Три года в Ереване

ПРИГЛАШЕНИЕ В ЕРЕВАН

После окончания института в феврале 1970-го я поехала в Ереван по приглашению Госплана Армянской ССР. Проработала там три года.
Это вышло случайно. На курс младше в нашем институте учились ребята из Еревана, их отправил в МИСиС завод «Чистое железо» (точнее, Госплан Армении).
Один из них, Ламберт, учился на нашей кафедре. Через него я познакомилась и с остальными ребятами. Они жили не в общежитии, а на съёмной квартире, которую оплачивал завод. Стипендию они тоже получали как направленные.
Ребята оказались очень приятными, и мы быстро подружились. Иногда собирались вместе на праздники и дни рождения.
 В очередной раз, когда в Москву приехал их куратор из Госплана А.Ордуханян, ребята познакомили меня с ним. К сожалению, я не помню его имени и отчества. Мы обращались к нему «тов. Ордуханян». Он поинтересовался, где я планирую работать после окончания института. Я честно ответила, что не знаю, но, скорее всего, там, куда меня направят по распределению.
Ребята спросили у него, может ли Госплан пригласить и меня в Ереван. Он ответил, что это возможно. Я напомнила ему, что я из Степанакерта и не уверена, что смогу снимать в Ереване жильё. Товарищ Ордуханаян сказал, что у них есть программа для молодых специалистов, и если я действительно хочу работать в Ереване, он может организовать направление с предоставлением жилья в течение года.
А.Ордуханян сдержал своё слово и отправил в управление кадров Министерства ЧМ письмо с просьбой направить меня после окончания института на «Завод чистого железа» в Армянской ССР.
Он также отправил мне письмо, чтобы я была в курсе. Это было написано им от руки, мелким, но разборчивым почерком:

     Тов. Айрапетян Л.М.!

На Ваше имя сделан запрос начальнику управления кадров Министерства черной металлургии СССР тов. Ермолаеву П.Г. письмом № 1-1-61 от 3.IV 69 г. за подписью председателя Госплана Арм.ССР тов. Хачатуряна Л.С.
Прошу интересоваться этим вопросом. Если будут какие-нибудь осложнения, прошу написать мне срочно.

     А.Ордуханян.
     Ереван, Дом правительства, Госплан, IV эт. ком. 56.
 
На обратной стороне письма карандашом было написано моей рукой
«Калининский проспект (Новый Арбат), 4 корп., 22 этаж, ком. 2218».

В письме была указана дата — апрель 1969 года. Это означает, что мы в Москве могли пересечься с тов. Ордуханяном в феврале этого же года, за год до моего выпуска из института (февраль 1970 г.).
В комиссии по распределению и трудоустройству МИСиС у меня не возникло никаких сложностей мне просто зачитали текст приглашения в Армению и пожелали успеха.
Я уже успела забыть детали моего приглашения в Ереван. Помню только, что оказалась здесь благодаря ребятам — Ламберту, Торгомяну Самвелу и другим студентам, которых направили из Армении в институт стали и сплавов. В том числе благодаря поддержке товарища Ордуханяна, который проявил искреннюю заинтересованность и активно участвовал в процессе моего распределения.

ПРОБЛЕМЫ С ТРУДОУСТРОЙСТВОМ

Едва прибыв в Ереване, я первым делом отправилась в Госплан, к тов.Ордуханяну. Мне предстояло с ним решить вопрос моего трудоустройства и сроки предоставления жилья. Должна заметить, что это был солидный мужчина в возрасте, невысокого роста, и чем-то он напоминал мне моего отца — скорее не внешне (у моего отца была пышная шевелюра, в отличие от тов. Ордуханяна), а своим подходом к делу, чувством ответственности, манерой говорить и отеческим отношением ко мне.
Я понимала, что с получением собственного жилья придется подождать. Однако меня поразило, что возникли сложности с моим трудоустройством. Мне пришлось ждать, пока решится вопрос создания ереванской лаборатории при ИПС ЦНИИчермет им. И.П.Бардина.
Я не могла винить в этом Ордуханяна. Этот вопрос от него не зависел. А я, кроме как на него, ни на кого не могла рассчитывать.
Мне полагался отпуск, который я использовала для того, чтобы навестить родителей в Степанакерте. Вернувшись от родителей, я продолжила поиск работы - в течение трёх месяцев безуспешно обращалась в различные инстанции. В результате я поняла, что на заводе «Чистого железа» не было свободных вакансий. На этом предприятии каждая штатная единица была на вес золота, и женщина там была «не ко двору».

ОТДЕЛ НОТ И МОИ АМБИЦИИ

    Не все так просто

Чтобы не сидеть без дела, я нашла временную работу в отделе научной организации труда (НОТ) Министерства местной промышленности.

Выдержки из моего письма руководителю дипломной работы Фарнасову Г.А. от 26.07.70:

«…обещали устроить в лабораторию черных металлов, направить в аспирантуру… Прошло пять месяцев, а я без работы. … Госплан Арм.ССР (меня вызывали они) и директор завода (туда я направлена на работу) – две инстанции кивают друг на друга... Суть в том, что в лаборатории к моему приезду произошло сокращение штатов. Был составлен новый список и послан в Москву на утверждение. Неизвестно, когда утвердят.
Решила устроиться временно на любую работу, но без прописки это невозможно. Наконец, один человек мне помог и уже три месяца я работаю в Нормативно-исследовательской станции при Министерстве местной промышленности, отдел НОТ. Для этого можно было не учиться в институте.
Сначала было интересно. Я ознакомилась с производством различной продукции: чашек, тарелок, подсвечников, кнопок, скрепок, обуви, трикотажа, цемента, пластмассы, сумок, вилок и т.д. (побывала на 20 предприятиях разных отраслей). Наш руководитель слишком стар (и болен) для этой работы. Ему совершенно не интересно ломать голову над НОТ.  Поэтому остальные отделы называют нас НО тунеядцев. Обидно, конечно. Пишем отчеты, иногда считаем на счетах (как в бухгалтерии). Но зато в свободное время много читаю, занимаюсь языком и философией.
Кстати, хочу узнать отчество Крашенинникова М. (Л.М. - ответственный за трудоустройство выпускников нашего факультета). Может, возникнет необходимость написать ему о том, что я не устроена по направлению. Возможно, он мне посоветует что-либо. Интересно, В.А.Григорян не сможет мне помочь?»

Информация, изложенная в моём письме к Г.А. Фарнасову, даёт представление о ситуации в отделе НОТ, где я временно работала. Я благодарна всем, кто оказал мне содействие в этом вопросе. В те времена устроиться на работу без прописки было практически невозможно.

В моей памяти сохранились (всегда ли верные?) яркие моменты, связанные с работой в этом отделе, которые являются прекрасным дополнением к тем, что уже были описаны в письме.
Отдел НОТ состоял из начальника - номенклатурного работника из министерства и нескольких сотрудников. В их числе были двое мужчин средних лет и три молодые женщины.
Начальником отдела был седовласый мужчина, который, несмотря на свой преклонный возраст и болезненный вид, чувствовалось, что, когда-то был импозантным и привлекательным. Он сидел в отдельном кабинете и раздавал задания своим сотрудникам, а те, в свою очередь, отчитывались о проделанной работе. Старались лишний раз его не беспокоить.
Я имела некоторое представление о характере предстоящей работы в этом отделе, поскольку один из разделов моей дипломной работы был посвящён этапам её научной организации и выполнения. Поэтому, видимо, проявляла излишнюю самостоятельность.

Я помню забавный случай. Однажды начальник дал мне задание — начертить несколько схем рабочего места сотрудника, например, по сборке светильника. Мне нужно было обосновать наиболее комфортную схему, которая способствовала бы увеличению производительности труда за счёт правильной организации рабочего места и движений.

Я провела за этой работой весь вечер, а утром принесла начальнику свой проект.
- Что это? – удивленно просил он.
- Вчерашнее задание. Я его выполнила, - гордо сказала я.
- Это же было задание на неделю! – воскликнул он с раздражением. – Зачем вы потратили на это личное время? – и добавил с усмешкой. - А ещё работает в отделе НОТ!
- ???
- Теперь сами себе ищите работу. А эту оставьте. Пригодится.

Во время учебы, и особенно, при выполнении дипломной работы я так привыкла к ненормированному графику, работая и ночью, и в выходные, что уже и забыла, что здесь можно и даже нужно работу выполнять  исключительно в рабочее время.
В рамках своей работы я посетила несколько предприятий местной промышленности Армении. Среди них были заводы «Феррит» и «Пластик», ткацкая фабрика, метизный завод, а также предприятие по производству головных уборов и другие.
Кроме того, я посетила завод гончарных и керамических изделий в Арташате, фабрику кожзаменителей в Спитаке и промкомбинат в Иджеване.
Эти командировки были не только интересными, но и познавательными.

ИНЦИДЕНТ НА ЗАВОДЕ

На одном из заводов, где я занималась хронометражем рабочего времени сотрудниц, ситуация приняла неожиданный поворот.
Работницы выразили недовольство тем, что их недомогания не учитываются должным образом (я могу ошибаться в деталях, так как прошло много лет). Они сообщили, что в медпункте завода либо отсутствуют необходимые лекарства, либо он закрыт, и в случае необходимости они остаются наедине со своей проблемой. Это, по их мнению, также влияет на норму времени и производительность труда. Они ненавязчиво намекнули, что медикаменты, предназначенные для них, расходуются на другие цели, и им ничего не достаётся.
Я пообещала разобраться в ситуации, хотя это не входило в мои обязанности.
Дело в том, что для того чтобы качественно выполнить свою работу контролёра, мне необходимо было установить дружеские отношения с работниками. В противном случае, во время хронометража, они могли работать так медленно, что в своём отчёте я не только не смогла бы дать рекомендации по улучшению производительности труда, но и ухудшила бы показатели. Однажды я столкнулась с подобной ситуацией. Одна из сборщиц работала в таком замедленном темпе по сравнению с другими, что я поняла, что лучше отказаться от этой затеи. Я была молодой и неопытной, а они — солидными женщинами со стажем. Не жаловаться же руководству!

Я узнала, где находится медпункт, и решила заглянуть туда. Без каких-либо скрытых мотивов я спросила, как часто к ним обращаются работники, сколько времени она тратит на прием и хватает ли медикаментов и перевязочных средств.
Медсестра или врач, не поняла, кто именно, заволновалась и начала выкладывать передо мной амбарные книги, демонстрируя учет всех поступлений и трат. Я ничего в этом не понимала, меня интересовало только среднее время, которое она тратит на каждого работника.

Медсестра достала журнал учета, и оказалось, что каждый день она принимает чуть ли не с десяток работников, если не больше. Я просмотрела фамилии и отделы и нашла работников цеха, в котором я проводила хронометраж. Я сразу догадалась, что это недостоверные данные. Медсестра тоже поняла, что я догадалась об этом.
Возможно, на этом всё бы и закончилось, и я бы включила эту информацию в свой отчёт как дополнительный материал, а медсестра сделала бы оргвыводы.

Однако слух о том, что медпункт проверяет министерство местной промышленности, достиг начальства. После моего ухода началась серьёзная проверка деятельности медпункта. В ходе её были выявлены серьёзные нарушения, а медсестру отстранили от работы. В медобслуживании работников завода был наведён порядок, о чём мы узнали от других сотрудников нашего отдела.
Было очевидно, что в этом нет ни моей вины, ни моей заслуги. Но после этого случая меня старались не отправлять в командировки одну.
В целом, коллектив отдела был приятным. Мне, как самой молодой, все старались помочь. Однако меня расстраивало, что, хотя работа была живой, интересной и, подчас, познавательной, она не соответствовала моей специальности.
Кроме того, я тратила много времени на дорогу: приходилось ехать на работу через весь город с пересадкой в центре. В то время я жила в съёмной квартире в другом конце Еревана. К счастью, я проработала здесь всего несколько месяцев.


В ПОИСКАХ СМЫСЛА
О заводе чистого железа

СПРАВКА (из разных статей в Интернете)
******************************************
*** Из сайта «Завода чистого железа» (ЗЧЖ) в разделе история: «..завод перерабатывал металлические отходы (стружку), поступавшие из СССР, и путём переплавки получал легированный металл. Было и третье направление: предпринимались попытки вывести научно-исследовательскую деятельность в области чёрной металлургии в СССР на экспериментальный или производственный уровень».***

Из различных статей:

ЗЧЖ был основан в советское время (1969 г.) на базе Разданского месторождения железа. Планировалось получать чистое железо по особой технологии восстановления железной руды водородом в специальных шахтах. Однако, к сожалению, эта технология не оправдала ожиданий, и на протяжении многих лет на завод завозили никельсодержащие стружки различных марок из Сибири. Их переплавляли, а полученные болванки отправляли обратно.
После распада Советского Союза предприятие сосредоточилось на переработке молибденового концентрата, сохранив свое название — «Завод чистого железа».
В 2024 году стало известно, что «Завод чистого железа» столкнулся с кризисом: около 400 сотрудников оказались в вынужденном простое. Основной поставщик сырья для завода, ЗАО «Зангезурский медно-молибденовый комбинат», который на протяжении многих лет обеспечивал его молибденом, прекратил свои поставки.
Компания Bounty Resources Armenia управляет тремя железными рудниками в Армении: в городах Раздан, Абовян и в селе Сваранц Сюникской области. Суммарные предварительно оцененные, вероятные и утвержденные запасы железорудного сырья на этих трех рудниках составляют 1,83 миллиарда тонн. Одним из самых значимых месторождений железной руды является Разданское железорудное месторождение (РЖМ), расположенное в Котайкской области, недалеко от города Раздан. Руда этого месторождения отличается чистотой и высоким качеством, с содержанием железа 40% и рядом редких металлов, включая висмут. Кроме того, залежи руды находятся близко к поверхности, что облегчает их разработку. Запасы РЖМ оцениваются примерно в 77 миллионов тонн.
В 2012 году китайская компания Fortune Oil приступила к разработке РЖМ. Однако, по мнению экологов, эксплуатация рудника может нанести непоправимый вред окружающей среде. В зоне экологической опасности оказались Макраванские родники, которые обеспечивают город Раздан питьевой водой на 40%. По некоторым данным, в настоящее время разработка месторождения приостановлена.

Пока без моих комментариев.
____________________________

Устройство в НИГМИ

Вскоре после освобождения вакансии меня взяли на должность аппаратчика в отдел металлургии Научно-исследовательского горно-металлургического института (НИГМИ).
В октябре 1970 года отдел металлургии НИГМИ, в котором я работала аппаратчиком, был реорганизован в специальную лабораторию чистого железа и прецизионных сплавов Центрального научно-исследовательского института чёрной металлургии (ЦНИИчермет). Меня перевели на должность младшего научного сотрудника (м.н.с.). В этой должности я проработала до конца августа 1973 года.

ОПОРНАЯ ЛАБОРАТОРИЯ ИПС ЦНИИЧМ В ЕРЕВАНЕ

Официально наше подразделение называлось «Опорная лаборатория ИПС ЦНИИЧМ в г. Ереване. Сотрудники ереванской лаборатории считались частью коллектива московских коллег; наша заработная плата и командировки оплачивались ЦНИИЧМ. Я, как и остальные научные сотрудники, должна была заниматься вопросами получения чистого железа из Разданской железной руды. На Опытно-промышленном заводе чистого железа (ОПЗЧЖ) планировалось установить шахтные печи для прямого получения железа путем восстановительного обжига в среде водорода при атмосферном давлении.

В лаборатории я часто слышала о Сукиасяне Арсене Суреновиче, человеке, который был одним из зачинателей создания «Завода чистого железа». Мне говорили, что его диссертация тесно связана с проектом завода. Однажды я даже видела его в нашей лаборатории. Он производил впечатление солидного и серьезного мужчины, и тогда я была уверена, что он работает над докторской диссертацией.
Вскоре я узнала, что Сукиасян А. С. занимает должность директора ОПЗЧЖ и работает над кандидатской диссертацией. Возможно, идея создания «Завода чистого железа» принадлежит ему и его научному руководителю. Его диссертация на тему «Исследование и разработка технологии производства чистого шихтового железа для прецизионных сплавов», успешно защищенная в 1971 году в ЦНИИчермете им. И. А. Бардина в Москве, тесно связана с концепцией завода чистого железа.

Ситуация на заводе чистого железа

Ознакомившись с производством на заводе, я поняла, что он еще не готов к получению чистого железа из руды.
На заводе действовали небольшие индукционные печи, в которых переплавляли чистые металлы, чтобы получить сплавы. Для переплава металлов не требуются научные исследования. Достаточно следовать инструкции по выплавке конкретной марки стали или сплава, и с этой задачей мог справиться любой квалифицированный рабочий, особенно если рядом есть грамотный инженер. Другого оборудования я не видела или мне его не показали.

Чтобы реализовать проект производства чистого железа из руды по новой технологии, необходимо было провести серьезные научные исследования. Они включают в себя патентный поиск, обзор научной литературы, лабораторные и полупромышленные эксперименты, максимально приближенные к условиям на заводе, и многое другое. Если даже предположить, что Арсен Суренович провел в своей диссертации часть этих исследований, включая лабораторные, необходимы были исследования в полупромышленных условиях.
Но в то время я была уверена, что реализация замысла создания «Завода чистого железа» находится под контролем сотрудников лаборатории, работников завода и руководителей министерств, ЦНИИчермета и Госплана. Я думала, что рано или поздно будет доставлено необходимое оборудование, и каждое подразделение займется своим участком проекта.

Я сочла целесообразным вместо предложенного Сукиасяном и другими варианта производства чистого железа сосредоточиться на исследовании возможности его получения с использованием плазменных технологий, которые мне были знакомы, поскольку я изучала их в институте.
Я обратилась к руководителю лаборатории Мурадяну С.А. с просьбой разрешить мне изучить плазменные технологии в контексте восстановительных процессов. По моему мнению, эти технологии обладали рядом существенных преимуществ по сравнению с технологией, предложенной Сукиасяном и другими авторами.
Получив одобрение, я с энтузиазмом приступила к изучению этого вопроса. Для реализации моей идеи мне был необходим специальный плазмотрон.

Разработка темы по плазменной технологии получения железа из руды

Чтобы продолжить работу над своей темой в Ереване, мне нужно было приобрести плазмотрон, который можно было бы встроить в индукционную печь, уже имевшуюся на заводе. Для этого требовался не обычный плазмотрон, а многофункциональный, в конструкции которого была бы предусмотрена подача измельчённой руды. Плазмотроны, с которыми я работала в институте, не были предназначены для таких задач. Если бы мне удалось приспособить к ним канал для сыпучих материалов, то они могли бы подойти.
В процессе изучения вопроса о покупке готового оборудования, которое можно было бы модифицировать под свои нужды, я задумалась о том, чтобы создать плазматрон самостоятельно. Однако, понимая сложность задачи и необходимость в знаниях и опыте, я решила обратиться к профессионалам.
Я серьёзно рассматривала возможность создания плазменной установки в Ереване и проведения на ней исследований. Предполагала, что мы заключим договор между заинтересованными сторонами: нашей лабораторией, ЦНИИчермет и МИСиС. Также я надеялась на помощь со стороны ИЭС им. Патона.
ИЭС им. Е.О.Патона

Я активно взаимодействовала со своим научным руководителем из МИСиС к.т.н. Фарнасовым Г.А., ездила в Киев в ИЭС им. Е.О.Патона АН Укр.ССР к одному из ведущих специалистов в области плазменной металлургии профессору Лакомскому Виктору Иосифовичу.

Небольшое отступление.
****
При встрече Виктор Иосифович ЛАКОМСКИЙ спросил меня о размере плазмотрона: диаметре, длине и о катоде. Я уверенно отвечала, поскольку мы со своим руководителем уже примерно представляли себе габариты и мощность устройства.

Он посмотрел на меня с недовольством и спросил:
— В каком институте Вы учились?
Я не поняла его вопроса, так как сразу представилась ему, когда договаривалась о встрече и во время неё.
— Разве вас не учили, что размеры нужно указывать в миллиметрах, а не в сантиметрах, как вы сейчас? Как я должен Вас понимать?

Я, конечно, смутилась и извинилась. Мне почему-то казалось, что в разговоре удобнее использовать сантиметры, чем миллиметры. Мне было немного стыдно, но не за себя, а за то, что не оправдала ожиданий института, о котором он так неуважительно отозвался.
Если бы не этот момент, я бы осталась полностью довольна встречей, несмотря на то, что вопрос с оборудованием так и не был решён. В ходе нашей беседы В.И. Лакомский дал мне множество ценных советов.
****

Я рассчитывала на то, что у нас будет научное руководство от Центрального научно-исследовательского института чёрной металлургии. Мы могли бы поддерживать контакт с работниками этого уважаемого отраслевого института, использовать их оборудование и возможности. Со временем у меня сложилось впечатление, что наша лаборатория, предоставлена самой себе. Но оказалось, что это не так.
Роль руководства ЦНИИЧМ

В процессе моей рабочей поездки в Центральный научно-исследовательский институт чёрной металлургии я познакомилась с двумя выдающимися специалистами в области металлургии.
Первым из них был Юрий Александрович Грацианов, доктор технических наук. Он был нашим куратором в Москве и одним из научных руководителей нашей лаборатории.
Вторым был Борис Владимирович Молотилов, доктор технических наук, профессор и директор Института прецизионных сплавов, в состав которого входила наша лаборатория.

С обоими учёными у меня сложились тёплые отношения. Я поделилась с ними своей идеей использовать плазменные технологии для производства чистого железа и попросила их о поддержке. Увы, подробности нашей беседы я не помню.

Однако, судя по сохранившемуся у меня экземпляру договора о сотрудничестве между ИПС ЦНИИЧМ (подписанному Грациановым Ю. А. и Молотиловым Б. В.), и кафедрой ЭМСиФ МИСиС (подписанному ректором МИСиС П. И. Полухиным и В. А. Григоряном), идея была одобрена, и я начала работу как ответственный исполнитель от опорной лаборатории ИПС ЦНИИЧМ в Ереване. Со стороны МИСиС ответственным исполнителем был к.т.н. Фарнасов Г. А.

Тема работы звучала следующим образом: «Исследование особенностей получения технически чистого железа из руд Разданского месторождения методом плазменно-дуговой выплавки». Отчет о моей проделанной работе был включен в качестве отдельного раздела в расширенную аннотацию за 1972 год, в составлении которой принимали участие все сотрудники лаборатории: кандидат технических наук Саакян И.М.; кандидат геолого-минералогических наук Бояджян М.; начальник опытно-промышленного участка Саркисян Р.С.; младший научный сотрудник Айрапетян Л.М.
Руководители работы: доктор технических наук Грацианов Ю.А.; кандидат технических наук Мурадян С.А.; кандидат технических наук Сукиасян А.С.

Расширенная аннотация была утверждена директором ЦНИИчермет И.Н. Голиковым.

Вспоминаю, как Молотилов и Грацианов обратились ко мне с просьбой помочь их детям, студентам, планирующим поездку в Армению на каникулы. Я пообещала сделать всё возможное, чтобы они остались довольны. Когда они приехали в Ереван, я предоставила им свою квартиру, которую получила как молодой специалист.

**** Я пишу эти воспоминания и порой ругаю свою память.
Не могу вспомнить, о чём говорили кураторы из Москвы, и как звали ребят.
В памяти сохранились лишь отрывки сцен, словно кадры из фильма. Когда я пытаюсь восстановить разговор, одна немая сцена сменяется другой.
«Как же так, — спрашиваю я свою память, — как можно было не запомнить такие важные моменты моей жизни?»
Моя память отвечает: «Почему я должна помнить то, на что ты не обращала внимания? Я ведь тогда и не думала, что ты захочешь написать мемуары. Нужно было заранее предупредить».
Я понимаю свою память и принимаю её упрёк. Я не всегда была здесь и сейчас, я могла слушать, излагать свои мысли, отвечать на вопросы и одновременно думать о другом. Не совсем о другом, но предвосхищая события, готовилась к возможным возражениям и критике. *****
Консультации Г.А.Фареасова

У меня сохранился черновик одного из писем, которое адресовано Г.А. Фарнасову.

                Здравствуйте, Геннадий Алексеевич!

Я уехала из Москвы так и не добившись командировки в Запорожье. Грацианов уехал в отпуск, пообещав в сентябре вызвать в Москву и похлопотать о командировке. В августе я сама была в отпуске и ничего не делала. Но когда пришла на работу, первым делом взялась за патентный и литературный обзоры. Оказалось, что патентный обзор делает сама организация «ПАТЕНТ» за соответствующую плату. Так что сейчас занимаюсь перепиской с ЦНИИЧМ, чтобы они гарантировали оплату. Параллельно занимаюсь литературой. Мой ереванский руководитель одобрил договор, но считает, что лучше было бы заказать установку со всеми приборами и получить в готовом виде. Кроме того, он не находит нужной мою поездку в Запорожье, считает, что лучше связаться с ними письмом. Но это потому, что нас ограничили в командировках.
Просматривая РЖ, я увидела одну статью из польского журнала Hutnik – «Применение плазмы для прямого получения железа и других элементов из руд и концентратов». Свою тему тоже я представляла примерно такой. Одним из возможных способов авторы считают подачу тонкоизмельченной руды в струю плазмы, где происходит диссоциация или реакция с восстановительным плазмообразующим газом. «Процессы прямого восстановления в среде плазмы приведут к коренному изменению технологии и снижению стоимости производства металлов высокой чистоты…».
Хотя всё это описано в общем виде, но я расстроилась. Очень многие занимаются этим вопросом, и сделать оригинальную, интересную работу, чтобы не повторять уже сделанную, будет трудно.
Геннадий Алексеевич, думаю Вы не будете против, если я буду периодически писать Вам и держат в курсе дел. Зная, насколько Вы заняты, постараюсь отнять у Вас минимум времени.

До свидания. (подпись)
8 сентября 1971
г. Ереван


Как ни странно, в то время я, очевидно, не очень хорошо знала, как правильно писать письма. Мне следовало обратиться к своему руководителю «уважаемый» или закончить письмо словами «с уважением, заранее благодарю» и так далее. Однако мой стиль письма был довольно простым, как будто Геннадий Алексеевич был обязан вникать в мои дела.
Я уверена, что он не был на меня в обиде, но я сама испытывала огромную досаду. Позже, когда я работала в МИСиС, мы неоднократно встречались с ним, и у нас даже были общие дипломники, хотя он уже работал не на нашей кафедре. Я совсем забыла о том, как он помогал мне найти правильное решение вопросов, которые возникали у меня в Ереване. Мы никогда не вспоминали об этом.
Геннадий Алексеевич не оставлял мои письма без внимания. Сохранилось его ответное письмо.

              Здравствуйте, Лаура Михайловна!

Сразу же прошу извинить меня за столь длительное молчание и обещаю подобного стараться не повторять вновь.
Очень приятно, что Ваше местное руководство отнеслось к работе удовлетворительно. Безусловно, получить комплектную установку – мечта каждого исследователя. Но, к сожалению, их пока нет, а поэтому приходится тратить время и расходовать силы на создание соответствующего оборудования.
Хочу Вас успокоить относительно оригинальной интересной работы. Всё в Ваших руках, а настоящее счастье и удовлетворение работой Вы испытаете в её процессе – ведь столько ещё не изученного, не ясного в наших представлениях.
Занимаясь ознакомлением теоретическими вопросами восстановления в плазме, не забывайте выбрать место для установки, подготовьте проект подсобных коммуникаций (вода, газ, ток т др.) и обязательно приезжайте к нам в Москву – рисовать конструкцию установки.

До свидания на кафедре (подпись)
12.10.71.

Мне неизвестно, как быстро доставлялись тогда письма авиапочтой (на московском штампе 14.10.71, на ереванском - 15.10.71 – в такое трудно поверить), но ответ я получила спустя месяц после отправки моего письма. Даже по нынешним временам нельзя считать это длительным молчанием. Однако Г.А. Фарнасов посчитал необходимым извиниться за задержку с ответом.

Вот такими были люди — тактичными, ответственными и готовыми отозваться на просьбу о помощи.

Безуспешные попытки завершить работу

Я долго и безуспешно пыталась найти подходящее оборудование для нашей лаборатории. Из-за разногласий между различными службами мои договорённости постоянно срывались. У нас уже были схемы установки, которую могли изготовить в МИСиС или ЦНИИчермете. Однако, как мне сейчас кажется, ереванская лаборатория не пользовалась особым вниманием, и вопросы финансирования решались с большим трудом. Немаловажным фактором было и то, что в первоначальном проекте не были предусмотрены статьи расходов на плазмотроны и энергетическое оборудование к ним.

Шел уже третий год моей работы в Ереване, и я постепенно осознавала, что реализовать идею создания плазменных технологий с нуля мне не под силу. У меня не было необходимого опыта в этой области, а мои энтузиазм и усилия не приносили заметных результатов. Хотя я и стала более подкованной теоретически и хорошо разбиралась в преимуществах и недостатках различных схем плазмотронов, воплотить идею в реальность не представлялось возможным.

Наш первый руководитель лаборатории, Сергей Мурадян, был специалистом в области производства алюминия и пришёл в лабораторию с завода, где занимал должность директора. Несмотря на то, что тема моей работы не относилась к его основной специализации, он всегда был готов помочь мне и не создавал никаких препятствий.
Его место занял молодой руководитель лаборатории, чьё имя, к сожалению, я не запомнила. Он был кандидатом технических наук, и, честно говоря, мне было не совсем понятно, какие функции он выполнял в лаборатории. Однако все необходимые разрешения мы получали именно от него. Как я поняла, он занимался не научной, а организационной работой.

Общественная работа

Как начинающему специалисту, мне нужно было активно участвовать в общественной жизни. Я решила организовать в лаборатории научно-технические семинары.
Для начала я предложила коллегам прослушать краткий курс физической химии, который подготовила самостоятельно. Это было важно, поскольку в лаборатории работали специалисты разных направлений, которые либо забыли, либо никогда не изучали этот курс.

Когда я рассказывала о применении плазменных технологий для получения чистого железа, не все понимали суть. Эти лекции были бы полезны для меня при сдаче вступительного экзамена по специальности в аспирантуру, который, как я предполагала, будет посвящён физической химии и плазменным процессам.
Я провела несколько лекций. Это было полезно для меня, и надеюсь для сотрудников лаборатории.

Подготовка к поступлению в аспирантуру

Работая в Ереване, я задумалась о поступлении в аспирантуру, естественно, на свою кафедру в МИСиС. Чтобы облегчить себе задачу и сэкономить время, я решила подготовиться и сдать кандидатские минимумы по немецкому языку и философии в Ереване. В процессе подготовки и сдачи этих минимумов у меня возникли некоторые трудности, но я их преодолела. В ереванском университете я получила «хорошо» по философии, а затем пересдала этот экзамен в политехническом институте на «отлично». Это было не просто желание получить высокую оценку, а необходимость, ведь мне нужно было конкурировать с другими кандидатами, которые только что закончили институт.

Наш новый заведующий лабораторией, чью фамилию я никак не могу вспомнить, не разделял моего стремления учиться в аспирантуре. Он не оказывал поддержки в создании лабораторного оборудования для плазменных процессов, и исследования по получению чистого железа из разданских руд, которые предлагал Сукиасян, также стали менее активными, если не остановились.

Я осознала, что лаборатория стала для меня тесной, и решила продолжить обучение. Я начала искать возможность поступить в аспирантуру. Я написала письмо на кафедру Григоряну В. А., и он пригласил меня в аспирантуру. Однако его приглашение затерялось, и я узнала о нё только тогда, когда уже поступила в аспирантуру МГУ.

Почему-то я не рассматривала возможность обучения в аспирантуре ЦНИИчермета (не помню причину). Были и другие варианты, но это слишком большая тема, и о ней будет отдельная глава.

Итог

Сейчас я могу сделать вывод, что для строительства завода такого масштаба, как «Завод чистого железа» должны были быть веские основания, поскольку в реализации проекта принимали участие Министерство чёрной металлургии СССР, а также Госпланы СССР и Армянской ССР. Однако, по-видимому, некоторые важные аспекты были упущены, и поэтому, несмотря на привлекательное название, проект «Завод чистого железа» оказался нежизнеспособным.

Выше я приводила информацию о том, что сейчас под этой вывеской производят не железо, а цветные металлы.

ЖИЛИЩНЫЙ ВОПРОС

Когда я приехала в Ереван по приглашению, там учились мои сёстры: младшая — на механико-математическом факультете университета, а средняя, Люда, — в зооветеринарном институте. Они жили в разных общежитиях. После переезда Лёвы из Баку в Ереван, наша семья решила снять квартиру на троих. Это было удобно для родителей, так как им было проще помогать детям, чем если бы они помогали каждому по отдельности.
Я помню небольшой неотапливаемый и без удобств отдельный домик перед хозяйским домом (такие домики-пристройки называли самостроем), который они снимали на левом склоне от Матенадарана по улице Антараин 50-1. Он был с небольшой верандой с полками до потолка, видимо, для хранения припасов и соленей (как мне кажется, первоначально этот домик служил в качестве летней кухни). Туалет был во дворе, а купаться мы ходили в общежитие или в баню (точно не помню).
Хозяева были неплохими. Они позволяли нам пользоваться их холодильником и оказывали любую помощь при необходимости. На лицо их не помню, но хорошо помню их мальчика 7-8 лет и маленькую собачку, с которой он часто играл во дворе. Еще помню котят, возрастом месяц-два, которые резвились во дворе перед нашим окном, и я любила наблюдать за ними. Они были трёх мастей – серой, рыжей и черной и очень отличались повадками друг от друга.

К сожалению, другого варианта по подходящей цене в центре не было, поэтому нам пришлось снять этот домик.
Меня это место устраивало тем, что оно находилось в центре города, рядом с моей работой — Научно-исследовательским горно-металлургическим институтом (НИГМИ), куда устроили меня через четыре-пять месяцев после моего прибытия в Ереван.

Угловое здание НИГМИ расположено справа от Матенадарана, если смотреть со стороны проспекта Ленина. Наше жильё находилось слева на склоне, в нескольких минутах ходьбы, примерно на одном уровне с Матенадараном, а может и выше. Дорога на работу занимала не более десяти минут и проходила через площадь перед Матенадараном. Это, если идти вдоль проезжей части нашей улицы, которая начиналась перед Матенадараном и проходила дальше от нашего дома, по всему склону. Улица Антараин предназначена была для машин, тротуары там тогда не были предусмотрены. Припоминаю, что и освещения, как будто у нас не было. Улица освещалась от окон домов, расположенных вдоль проезжей части.

Расположение жилья было удобно и сестрам: Ереванский университет и Зооветеринарный институт были в пешей доступности.
Пройти к нам можно было и по лестнице, которая по прямой соединяла проспект Ленина с улицей Антараин. Лестница, насчитывающая 150 ступеней, была узкой и довольно крутой. Справа от лестницы тянулась высокая каменная ограда, отделяющая территорию правительственной резиденции, где обычно принимали высокопоставленных гостей. Слева от лестницы находились калитки и заборы, скрывающие дома местных жителей. Проулок, ведущий к лестнице, был в глубине и невидим со стороны проспекта. Напротив, на другой стороне проспекта, находилось общежитие ЕрГУ.
=====================
На Яндекс-карте проспект Ленина переименован в проспект Маштоца, проулок, ведущий к лестнице, называется ул. Сармена, а правительственная резиденция справа от неё стала Службой государственного надзора. Лестница, соединяющая проспект и ул. Антараин на карте не обозначена.
=====================
Я проходила мимо Матенадарана только по пути на работу и обратно. Это был самый короткий путь. А вот в город мы обычно спускались по лестнице и поднимались по ней же. Это была ещё та тренировка!

ВСТРЕЧА С ЛЕОНИДОМ ИЛЬИЧЕМ БРЕЖНЕВЫМ

И надо же было случиться такому! В этом месте в двух шагах от себя я увидела нашего Генсека!

Везет же мне на наших первых лиц! Не успев приехать в Москву, увидела ХРУЩЁВА Н.С. в Кремлевском дворце съездов. А тут…

В первых числах октября 1970 года, где-то днём, я повернула с проспекта в наш проход к лестнице. Меня остановил милиционер:
- Нельзя, надо подождать.
- А что случилось? – испуганно спросила я.
- Ничего, - улыбнулся милиционер. – Немного подожди и узнаешь.
К нам стали подходить и другие люди, которые хотели попасть домой. Всех попросили подождать. Собралось около 20–30 человек.
Проезжую часть попросили освободить, и люди свободно расположились по обе стороны от неё.

Вдруг, свернув с проспекта, перед нами остановилась большая чёрная машина.
Открылось окно задней двери, и мы увидели нашего дорогого Леонида Ильича БРЕЖНЕВА. Он улыбался и, насколько мог, выглянул из окна, сложив вместе поднятые руки, он приветствовал нас и что-то говорил. Мы были так удивлены, что в первый момент не знали, что делать. Если бы я протянула руку, то могла бы пожать его руку. Я стояла в удобном месте — прямо напротив него. Он улыбался искренне и был рад приветствовать нас. Нам оставалось только улыбаться и аплодировать ему.
Хочу дополнить, что автомобиль Л.И. Брежнева двигался без сопровождения и мигалок. Он мог бы проехать мимо нас, свернуть направо к воротам резиденции и исчезнуть за ними. Однако Леонид Ильич остановился, несмотря на то, что нас было немного и мы явно не ожидали увидеть его.
Он сам остановил машину, вероятно, желая пообщаться с нами. Из-за нашей скованности мы не протянули ему руку и не произнесли приветственных слов. Но мы были рады встрече и аплодировали.
============
Примечание: 01.10.1970 год. Л.И.Брежнев прибыл в Ереван на торжества в связи с 50-летием Армянской ССР
============

Чудо получения квартиры в Ереване

Когда я наконец-то устроилась на работу по своей специальности, я обратилась к тов. Ордуханяну с вопросом о жилье. Я понимала, что невольно стала источником немалых хлопот для него!

Все остальные студенты, направленные из Госплана в МИСиС, были из Еревана. Их статус после окончания МИСиС был заранее оговорен с заводом. Проблем с трудоустройством у них не было. Они не испытывали острой необходимости в жилье, хотя я понимала, что это относительное понятие. Вероятно, многие из них жили с родителями, ведь в этом возрасте люди обычно заводят семьи и создают свой домашний очаг... Правда, ни Госплан Арм.ССР, ни завод не потратили денег на меня и это было небольшим преимуществом по сравнению с остальными приглашенными, которые на время всей учебы в МИСиС финансировались из Армении.

Так как я продолжала жить в летней пристройке, которая не годилась для проживания в холодный период, мне периодически приходилось напоминать об этом тов. Ордуханяна.

К сожалению, зима выдалась холодной, и даже буржуйка не могла нас согреть. Кроме того, возникли проблемы с дровами. Хотя это было не его дело, тов. Ордуханян предлагал мне различные варианты выхода из этой ситуации, даже рассматривая возможность установки печи на солярке.

В начале декабря 1970-го товарищ Ордуханян неожиданно обрадовал меня новостью о скором распределении квартир в новом доме в 15-м квартале Ачапняка, на правом берегу Раздана. Дом планировали сдать в марте следующего года. Для молодых специалистов зарезервировали двухкомнатную квартиру.
 
Ордуханян намекнул, что было бы неплохо, если бы я вышла замуж к моменту распределения квартир или, в крайнем случае, к моменту получения ордера. В противном случае двухкомнатную квартиру заменят на однокомнатную.
Возможно, он предполагал, что у меня сложились более тесные отношения с кем-то из ребят, и считал, что мы должны быть в курсе такой возможности. Я понимала, что Госплан таким образом решил бы сразу две проблемы — два молодых специалиста получили бы жилье. К его большому разочарованию, я призналась, что со всеми ребятами у меня хорошие отношения, но не более того.

В этот период в нашем окружении неожиданно появился молодой человек, который был мне очень симпатичен: высокий, стройный, вежливый и позитивный. Он часто приходил к нам домой, помогал в мелочах и даже был на моём дне рождения, который мы отмечали в нашем домике 6 декабря 1970 года, когда мне исполнилось 25 лет. Он подарил мне дощечку с выжженным изображением Жар-птицы, которую сделал своими руками. Я не знала, кто его привел и как он появился в нашей жизни. Он проявлял ко мне внимание (а может, не только ко мне), а я относилась к нему по-дружески и приветливо, но не более того.
 
Мы жили в центре города, и к нам приходило множество людей: родственники, которые учились в вузах, их друзья, а также наши школьные друзья, которые уже жили в Ереване. Кроме того, у нас появились новые знакомые.
К сожалению, я не помню имени внезапно появившегося друга, но его образ запечатлелся в моей памяти. Подаренную мне дощечку с изображением Жар-птицы я до сих пор храню. Она висит в одной из комнат на даче.
Этот человек так же внезапно исчез, как и появился, оставив мне гадать, кто же он такой. Я бы и сейчас очень хотела узнать, кто он и как оказался среди нас.

Примерно через год после приезда в Ереван, 3 марта 1971 года, я получила ордер на однокомнатную квартиру по адресу: 15-й квартал, дом 34, подъезд 1, третий этаж.

Квартира была замечательной — светлой и просторной с большими окнами. Хотя она была однокомнатной, в ней была ниша, где можно было разместить две кровати и тумбочку. На балкон-лоджию выходили двери и из кухни, и из комнаты. Санузел был отдельным. Прихожая была достаточно просторной. Кухня была большой, но узкой, однако это не было проблемой. Квартира была отделана так, что в ней можно было жить без дополнительного ремонта. Однако были некоторые недоделки, которые мы постепенно устраняли. Паркетный пол был плохо обработан и мы, вооружившись кусками стекла, скоблили его, чтобы выровнять.

Не представляю, каких усилий стоило тов. Ордуханяну выбить мне квартиру. Я была молодым специалистом без имени и связей, из обычной советской семьи, и, честно говоря, достаточно наивной. Мне казалось, что раз мне пообещали жилье, то должны его предоставить. Никто — ни друзья, ни родственники — не верили, что в Ереване это возможно. Но я верила в это и верила тов. Ордуханяну.

По сей день я не могу забыть этого удивительного человека. В то время его помощь казалась мне чем-то само собой разумеющимся, в порядке вещей. Однако с годами я осознала, что тов. Ордуханян был настоящим человеком, обладающим редкими качествами, который сдержал свое слово и сделал почти невозможное.

Когда я пришла в его кабинет с букетом цветов, чтобы выразить свою благодарность, там была его сотрудница, возможно, его помощница. Она всегда была приветлива со мной и принимала во мне участие. Я в замешательстве отдала цветы ей.
Тов. Ордуханян с улыбкой заметил:
— Кто хлопотал, а кто заслужил благодарность!

ОБЩЕНИЕ СО СЛАВОЙ НА РАССТОЯНИИ

Живя в Ереване, я продолжала поддерживать отношение со Славой, который тогда учился в аспирантуре в Москве. Однако наша связь в один момент несколько ослабла после того, как я посчитала, что он холодно встретил меня при встрече. И хотя позже Слава проявлял ко мне участие и внимание, я уже не была, как прежде, уверена в его безусловном отношении ко мне.
Тем не менее, когда я приезжала в командировку в Москву, то всегда старалась навестить его. Если мне не удавалось найти место в гостинице или в Доме коммуны, Слава всегда помогал и устраивал меня к девочкам в своё общежитие.
Однако до свадьбы было ещё далеко. Он не предлагал мне пожениться, а я не заводила об этом разговор.
Я даже не стала рассказывать ему о ситуации с получением квартиры в Ереване, чтобы он не подумал, что я намекаю на что-то серьёзное (возможно, это была моя первая ошибка из множества последующих).

Мы со Славой часто переписывались — об этом можно судить по огромной стопке писем, которая у нас хранится. В этом году я решила навести порядок и обнаружила много писем от него, написанных в Ереван еще до нашей свадьбы. Мои ответы тоже сохранились, потому что мы оба бережно относились к письмам друг друга.
Одно из моих писем, написано Славе 5 мая 1971 года, в котором я сообщаю информацию о новой квартире. В нём я делюсь впечатлением не столько о самой квартире, сколько о видах с балкона, о весне в Ереване и о том, как мы отмечали майские праздники.

                Здравствуй Славик!

Спасибо за поздравление. Жаль, что не приехал. Второго мая собрались мои и Лёвины друзья. Продукты привезла из Карабаха мама. Было не столько весело, сколько вкусно. В город не выходила, так что не почувствовала дыхания праздника.
Сейчас в Ереване невыносимая жара, как летом. Приезжие ходят в летнем, а мы соблюдаем последовательность: поскольку весна, ходим в весенних нарядах и жаримся.
В Ереване очень короткая весна, не успеваешь насладиться ею как уже лето. Правда, весна мне меньше нравится, она не отвечает моей натуре, раздражает меня (прим. – поверить не могу, что могла написать такое, поскольку скучала по ереванской весне, находясь в Москве). Другое дело – осень. Когда я жила в Москве, осенью почти каждое воскресенье ходили за город, или в Нескучный сад (прим. – Нескучный сад помню, а за город – нет). А в Ереване осень прошла незаметно. Но начало весны здесь чувствуется глубже. Оно длится два-три дня. В это время хорошо гулять по городу, в садике с ивами (где лебединое озеро).
Наш балкон выходит на запад, поэтому каждый день мы наблюдаем закат. Перед окном — открытое пространство и виноградники. Слева виден Масис, а справа — заснеженные горы. Впереди — низкий горизонт.
Ночью небо очень тёмное, и вокруг темно. Кажется, что кроме нас здесь никто не живёт.
Но самое главное – чистый воздух, что является «дефицитом» в загрязненном химией Ереване. Правда, когда поднимается ветер, поднимается и пыль, так как перед домом пустырь, которая уже застраивается, а деревья еще посажены.
Хоть ты и не приехал, но теперь можешь представить себе то, что мог бы увидеть сам.
(Дальше в письме я пишу о том, как готовлюсь к сдаче кандидатских экзаменов по немецкому и философии, рассказываю о проблемах, с которыми столкнулась в процессе подготовки, и о трудностях на работе).

Пиши, как дела. 6.05.71. Подпись.

Продолжение следует - http://proza.ru/2025/04/22/76

Фото из открытых источников Интернета. Вид на Матенадаран с проспекта Ленина.