сухощавый и жилистый человек с прямым и уверенным взглядом серых глаз.
   - Здорово, Колян, кто это с тобой? Что-то не признаю издалека. - спросил он.
   - И ты будь здоров, Серёга. Это свояк мой из Питера.
   - Ну-ка, давай его сюда. Сейчас посмотрим, что это за свояк у тебя. В его словах звучали не вызов и нахальство, а какая-то суровая доброта и открытость. Я подошёл. Протянул руку для приветствия. Он с размаху ударил меня ладонью и только затем пожал. Его ладонь была твёрдой как мой метательный снаряд. Ощущение было, что кисть то ли обожгло, то ли ужалило что-то. Он смотрел в моё лицо прямо и открыто с лёгкой усмешкой, словно считывал с меня всю мою подноготную. Потом изрёк:
   - Правильный у тебя свояк, Колян, одобряю. - И, обращаясь ко мне, добавил: - С Питера, говоришь? Бывал я там, когда в армии служил.
   - Да постой ты, Сергей. Дай хоть я тебя самого-то представлю своему гостю-родственнику. - и, обращаясь ко мне: - Это, Саш, и есть Серёга Кошелев, про которого я тебе давеча рассказывал.
   Затем он снова повернулся к Сергею:
   - А сам-то ты здесь что делаешь?
   - Да, вот... Попросили помочь. Надо могилу срочно выкопать. Завтра похороны у соседей.
   Николай чуть раньше успел рассказать мне про Сергея, что в начале девяностых, когда начался первый рэкет, Кошелев сплотил вокруг себя всех "правильных" пацанов - и Горбатовских, и Доскинских, и из прочих окрестных деревень. И всё только для того, чтобы наши коммерсанты не платили ни дзержинским, ни автозаводским. В итоге получилась такая мощная организация, что имя Кошелева стало одним из авторитетнейших в области. Какие свершения ждали его впереди! Ему уже и в депутаты дорогу готовили. А он взял да и вышел из дела. Как только "Газпром" открыл в Горбатовке ПМК, он устроился на работу сварщиком.
           Но какие бы легенды не рассказывали мне про него, передо мной сейчас стоял человек простой и понятный. С ним не нужно подбирать слова и думать "как бы чего лишнего не сморозить". Церемонии и условности - это не про него. Что думаешь, то и говори. Никакая мишура не прилипает к его шершавой натуре. Я спросил:
   - Сергей, а почему, если ты живёшь на горбатовской стороне, ты стал вожаком доскинских?
   - Это просто. Через дорогу, напротив моего дома, на их стороне жил мой лучший друг. Мне нужно было его защищать.
   Да. Так просто. Мне показалось, что у этого человека всё должно быть в жизни просто. Для таких людей не бывает тяжёлых сомнений - где заканчивается добро и начинается зло. А Серёга хлопнул Николая по плечу и подмигнул:
   - Помнишь, как мы вас гоняли, хоть нас и меньше было намного? Я думаю, что чертей в аду так не гоняют...
   Николай в ответ только нахмурился и отвернулся. Мы сидели на лавочке рядом с чужой незнакомой могилой. Мы, горожане, испорчены излишней щепетильностью. Я сомневался: Хорошо ли, вот так без спроса, расположиться по-хозяйски. Сергей, прочитав мои мысли, успокоил:
   - Ничего. Ему приятно.
           Он достал из сумки термос. Бутерброд в полиэтиленовом пакете. Затем, посомневавшись, и литровую бутылку водки выставил на стол.
   - Это благодарность за помощь. Я помогаю не за это, но отказываться нельзя.
           Потом он принёс откуда-то два гранёных стакана, помыл водкой и поставил на стол.
   - А почему два? Удивился я.
   - Мне нельзя. Меня только три дня назад и погреба выпустили.
           - Из какого ещё погреба?
   - Такого ювелирного шва на трубах большого диаметра какой делаю я, во всём "Газпроме" никто сделать не может. Начальник участка мной очень дорожит и особенно ответственные места доверяет варить только мне. Когда я ухожу в запой, то вытащить меня можно не раньше, чем через месяц. И то, если улучить подходящий момент. А если его пропустить, то ждать ещё месяц придётся. И он терпеливо ждёт. Когда я не прихожу на работу, прогулы мне ставить не разрешает. В нужный момент за мной приезжают, силой отвозят к нему домой и там сажают в погреб. На верёвке спускают воду и еду. В первый день выдают три раза по бутылке пива. Во второй - два. С третьего по пятый по одной. И ещё пару дней сухого закона. Так через неделю я как огурец. Вот, меня только недавно выпустили. Так что мне пару месяцев совершенно нельзя. Не могу я его подвести.
   - Мне тоже нельзя - сказал Николай. - Я ведь "подшитый".
   - Ну, тогда и я не буду. Я ведь пью не ради хмеля, а ради компании. - подвёл итог я.
   Так за разговорами мы просидели вокруг бутылки водки почти час.  Я мог бы и дальше наслаждаться обществом этих людей. Их мощное энергетическое поле, которое как куполом накрывало всё вокруг, создавало ощущение защиты, давало уверенность, что всё будет хорошо. Во всяком случае, пока у тебя есть такие друзья. Однако, нам нужно идти. Ведь у Серёги ещё много работы, могила выкопана только наполовину. Да и лопата всего лишь одна.
   - Ладно. Нам пора. - начал я прощаться - Бог даст, свидимся ещё.
   - Чего? - с улыбкой возмутился Сергей. - Я тебе дам, "Бог даст..." - и он с размаху ударил меня раскрытой ладонью по протянутой руке. Это было подобно удару горячей сковородой. Рука быстро стала наполняться теплом. Словно в эти «пять» Сергей вложил всю тоску от предстоящего расставанья.
   - Мы с тобой, Саня, не просто свидимся. Мы с тобой ещё таких дел наделаем! А что, не всю же жизнь мне трубы варить?
           Сергей ушёл. Мы с Николаем двинулись в сторону выхода. Что-то торкнуло меня и я остановился. Жаль мне стало оставлять целую литровку водки. Тем более, что это был подарок моего нового друга. Я попросил свояка идти потихонечку в сторону дома и сказал, что скоро его догоню, а сам вернулся. Сел на скамеечку. Поднял поставленный в уголок веник из веток калины. Повертел его в руках, задумался. В душе пробежал ветерок смятения и диссонанса. Как так? Такие замечательные люди и такая странная, не соответствующая масштабу их личности у них жизнь. Вспомнился любимый герой Шукшина - Егор Прокудин. Такой же прямой и открытый настоящий русский человек. С его волевыми качествами ему бы быть "маршалом Победы", а он уголовник-рецидивист. Наш великий писатель намеренно сделал его таковым, чтобы оттенить мысль, что даже такой поворот судьбы не способен сделать из гиганта гнома.
           Горько мне стало. Я налил полный стакан из бутылки, вынул из пакета бутерброд. А что, на кладбище ведь пьют не чокаясь. Выпью за тех, кого нет с нами, но в то же время они есть сейчас вокруг меня. Выпью и вместо Серёги и Кольки. И за самих своих друзей выпью. За то, что должно было сбыться в их судьбе, но не сбылось. Не чокаясь. А бутылку заберу с собой.
   Уже второй день я наслаждаюсь гостеприимством своих "горбатовских", а Вовку так и не видел ни разу. Сидит, запершись в своей комнате как упырь, никто ему не нужен. Интересно взглянуть каким он стал. Ну ничего, скоро обед. Говорят, его приучили обедать вместе с семьёй. На кухне хлопочет Ирина с какой-то девушкой. На вид ей лет пятнадцать. Хорошенькая - до невозможности. Кто она? Может Вовкина девушка? Если так, то должно быть и он неплох получился. Но, вот вопрос: почему все самые невероятные красавицы рождаются в Горбатовке? Что за несправедливость такая? Питер-то чем виноват? Революциями, разве что. Нет, надо организовать их массовое переселение в культурную столицу. Академия художеств где? У нас. Ну вот, пусть вдохновляют наших выдающихся живописцев.
   - Познакомься, Саша, это Дашенька. - представила её Ирина.
   - Здравствуйте. - растаял я от умиления, как праведник во время видения явившегося к нему ангела. - Вы девушка Володи?
   - Нет, ответила за неё Ирина - это просто наша соседка. Она живёт со своей бабушкой вот в этом доме за забором и часто приходит мне помогать.
   - Да, уж... - выдохнул я, не в силах высказать всё, что меня переполняло.
   Все собрались за столом. Последним явился Владимир. Высокий. Выше отца. Мог бы быть симпатичным, если бы не прыщи. И плечи широкие. Но подростковую нескладность никуда ведь не спрячешь.
   - Всё программируешь? - начал я.
   - Угу. - Сделал вид, что ответил он.
   - А, что, если не секрет? - не то, чтобы меня это сильно интересовало, а так, чтобы разговор поддержать, уточнил я.
   - Не твоё дело, дядь Саш.
   - Понял, заткнулся. - свернул разговор я. Все сейчас мне так дороги и близки, что даже на грубияна-племянника злиться не хочется. Но и молчать всё время тоже как-то неловко. Когда молчание стало нестерпимым, я подумал, что уж лучше поскандалить, чем вот так сидеть.
   - Знаешь, Вовка, а я всё равно не верю, что мы - люди - такие же примитивные, как и остальные ползающие и скачущие твари. Животным ведь не свойственно заниматься творчеством? Только не говори мне, что любая обезьяна намалюет хвостом картину не хуже, чем Малевич. Малевич ведь, какой-никакой, а он всё же что-то искал, и что-то кому-то доказывал...
   Вовка посмотрел на меня и улыбнулся. Такой доброй и такой несвойственной для него спокойной улыбкой. В полемике так беззлобно можно смотреть на оппонента только если ты его совсем и в грош не ставишь. Это меня распалило:
   - Вот, допустим, соловей заливается. Трели красивые. Но он всего лишь повторяет их в разных комбинациях. Он примитивно подзывает самку. А посмотри на пианиста. Вроде бы играет Моцарта по нотам, но в каждое исполнение он вкладывает частицу своей души. И в этом его гениальность. Ведь так?
   - Во-первых, дядь Саш, соловей не самку подзывает. Он заявляет права на всех самок сразу. В природе так устроено, что победитель получает всё. Все самки в округе хотят произвести потомство только от одного самца. От того, у которого самый красивый голос. Альфа-самец в волчьей стае владеет всеми самками. Все должны приносить потомство только от него. И это правильный закон. А во-вторых, ты что, Фрейда не читал? Твой пианист ничем от соловья не отличается. Заходится в игре до умопомрачения лишь для того, чтобы стать знаменитостью и получить возможность выбирать себе женщин.
   - Да читал я Фрейда! Даже в институте экзамен по нему сдавал. А вот ты, чего только не настучал на своём фортепиано-клавиатуре, а для чего? Вот сидит рядом девушка. Ради такой красавицы сам Хулио Иглесиас отдал бы все свои вокальные данные. Ведь это же апофеоз в мечтах любого мужчины, а ты сидишь взаперти целыми днями, сопли жуёшь.
   - А ты знаешь, дядь Саш, почему некоторые люди в старости совсем беззубыми становятся? Не потому, что много сладкого ели или плохо зубы чистили. Просто они часто совали свой нос в чужие дела.
   Ну, вот и поговорили.
   День отъезда из лучших мест в мире всегда наступает неожиданно. Мы со свояком прощались в три захода и каждый раз обнимались всё крепче. Я звал их в гости и сам обещал приезжать каждый год. Я не кривил душой, потому что говорил то, что думал. Я искренне верил в это, потому что забыл, что нашей жизнью управляем не мы, а крошечные примитивные существа, живущие в нас - бактерии, вирусы и прочие паразиты, с которыми мы находимся в отношениях симбиоза. А им удобнее, когда мы бегаем по замкнутому кругу привычных ничего не значащих дел, мелких забот и условностей. Тогда мы для них более предсказуемы и удобоваримы. Свояк? Какой ещё свояк? Поезжай-ка ты лучше в Икею - полотенец новых купи, да за одно бумаги туалетной прихватить не забудь.

   Что такое, в сущности, наша жизнь? Это время, взятое нами в долг. А долги нужно возвращать. И каждый из нас, и проныра и честный человек, этот долг отдает. Всегда. Хочешь или не хочешь. Мы отдаём его всю жизнь. Частями. Но мы никогда не знаем полный размер своего займа. Словно кредитный договор наш напечатан таким мелким шрифтом, что невозможно прочитать в нём самое главное. Зато нам не приходится беспокоиться о том, где взять то, что нужно вернуть кредитору. Прожил день, значит толику долга вернул. Кому-то из нас доведётся узнать, что наступил тот день когда ссуда вот-вот будет погашена. А многие так никогда и не узнают, что ты наконец-то уже расплатился по счетам. Не знаю, что и лучше.
   Десять лет прошло, а мы и не заметили. Как мы изменились? Может чуточку постарели, а может быть, напротив, расцвели. Или то, и другое? А может быть не то, и не другое? Вот дочке двадцать восемь исполнилось - это факт. Недавно казалось, что этот день не наступит никогда. А он уже в прошлом. Иришке, вечно юной младшей сестрёнке моей жены исполнилось пятьдесят. Как такое вообще возможно? Пошли вы к чертям, все вирусы, с вашими хотелками. Я еду в гости к свояку.
     Когда такси подкатило к калитке, сразу бросилось в глаза, что дом сильно обветшал. На крыльце нас никто не встретил. Ну, конечно! Я же по обыкновению назвал только день когда мы прилетаем. Не стоять же им весь день как часовые на посту? Позвонил в звонок. Дверь открыла Даша.
   - Дашенька, я вас узнал, вы живёте вот в этом доме. - Я показал рукой на соседский дом - Дашенька, как же вы похорошели. Вам наверное уже двадцать пять?
   Девушка смутилась:
   - Да, я совсем уже взрослая. Но живу я теперь в Нижнем. Когда бабушка умерла, дом мы продали и купили однушку в Автозаводском районе.
   Мне захотелось спросить: так вы что, с Вовкой поженились? А иначе, что вы здесь сейчас делаете? Но, хотя я не позволил себе задать столь бестактный вопрос, она прочитала его на моём лице и ответила:
   - Я по старой привычке приезжаю сюда помогать Ирине Петровне.
   - А где она сама?
   - Она в магазине. Скоро должна вернуться.
   - А Николай где?
   - Он на кухне. Готовит шарлотку.
     Я разулся и быстрыми шагами направился в сторону кухни, на ходу раскинув для объятий руки и крича:
   - Коля, свояк, здравствуй, дорогой! Когда я ворвался к нему, он обернулся с недоумением, но даже шага навстречу не сделал. Я опешил. Но всё ещё надеялся, что это розыгрыш. Шутка затянулась. Я опустил руки. Потом протянул правую для рукопожатия. Он стал медленно вытирать свою руку полотенцем от муки.
   - Коля, ты что, не узнал меня? Он виновато улыбнулся и отрицательно покачал головой.
   Пришла Ирина, поставила на стол пакеты с покупками. Я радостно обнял её, целуя в обе щеки. Потом спросил:
   - Это что за розыгрыш? Ведь сегодня не первое апреля? Разве может такое быть, чтобы Колька не узнал меня?
   - У него совсем плохо с памятью стало. Почти ничего не помнит.
   - Что случилось? У него что, инсульт был?
   - Он пил сильно. По нескольку дней в беспамятстве валялся. Иди тут разберись, что это - инсульт или простая отключка.
   - А Вовка где? Ты, кстати, в курсе, что сам Барак Хусейнович против сына твоего ввёл личные персональные санкции?
   - Какой ещё Барак Хусейнович?
   - Американский президент.
   - Что за чепуха! Где Америка, а где Горбатовка? Ты что-то напутал.
   - Ладно. Пойду к Володе распутывать. - засмеялся я и пошёл в Вовкину комнату. Вошёл без стука. Надеялся, что племянник обрадуется. Но он и головы не повернул. Ему двадцать шесть. Тело бледное, грузное. Лицо одутловатое, небритое.
     – Здравствуй, Владимир. За что Обама санкции на тебя наложил? Колись, давай. Я дядька твой, имею право знать.
           - Я взломал сервера нескольких подрядчиков Пентагона и скачал двадцать тысяч секретных файлов. Должен был скопировать гораздо больше, но эти гады быстро спохватились. Вот они лежат на дисках в коробке.
           - А зачем ты это сделал?
           - Ясен перец... чтобы им же и продать за пять лимонов.
           - А они?
           - Зажались, сволочи. Десять миллионов долларов за информацию о моём местонахождении им не жалко, а пять миллионов честно заработанных мне отдать – жаба задушила.
           - И ты как последний негодяй сидишь на этой информации и не хочешь отдать её куда следует, чтобы она Родине послужила?
           - Шёл бы ты лесом со своим «куда следует». Я предлагал им. Писал на сайт, звонил в общественную приёмную ФСБ.
           - А они?
           - Отстань, говорят, без тебя дел невпроворот.
        Николай на кухне выпекал шарлотку. Покладистый стал мужик – жена сказала печь, он и печёт. И, судя по запаху, неплохо получается. Подошёл, спросил:
           - Коля, а ты правда не помнишь меня?
           - Правда – с горчинкой в голосе ответил он.
           - Совсем-совсем?
        Он вместо ответа молча посмотрел мне прямо в глаза.
           - А Серёгу Кошелева помнишь?
           - Иди, попробуй такого забыть! – заулыбался он.
           - Я хочу увидеться с ним. Как мне его найти?
           - Ну, это вряд ли. Лет уж десять тому, как мы похоронили его.
           - Как похоронили? А что случилось?
           - Под поезд он бросился на станции. Долго мы по кускам его собирали...
           - Покажешь мне его могилу? – попросил я, всё ещё надеясь, что он что-то забыл или перепутал.
           - Ладно. Сходим потом.
       После обеда мы пошли на кладбище. Долго бродили среди хаоса могил. Никакой тебе параллельно-перпендикулярной упорядоченности. Наконец нашли. Вот и выцветшее фото на эмали. Прямой, слегка колючий взгляд. Не узнать невозможно. Надпись на плите: «Кошелев Сергей Иванович 15.05.1970 – 11.08.2004» Он погиб через несколько дней после моего отъезда. А ведь обещал: обязательно свидимся. Я наломал несколько веток калины, подмёл сначала скамейку, потом дорожки. Потом сломал ещё ветку, чтобы забрать её с собой.
     Поздним вечером, проводив Дашеньку на электричку в город, мы все вместе возвращались домой по тёмным улицам Горбатовки. Ирина по обыкновению укоряла сына, что им с отцом так хочется внука, а ты, дескать, бездействуешь и неизвестно о чём думаешь.
           - Да где я его возьму, внука этого? - огрызался Вовка.
           - Не знаешь?
           - Нет.
           - У Дашеньки спроси. Она знает.
           - Опять ты, мать, за своё?
           - У тебя третий десяток экватор уж пересёк, а ты живёшь без всякой внятной цели.
           Я попробовал в шутливой форме прийти племяннику на помощь:
           - У самурая нет цели. У самурая есть только путь.
           Но в ответ вместо благодарности услышал:
           - А тебя, дядь Саш, никто не спрашивает.
           - Да ты же сам, злодей этакий, всегда утверждал, что человек ничем не отличается от животного. Если так, то ты первый должен считать продолжение рода главным смыслом своей жизни. Или сейчас же признайся, что я прав и мы не такие как они...
           – Чёрт с тобой. Признаю.
           - Тогда может быть ты скажешь мне чем мы всё-таки отличаемся?
           - Не знаю.
           - Ладно, спорщики. - перебила нас Ирина. - Выручу я вас, так уж и быть. По крайней мере одно отличие я знаю точно. Но даже если оно единственное, то и этого достаточно.
           Мы настороженно посмотрели на неё. Что же это могло быть?
           - Привязанность - это форма любви. Все мы знаем, что животные способны испытывать и любовь и привязанность. Но она у них всегда основана на взаимности. Лишь человек способен испытывать муки безответной любви. Бесконечные и безжалостные.
     Мы не стали уточнять, откуда она это знает. Уж такой она человек - никогда не скажет того, в чём не уверена на все сто.
           А ещё через пару деньков такси везло нас знакомой дорогой в аэропорт. В этот раз у меня не было уверенности, что я сюда вернусь и только слегка увядшую ветку калины я бережно держал в руках.
           Так что же за мыслишку хотел я до вас донести? Ах, да... Теперь-то я точно знаю, чем человек отличается от животного. Вы спросите: - А почему, сударь, это не даёт вам покоя? Что за навязчивая идея. Неужели это так важно? Да, увы, это очень, очень важно. Ведь столько ярких, талантливых людей пропадают в безвестности ни ни за грош, ни за понюшку табаку. Просто потому, что не умеют, не хотят или бояться жить вопреки обстоятельствам и правилам.
           Иркин профессор стал знаменитейшим российским академиком. Он шёл к своей высокой цели наперекор всему. В том числе и постулатам Фрейда о том, что всё что ни делают мужчины, они делают это лишь для того, чтобы заполучить себе самую красивую женщину. А кому-то потолок - заведующий кафедрой. Но тут уж всё только от масштаба личности зависит. Жена моя Алёна обскакала меня - сама давно уже профессор. А я пеку шарлотку по воскресеньям. Жена сказала печь, я и пеку. И неплохо вроде бы получается. А в Горбатовку я больше не поеду. Что мне там делать? Кто меня там ждёт? Вот, если бы Вовка на Дашеньке женился, тогда совсем другое дело. В нашей семейной сокровищнице появился бы настоящий бриллиант. Человек с большой буквы. Если бы только он на ней женился... Но это вряд ли.
           Засохшая ветка калины стоит в вазе на серванте в окружении кубков. Смотрю я на неё взглядом "неправильного" самурая и думаю: зачем тебе путь, если у тебя нет цели?