Отец своей вселенной

В ночь на 27 августа 1926 года произошло событие, изменившее судьбу Говарда Филлипса Лавкрафта навсегда. Сидя за своим письменным столом в Провиденсе, он работал над очередным рассказом о Древних богах и просматривал свежие газеты, в которых находил вдохновение на новые мистические истории. Его особенно интересовали заметки о новых географических открытиях, исследовании древней истории и новых изобретениях — всё то, что находилось на самой границе человеческого познания и непосредственно соприкасалось с пугающим неизведанным. Но если раньше он осознанно приукрашивал и доводил до пугающего абсурда те случаи, которые обывателям казались объяснимыми, будь то невероятные опыты с электромагнетизмом Николы Теслы, прообраза колдуна Ньярлатотепа, или радиоактивный метеорит, чьи эффекты писатель раздул и сделал более рельефными в «Цвете из иных миров», в свежих новостях Говард всё чаще начинал замечать свидетельства того, о чём раньше писал сам, на что Лавкрафт всегда отвечал друзьям, что это выдумка, и даже вспоминал, в какой точно момент он что-либо придумал и что тогда делал. Во время прогулок по старому кварталу с полуразрушенными домами в историческом стиле Новой Англии Говард изобрёл упырей — полузвериную расу падальщиков, что пряталась в тайных подвалах колониального периода иь на замшелых закрытых кладбищах — и теперь люди всё чаще замечали шакалоголовые фигуры в тумане. Во время другой прогулке, по набережной, два уродливых и пьяных рыбака разгружали тухлую лодку с гнилой рыбой — сразу воображение докрутило идею, изобретя целый городок, чьи обитатели поклонялись глубинному богу и постепенно трансформировались в пугающих амфибий. Но и этих существ всё чаще стали замечать — а недавно им выдали избирательные права. Что уже говорить обо всех колдунах, некромантах, кровавых сектах, представлявшихся после прочтения нового найденного гримуара европейских каббалистов-шарлатанов… «Азатот», верховный бог самоизобретённого пантеона, был лишь аннаграмой алхимического первоэлемента «атазота», но теперь этому спящему комку воображаемых щупалец поклонялись чуть ли не повсеместно.

Когда Лавкрафт осознал, что его фантазия и внешняя реальность неразрывно связаны, что его разум воспринимает тайны мира, прежде не существовавшие… или, того ужаснее — сам порождает их, как безумный бог… он взял перьевую ручку, но внезапно ощутил странное покалывание в кончиках пальцев. Воздух в комнате сгустился, принимая форму полупрозрачной воронки, а стены начали искривляться под невозможными углами.

«Я понял, что пишу не просто истории, - гласила его запись в дневнике той ночи. - Я являюсь частью чего-то большего. Древние, которых я создал недавно, родились задолго до рождения цивилизаций и услышали мои призывы.»

В ту ночь Лавкрафт впервые совершил переход в другое измерение, где встретил существ, которых ранее описывал в своих рассказах,таинственные города и костяные равнины на обсидиановых плато.Что-то из этого он помнил, как придумывал, но куда больше там было того, что он не мог никогда вообразить — ровно как он и описывал для приукрашивания текста. Никто в этих местах не знал его как Говарда Лавкрафта — что не удивительно, ведь он был не самым прославленным писателем — но то и дело к нему обращались неизвестные люди, утверждавшие, что встречали его ранее под именем Абдул аль Хазреда — персонажа, которого Говард придумал лет в пять, надевая полотенце как тюрбан и считая палочками на дощечке из уличной глины воображаемых верблюдов. Позже, в максималистской юности, Говард додумал, что имя это означает «Слуга пожирателя», что тёмные сущности нашептали этому еретику в руинах храма мрачные истины этой вселенной, которые не предназначалось знать человечеству — и теперь биография его героя-резонёр казалась окружающему миру реальнее его собственной, теперь восстали из песков никогда не существовавшие прежде города Земли Снов.

Говард смирился с тем, что он перестал быть старым собой, привык, что его называют придуманным именем, и сам стал поддерживать образ мрачного, осведомлённого о поразительных истинах безумца, узнавшего истинный масштаб человечества во вселенной. Следующие годы стали дляаль Хазреда временем невероятных открытий созданного им, но уже живущего самого по себе мира. Он побывал в святилище Ньярлатотепаа, где изучал древние таблички с формулами перехода между мирами. Десять лет провёл в одиночествена плато Лэнг, познавая тайны звёзд и их влияние на пространственные порталы. В подземельях Пната он обнаружил свитки с описанием семи основных языков, лёгших в основу нелогичного творения миров. Но нигде Абдул не мог найти то, что сам придумал, сам создал и сам написал — Некрономикон, исповедь Азатота о том, как уничтожить подобных ему. Неведомым образом аль Хазред не мог и придумать этот текст заново — каждый раз все идеи будто бы отрубало после первых двух строчек: «Не вечно то, что в вечности живёт, а в тайный час и Смерть сама умрёт».

Становясь всё более мрачным от этого факта — что он мог порождать чудовищ своим воображением, но не мог от них избавляться им же — Абдул аль Хазред исследовал почти каждый уголок мира, порождённого его подсознанием, в попытках найти ответ на этот парадокс. Безумный араб, бывший безумный писатель, пришёл к выводу, что Некрономикон существует — были неопровержимые свидетельства, а некоторые духи даже утверждали, что являлись свидетелями того, как сам аль Хазред писал этот устрашающий гримуар.