Загубленный талант. Часть вторая. Обездоленные

  ОБЕЗДОЛЕННЫЕ.

   С наступлением лета, невесть откуда,  в посёлке появлялись нищие. Были они и зимой, но только в меньшем количестве, а летом их было особенно много. И у всех были не только имена, но и прозвища. Варя- «дурочка», Дорофеиха, Пушка- ещё не старая, широкоплечая крупная  женщина из  «раскулаченных». Получила она это прозвище за то, что однажды у столовой Золотопродснаба в  тесной очереди за миской супа во время давки  неожиданно и громко пукнула, вызвав смех окружающих. Никто не знал её имя и фамилию. Пушка и весь тут сказ.
  Были высланные с Кавказа две женщины, по национальности курды , не то сёстры, не  то мать с дочерью. Одетые как цыганки с монистами на шее и такие же смуглые. Ребятишки бегали за ними, дразнили  и пели частушку:
                « Курда сахар, курда мёд. Курда песенки поёт,
                А когда зима придёт , Курда с голоду помрёт.»
  Остановить этих сорванцов было некому. Взрослые трудились  либо в колхозе, либо на прииске, добывая  стране золото и платину.
       Была ещё одна нищенка. Красивая стройная девушка Зоя лет пятнадцати от роду, шатенка, очень похожая на  польскую певицу шестидесятых Анну Герман. Она не столько побиралась, сколько просилась  чем-нибудь помочь, соглашаясь на любую работу. Откуда она взялась и почему стала нищей мне не было известно. От кого-то я слышал, что её родители были арестованы как враги народа, а её приютила тётка, которая  умерла вскоре после начала войны. Так Зоя  пополнила многочисленную армию несчастных и обездоленных, обречённых либо умереть от голода, холода и болезней, либо пополнить армию преступников, как единственную возможность выжить. Странно, но иначе и не могло быть в советском «зазеркалье». Участь Зои была  страшной. Суровой зимой 1944-45 года её обнаружили замёрзшей в стоге, приехавшие за сеном колхозники Лежала она, по-видимому, долго и её лицо уже было объедено хорьком или колонком. Труп её привезли в посёлок и положили в сарай на территории больницы, служившим временным моргом. Там в кампании других  «невостребованных» умерших она пролежала до весны и была предана земле, уже  наполовину обглоданная бродячими собаками.
       Были среди нищих также представители мужской половины общества. Один из них совсем измождённый и постоянно кашляющий с кровью, Мотовилов, лет пятидесяти, который прекрасно точил пилы, ремонтировал дымящие печи, за что ему давали, кто картошку, а кто молоко Человек глубоко совестливый и трудолюбивый, он не выпрашивал подаяние, а предлагал свои услуги по ремонту жилища. Ходили разговоры, что он когда-то жил на Аргуни, имел Георгия за первую мировую войну; в Гражданскую воевал за красных, а потом «разбогател» в период НЭПА. На семью из 12 душ имел две лошади и три коровы, за что был раскулачен и выслан в Красноярский край вместе с семьей в безлюдную тайгу и без средств к существованию, где половина семьи вымерла в первую же зиму. В поисках правды он пошел по  начальству и, повздорив с представителем власти, получил срок , как « социально опасный элемент» ,На допросах его били по спине валенком с находившимся внутри кирпичом, чтобы не оставлять синяков, отбив почки и лёгкие.

   В поселке он появился в 1943 году на положении спец-поселенца. Продовольственных карточек, кроме хлебной, не имел, как «враг народа». В апреле 45 -го его окоченевший труп обнаружили на завалинке здания конторы  Рудоуправления. Словно по злой иронии  над трупом, под самым карнизом между окон был прибит плакат с первомайским призывом: « Добудем для Родины больше золота и платины!» Вот под этим самым плакатом и испустил свой дух человек, многое отдавший для Родины и которого она  в запале классовой борьбы причислила к своим врагам.  Я шел в школу  вместе с ребятами и из любопытства подошел к группе из нескольких женщин и старушек, стоявших и крестившихся около трупа. Преодолев страх я подошел ближе и стал разглядывать покойного. Глаза его остекленели и вперились в небо, словно спрашивая у кого-то там наверху: «За что мне Это?» По лбу и впалым щекам ползали большие серые с чёрными крапинками вши, стараясь поскорее покинуть застывшее и ставшее чужим тело, столь долго ими терзаемое. « Наконец-то, отмучился бедолага.»-произнесла одна женщина. И, помолчав, добавила: «Может на том свете счастье найдёт?». «Все там будем!»- добавила бабка Чуприха и, перекрестившись, глубоко вздохнула и опустила вдоль туловища свои натруженные, землистого цвета руки с набухшими синими жилами и искривлёнными пальцами. Её круглое, с правильными чертами и печальными глазами, лицо напоминало тип женщин Средне-Русской равнины, что смотрят на нас с картин русского художника 19-го века Васнецова.
       Чего только ни пришлось пережить этой трудолюбивой, совестливой, во всём безотказной, безропотной и спокойной женщине, чьи предки были переселены в Забайкалье из центральной русской губернии по указу правительства в 1762 году за старообрядчество.
       Муж Чуприхи, бывший , казак Урюпинской станицы, что на Аргуни, участвовал в Первой мировой войне на Турецком фронте. За проявленную храбрость имел два Георгия. В Гражданскую воевал на стороне красных и был  командиром сотни. При создании колхоза стал бригадиром. Человек огромного роста и богатырской силы он имел прозвище: «Полтора Ивана». Поздней осенью 37 года его забрали прямо из-за стола, когда он пил чай после парной бани. Человек исключительной храбрости и недюжинной силы, большевик  с 1918 года, он безропотно с сознанием своей невиновности и веры в справедливость, не оказывая сопротивления конвоирам, пошел словно  ягнёнок на заклание, оставив шесть сыновей и двух дочерей. А через неделю  по решению «Тройки» вместе с другими бывшими  партизанскими командирами, как «...представляющими своим  анархизмом и недоверием к государству скрытую угрозу Советской власти», сломленный морально и истерзанный физически,  был поставлен к стенке в подвале Сретенской тюрьмы № 1 и получил в затылок последний подарок от системы , которую сам же помогал создавать.. Все сыновья  Чупровых во время войны ушли на фронт и к 45 году на четверых пришли похоронки. Может о них в этот час думала эта несчастная женщина. А  дочери её, надрывая жилы, пилили в лесу берёзовые чурбашки  на топливо для газогенераторных двигателей автомобиля ЗИС-5 и гусеничного трактора ЧТЗ. Возможно и о них думала Чуприха в этот скорбный момент. Но вот она перевела взгляд на стену, где  был прибит плакат  с призывом : «Добудем Родине больше золота и платины!» и стала что-то шептать своими бледными губами.

      Вскоре подъехала подвода и два инвалида: хромой конюх дядя Вася и одноглазый сторож Плотников взяли труп за ноги и плечи, повернули на бок и положили в телегу. При этом в груди покойника внезапно что-то заклокотало и он издал какой-то  гортанный не то звук , не то вздох и изо рта хлынула чёрная сукровица, расползаясь по подбородку и щеке. На несколько секунд мы с ребятами  оцепенели, а затем,  как ошпаренные бросились бежать и ужас леденящим холодом давил нам в спины, не позволяя даже оглянуться. Было ощущение того, что вдруг оживший  покойник гонится за нами и с него, словно семечки, сыпятся вши. Не помня себя, мы прибежали в школу, как раз к звонку на первый урок.

     Впоследствии, работая следователем, я видел много трупов: истерзанных, раздавленных, разорванных и расчленённых, повесившихся; полуразложившихся утопленников, обгоревших, в позе боксёра и обмороженных Почти все они стёрлись из моей памяти за ненадобностью, поскольку я имел с ними дело не как зевака , а по долгу     службы и всё моё внимание было обращено на сбор  улик и составление протокола осмотра места происшествия. В данном же случае моя детская душа была потрясена столь печальным и одновременно ужасным событием и потому случившееся запомнилось на всю жизнь до самых мельчайших подробностей.

       Кроме вышеуказанных, в посёлке среди нищих было ещё двое:  подростки разного возраста и интеллекта. Мешков- мой сверстник, которого никто не называл по имени: Мешков да и только. А то и просто  - «Мешок» Этим подчёркивалось его место в социальной иерархии, на самом дне которой незаслуженно находился этот человек, став жертвой многих трагических обстоятельств. Другим же был Коля Бояркин, паренёк лет четырнадцати с широкоплечей фигурой , чернобровый с большими и красивыми карими глазами, но слабоумный; круглый сирота. Всё его, прикрытое жалким рубищем тело было в чирьях, язвах, лишаях и коростах.   Пальцы на босых ногах посинели и распухли. На коленной чашечке кровоточила большая незаживающая рана с копошащимися в ней белыми червями. Поражало то, что никому не было дела  до несчастий этого человека, а когда он шел по улице, то впереди бежали мальчишки и кричали: «Коля Бояркин идет! Коля идёт!» При этом некоторые кидали в него камни. А этот несчастный мальчик даже и не пытался увернуться от летящих камней, воспринимая их как неизбежное зло. Подойдя к столовой Золотопродснаба,  садился на большой камень неподалеку от крыльца и , обхватив голову руками, уткнувшись в колени, громко рыдал. Затем , подняв голову и утерев слёзы , начинал петь:
         «У колодца вода льётся, вода — чистый леденец.
          Красна Армия дерётся-скоро Гитлеру конец!»
    К полудню у столовой собиралась очередь из так называемых «остро нуждающихся» , по современным понятиям «социально ущемлённых»,  которым давали по миске похлёбки по специальным талонам и каждый приходил со своей посудой. Выстраивалась большая очередь у специального окошечка , называемого «амбразурой». Поставишь в амбразуру миску, подашь талон и назовёшь фамилию и тебе нальют пол-литра баланды, по недоразумению называемой супом . У Коли  Бояркина ни посуды, ни, тем более, талона не было и он , как отринутый, с выражением  голодной ., но преданной хозяину собаки, ловя расширенными ноздрями запах супа, смотрел на отходящих от амбразуры «счастливчиков», провожая каждого глазами , полными тоски и отчаяния. Поговорка: « Сытый голодного не разумеет,»- получала здесь своё материальное воплощение. Но вот раздача супа прекращалась и из столовой выходила одна из работниц с кормом для  находящейся в подсобном  сарайчике свиньи. Коля вставал с камня и спешил за ней. Вывалив большую часть корма свинье ,она  оставшуюся гущу наливала Коле в  ржавую и дырявую миску , которую каждый раз прятала под колоду, не уходя пока Коля всё не съест и смотрела,  чтобы у него ребятишки не отобрали это , с позволения сказать, сокровище.  Коля быстро глотал это месиво, почти не жуя, затем облизывал миску и возвращал её своей благодетельнице, а та гладила его по голове и приговаривала: «Несчастный, за что же тебе такая доля?!» Потом встряхивала руку, чтобы сбросить , не дай бог, оставшихся на ней от  Коли вшей, обтирала её пучком соломы и возвращалась в столовую , а наш бедолага садился на ступень крыльца и по просьбе кого-нибудь из ребят снова начинал петь частушки :
                « Колхознички, канареечки-
                работают год за копеечки.
                Колхозник идёт весь оборванный ,
                кобылёнку ведёт-хвост оторванный».
      Далее следовали частушки непристойного содержания про девушек-колхозниц, торгующих своим телом за трудодни.
     В конце лета Колю кто-то облил карболкой и он шел по улице , страшно крича и мыча как бык. Я сначала подумал, что на улице  бык производитель, а по нашему -порос, опять с ревом гоняет коров. Но ,выйдя за ворота, увидел Колю,  облитого какой-то чёрной жидкостью с  резким запахом. Он страшно ревел и шел по направлению к больнице. Глаза его  были огромны, словно вылезали из орбит. Руками он сжимал голову. Видимо эта жидкость вызвав ожоги, причиняла ему нестерпимую боль. Следом бежали ребятишки и говорили ,что его во дворе райисполкома облил карболкой от вшей  некий Бакланов , работник райисполкома. По прошествии многих лет я всё думал: как так можно  было советскому работнику поступить с несчастным человеком и не оказать ему помощь! Что было далее с Колей - мне не известно. Больше он никогда в посёлке не появлялся. Может быть, его приютили в больнице , где была специальная палата для дистрофиков, измождённых голодом. Остальные больные  называли их «Доходягами». Мне приходилось их не раз видеть в больничном саду, где  у забора я копал червей для рыбалки. Доходяги иногда , словно тени из загробного мира, медленно ходили по аллеям , держась друг за друга, но  больше сидели на скамейках с безучастным выражением лица.  Больше всего меня поражали их  глубоко запавшие, но широко раскрытые глаза. Сейчас такие глаза можно увидеть на фотоснимках и кадрах кинохроники, запечатлевших  освобождённых узников немецких  концлагерей. Глядя на такие кадры, я непременно вспоминаю  доходяг  из моего  детства, ставших безымянными жертвами той страшной  войны.
         В заключение этой главы я хочу сказать, что к концу года в селах  Верхние  Куларки  и Большие  Боты были организованы детские дома для сирот и, возможно, Коля Бояркин был туда пристроен. Дай Бог, чтобы это было так, а не иначе!
   На снимке семья Гончаровых в июне 1941 г.  Геннадий в матросском костюме.