Загубленный талант. Часть четвёртая. Знакомство
Но вернёмся в ту пору жаркого, засушливого и самого голодного, по счёту четвёртого военного тысяча девятьсот сорок четвёртого года. Как-то я, собираясь на рыбалку, пошел копать для наживки дождевых червей около конного двора. Когда ковырялся в земле, то ко мне подошел Мешков и предложил помочь. Я его помощь принял, и мы, поочерёдно орудуя лопатой, извлекали из плодородной чёрной земли полусонных червей. Складывали их в котелок со мхом. Находясь во мху, черви длительное время остаются живыми.
Жара спала, приближался вечер, и я засобирался домой.
- А когда ты пойдёшь на рыбалку? - спросил Мешков.
- Завтра после обеда на Первый остров. С ночёвкой.
- Возьмёшь меня?
- Возьму. А как тебя звать?
- Паша.
- А меня зовут Гена. А по прозвищу — Гоня. Сокращённо от фамилии Гончаров. У нас тут у всех ребят прозвища. Хочешь или нет, а откликайся, иначе поколотят. Меня по этому прозвищу все ребята на нашем островке « Новостройка» знают. И даже в Поселье. И что удивительно, Паша: когда я туда захожу, то ни одна местная собака на меня не гавкнет. Подбежит, обнюхает, вильнёт хвостом и отойдёт восвояси. С чего бы так? Я же там вроде как чужак.
- Да уж. Собаки там злые. Не то, что в городе. На мне первое время чуть штаны не порвали . Налетели сзади и сшибли с ног. Повалили прямо в грязь. Спасибо, люди добрые отбили. А потом стали принимать за своего. Я с ними иногда милостыней делюсь, когда вижу их голодные умоляющие взгляды . Хотя и сам постоянно голоден как пёс и забыл : когда ел досыта.
- Как говорит пословица: «Сытый голодного не разумеет, а голодный голодного — со взгляда поймёт». Так и у тебя с собаками сложилось. Ну ладно, Паша. Побегу-ка я домой : надо ещё огород поливать, а потом идти корову встречать. Это когда пастух с поля стадо пригонит.
Мы с ним условились о встрече и каждый пошел по своим делам: я -поливать огород, а Паша-просить милостыню.
На другой день, выполнив все домашние работы, я стал собираться на рыбалку. В обыкновенный хозяйственный мешок положил рыбачьи снасти, телогрейку, кусок хлеба, полтора десятка картофелин, пол-напёрстка соли,(соль тогда была редкостью и ценилась наравне с золотом), фляжку молока, огниво, поскольку спички были редкостью, маленький топорик и алюминиевые кружку и манерку. Так назывался солдатский котелок, выручавший во всех случаях: хоть в лесу, хоть на рыбалке. Кроме того, взял ещё один, весь в заплатах, мешок для своего нового напарника и вышел за ворота, где на скамейке он меня уже поджидал. Мы разделили весь груз на две ноши и пошли к острову по береговой улице вдоль забора, за которым находилась больница и прилегающий к ней сад. Там на скамьях под развесистыми черёмухами и дикими яблонями сидели истощённые больные дети и подростки, дистрофики, которых подбирали в осиротевших семьях , лечили и подкармливали, а затем отправляли кого в детские дома , а кого в школы фабрично -заводского обучения (ФЗО) и ремесленные училища, если этим подросткам было уже 14 лет.
Глядя на них, я спросил Мешкова, а почему он не в такой больнице или в детском доме. На это он мне ответил , что он сын врага народа, поэтому его в детдом не берут, а чтобы попасть в больницу , то надо подыхать под забором, да и то его после лечения увезут в детскую колонию, а он туда не хочет. «Лучше уж помереть на воле!»-сказал Паша и стал внимательно смотреть на кружащих в небе стрижей. Тут загудел стоявший у пристани пароход «Пограничник» и прервал наш разговор. Мы стали смотреть как матросы быстро убрали сходни, включили лебёдки и подобрали носовой и кормовой швартовы. Внутри парохода тяжко завздыхала паровая машина, медленно стали проворачиваться колёса, шлёпая плицами по воде. Пароход дал малый ход и стал выбирать якорь, постепенно удаляясь от берега. На берегу стояла толпа, в основном из женщин и ребятишек, да нескольких рабочих, охранявших оставшийся на берегу груз. Все смотрели на пароход. Вот якорь, влекомый цепью, вынырнул из воды и замер у клюза, а матросы быстро закрепили стопорное устройство. Пароход стал разворачиваться и , описав дугу, направился вниз по течению и вскоре скрылся за Бериканским перекатом. Расходящиеся от него волны с шумом набегали на берег и вызвали прилив в протоке, которую нам предстояло перебрести. Подождав когда волны пройдут и течение в протоке успокоится, мы закатали штанины выше колен и перебрели на остров. Каменистый берег сменился горячим песком, по которому мы шли босыми ногами. Кстати сказать, в летнее время , а точнее, с середины мая по середину сентября все ребята ходили босиком и закаленным подошвам не были страшны ни острые камни, ни горячий песок, ни жесткая трава. ни сучья в лесу, ни заросли малины, ни холодная роса по утрам.
Сам остров ( мы его звали: «Первый остров» ) издали напоминал коврижку хлеба с кудрявой растительностью, состоящей из черёмухи, дикой яблони, боярышника, тальника, рябины, бузины, ильма мелколистного и черноплодного кизильника. Под деревьями нижним ярусом росли кусты тараножки (подобие дикого крыжовника),шиповника, малины, красной смородины, мы её называли кислицей. Выделялись кусты спиреи ( по местному -таволги) иволистной, вязолистной и папоротниковой . Над всей растительностью, словно корабельные мачты ,вздымались в небо высокие тополя и берёзы. А на почве пышным ковром расстилалась шелковая трава с диким чесноком, луком и щавелем; с обилием всевозможных цветов, включая пижму и тысячелистник, саранки и жарки, красные и желтые маки, голубые колокольчики а также зонтики медвежьей дудки. Особенно выделялись цветки скабиозы васильковой и вероники даурской с чудесным ароматом, применяемой при засолке огурцов и помидоров и для заваривания чая.
Мы шли по траве, выпугивая зелёных кузнечиков и крупных серых «кобылок», которых тут же отлавливали для наживки на рыболовные снести. Также по пути рвали дикий чеснок и лук на ужин. В небе не было ни облачка, что предвещало хорошую спокойную ночь и удачную рыбалку. Наконец мы дошли до моего постоянного места рыбалки и стали обустраиваться. Первым делом срезали два длинных таловых стебля, очистили их и соорудили удочки, привязав лески с двумя крючками на каждой и грузилом из свинцовой пули от малокалиберной винтовки. Наживили червей и забросили в воду, закрепив удилища на рогулинах и придавив их концы камнями. Затем распустили «закидушки», сплетённые из конского волоса; по десять крючков на каждой. Их было четыре штуки. Наживив и забросив одну закидушку, мы быстро вернулись к удочкам, лески которых подёргивались и натягивались. Мы их выдернули почти одновременно и : «О, какая удача!». На моей удочке трепыхалось два серебристых чебака, а у Мешкова два крупных пескаря . Снова закинув удочки мы, окрылённые удачей, пошли наживлять и закидывать остальные снасти, то есть закидушки. После каждого заброса проверяли удочки и снимали с крючков трепыхающуюся рыбу Я быстро соорудил здевок. Это такое приспособление, на которое через жаберную щель и рот закрепляется добыча, а затем опускается в воду и остаётся живой находясь на привязи. Настоящее его литературное название — кукан.
Время летело незаметно и мы стали заготавливать на ночь дрова. Натаскали из кустов сухой валежник и выбрали на берегу высохшие топляки. На высоком пологом берегу под самым яром устроили табор. Я достал из мешка огниво, состоящее из куска крупного плоского напильника, называемого «кресало», куска камня кремния и фитиля и стал готовиться добывать огонь. Паша, внимательно рассмотрев огниво, сказал, что он видел такое у ребят с Урала и они называли его «Бринь-Жигало». «Бринь, так бринь, жигало, так жигало, чтобы лучше зажигало »-, сказал я, ударяя кресалом по кремнию с прижатым к нему фитилём. Один раз даже ударил по большому пальцу, которым прижимал фитиль к кремню и чуть было не взвыл от боли. Но вот удача: фитиль задымил и я, сунув его под пучок сухой травы, стал раздувать, стоя на четвереньках у костра. Трава задымилась и показалось пламя, на которое мы положили куски бересты, мелкие сухие сучья, а сверху -более крупные. Постепенно костёр разгорелся, заявляя о себе треском сучьев и танцующим пламенем, и мы закричали: «Ура-а! Ура-а!» - как бы утверждая этим , что огонь - это жизнь, свет, еда, тепло и, несомненно, безопасность. Усевшись рядышком, стали подбрасывать толстые сучья и всё, что способно гореть. А когда под пламенем прогрелся песок, то мы отодвинув костёр, его разгребли, положили несколько картофелин и завернутую в листья лопуха и обмазанную снаружи глиной выпотрошенную рыбу. Всё это загребли горячим песком и углями и пододвинули костёр на прежнее место. Я соорудил таганок и повесил на него котелок с водой над самым пламенем, а Мешков пошел рвать на заварку листья боярышника и малины. К его возвращению вода в котелке забурлила, поднялась шапка пены и пролилась на костёр. Раздалось шипение и поднялся пар перемешанный с пеплом. Паша бросил в котелок листья, а я сунул в кипяток на пару секунд для придания чаю дымчатого аромата горящий берёзовый прутик, а затем влил туда из фляжки примерно стакан молока. Всё это только начало кипеть, как я, следуя опыту охотников, снял котелок с огня и поставил в стороне. Получился бурятский «шайдочный» чай, который так любят охотники и рыбаки и который нравился мне всю жизнь во время странствий по тайге. Из мешка я достал кусочек хлеба весом 200 грамм и разделил его на четыре части: две на ужин и две на завтрак, Итого по 50 грамм каждому. Затем разгребли костёр , достали испёкшуюся рыбу и оставили в нём дозревать картошку. Я разбил камнем засохшую глиняную корку на рыбе и слегка её посолил , а Паша с нетерпением ожидал этого момента. Ноздри его расширились от дурманящего запаха испеченной рыбы. Не дожидаясь когда она остынет, он стал быстро уплетать её вместе с головой и позвоночником, заедая пучками дикого лука и чеснока, не сплюнув ни одной косточки. К этому времени пропёкся картофель и мы стали уплетать его прямо с подрумяненной кожурой и слегка прикусывая хлебом, стараясь не уронить ни одной крошки, запивая всё это душистым чаем .
На снимке:Вид на поселок с верхней оконечности Первого острова. Продолжение следует....
Свидетельство о публикации №225033001897