Приключение всей жизни

Солнце, ленивое, как старый кот, только-только оторвалось от земли, облизываясь кровавыми языками зари, когда двое друзей — Витька и Санек — стояли у дороги, дыша утренней прохладой. Воздух был свеж, как первая слеза ребёнка, как глоток родниковой воды, выплеснутый на обожжённую зноем кожу. Они редко теперь выбирались вместе — жизнь, проклятая жизнь, давно уже загнала их в клетку. Работа, счета и подруги, которые не понимали, почему рыбалка важнее их дурацких завтраков в кафе с позолоченными вилками. 

— Ну что, готов к приключению всей жизни? — спросил Витька, и в его голосе, как в старой консервной банке, звенели и сарказм, и мальчишеский восторг. Он поправил шлем, ухмыльнулся, повернул ручку газа — и мотор взревел, разорвав тишину, словно медведь, вылезший из берлоги и тут же нарвавшийся на рой пчёл. 

Санек фыркнул, уселся на заднее сиденье с привычной неохотой. — Приключение? Ты про то, как мы будем пялиться на воду, пока не онемеет задница, а рыба так и не клюнет? О да, просто эпично. 

— Э-эй, — Витька широко улыбнулся, во всю рожу, показав зубы, — рыбалка — это не про рыбу. Это... философия. Терпение. Раздумья. Вся эта муть, про которую умники книги пишут. 

— Ага, конечно, — буркнул Санек, впиваясь пальцами в багажник, когда мотоцикл рванул вперёд. — Философия — это, когда у тебя чешется всё, что ниже пояса, а ты терпишь. Если б я хотел размышлять, я бы купил себе книжку. 

Они неслись по улицам, ещё сырым от росы, мимо сонных домов, где занавески шевелились, словно привидения, а собаки лаяли вполсилы, будто из вежливости. Город просыпался, зевал, потягивался, но им было плевать — они уже видели перед собой дорогу, небо и озеро, где их никто не достанет. Свобода гудела в моторе, била в покрышки, струилась по жилам. 

К полудню они добрались до заводи — тихой, припрятанной за деревьями, будто стыдливая девка. Вода блестела, как полированное стекло, отражая небо, бледное, как лицо алкаша после запоя. Они разложили снасти с привычной сноровкой — удочки, наживка, заброс. И потом... ничего. 

Часы текли, как смола. Поплавки дёргались на воде, будто насмехаясь. 

— Это жесть, — наконец выдавил Санек. — Рыба, похоже, знает, что мы здесь, и бастует. 

Витька хрипло усмехнулся, прислонившись к сосне. — Может, у них профсоюз. Требуют отпуск или пенсию? 

— Очень смешно, — огрызнулся Санек, но без злости. Он поскрёб щетину, вздохнул. — Серьёзно, в чём смысл? Мы тут с утра, а даже ёршик не соблазнился. 

Сначала они шутили — валили друг на друга вину, фантазировали про подводный заговор сома-диктатора. Но шутки высыхали, как лужи на асфальте. К вечеру между ними пробежала искра злости — мелкой, но едкой. 

— Всё, — резко сказал Витька, швырнув удочку так, что вода вздыбилась. — Сворачиваемся. 

Санек уставился. — Сдаёшься? 

— А что ещё? — Витька уже сматывал леску. — Ждать, пока рыба сжалится? Признай, Саня, сегодня не наш день. 

Санек хотел возразить, но сник. Витька был прав. Сегодня рыба их не жаловала. Может, и вправду бастовала. 

Обратная дорога началась бодро, но небо быстро сжалилось в чёрную гримасу. Дождь хлестал, как плеть, превращая шоссе в грязевую кашу. 

— Ну и ну! — орал Санек, вцепляясь в Витька. — Может, ещё града добавим для полного счастья? 

Мотоцикл, словно в ответ, захрипел и заглох. Их занесло, они остановились посреди потопа. Молнии рвали тьму. Ключ зажигания выскользнул из замка и пропал во тьме. 

— Ну что, — хрипло спросил Витька, — получил ответ? 

Они шарили по колено в воде, ругаясь и спотыкаясь. Когда ключ нашёлся — маленький, грязный, будто насмешка, — оба вздохнули. Но мотор не заводился, кашлял, захлёбывался. 

Когда он, наконец, ожил, они взревели от радости. Но ливень слепил, дорога исчезла. Каждый поворот — игра со смертью. 

Потом — разлившаяся река. Следом — поле, где мотоцикл плясал, как пьяный. Затем — мост с проломом, грозившим проглотить их. 

Когда они, мокрые, грязные и без улова, въехали во двор Витьки, на востоке уже серела заря. 

— Знаешь, — Санек пошатывался, — надо было остаться дома. 

Витька хрипло рассмеялся. — И променять это? 

Санек помолчал, затем нехотя ухмыльнулся. — Чёрт... нет. 

Вот оно — приключение. Не из книжек, а настоящее: грязное, пьяное от безысходности, но своё. Жизнь — не для трусов. Порой надо нырнуть в хаос, даже, если вынырнешь в синяках и воняя тиной. 

Когда они рухнули на диван, дрожа и смеясь, они знали: этот день станет легендой. Потому что лучшие истории — не о победах. Они — о том, как ты выжил, несмотря ни на что.