Норрландский свет или первая игра без правил

Это был один из тех спокойных вечеров в Стокгольме, когда город, казалось, замирает, уставший после насыщенного дня. Эрик Густафсон сидел в своей скромной квартире, держа в руках чашку горячего чая, а на коленях у него лежала книга в мягкой обложке с потрепанным корешком. За окном доносился приглушенный гул машин, изредка прерываемый далеким лаем собаки. В комнате было тепло, даже слишком, но это его устраивало — Эрик любил уют, хотя его методы работы детективом были далеки от традиционных. Он всегда полагался на интуицию и внезапные озарения, а не на строгие процедуры. Это не было высокомерием — просто так устроен его ум. По крайней мере, так он себе это объяснял.

Тишину нарушил резкий звонок в дверь. Эрик нахмурился, неохотно отложил книгу и пробормотал: 
— Кто это может быть в такой поздний час? 

Он неспешно подошел к двери и открыл ее, не глядя в глазок — привычка, выработанная годами доверия своим инстинктам, а не осторожности. На пороге стояла незнакомая женщина. Ее осанка была прямой, как у солдата, а взгляд — холодным и непроницаемым. Она выглядела так, будто всю жизнь готовилась к этому моменту: стоять на пороге его дома, готовой перевернуть его вечер. 

— Детектив Густафсон? — спросила она. Ее голос звучал резко и четко, без тени теплоты. 

— Это я, — ответил Эрик, небрежно прислонившись к дверному косяку. Он скрестил руки на груди, стараясь не показывать излишнего любопытства. — А вы кто? 

— Детектив Анна Ларсен, — представилась она, с деловитостью доставая значок. Она показала его ровно настолько, чтобы он успел заметить отблеск официоза, прежде чем убрать обратно. — Меня назначили помогать вам в новом деле. 

Эрик моргнул. «Помощь?» Это было необычно. Его редко ставили в пару с кем-либо — он предпочитал работать в одиночку, и начальство обычно уважало это. Но вот она, вся такая собранная, словно проглотила линейку. Он внимательно изучил ее лицо, пытаясь найти следы юмора или иронии, но ничего не обнаружил. Это была не шутка. 

— Ну что ж, — наконец сказал он, почесывая затылок, — это неожиданно. Проходите. 

Он отступил в сторону, жестом приглашая ее в гостиную. Когда она вошла, он не мог не заметить, как она держалась — каждое ее движение было выверенным, лишенным малейшей спонтанности. Анна Ларсен была его полной противоположностью во всем. 

Они устроились в креслах друг напротив друга, и между ними повисло неловкое молчание. Эрик потягивал чай, наблюдая за ней поверх края чашки. 

— Итак, — начал он, нарушая тишину, — что привело вас сюда? И почему именно сейчас? 

Анна аккуратно сложила руки на коленях, ее взгляд был твердым. 

— Вас вызвали для расследования дела в Норрланде. Молодая женщина умерла при подозрительных обстоятельствах, и они считают, что ваш… уникальный подход может быть полезен. 

Она слегка запнулась на слове «уникальный», будто взвешивая, было ли это комплиментом или завуалированной критикой. 

— Я буду сопровождать вас, чтобы убедиться, что мы придерживаемся протокола. 

Эрик поднял бровь. 

— Протокол, говорите? Ну, это просто замечательно. 

Он откинулся на спинку кресла, задумчиво помешивая остатки чая. 

— Скажите, детектив Ларсен, вы всегда так послушно выполняете приказы, или мне просто повезло? 

Ее губы сжались в тонкую линию, но она не поддалась на провокацию. 

— Моя задача — поддерживать расследование, детектив, а не участвовать в перепалках. 

Он тихо рассмеялся, качая головой. 

— Справедливо. Ну что ж, посмотрим, на что вы способны. 

Позже, когда они направлялись в участок, Эрик не мог избавиться от ощущения, что это партнерство станет испытанием для его терпения — и, возможно, бросит вызов его методам. И все же что-то в непоколебимой серьезности Анны его заинтриговало. Может быть, она еще удивит его. 

*** 

В участке царило напряжение. Бумаги шелестели, телефоны звонили, офицеры сновали между столами, их лица отражали разную степень усталости. Шеф встретил их коротким кивком и провел в свой кабинет. 

— Густафсон, Ларсен, — начал он, плотно закрывая за ними дверь. Его лицо выражало серьезность, которая предвещала неприятности. — У нас необычная ситуация в Норрланде. Молодая женщина по имени Эмма Линдстрем была найдена мертвой два дня назад. Явных признаков насильственной смерти нет, но местные власти заметили нечто странное во время вскрытия. Странные отметины на ее коже — похожие на ожоги, но не совсем. Они в тупике, и, честно говоря, мы тоже. 

Эрик наклонился вперед, его интерес возрос. 

— Почему вы думаете, что это мое дело? 

Шеф пристально посмотрел на него. 

— Потому что, когда что-то не сходится, ты тот, кто находит недостающую деталь. Кроме того, дело не только в Эмме. Ходят слухи о других происшествиях в этом районе — необъяснимых болезнях, странном поведении. Что-то не так, Густафсон, и мне нужно, чтобы ты выяснил, что именно. 

Анна внимательно слушала, держа ручку над блокнотом. 

— У нас есть доступ к отчету о вскрытии? — спросила она. Ее тон был профессиональным, но с оттенком настойчивости. 

— Уже отправлено на ваши планшеты, — ответил шеф. — Выезжаете завтра утром. И, Ларсен… — он повернулся к ней, — держи его в узде, ладно? 

Она кивнула, ее челюсть слегка сжалась. Эрик ухмыльнулся. 

— Не волнуйтесь, шеф. Я буду вести себя прилично… пока. 

*** 

Напряжение, повисшее между ними в машине, было настолько ощутимым, что казалось, его можно потрогать. Анна пролистывала файлы на планшете, сосредоточенно хмуря брови. Эрик, тем временем, уставился в окно, позволяя своим мыслям блуждать. Что-то в этом деле казалось необычным, даже зловещим. И хотя он безоговорочно доверял своим инстинктам, присутствие Анны добавляло элемент непредсказуемости, и он не мог сказать, нравится ли ему это. 

— Итак, — нарушил он молчание, — что вы обо всем этом думаете? 

Анна подняла глаза, ее взгляд был настороженным. 

— Пока рано говорить. Но если эти следы имеют химическую природу, мы можем иметь дело с чем-то, выходящим за рамки стандартной судебной экспертизы. 

— Выходящим за рамки, да? — Эрик ухмыльнулся. — Ну, это звучит забавно. 

Анна вздохнула, возвращаясь к экрану. 

— Будем надеяться, что это останется забавным, детектив. 

*** 

Когда на следующий день они прибыли в Норрланд, маленькая деревня была погружена в тишину и страх. Местные жители настороженно смотрели на них, когда они выходили из машины. Смерть Эммы Линдстрем потрясла общину, а приезд посторонних только усилил беспокойство. 

В морге было холодно и стерильно, что резко контрастировало с тем, что было снаружи. Когда они осматривали тело Эммы, Эрик почувствовал, как по спине пробежал холодок — не от температуры, а от вида странных отметин на ее коже. Это были не ожоги и не синяки. Они слабо мерцали под флуоресцентными лампами, почти металлические на вид. 

— Ну, — пробормотал Эрик, наклоняясь ближе, — это определенно ненормально. 

Анна стояла рядом с ним, забыв на мгновение о планшете. 

— Согласна. Что бы ни стало причиной этого… это нечто новое. 

Впервые с момента их знакомства Эрик уловил нотку неуверенности в ее голосе. Он выпрямился, встретившись с ней взглядом. 

— Похоже, нас ждет интересное путешествие, агент Ларсен. 

Она спокойно встретила его взгляд, хотя ее пальцы слегка дрогнули. 

— Тогда давайте начнем. 

*** 

Когда они выходили из морга, Эрик не мог избавиться от ощущения, что они вступают во что-то гораздо большее и странное, чем кто-либо из них мог предположить. Впервые он не возражал против присутствия Анны. Возможно, ее дотошность уравновесит его интуитивные скачки. Вместе у них был шанс. 

Но в глубине души он знал одно, какими бы секретами ни владел Норрланд, они не достанутся им легко. 

***

Деревня Норрланд, затерянная на краю цивилизации, казалась вырванной из времени. Ее деревянные дома, словно испуганные овцы, жались друг к другу, пытаясь укрыться от ледяных ветров, задувающих с гор. Живописной эту деревню назвать было трудно — скорее, она воплощала практичность, где выживание ставилось выше красоты. Но даже здесь, среди суровости и простоты, сквозила своя, грубая прелесть, говорившая о стойкости и упорстве. Жители Норрланда жили в гармонии с природой, их быт был тесно переплетен с ее ритмами. Однако под этой кажущейся идиллией таилось нечто тревожное — коллективное беспокойство, лишь усилившееся после смерти Эммы Линдстрем. 

Эмма была любимицей деревни. Ее вспоминали с теплотой и нежностью. Молодая, яркая, полная мечтаний, она грезила о мире за пределами Норрланда. В свои двадцать четыре года она преподавала в местной школе, вдохновляя учеников свежими идеями и безграничным энтузиазмом. Ее внезапная смерть оставила в сердцах людей незаживающую рану. По деревне ползли слухи, пропитанные страхом и подозрениями. Одни шептались о проклятии, другие — о несчастном случае. Но все сходились в одном: смерть Эммы не была естественной. 

Когда Эрик и Анна вошли в скромный дом Эммы, их встретила мать девушки, Ингрид Линдстрем. Женщина с обветренными руками и глазами, темными от бессонных ночей, казалась надломленной. Горе витало в воздухе, наполняя маленькую гостиную тяжелой, почти осязаемой тоской. Она предложила гостям чай, ее движения были механическими, словно ритуал, в который она больше не верила. 

— Она была такой хорошей девочкой, — прошептала Ингрид, и голос ее дрогнул. — Всегда помогала другим, всегда улыбалась. Не понимаю, почему... — Женщина замолчала, не в силах договорить. Вместо слов она протянула Эрику фотографию. На снимке Эмма смеялась, ее волосы развевались на ветру, глаза сияли. Разительный контраст с бледным, безжизненным телом в морге... 

Анна молча наблюдала, ее острый взгляд фиксировал каждую деталь. Когда Ингрид вышла за печеньем, она наклонилась к Эрику: 
— Это не просто горе. Здесь есть чувство вины. Ты заметил, как она запиналась, говоря об Эмме? 

Эрик кивнул, нервно постукивая пальцами по подлокотнику: 
— Да. Но вина за что? За смерть дочери? Или за нечто большее? 

Ингрид вернулась, сжимая тарелку, будто это был спасательный круг. Анна мягко перевела разговор: 
— Миссис Линдстрем, не могли бы вы рассказать о последних днях Эммы? Было ли в ее поведении что-то необычное? 

Женщина замерла, крепче сжимая тарелку. 
— Необычное? Нет... Хотя... — Ее взгляд метнулся к окну, будто ища спасения в унылом пейзаже. — Иногда она говорила, что слышит голоса. Сначала я думала — стресс, она много работала. Но потом она стала запираться, разговаривать сама с собой, что-то записывать в блокнот. А когда я спрашивала — отмахивалась, говорила, что это ерунда. 

— Голоса? — нахмурился Эрик. — Она упоминала, откуда они? Или что говорили? 

Ингрид покачала головой, глаза наполнились слезами: 
— Нет... Но однажды она сказала что-то о «свете». Будто он ведет ее. 

— Свет? — переспросила Анна, обмениваясь с Эриком взглядом. Ее ручка замерла над блокнотом. — Что она имела в виду? 

— Говорила, он прекрасный... что показывает ей что-то важное. Что-то, чего она не могла объяснить. 

Тишина в комнате сгустилась, словно туман. Эрик откинулся на спинку стула, мысли лихорадочно метались. «Голоса». «Свет». «Направление». Ничто не вязалось с естественной смертью. Что-то — или кто-то — влияло на Эмму. Возможно, довело ее до гибели. 

Поблагодарив Ингрид, они вышли на холод. Небо было затянуто свинцовыми тучами. Эрик закурил, выпуская дым колечками. 
— Голоса и свет... Классические симптомы шизофрении. Но шизофрения не оставляет на коже странных следов. 

— Нет, — задумчиво согласилась Анна. — И она редко поражает сразу нескольких людей в одном месте. Помнишь, шеф упоминал другие случаи? Странные болезни, поведение... 

Эрик мрачно кивнул: 
— Верно. Значит, перед нами либо массовая истерия, либо нечто куда более мрачное. 

Их следующей остановкой стала школа, где работала Эмма. Старое обветшалое здание, казалось, хранило тайны. Директор, мистер Олссон, нервный мужчина с потухшим взглядом, засыпал их извинениями: учителя и дети тяжело переживают утрату... 

Анна прервала его: 
— Эмма говорила вам о чем-то необычном перед смертью? 

— Она была рассеянной, но полной идей, — пробормотал он. — Хотела вдохновлять детей по-новому... 

— А ученики? — вклинился Эрик. — Кто-то вел себя странно? 

Директор поежился: 
— Мальчик Йохан рисовал странные символы. Девочка Лина слышала шепот из леса... Мы думали — детские фантазии. Но теперь... 

— Теперь вы не уверены, — закончила за него Анна. Ее пальцы сжали ручку так, что побелели костяшки. 

Перед уходом они поговорили с детьми. Йохан, испуганный и замкнутый, отказался показывать рисунки: «Они разозлятся». Лина же с восторгом рассказывала о голосах: «Они говорят, как деревья пели, а звезды танцевали... Я вижу свет. Он прекрасен, как золото». 

Анна записывала, лицо — каменное. Но Эрик почувствовал, как по спине пробежал холод. Описания совпадали с тем, что говорила Ингрид. Это не было совпадением. 

В машине Анна нарушила молчание: 
— Нужно копнуть глубже. Узнать о прошлом Эммы, поговорить с ее окружением. 

— Согласен, — Эрик закурил новую сигарету. — Но есть нюанс. Следы на ее коже... Кто-то — или «что-то» — нацеливается на этих людей, используя их разум. 

Анна сжала руль: 
— Если это так, то мы столкнулись с чем-то за гранью понимания. Ни шизофрения, ни химическое воздействие не объясняют всего. 

— Именно, — Эрик бросил окурок в снег. — Мы упускаем что-то. Что-то очевидное. 

На обратном пути тени стали сгущаться. Норрланд казался меньше, его тайны сжимали кольцо. Эрик заметил, как Анна часто смотрит в зеркало заднего вида, будто ожидая погони. 

— Ты в порядке? — спросил он мягче обычного. 

— Да. Просто... перевариваю. 

Он кивнул. Никто не произнес вслух очевидного: «игра еще не окончена». Если они не успеют, погибнут другие. 

***
 
Той ночью Эрик лежал без сна. Голоса. Свет. Следы. Пазл не складывался. Но он знал: их ведут. К ответу или пропасти — вопрос. 

Телефон дрогнул. Сообщение от Анны: 
«Завтра идем к могиле Джона». 

Эрик усмехнулся. «Завтра. Игра продолжается». 

***

На краю Норрланда, среди угрюмых пейзажей, затерялось кладбище, окруженное чахлыми березами, чьи голые ветви, словно костлявые пальцы, тянулись к свинцовому небу. Снег, укутавший землю, приглушал шаги Эрика и Анны, пока они пробирались к могиле Джона Андерссона. Воздух был ледяным, а тишина — настолько плотной, что казалось, будто сама природа затаила дыхание. Это место навевало либо глубокие размышления, либо леденящий ужас. Для Эрика оно пробудило и то, и другое. 

Могила Джона выделялась простым деревянным крестом, на котором едва читалась надпись: «Джон Андерссон, 1995–2021». Под датами кто-то неровно выцарапал слово: «Забыт». Эрик присел на корточки, счищая снег с надписи. 

— Бедняга, — пробормотал он. — Даже после смерти ему не повезло. 

Анна стояла в стороне, держа блокнот под мышкой. 

— В документах сказано, что он умер от переохлаждения, — произнесла она холодным, но скептичным тоном. — Его нашли замерзшим на опушке леса за два месяца до смерти Эммы. Местные списали это на несчастный случай — мол, напился или заблудился. 

— А может, и нет, — возразил Эрик, вставая. Он указал на лес, темные очертания которого резко выделялись на фоне бледного неба. — Этот лес — настоящий лабиринт. Заблудиться здесь проще простого, особенно если ты не в себе. Но гипотермия не объясняет, откуда у него взялся имплант. 

Анна сжала губы. 

— Точно. Судмедэксперт нашел металлический предмет в его носовой полости. Списали на какую-то экспериментальную процедуру. Но, учитывая то, что мы знаем об Эмме... 

— Да, — перебил Эрик, понизив голос. — Это уже не похоже на совпадение. 

Он повернулся к Анне, его лицо было серьезным. 

— Давай навестим врача, который подписал свидетельство о смерти. Посмотрим, не упустили ли они чего-то... или им велели промолчать. 

*** 

Клинику возглавляла доктор Хелена Шеберг — строгая женщина лет пятидесяти с седыми прядями в волосах и вечно усталым взглядом. Ее кабинет был завален бумагами, баночками с травами и дипломами в рамках. Увидев их значки, она лишь коротко кивнула. 

— Опять вопросы о Джоне? — спросила она устало. — Я уже все рассказала. Что еще вам нужно? 

— Многое, — ответил Эрик, садясь без приглашения. — Например, почему у парня, который якобы замерз, в носу оказался металлический имплант. 

Доктор Шеберг напряглась. 

— Это... необычно, но не уникально. Некоторые пациенты выбирают экспериментальные методы лечения. Без документов трудно сказать, зачем это было нужно Джону. 

— Но вы не задавали вопросов? — настаивала Анна, готовясь записывать. — Вам не показалось странным, что парень из глуши имеет доступ к таким технологиям? 

Врач заколебалась. 

— Честно? Да, я удивлялась. Но Джон был скрытным. Параноиком. Он отказывался говорить о своем здоровье. Когда он жаловался на головные боли и кровотечения, я предположила, что имплант — часть какого-то частного лечения. 

— Частного? — переспросил Эрик, наклоняясь вперед. — Где? В Стокгольме? Осло? 

— Не знаю, — призналась доктор. — Он никогда не говорил. Но его состояние ухудшалось. Галлюцинации, бессонница, странное поведение. Я прописала нейролептики, но он перестал их принимать. Говорил, что таблетки делают голоса громче. 

— Голоса? — уточнила Анна. — Он описывал их? 

Доктор покачала головой. 

— Не мне. Но ходили слухи, что он рассказывал друзьям об огнях в лесу и шепоте на ветру. Люди думали, что он сходит с ума, но... 

Она замолчала. 

— Но что? — мягко подтолкнул ее Эрик. 

— После смерти Эммы... — доктор тяжело вздохнула. — Теперь я не уверена. Может, он не был сумасшедшим. Может, он что-то знал. 

*** 

Следующей остановкой стал дом Мии Карлссон, подруги Джона. Мия — миниатюрная женщина с острыми чертами лица — встретила их с подозрением, но после уговоров пригласила внутрь. В тесной кухне, пропахшей лавандой, она налила им кофе и рассказала о Джоне. 

— Он всегда был странным, — начала Мия. — Но в последний год изменился. Говорил об огнях, шепоте, узорах в звездах. Сначала я думала, что это наркотики. Потом — что он болен. Теперь... не знаю. 

— Что он говорил об огнях? — спросила Анна. 

Мия заколебалась. 

— Он говорил, что они звали его. Делали его... живым. Однажды он сказал, что это как слушать музыку, которую больше никто не слышит. Красиво, но опасно. 

— Насколько опасно? — вставил Эрик. 

— Он говорил, что это меняет его. Тело, мысли. Показывал шрамы на руках — крошечные, как от иголок. Говорил, что они появились после того, как он начал следовать за светом. Я уговаривала его остановиться, но он не слушал. 

Эрик и Анна переглянулись. 

— Он упоминал других? — спросил Эрик. 

Мия кивнула. 

— Была группа. Они встречались в старой мельнице за лесом. Эмма тоже была с ними. 

***

Старая мельница, полуразрушенная и мрачная, возвышалась в сумерках. Внутри, среди граффити и обугленных следов костра, они нашли странный металлический предмет с замысловатыми узорами. 

— Это не просто безделушка, — пробормотал Эрик. — Это часть чего-то большего. 

Анна сжала находку в руке. 

— Что бы это ни было, оно связано с голосами, огнями, шрамами на коже Эммы. Кто-то — или что-то — играет с этими людьми. И если мы не остановим это, погибнет еще больше. 

Эрик кивнул. 

— Завтра мы поговорим с детективом Мелкофом. И выясним, что он скрывает. 

*** 

Вернувшись в отель, они молча обдумывали день. За окном завывал ветер, а вдалеке затянул волк. Эрик поднял бокал. 

— Завтра, — сказал он твердо. — Мы докопаемся до правды. 

Анна кивнула. 

— Завтра. 

Гроза приближалась, и они стояли на ее пути. 

***

Больничная палата была холодной и безжизненной, словно вырезанной изо льда. Лампы дневного света слабо жужжали над головой, отбрасывая бледное, неестественное сияние на стены. На кровати, окруженный аппаратами, которые ритмично пищали, лежал детектив Мелкоф. Его лицо, когда-то выражавшее решимость, теперь было бледным и опустошенным. Трубки, словно змеи, тянулись от его рук к машинам, поддерживающим его жизнь. Кома забрала его несколько недель назад, оставив лишь тень человека, которым он был. Но, несмотря на его неподвижность, в воздухе витало напряжение, будто стены палаты хранили тайны, слишком опасные для произнесения вслух. 

Эрик и Анна стояли у изножья кровати, их лица были омрачены пониманием серьезности происходящего. 

— Кома — сложная штука, — нарушила тишину Анна. Ее голос звучал тихо, но четко. — Иногда это просто физическое состояние: травма, болезнь. Но бывает иначе... — Она замолчала, ее взгляд задержался на лице Мелкофа. — Бывает, что разум отключается, потому что не может справиться с тем, что увидел. 

Эрик медленно кивнул, его пальцы нервно постукивали по спинке кровати. — Ты думаешь, он что-то видел? Что-то связанное с Эммой, Джоном... с этим светом? 

— Возможно, — ответила Анна. Ее голос был спокоен, но в нем чувствовалась тревога. — Его записи были отрывочными, бессвязными. Но одна тема повторялась снова и снова: эксперименты, испытуемые, странное поведение. Он несколько раз упоминал доктора Нунан. Тебе это о чем-нибудь говорит? 

Эрик нахмурился, напрягая память. — Нунан... Нунан... — Внезапно он щелкнул пальцами. — Погоди. Разве мы не встречали это имя в медицинской карте Джона? Какой-то специалист? 

Анна быстро пролистала свой блокнот. — Да. Доктор Эвелин Нунан. Невролог из Стокгольма. Специализируется на экспериментальном лечении неврологических расстройств. Ходят слухи, что она увлекалась чем-то за гранью науки — мозговыми имплантатами, нейронными интерфейсами. Но ничего конкретного. Только слухи. 

Эрик сжал челюсть. — Слухи часто имеют под собой основание. Особенно когда речь идет о таких, как Нунан. Что, если это она стоит за имплантатами? За голосами? За этим проклятым светом? 

Анна замерла, ее ручка зависла над страницей. — Если это так, то мы имеем дело с чем-то гораздо большим, чем просто неэтичные эксперименты. Это манипуляция. Контроль. Кто бы ни стоял за этим, он использует людей как пешек. 

Эрик наклонился ближе к Мелкофу, пристально изучая его лицо. — Пешек или подопытных кроликов. В любом случае, их жизни ничего не стоят. А это значит, что нам нужно найти Нунан. И как можно быстрее. 

*** 

Однако найти доктора Эвелин Нунан оказалось не так просто. Ее кабинет в Стокгольмской больнице был заперт наглухо, словно Форт-Нокс. Коллеги отмалчивались, уклоняясь от ответов. 

— Доктор Нунан в творческом отпуске, — сухо сообщила им медсестра, ее глаза нервно скользнули к камерам видеонаблюдения. — По личным причинам. 

— Удобное время для отпуска, — пробормотал Эрик, когда они вышли на парковку. — Слишком удобное. 

Анна достала телефон, листая последние новости. — В сети ходят слухи о ее работе. Разоблачители утверждают, что она проводила несанкционированные эксперименты в глубинке. Отдаленные деревни, изолированные сообщества. Например, в Норрланде. 

Эрик закурил сигарету, выпуская клубы дыма. — Значит, она выбирает тихие места, копается в мозгах людей и заметает следы, выдавая это за несчастные случаи или психические срывы. Дьявольски умно. 

— Но зачем? — настаивала Анна, ее голос звучал резко. — Какая цель? Власть? Деньги? Простое любопытство? 

Эрик пожал плечами, его лицо стало мрачным. — Может, все сразу. А может, что-то совсем другое. Ученые вроде Нунан не всегда нуждаются в причине. Иногда они делают что-то просто потому, что могут. 

*** 

Следующая зацепка пришла неожиданно. Анонимный информатор оставил зашифрованное сообщение на голосовой почте Анны. 

— Проверьте архивы, — прохрипел искаженный голос. — Мелкоф сохранил копии. Там есть все, что вам нужно. 

Архив полицейского управления Стокгольма представлял собой лабиринт пыльных полок и забытых папок. Затхлый запах старой бумаги витал в воздухе. Эрик и Анна часами рылись в коробках, помеченных именем Мелкофа, их терпение таяло с каждой минутой. 

Наконец, в потрепанной картонной папке они нашли то, что искали: рукописные заметки, подробно описывающие расследование Мелкофа в отношении Нунан. 

— Бинго, — выдохнул Эрик, раскладывая страницы на столе. Почерк был торопливым, почти неистовым, словно Мелкоф писал в спешке. — Послушай это: «Эксперименты Нунан включают нейронные имплантаты, предназначенные для улучшения когнитивных функций. Испытуемые сообщают о повышенном сознании, ярких галлюцинациях. Побочные эффекты: паранойя, агрессия, возможный упадок умственных способностей». 

Анна пробежалась глазами по записям, ее брови сдвинулись. — Упадок умственных способностей... Это объясняет состояние Джона. И смерть Эммы — мог ли это быть отказ имплантата? 

— Возможно, — мрачно ответил Эрик. — Но взгляни сюда. — Он указал на абзац внизу страницы. — «Испытуемые описывают повторяющееся явление: золотой свет, появляющийся во время пика нервной активности. Утверждают, что он общается, направляет поведение. Источник неизвестен». Он посмотрел на Анну, его глаза горели. — Вот оно. Вот связь. Свет — это не просто симптом. Это ключ. 

Пальцы Анны слегка дрожали, когда она переворачивала страницу. — Это еще не все. Мелкоф пишет об устройстве — передатчике, который взаимодействует с имплантатами. Он предполагает, что его используют для дистанционного контроля. Управления действиями, мыслями. 

— Контроль, — повторил Эрик, понизив голос. — Вот в чем суть. Кто бы ни стоял за этим, он не просто экспериментирует. Он играет в кукловода. Превращает людей в марионеток. 

Взгляд Анны стал твердым. — И Мелкоф подобрался слишком близко. Вот почему он в коме. Его заставили замолчать. 

— Или попытались, — поправил Эрик, сжав челюсти. — Но он оставил нам нити. Достаточно, чтобы распутать этот клубок. 

*** 

Когда они вышли из архива, тяжесть открытия нависла над ними, как туча. Кусочки пазла складывались, но картина, которая возникала, была пугающей. 

Доктор Нунан была архитектором, ее эксперименты — смесью амбиций и высокомерия. Имплантаты были ее инструментами, свет — механизмом контроля. А Мелкоф стал ее невольным противником, заставленным замолчать прежде, чем он смог раскрыть правду. 

Но вопросы оставались. Кто финансировал ее работу? Кто выигрывал от манипуляций с ничего не подозревающими жертвами? И, самое главное, насколько далеко зашел этот заговор? 

Эрик нарушил молчание, когда они садились в машину. — Нам нужно найти Нунан. Встретиться с ней лицом к лицу. Заставить ее говорить. 

Анна кивнула, ее лицо выражало решимость. — Согласна. Но будем осторожны. Если она так опасна, как предполагают записи Мелкофа, она не сдастся без боя. 

Эрик завел двигатель, крепко сжимая руль. — Тогда нам лучше быть готовыми ко всему. 

*** 

Дорога в Норрланд была долгой и напряженной. Пейзаж за окнами мелькал, пока Эрик и Анна обдумывали свои следующие шаги. Они знали, что ставки высоки, а риски огромны. Но ни один из них не дрогнул. 

Правда была где-то там, скрытая во тьме, и они были полны решимости вытащить ее на свет — чего бы это ни стоило. 

***

На окраине Норрланда, среди бескрайних пустырей, возвышалась заброшенная лаборатория. Ее остроконечный силуэт, словно вырезанный из тьмы, резко контрастировал с бледным светом луны. Эрик и Анна медленно приближались к зданию, их дыхание превращалось в облачка пара на морозном воздухе. Тропинка, ведущая к входу, была узкой и извилистой, будто сама природа пыталась удержать их подальше от этого места. 

Лаборатория казалась древней: выбитые окна, осыпающиеся стены, но странный гул, доносившийся изнутри, намекал, что это место не было полностью покинуто. Здесь, в этих стенах, наука и безумие переплелись, породив нечто ужасающее. 

Когда они переступили порог, воздух стал гуще, холоднее, словно само пространство сопротивлялось их присутствию. Внутри царил хаос: ржавые механизмы, спутанные провода, обломки давно забытых экспериментов. Луч фонарика Эрика выхватил из тьмы обугленные стены и странные символы, выгравированные на полу. 

— Это не просто лаборатория, — прошептал он, и его голос дрожал от напряжения. — Это святилище. Только я пока не понимаю, чему оно посвящено. 

Анна шла за ним, ее шаги были осторожными, но уверенными. Внезапно она остановилась, указывая на ряд мониторов, прикрепленных к дальней стене. Экраны мерцали, показывая размытую запись: молодая женщина, Эмма, корчилась от боли, хватаясь за голову. Временная метка указывала, что запись была сделана за несколько часов до ее смерти. 

— Они наблюдали за ней, — прошептала Анна, и ее голос дрожал от гнева. — Документировали ее агонию. 

Эрик сжал кулаки, его челюсть напряглась. 
— Больные ублюдки. Обращались с ней как с подопытной крысой, а не как с человеком. 

Он двинулся дальше, луч фонарика выхватывал из темноты разбросанные по столам блокноты и журналы. Взяв один из них, он начал листать страницы, и его глаза расширились от ужаса. 
— Анна, тебе нужно это увидеть. 

Она подошла ближе, заглянув через его плечо. Страницы были испещрены техническими терминами, схемами нейронных связей и упоминаниями о «чем-то» под названием «Проект Люмина». Но больше всего их внимание привлекли повторяющиеся заметки о внешнем сигнале — импульсе, который через импланты управлял мозговой активностью. 

— Это не просто контроль, — прошептала Анна. — Они хотят переписать сознание. Заставить людей воспринимать… что бы это ни было. 

Эрик мрачно кивнул, его взгляд упал на грубую карту, нарисованную на полях одной из страниц. На ней были отмечены окрестности: Норрланд, старая мельница, даже больница, где сейчас лежал в коме детектив Мелкоф. 
— Это не случайность, — сказал он, указывая на карту. — Они тестируют это. Уточняют. Превращают людей в проводников для чего-то. 

Прежде чем Анна успела ответить, комнату заполнил низкий гул, нараставший с каждой секундой. Мониторы замигали, их экраны заполнились помехами, а затем показали одно и то же изображение: вращающийся вихрь золотого света. Эрик зажмурился — яркость была невыносимой. 

— Что за черт? — крикнул он, перекрывая шум. 

Анна схватилась за голову, острая боль пронзила ее виски. 
— Это свет! — выдохнула она. — Тот самый, о котором говорили Эмма и Джон. Он настоящий! 

Свет пульсировал, отбрасывая на стены жуткие тени. Внезапно в зале раздался голос, глубокий и звучный, но лишенный чего-либо человеческого. 
— Вы настойчивы, — произнес он, и его слова звучали как раскаты грома. — Немногие заходят так далеко. И еще меньше выживают. 

Эрик резко обернулся, сердце бешено колотилось в груди. В центре комнаты, окутанная мерцающим светом, стояла фигура. Ее форма постоянно менялась, то напоминая человека, то нечто совершенно иное. 

— Кто ты? — потребовал Эрик, стараясь скрыть дрожь в голосе. 

Фигура наклонила голову, словно вопрос ее позабавил. 
— Я архитектор. Гид. Предвестник эволюции. Ваш вид цепляется за невежество, боясь прогресса. Но я предлагаю просветление — новый рассвет для человечества. 

Анна шагнула вперед, ее глаза горели гневом. 
— Просветление? Ты убиваешь людей! Сводишь их с ума! 

Фигура издала звук, похожий на смех, но в нем не было ни тепла, ни юмора. 
— Жертвы неизбежны. Рост требует боли. Через своих эмиссаров — вашего доктора Нунана и других — я посеял семена трансформации. Те, кто выживет, преодолеют свои ограничения. Остальные… — она жестом указала на мониторы, показывающие последние мгновения жизни Эммы. 

Эрик быстро соображал, собирая воедино обрывки информации. 
— Нунан была лишь инструментом. Ты использовал ее эксперименты, чтобы проверить себя. Чем бы ты ни был. 

— Верно, — ответила фигура, и ее голос звучал почти одобрительно. — Доктор Нунан считала, что контролирует процесс. Но она была лишь сосудом. Как и все, кто следовал за светом. 

Анна сжала фонарик так, что костяшки пальцев побелели. 
— А Мелкоф? Он был еще одной жертвой? Или ты заставил его замолчать, потому что он подошел слишком близко? 

Свечение фигуры слегка потускнело, словно вопрос ее раздражал. 
— Детектив Мелкоф представлял угрозу. Его любопытство поставило под сомнение выполнение задания. Он требовал нейтрализации. 

— И ты поджарил ему мозги, — выдохнул Эрик, и гнев захлестнул его. — Это твое представление о просветлении? 

— Прогресс требует жертв, — холодно ответила фигура. — Эмоции лишь мешают. 

Анна обменялась взглядом с Эриком. Они оба понимали: это должно быть остановлено. Что бы это ни было — инопланетный разум, искусственный интеллект или нечто за гранью понимания, — оно не должно продолжаться. 

— Ты говоришь о выживании, — бросила вызов Анна, и ее голос был тверд. — Но что будет, когда не останется никого, кто мог бы развиваться? Когда все станут жертвами твоего прогресса? 

Фигура заколебалась, ее свет дрогнул. 
— Ваше сопротивление бесполезно. Судьба человечества предначертана. 

— Это мы еще посмотрим, — проворчал Эрик, вытаскивая металлический обломок, найденный на старой мельнице. Он поднял его, и фигура слегка отшатнулась, ее свет потускнел. — Держу пари, это будет больно. 

Анна схватила металлический прут с пола, и они двинулись к фигуре. Гул стал оглушительным, свет пульсировал, но они не остановились. С криком Эрик обрушил обломок на монитор, разбив его вдребезги. Анна последовала его примеру, разрушая оборудование. Комната погрузилась в хаос, а фигура корчилась в агонии. 

— Прекратите! — закричала она, но ее голос уже терял силу. 

— Нет, — холодно ответила Анна. — Мы приносим надежду. 

С последним взрывом света фигура исчезла, оставив после себя лишь тишину и запах гари. 

Эрик и Анна стояли среди обломков, тяжело дыша. 
— Ты думаешь, это конец? — спросила Анна, все еще не веря. 

Эрик покачал головой. 
— Нет. Это была лишь проекция. Нунан все еще на свободе. И пока мы не найдем ее, это не конец. 

Анна кивнула, готовясь к новым битвам. 
— Тогда мы продолжим сражаться. За Эмму. За Джона. За всех, кто не смог. 

Они вышли в ночь, тяжесть победы и предстоящих испытаний давила на них. Но в их сердцах горела искра решимости. Они столкнулись с бездной и выжили. И они еще не закончили. 

*** 

Вернувшись в Стокгольм, они начали собирать воедино все улики. Записи Мелкофа, данные из лаборатории — все указывало на доктора Нунан. Ее сеть быстро рухнула под давлением расследования. Ордера, рейды, аресты — империя Нунан была разрушена. Но сама она исчезла, оставив после себя лишь вопросы. 

В Норрланде жизнь постепенно возвращалась в нормальное русло. Люди оплакивали потери, но находили утешение в правде. Шрамы оставались, но заживление уже началось. 

Для Эрика и Анны это дело стало одновременно концом и началом. Их партнерство, выкованное в огне испытаний, оказалось крепче, чем они могли представить. Теперь они дополняли друг друга: его интуиция и ее логика, ее дисциплина и его решимость. 

Однажды вечером они сидели в квартире Эрика, подняв бокалы с виски. 
— За незаконченные дела, — произнес Эрик, улыбаясь. 
— И за то, чтобы довести их до конца, — добавила Анна, чокаясь с ним. 

За окном мерцали городские огни, словно звезды. Где-то в космосе архитектор ждал своего часа. Но пока человечество одержало маленькую, но важную победу. И этого было достаточно.