20. Мои амазонки

     Это очередной рассказ из моей биографии.
     Если вы спросите меня - хорошо ли быть разведённым мужчиной? Отвечу как на духу, хорошо пока не запутался в любовных интригах с окружающими женщинами. Только освободившись от уз Гименея и сбросив с себя морок тягостного брака, можно увидеть, что их, женщин с печальными глазами вокруг пруд пруди. И даже искать не нужно, они сами позаботятся о том, чтобы застолбить себе место в твоей жизни. 

-----------------------------------


        Никогда не обращай внимания на сплетни о себе.
        То, что обезьяны научились разговаривать,
        не значит, что их нужно слушать.
        Народная мудрость.

        Жизнь частенько вышибает из меня всю дурь.
        Но я знаю, где достать ещё.
        Народная мудрость.

--------------------------------------------


     Итак, с Машей мы разошлись, а со Светой ничего не вышло. Времена были максимально застойные. Свирепствовала партия, контролируя все аспекты как профессиональной, так и личной жизни. Противно и невозможно изменить что-либо. На суде, решающем нашу семейную проблему, помимо судьи, присутствовали так называемые “народные заседатели”. Это назначенные парткомом лица, не имеющие никакого отношения ни к органам юстиции, ни даже к разводящимся супругам. Они зачастую являлись просто гарнизонными сплетниками или сплетницами, с волнительным придыханием разносившими по гарнизону интимные подробности вашей семейной жизни, которые стали им известны в ходе судебного заседания. И снова противно и невозможно изменить что-либо.

     Мне пришлось пройти всю эту судебную инквизицию и столкнуться с инквизицией общественной, предъявившей мне обвинение в распаде семьи, в которой уже были двое детей. Я был человеком незакалённым, сентиментальным и не имел злостных пороков, которые могли бы закалить меня и сделать  невосприимчивым ко всем гнусностям и небылицам, которые, как комары, тучей кружились возле нашего развода. Друзья и просто знакомые проявляли необычайный интерес к нашим семейным перетурбациям. Собеседники делали сочувственное лицо, округляли глаза, вздёргивали вверх брови и показушно сострадали. От ложной солидарности тошнило. Эмпатия превращалась в неприязнь. Я комплексовал и не испытывал ни малейшего желания объясняться на каждом углу о причинах развода.
 
     Слухи, множились и обрастали самыми невероятными событиями. Ведь мы жили в компактном военном городке, закрытом от посторонних, где вся подноготная каждой семьи мгновенно становилась предметом заинтересованного обсуждения женским населением городка, в большинстве своём занятым бездельем и страдающем от вынужденного заточения в четырёх стенах квартиры. Представляете, с каким эмоциональным возбуждением они встречали каждый информационный всплеск в нашем обычно безмятежно-застойном омуте. Особенно если всплеск был в пространстве офицерских семей. У женщин вырастали крылья. Они вылетали из опочивален, собирались в пёстрые стайки и чирикали без умолку.
 
     Самое сильное обвинение, звучащее в мой адрес, содержало ложь о наличии у меня любовницы, которая, якобы, предъявила мне ультимативное требование стать свободным от семьи и накрыть своей заботой и любовью её гнёздышко, покинутое прежним благоверным. Женщина была, но таких требований не было. Если бы были, то я бы пересмотрел своё к ней отношение. А может быть и не пересмотрел. Мозги у мужчины, опившегося женским приворотным зельем, становятся кисельными и отключаются напрочь. Но, в моём случае это пустой разговор. Не было никаких ультиматумов ни от кого. Глупость какая-то.

     Я удивлялся, как, оказывается, мало нужно иметь информации нашим женщинам, чтобы из непроверенного слуха состряпать железобетонный факт. Самое интересное, что любовница была многолика и имела множество имён. Это самодеятельное творчество наших городошных кумушек. Они, как известно, знают про всех даже больше, чем сами объекты сплетен. Именно они взахлёб и с большой долей вранья распространяли “самые правдивые и проверенные” сведения о моём вознесении к свободе.

     Сразу же, как по мановению волшебной палочки, обозначилось несколько местных амазонок, мгновенно расставивших свои силки на моей дороге и пожелавших согреть нежным женским теплом вылетевшего из семейного скворечника и теперь бесхозного, но перспективного майора. Их напор не поколебали даже слухи о наличии у меня женщины, ради которой я и заварил всю эту кашу. Они ведь не знали, что мой роман так быстро закончился. А я не афишировал, справедливо полагая, что эта информация будет ущербна для моего авторитета и без того уже пошатнувшегося.

     Население нашего городка составляло около десяти тысяч человек. Основной костяк это военные, занятые научной работой. В разных званиях и должностях, от лейтенанта до генерала, от младшего научного сотрудника без учёной степени до доктора наук. Именно наше офицерское научное сословие являлось базовым для самого существования института. Мы были в привилегированном положении по отношению к остальным слоям населения городка. Мы располагали уважаемым в обществе статусом, повышенными зарплатами и другими преференциями, коих было достаточно в разных моментах жизни, вплоть до распределения квартир. Нам давали лучшие.  Людей из околонаучных кругов тоже было немало. Это все подразделения, обслуживающие нашу научную работу. В общем, женщин в моём окружении было, наверное, больше, чем мужчин.

     Поэтому бесхозная женская часть городка с особым вниманием отслеживала появление на горизонте свободного офицера с целью успеть приватизировать его раньше других. А освободившихся или просто ещё не занятых офицеров было недостаточно для удовлетворения женских потребностей, хотя каждый год прибывали новые из числа молодых выпускников военных академий и университетов или такие как я, которые по прихоти тех или иных обстоятельств оказывались за пределами семьи.

     С тех пор мне очень хорошо ведомо, что женщины исключительно эгоистичны в борьбе за своё будущее и не брезгуют самыми отвратительными манипуляциями для создания своего преимущества перед другими претендентками на внимание мужчины. Мне пришлось наблюдать тайное для посторонних, но очень явное для меня их соперничество, изобилующее искренними эмоциями, как красивыми, так и  очень неоднозначными. Однако, я не стану описывать все эти смешные, а порой просто подленькие способы их борьбы между собой в силу того, что это слишком женская тема и мне не пристало плодить сплетни не будучи сторонником перемывания косточек кому бы то ни было.

     До сих пор я испытываю чувство благодарности им за то, что они приподняли мою почти уничтоженную при разводе самооценку и дали возможность разглядеть берега новой жизни. Всё только начиналось и, как оказалось,  вокруг, помимо всего прочего, существуют женщины. Жизнь начинала разворачиваться передо мной в новом амплуа, в котором были не только стыд и гнетущая тяжесть при мыслях о детях, но и мелькало что-то невыразимо привлекательное и зовущее. Вот такая симфония из чувств и ощущений звучала во мне в первые месяцы моей свободы.

     Наконец, амазонки исчерпали свои возможности в соблазнении. Выяснилось, что их фантазии явно не дотягивают до моих ожиданий. Все их усилия представляли собой стандартный набор женских приёмов, от которых я, по их мнению, не мог отказаться, находясь в сознании. Они искали меня глазами, подбрасывали записки, надевали чудные шляпки, будучи уверенными в собственной неотразимости, хотя понятия не имели как, с чем и в каких случаях носить эти самые шляпки, которые есть аксессуар совершенно не простой и требующий некоторой доли аристократизма во внешнем облике и голубой крови в жилах. Они заводили знакомства с людьми, близкими ко мне, усиленно майкапили свои лица и старались быть в тех местах, где бывал я.

     Но я ни в коей мере не осуждал их и не отпускал дурацких шуток по поводу их неудачных усилий.  При всей своей щепетильности я жил в одной среде с ними и если бы был в их роли, то, наверное, ко мне в полной мере можно бы было предъявить все эти факты. А может быть, мои чудачества были бы ещё более глупы и невежественны. Не знаю. Поэтому лучше промолчу. А всех своих амазонок вспоминаю с лёгкой грустью и продолжаю уважать, так как они боролись за своё женское счастье. И что делать, если у кого-то получалось лучше, а у кого-то хуже. Все они оставили тот или иной след в моей душе, преисполненной благодарностью за их бытие рядом со мной в минуты моего душевного Армагеддона.

     Но при всей моей сентиментальности я уже мог видеть в женщинах не только то, что видят все мужчины, но даже и то, что видят немногие. Произошла переоценка ценностей и на фоне этого переосмысления я изменил и параметры отбора женщин для первичного общения.
 
     По-прежнему для меня важными были внешние данные, но теперь я уже понимал, что за приятным фасадом могла скрываться недалёкая и даже малообразованная, в общем неинтересная с точки зрения общения женская особа, с которой можно было провести лишь одну ночь. За эту ночь всё вставало на свои места и утром следовала отвратительная малодушная ложь с моей стороны о том, что она такая замечательная, и я приду вечером снова. Чем моложе и  романтичнее была особа, тем лучше прокатывала моя лесть. Рано или поздно ей становилось ясно, что мои обещания о повторном визите есть ложь от начала до конца, и тогда следствием этого просветления были её попытки выяснения причин моего бойкота, заканчивающиеся или слезами или бурными оскорблениями с последующим показательным презрением. Стоит ли говорить, что в этом случае я больше не появлялся и затем, видя издалека свою отвергнутую пассию, разворачивался и, как нашкодивший кот, искал убежище.

     Либо утром следовала такая же отвратительная правда, хотя и, по возможности, смягчаемая мною, но в некоторых случаях вызывающая прямо приступ истерии и метание в меня различных предметов. В случае вынужденной правды, обоим было всё ясно с того самого утра и при встрече я испытывал либо прожигающие ненавистью взгляды и гордое игнорирование наряду со стыдом отвергнутой любовницы, либо спокойную и даже улыбчивую реакцию, выдающую женщину многоопытную и не склонную всерьёз относиться к одиноким мужчинам среднего возраста и к своим проколам на путях поиска спутника жизни.

     Соглашусь с вами, дорогие мои, что можно было бы ставить точки над i в плане познания женской сексуальности и женской психологии менее стрессовым способом и более умным. Но в который уже раз мне приходится свидетельствовать против себя и с тяжёлым сердцем обвинять собственный интеллектуальный уровень в отсутствии нужной этики поведения, которая могла бы быть воспитана и выстрадана длительным опытом кратковременных отношений с женщинами.  Отношений недолговечных и даже мимолётных, не обязывающих отдавать всего себя во власть временной спутницы ранее у меня не было. Правильного воспитания тоже. Скажите мне, в какой семье родители научают сына правильному обращению с женщинами при его, прямо скажем загулах, по причине опьянения свободой после развода? Ни в какой. Этому учит жизнь. Но так как у меня не было ни возможности, ни необходимости узнавать такую жизнь пока был связан узами Гименея, то и опыта такого не приобрёл. Поэтому были неприятные эксцессы при расставании с женщинами.

     Но именно эти недолгие встречи сформировали во мне некое понятие о женщине, как о спутнице, совместимой или не совместимой с моими стандартами, о которых я поначалу имел весьма расплывчатое представление, хотя в общих чертах уже имел нужный образ.

     Распространённое мнение людей состоит в том, что нужно, прежде всего, любить себя и знать свою цену. О любви к себе я даже не задумывался, поскольку родился и вырос в семье рабочее-крестьянского происхождения. В моём воспитании не было сантиментов, было прагматичное следование суровым принципам домостроя, исключающих самолюбование. Не было разговоров на такие щекотливые темы. Даже слово “любовь” произносилось иногда с неким налётом стыдливости, без мягкого знака – “любов”. Конечно же, внутренняя любовь ко мне и сёстрам присутствовала и в папе и в маме, но во внешний мир, в видимые семейные отношения, выходила в виде материальной заботы о нас. Нежные чувства не проявлялись на внешнем контуре и оставались у них в душе, а мы, дети,  так и не вознесли себя на вершину самомнения ввиду родительской невозможности источать в наш адрес возвышенные эмоции. Наверное, поэтому я не питал особой любви к себе и не знал цену свою.

     Но великая вещь опыт жизни. В конце концов, я определился со своим собственным статусом в этом мире, а также со своими потребностями в отношении женщин и их возможностями удовлетворять мои потребности. То есть, научился выделять из общей массы тех, кто в перспективе мог бы составить мне достойную пару. Но произошло это не легко и не сразу.

     Бедные мои амазонки, дорогие мои мгновенные подруги времён моего неприкаянного метания в поисках чего-то, то ли уже потерянного, то ли ещё не найденного. Сейчас, на рубеже своего шестидесятилетия я преисполнен угрызений совести за свой  неумный снобизм и неумение красиво выходить из сложной интимной ситуации. Посыпаю голову пеплом и каюсь. Прошло много лет, и теперь я всех вас, оказывается, люблю. Да, да, задним числом. Теперь любить вас безопасно. Это всего лишь любовь уставшего человека к своим воспоминаниям. Без мгновенных порывов и без  волнений, опасных для сердца, день ото дня замедляющего свой ритм.

     Время предоставляет величайшую возможность ослабить или забыть боль прошлого и навевает лишь сентиментальную, лёгкую и умиротворённую ностальгию. Вы на другой стороне Вселенной, в других измерениях, с другими мужчинами и другими мечтами. Может быть, ваша память уже не хранит моих следов в вашей судьбе. Но для меня вы – самые яркие и эмоциональные  воспоминания стареющего ловеласа, наполненные лёгкой грустью и сожалением. Спасибо вам.