Зонтик с дерев спицами гл 4 Новый порядок фрагмент

Не спалось. Андрей лежал в постели и смотрел в потолок. Всё казалось чудным в деревенском доме мальчику, выросшему в квартире. И тёмные балки под потолком, и то, что сверху чердак, а не чужая квартира, и бревенчатые стены с дырками от пальцев в обоях, и сени при входе в дом, и запах сырости из погреба под кухней. Какое-то время ему казалось, что в погребе кто-то сидит, сидит и глядит из темноты чёрными глазами. Он даже боялся посмотреть в ответ, просто пробегал мимо, не глядя на приоткрытую крышку...
К туалету во дворе тоже надо было привыкнуть… Зато маме сразу понравилось, что есть свой огородик и две яблони возле забора. В огороде росло немного картошки, лук и чеснок. «Это хорошо, - кивнула мама, когда увидела посадки, - будет, что зимой есть...» Отец оценил сарай, где решил устроить мастерскую. Принёс стул, стол с порезами на крышке, прикрутил начавшие ржаветь тиски, поставил сбоку блестящую от частого употребления железную лапку, ящик с инструментами и банку с клеем – всё, рабочее место готово… 
Засыпая, мальчик думал об оккупированном Минске, немецких патрулях на улицах, надписях на чужом языке, войне, разделившей его и Наташу… Всё казалось странным теперь, странным и непонятным, словно происходило не с ним, но с кем-то другим, в другом, непонятном мире, полном тревог и опасностей… А тот Андрей, что был раньше, словно ушёл куда-то и никак не может найти дорогу обратно… И встретиться можно лишь во сне…

После завтрака мама решила проверить чердак. Послала Андрея к сараю за приставной лестницей, сама стала перед домом, задумчиво глядя наверх. Лестница оказалась длинной, одному не справиться. Мальчик вернулся за братом и вместе с Васей они наконец принесли лестницу.
- Андрей, лезь наверх и посмотри, что там и как. А ты, Вася, подержи лестницу внизу.
Так и поступили. Андрей установил лестницу и, сверкая босыми пятками, полез по гладким перекладинам. Дверца на чердак оказалась закрытой на задвижку. Отодвинув задвижку, мальчик опасливо, но в то же время с любопытством, заглянул в пахнущий сеном и мышами полумрак. Чуть помедлив, решился и шагнул внутрь. В общем, оказалось, как Яша и говорил: старые корзины, пустые посылочные ящики, поломанные стулья… - всё то, что уже не нужно, но жалко выбросить, ничего интересного.
Он уже собирался уходить, как вдруг за старым колесом от телеги, оставшимся, видно, ещё с тех времён, когда был жив Яшин дедушка, заметил сверкнувшее глазами серое пятно в углу.
- А ты как здесь оказалась? – удивился мальчик, осторожно подходя, чтобы взять кошку, неизвестно как пробравшуюся за закрытую дверцу.
Кошка жалобно мяукнула, высовывая голову из-за колеса, и ткнулась мордой в протянутую ладонь. Подняла голову, посмотрела Андрею в глаза и снова мяукнула.
- Ну ладно, пойдём, - успокоил он, подхватывая кошку на руки. И, уже, высунув голову наружу: - Мам, я кошку нашёл!.. Голодную…

Город менялся. Куда-то пропали яркие, нарядные одежды, исчезли жизнерадостные, улыбающиеся люди, прохожие выглядели настороженно и угрюмо, словно боялись проявить свои чувства, ожидая от окружающих подвоха. По городу ходили патрули, целый район в районе Республиканской и Юбилейной площади был отдан под еврейское гетто, в Дроздах, Масюковщине и на Переспе построены концлагеря. Беспечный, приветливый Минск всё больше становился похожим на пропитанную страхом и безнадёжностью угрюмую сталинскую Москву.
В эти дни оккупанты объявили о создании вспомогательной полиции из местного населения. Вначале вербовали пленных военных и милиционеров, но вскоре объявили, что вступать в полицию могут все желающие. Тогда в полицию повалили хулиганы, завистники, уголовники и прочий человеческий сброд, подонки общества. Был среди них и теперешний сосед, тот самый, кого Яша назвал «гадом», предатель и отщепенец. Теперь он ходил с винтовкой и носил на рукаве белую повязку с надписью «Polizei ».
Первое время задачей городской полиции была помощь немецким патрулям в розыске беглецов, патрулировании улиц и охране порядка. Также полиция использовалась для внешней охраны концлагерей и сопровождения узников из одного лагеря в другой. В свободное от службы время полицаи ходили по рынкам, обирая торговцев. Люди рассказывали, что однажды видели, как полицай забрал у торговки шмат сала, а когда она плюнула в сердцах, стал избивать её по лицу, придерживая рукой за воротник. «Твоё счастье, - сказал он, после нескольких ударов отпуская плачущую женщину, - что не плюнула в немцев. Те бы убили…»

Отец Андрея открыл сапожную мастерскую, но посетителей не было. В ожидании работы он часами перекладывал инструменты, куски кожи, резины или просто сидел за столом, глядя в окно. Наконец мама не выдержала: написала от руки стопку объявлений о сапожной мастерской и вручила объявления Андрею, чтобы расклеил на ближайших перекрёстках.
- Только клей так, чтобы издалека видно было! – напутствовала мама.
За дело мальчик взялся охотно. Первое объявление решил наклеить возле входа в магазин на первом этаже дома Красного комсостава (магазин ещё не работал, но окна уже поставили и стали завозить продукты). Намазав с обратной стороны клеем, прилепил объявление и вдруг подумал, что Наташа жила в этом доме, а он так и не зашёл её проведать за суматохой бомбёжек, оккупации и обмена домами.
Зашёл в Наташин подъезд и, не замечая ничего вокруг, поднялся на её этаж. Позвонил в дверь и стоял, с замиранием сердца прислушиваясь к шагам за дверью. Дверь открылась, на пороге стоял незнакомый парень в кителе немецкого офицера с расстёгнутым воротником. Несколько мгновений они непонимающе смотрели друг на друга, немец опомнился первым:
- Wir kaufen nichts…
Андрей растерянно посмотрел на офицера. Потом заметил стопку объявлений в своей руке.
- А, нет… Nein... ich verkaufe nicht...  – он хотел спросить про Наташу и её семью, но понял, что немец вряд ли что-то знает. Скорее Яша что-то будет знать…
Он уже собирался уходить, но снова посмотрел на доброжелательное лицо офицера и продолжил, с трудом подбирая слова из школьной программы:
- Э… Mein Vater repariert Schuhe... Wir wohnen in einem Haus am Ufer… hinter einem gr;nen Zaun... Kommen Sie… zur Schuhreparatur zu uns…
Немец с любопытством посмотрел на Андрея и стопку объявлений в его руке.
- Ich verstehe... Ich werde es auch meinen Kameraden erz;hlen…
- Vielen Dank!  – обрадовался мальчик. Он не до конца понял, что именно офицер говорил про «камрадов», но радовало уже то, что тот обещал прийти…
Немец улыбнулся и кивнул. Не веря своим глазам, Андрей смотрел на собеседника: немец улыбается, он тоже человек!.. Мальчик машинально улыбнулся в ответ, потом повернулся и, задумавшись, стал спускаться по лестнице.

Он клеил объявления и никак не мог понять причину своего томления. Не о немце же он думал, в самом деле! Тогда о ком?..
Наклеил объявление у входа в Большой театр, за которым начинался частный сектор, ещё одно на углу Второй больницы, решил перейти на другой берег. В Верхнем городе всегда кто-то есть, и на Нижнем рынке можно наклеить, вдруг кому-то из приезжих понадобится отремонтировать обувь…
Андрей прошел по мосту на Бакунинской улице. Трамваи по-прежнему не ходили, и рельсы были покрыты пылью и мелким мусором. Наклеил объявление у дверей церкви, спустился к Нижнему рынку, наклеил пару объявлений и здесь. Потом подумал, что можно было ещё наклеить на школьном заборе на Революционной и на пожарной части на Городском валу. Но сердце всё ныло, печалилось, хотелось увидеть Наташу Ивкину, хотя бы узнать, что с ней…
Решил отложить расклейку на завтра и спросить у Яши, может, он что-нибудь слышал. Посторонним заходить в гетто запрещалось, но мальчик надеялся как-нибудь проскользнуть. Замковой улицей поднялся от Нижнего рынка к Романовской слободе. Шёл, рассматривая окружающих и удивляясь: все вокруг, даже дети, носили на одежде круглые жёлтые нашивки.
По Юрово-Завальной мимо хлебозавода подошёл к дому, в котором до войны жила его семья. Всё здесь было Андрею знакомым, всё было родным: красный кирпичный фасад с отслоившейся у фундамента штукатуркой, фруктовые деревья вокруг дома, узкие, почти неприметные собачьи тропки… Он зашёл в подъезд и поднялся к своей прежней квартире. Теперь на двери на двух согнутых гвоздиках висела табличка с надписью: «Гершвин Семён Шломович». «Смешно», - непонятно чему улыбнулся мальчик, постучал и открыл дверь.

Он шел по квартире, в которой ещё недавно жил, и словно заново открывал с детства знакомые стены. Пол, стены, потолок – всё было тем же самым, и всё же другим. Даже запах, казалось, был не тот, что прежде.
«Я не знаю!» - услышал Андрей женский голос и из передней комнаты показалась мама Яши.
- Здравствуйте, - поздоровался мальчик. – А Яша дома?
Яши дома не было. Были только его сестра и мама.
- Ты что-то хотел? – осторожно спросила Яшина мама.
- Я… - задумался как сказать Андрей. – Может, вы знаете?.. Наташа Ивкина, не слышали?..
- Знаю, - сразу потеряла интерес женщина. – Вместе с Яшей ушли искать вещи…
- Какие вещи?
- На рынок, на обмен…
- На обмен… - механически повторил мальчик, подумав, что ничего не знает о жизни в гетто.
- Подожди здесь, если хочешь, - продолжала Яшина мама. – К ночи вернутся…
В городе всё ещё действовал комендантский час, хождение по ночам запрещалось.
- Я… - начал Андрей, но женщина его перебила:
- Только у нас есть нечего... Не знаю, что тебе предложить, кроме чая.
- Я на улице подожду, - торопливо предложил мальчик. – Всё равно нечего делать…
- Как хочешь… - равнодушно кивнула Яшина мама.

Он стоял у подъезда и никак не мог перестать думать о Наташе. Ожидание встречи, желание увидеть её, обнять всё больше охватывало его, не давая спокойно стоять на месте. Андрей даже хотел сорваться и побежать искать любимую, если бы знал, где она.
…Они показались со стороны Нижнего рынка, неожиданно появившись из-за угла с каким-то стулом в Яшиных руках.
- Наташа, - бросился Андрей навстречу. Обнял девочку и замер, задыхаясь от восторга.
- Наташа, - повторил он, закрывая глаза, чтобы лучше сохранить в памяти её образ. – Как же давно мы не виделись…
Голова его кружилось, кружилась от счастья и нежности. Всё стало на свои места, стало спокойно и хорошо.
- Мы вместе, я буду беречь тебя… - шептал он глупые, ненужные слова, от которых таяло сердце девочки. – Я всегда буду вместе с тобой, даже когда мы далеко друг от друга…
И потом, когда мир перестал кружиться и он снова обрёл способность дышать, Андрей выпустил Наташу из рук и смотрел вслед, как девочка уходит, всем сердцем желая уйти вместе с ней…