Имена на граните

К бронзовому солдату в селе Макарьевка меня привёл дед, Дмитрий Руфович Виниченко. Я был ещё совсем мал и не умел читать.   Дед подхватил меня на руки и поднёс  к мокрой от дождя мраморной плите со столбцами фамилий. Дед указал на три из них. Два его брата и племянник значились в этом горестном списке. Так  я впервые соприкоснулся с военной историей моей семьи. Дед был замкнут, молчалив, постоянно курил папиросы «Север». Изредка покашливал. Помню его похороны в марте 1974 года – резкий контраст между глубиной весеннего неба и мрачной строгостью старого погоста.
Дед родился в 1910 году и был призван в действующую армию в конце 1941 года. Он служил в 9-й армии, оказавшейся к маю 1942 года на южном фасе Барвенковского котла.
17 мая 1-я танковая армия Клейста нанесла удар в тыл наступающим частям Красной Армии. Частям Клейста уже в первый день наступления удалось прорвать оборону 9-й армии Южного фронта и к 23 мая отрезать советским войскам пути отхода на восток. В результате  значительная часть войск ударной группировки Красной Армии оказалась в окружении в треугольнике Мерефа – Лозовая - Балаклея.
 
С 25 мая начались отчаянные попытки попавших в окружение частей Красной армии вырваться из окружения. Немцы сосредоточили на этом участке фронта кроме танковых соединений  хорошо подготовленных горных стрелков. Их командующий генерал Ланц вспоминал о чудовищных атаках советских солдат большими массами пехоты, идущей прямо на пулеметы. Такие попытки продолжались до 31 мая на небольшом пространстве в районе Барвенково. Попытки прорвать окружение с востока блокировались упорной обороной немцев при активной поддержке авиации.

 Стояла сильная жара. Дед рассказывал, как под ураганным огнем приходилось ползать к болотистой речушке, чтобы набрать воды для пулеметов. Немцы подползали с противоположного берега, до них было не более 30 метров, но никто не стрелял, расползались мирно. Несмотря на все усилия наших войск, вырваться из «барвенковской западни» удалось не более десятой части окружённых. Советские потери составили 270 тыс. человек, из них 171 тыс. — безвозвратно.

 Изучая архивные документы я наткнулся на воспоминания деда о его земляке, призванного в мае 1942 года Пресногорьковским РВК, Николае Григорьевиче Бутенко(1922г.р): « В 1942 году под Харьковом орудийный расчет, наводчиком которого был Бутенко, был уничтожен прямым попаданием в него снаряда. Дмитрий рассказал, что удалось найти только руку с часами (а часы могли быть как раз у наводчика орудия), которая возможно была частью останков Николая. Похоронить погибших не смогли, так как оставшиеся в живых, в том числе и Виниченко Дмитрий, были взяты в плен. После освобождения из плена и последующего осуждения уже на родине и отсидки на Колыме Дмитрий и рассказал родственникам Николая о тех событиях».
 
К концу мая практически закончились боеприпасы. Однажды над нейтральной полосой краснозвездные самолеты раскидали какие-то ящики, некоторые из них удалось отбить у фашистов. Удивлению не было предела – измученные бойцы, вскрыв ящики, обнаружили… валенки. Пошел слух об измене командования.
 
Однажды, оказавшись в развороченном бомбой блиндаже, деду удалось уснуть на пару часов. Очнувшись, в непривычной тишине он услышал музыку. Против блиндажа стоял танк с крестами. Сидящий на башне немец играл на губной гармошке. Из окопов поднимались бойцы, не имея возможности оказать сопротивление, израненные, с бесполезным без боеприпасов оружием. Так начался плен.

Дед оказался в страшной Уманьской яме. Из воспоминаний пленного А.Колесникова: «Вот и Умань. Нас загнали в глубокую яму, из которой кирпичный завод брал глину. Яма была метров  7  глубиной, метров 300 шириной и около одного километра в длину. Нас не кормили, воды не давали. Все лужи повыпивали. Начали есть глину, потом эта глина в желудке сбивалась в комок и человек умирал в тяжелых муках. Фашисты каждое утро выбрасывали на край ямы мертвых пленных и тренировались в стрельбе из автоматов и пистолетов до тех пор, пока им не надоедало. Через несколько дней начали организовывать питание. На возвышении поставили несколько трофейных кухонь. Только кухни задымились, голодные люди начали бросаться на них. А немцы открыли огонь из пулеметов. С первых же дней немцы брали на машины по несколько групп для «очистки города».

 Но потом оказалось, что эти машины были душегубками, в которых задыхались от выхлопных газов. Однажды прошел холодный дождь. Все начали вырывать в стенах небольшие ямки, чтобы согреться. Но потом все это обвалилось и кто не успел выбраться из своего укрытия, того ждала страшная смерть».

Дед познакомился в Уманьской яме с Николаем Лавриновым, учителем  из Пресногорьковки, были вместе недолго (я встретился с известным зауральским писателем и поэтом Н.Г.Лавриновым лишь в 2001 году). Деда повезли в Польшу. Пленные в вагонах-теплушках стояли, плотно прижавшись друг к другу, во время следования  их не выпускали из вагонов, некоторые так умерли и стояли, пока поезд не пришел в Польшу. Отсюда бежать было уже невозможно.  Этап пригнали в чистое поле, огороженное колючей проволокой. Дед вспоминал, как разгребали грязь руками и ложились спать прямо на землю. Утром грязь замерзала, многие не вставали, их трупы выносили в лагерный  ров. Начались мытарства по лагерям Польши и Германии.

 Однажды заключенным выдали новую полосатую робу и береты, посыпали песком дорожки в лагере - стало ясно, что ожидают прибытия какого-то высокопоставленного лица. Так и случилось: пленных построили  на плацу, появилась группа военных, среди которых выделялась своим ростом фигура офицера в очках. Он заговорил на чистом русском языке. Это был печально известный своим предательством бывший генерал Власов. Он призывал красноармейцев на службу в РОА («русская освободительная армия»), обещал всем, кто выйдет из строя на утренней поверке тут же накормить колбасой и напоить шнапсом. Этой ночью несколько человек в бараках были удавлены. На поверке к Власову вышло совсем мало людей.
 
В воспоминаниях дед упоминал Рудольфа Гесса. Не могу припомнить в связи с какими обстоятельствами, но знаю, что последний занимал должность начальника концлагеря Освенцим. Дед как-то рассказал о пытке, которой подвергался за неповиновение несколько раз. Его, совершенно раздетого, запирали в небольшой железный ящик, в котором можно было только стоять на одной ноге. Туда запускали крысу. Поймать ее было невозможно и пытка эта продолжалась, пока пленный не терял сознание.

 Одно время дед работал в крематории – грузил в вагонетки тела умерших. В 1945 году немцы стали обращаться с пленными мягче – чувствовали скорый конец рейха.
В апреле 1945 года по личному приказу Гиммлера около 5000 советских пленных привезли в концентрационный лагерь Дахау из Маутхаузена.  Они должны были быть уничтожены. Последний месяц войны эсэсовцы не кормили заключенных. Смертность в лагере была ужасающей – были случаи людоедства.

Дед вспоминал, что однажды в бараке не услышали лая немецких овчарок, стали выползать и увидели неизвестные танки, ломающие заграждения и вышки. Это были американские солдаты. Заключенные, способные ходить, стали искать в толпе надзирателей, которые выделялись своим упитанным видом, но переоделись в лагерную робу, чтобы спастись. Поймав такого, рвали его  как могли. Американцы вначале возмутились таким самосудом, но, увидев крематорий, принялись сами расстреливать арестованных. По различным источникам удалось восстановить общую картину освобождения.

Прежде чем американцы вошли в концлагерь, они обнаружили за его пределами 40 вагонов без крыши, полных истощёнными трупами на поздних стадиях разложения. Больше мёртвых тел было обнаружено непосредственно около лагеря. Некоторые из них были мертвы в течение нескольких часов или дней до захвата концлагеря и лежали там, где они умерли. Солдаты сообщили, что видели ряд цементных строений, содержавших комнаты, полные сотен обнажённых и едва одетых трупов от пола до потолка, угольные крематории и газовые камеры.

Бюхнер в книге «Дахау: час мстителя. Свидетельство очевидца» пишет, что американцы убили 520 немецких солдат. Освобождённые заключенные нашли и убили нескольких эсэсовцев. Те же свидетели утверждают, что многие немецкие солдаты, убитые заключёнными, были избиты до смерти лопатами и другими инструментами. Некоторое число надзирателей из заключённых, сотрудничавших с администрацией (так называемые капо), были попросту растерзаны бывшими узниками.

Совсем недавно мне удалось прочесть воспоминания узника  Г.А.Рара (ум. В 2006 году)   который так описывает освобождение Дахау: «В Дахау привезли только в самом конце войны. Я был в Бухенвальде. 5 апреля нас погрузили в товарный состав, в вагоны с высокими стенками без крыш, и повезли. Причем, из-за состояния дорог, из-за бомбардировок везли долго. 27 апреля нас доставили в Дахау, поместили в карантинный блок № 26 , там мы ждали, что будет дальше. Уже на следующий день, 28-го числа, началась стрельба вокруг лагеря, а 29-го к шести вечера за оградой лагеря появились первые американцы. Они выключили ток, но из лагеря нас не выпускали, потому что у нас были две инфекции: дизентерия и сыпной тиф. Нас было более 32 тысяч заключенных, нас никуда не выпускали. Не только из-за того, что мы были заразные, но и потому что вокруг лагеря еще шли бои, и мы могли попасть в руки нацистов, которые бы нас сразу прикончили.

Начиная с 30-го апреля, началась новая жизнь в лагере. Был создан международный комитет заключенных, с которым американцы имели дело, отдавали свои распоряжения, указания. Предоставили продовольствие, главным образом, консервы, тушенку, которые были еще в эсэсовской части лагеря, у охраны».
 
Деду пришлось пройти через американские фильтрационные лагеря, в которых ему предлагали остаться на Западе, но он мечтал вернуться на родину, увидеть детей. Наконец он попал на транспорт, шедший из Франции вокруг Скандинавии на родину. В порту Мурманска ждали автозаки и конвой. Тех, кто служил когда-то во 2-й ударной армии тут  же сажали в них и увозили отбывать длительные сроки. Дед все же добрался до родного дома глубокой осенью 1945(или 1946?) года.

 Николай Дмитриевич Виниченко вспоминал: «Мне было 12 лет, когда наступил день Победы. Помню, очень горько плакал от сознания того, что отец больше никогда не вернется домой. Пропал без вести он еще в 1942 году, а мы считались семьей пропавшего без вести, что было равносильно добровольной сдаче в плен. Бывало, запряжет мама корову, едем с ней ночью в лес, спилим ручной пилой березу и нет сил ее погрузить на сани. Сидим на снегу, плачем. Сроки лагерные тогда за распил давали большие. И вот осенью один демобилизованный солдатик говорит при встрече маме: «Видел, мол,  вашего мужа, тетка Настя, на станции Лебяжье, домой идет». Запряг я единственную колхозную лошадь и помчался ночью на станцию. В лесу меня кто-то окликнул, я напугался и не поехал на окрик. Потом оказалось – отец это был».

 Пришел дед домой, постаревший, худой, в американских ботинках и шинели. Не успел осмотреться - вызвали в Пресногорьковское НКВД, арестовали и в лагеря. Оказался на Колыме, несколько лет провел там, откуда не возвращаются. Все же вернулся  и до смерти вождя народов только выходил в огород картошку копать, более нигде не показывался. Как-то рассказывал, что после прибытия очередного этапа ночью многих находили убитыми – бывшие полицаи и пособники таким образом убирали свидетелей. Лагерь располагался на берегу огромного озера с прозрачной водой. На другом берегу стоял большой поселок. В водах озера водилась жирная огромная рыба, но ни зэка, ни вольные рыбу не ловили, по той причине, что питалась она сброшенными с обрыва телами заключенных. В безветрие, глядя с обрыва в воду, можно было увидеть горы человеческих костей.

В  середине  50-х деда вновь вызвали в Пресногорьковку, почему-то в военкомат. Бабушка собрала ему мешок, поехали на телеге в райцентр, всю дорогу бабушка плакала. Вышел Дмитрий Руфович Виниченко из военкомата без конвоя и сказать ничего не может, только протянул Анастасии Егоровне орден Отечественной войны I степени за героизм, проявленный под Харьковым.

На фронте воевали братья и племянники моего деда. Трофим (1904г. р) был тяжело ранен на Курской дуге  под Прохоровкой. Десант спешился с танков, бойцы стали участниками страшной танковой битвы. Немецкая мина, взорвавшись за спиной Трофима, не дала солдату никаких шансов. Но он выжил, из спины вытащили  около двадцати осколков. Этого я еще не знал, когда купался вместе с дедом Трофимом и вдруг увидел срезанные со спины мышцы и жуткие рубцы. Он тогда как-то весело отшутился на мой детский вопрос.

Сын ветерана, Василий  Трофимович Виниченко закончил войну в Германии, служил шофером в военной комендатуре г. Виттенбург. награжден медалью «За боевые заслуги».

Бабушка Настя часто просила меня: «Внучек, найди, пожалуйста, Мишу. Как в 1941 году увезли из Пресногорьковки на фронт, так и по сих пор». Где я только не искал пропавшего без вести в ноябре 1943 года Михаила Виниченко(1912г. р) – слал запросы в Подольский архив и Гатчину, но ответы были отрицательные. Шансов найти почти не было, но вот наконец держу в руках наградной лист, представление к медали «За отвагу». Читаю приказ по 2-й танковой армии, 57 –й мотострелковой бригаде, в котором говорится, что наводчик ПТР красноармеец Виниченко М.Р. в бою за высоту 262,7 в районе «Прогресс» под прикрытием сильного артиллерийского и минометного огня гитлеровцы пошли в контратаку. Ружье ПТР т. Виниченко осколком снаряда было выведено из строя и ранен номер. Перевязав товарища, тов. Винниченко автоматным огнем отразил атаку немцев на своем рубеже, лично уничтожив до 10 гитлеровцев». Теперь я знаю, как воевал дед Михаил при освобождении г. Севск. Пропал без вести позже. в октябре.

Помню невысокого лысого деда, которого все почему – то называли «дядька Лешка». Когда же начал искать сведения о его участии в войне чрезвычайно удивился.  Алексей Виниченко (1914г.р.) воевал с 1941 года и был награжден орденом Славы III степени, и двумя медалями «За отвагу».

Двоюродный брат деда сержант Григорий Иванович Виниченко, боец 30-й Киевской Краснознаменной дивизии, в декабре 1944 года был награжден медалью «За отвагу».
В боях за Родину отдали свою жизнь Хрисантий Руфович (род.1899) и Дмитрий Хрисантьевич Виниченко (род.1923), Иван Яковлевич Виниченко, призванные Пресногорьковским  военкоматом.

Мой дед по матери, уроженец села Павловка Николай Яковлевич Ярош(1906 г. р) был призван в Красную армию в ноябре 1942 года и через год пропал без вести на Тульском направлении. Поиски привели в лагерь смерти Заксенхаузен, где он скончался 11 марта 1944 года. Имя деда есть на граните в Парке Победы г. Костаная. Сохранилась единственная фотокарточка, сделанная за день до ухода в армию на «зеленом» рынке – в ватнике сидит дед, рядом стоит бабушка, положив руку на плечо. Бабушка(1906 - 1986)вспоминала, как в ноябре 1942-го пятилетний сын неожиданно проснулся от кошмарного сна, и в ужасе рассказал что: " немец ударил тятю штыком в живот и он упал на спину в снег". Через некоторое время принесли извещение, что дед пропал без вести. Бабушка до конца своих дней винила мужа в том, что он участвовал в уничтожении собора в Кустанае , стоявшем до войны напротив входа в нынешний госуниверситет. Потому, мол , и сгинул, Бог наказал за грех. Дед пошел на эту работу из-за тяжелейшего положения в семье и голода.
О его брате в Книге Памяти сказано: "Ярош Алексей Яковлевич. Родился в 1917 г,Пресногорьковский район, украинец, Красноармеец 161-го СП 95 сд. Погиб в бою 25.11.1942. Похоронен в Сталинграде" ( Книга Памяти. Костанайская область, т.3. Алматы. 1997.С.519)

 

Прадед моих детей Иван Фёдорович Самойленко пошел служить ещё до войны. Воевал в самом пекле Калининского фронта, в 1126 полку 334-й Витебской стрелковой дивизии. Был искалечен в августе 1942 года и комиссован. Попал в число трёх процентов выживших в начальный период войны. До конца войны обучал молодежь военному делу в селе Федоровка. О боях говорить не мог, плакал. Все его друзья-казахстанцы одного призыва, улыбающиеся нам с групповой фотографии 1940 года, погибли. Всю оставшуюся жизнь проработал механизатором, воспитал 6 детей, скончался в 1984 году. Другой прадед - Иван Алексеевич Галяс( 1911 -1993) принимал участие во взятии Кенигсберга в рядах 24-й стрелковой дивизии. Был призван 12 мая 1944 года, ранен, до августа 1945 года находился на излечении в городе Владимире.

Такая вот  военная история моей семьи сложилась из воспоминаний и документов. Жаль только, что никого из перечисленных в ней героев уже нет в живых. Последний из них, бывший директор Пресногорьковской средней школы(1961) Николай Георгиевич Лавринов ушёл из жизни в г. Кургане в 2009 году, оставив мне несколько написанных книг. ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ ПОБЕДИТЕЛЯМ! (На фото автор на руках у деда.1964 год)

Приложение: 95-я дивизия, в которой воевал и погиб А.Я.Ярош.
2 сентября 1942 года в составе 12 800 человек дивизия была направлена на Западный фронт, прибыла на станцию Можайск и приступила к выгрузке, но, не успев закончить выгрузку, получила приказ о передислокации в г. Сталинград в состав 62-й армии[3] (при обороне Сталинграда действовала в составе Сталинградского фронта, позднее Донского фронта). Вечером 17 сентября эшелоны подошли к станциям Ленинск и Заплавное (Средняя Ахтуба). Совершив сорокакилометровый марш, дивизия вышла на левый берег Волги напротив Сталинграда к переправе 62-й Армии.


Командный пункт 95-й сд в Сталинграде. Слева направо: командир дивизии полковник В. А. Горишний, комиссар дивизии полковник И. А. Власенко (сидит), начальник 1-го отд. майор Г. Г. Слуцкий, начальник артиллерии дивизии подполковник А. А. Далакишвили. 1942 год[4]

В ночь с 18 на 19 сентября в г. Сталинград переправились 90-й и 161-й стрелковые полки, 97-й ОИПТД, 96-й сапёрный батальон и штаб дивизии[5]. Получив приказ выбить врага с высоты 102.0 (Мамаев Курган) и закрепиться, дивизия наличными силами схода вступила в бой, захватила вершину Мамаева кургана, но продвинуться дальше не смогла ввиду потерь и сильного артиллерийского и миномётного огня противника[6]. Остальные части дивизии переправились позднее, поскольку переправа подвергалась постоянным ударам противника и возможна была только в ночное время. В течение 19-27 сентября дивизия вела кровопролитные бои с превосходящими силами противника, поддерживаемыми танками и авиацией, но, несмотря на тяжёлые потери, продолжала удерживать Мамаев Курган. Штаб дивизии размещался в овраге Банный у подножия Мамаева Кургана. 28 сентября, ввиду ухудшившегося положения в районе завода «Красный Октябрь», дивизии было приказано передать оборону Мамаева Кургана 284-й стрелковой дивизии[7] полковника Батюка Н. Ф. и оборонять завод «Красный Октябрь» и его рабочий посёлок.

В октябре вместе с 37-й гвардейской стрелковой дивизией генерал-майора Жолудева В. Г. дивизия обороняет Тракторный завод. 14 октября немцы предприняли мощное наступление, бросив в бой всё, чем они располагали. «Горишний и Власенко в самые ожесточённые периоды боёв были на своём наблюдательном пункте, спокойно и уверенно руководили атаками и контратаками»[8]. Дивизия удерживала свои позиции, неся при этом огромные потери. Так, на 15 октября потери составили около 75 процентов боевого состава. 17 октября остатки дивизии были сведены в один 161-й полк. Штаб дивизии и штабы двух других полков были отправлены на левый берег Волги для укомплектования.

В начале ноября дивизия вновь держала оборону под крутым берегом Волги, прижатая к самой воде. «Овраг между заводами „Баррикады“ и „Красный Октябрь“ обстреливался снайперами врага. В первые дни там погибло много наших воинов, и овраг прозвали „оврагом смерти“. Чтобы избежать потерь, пришлось поперёк оврага построить каменный забор, и, только сгибаясь и плотно прижимаясь к забору, можно было живым добраться до командного пункта Горишнего»[8]. Ведя бои в районе заводов, дивизия имела соседями справа 138-ю стрелковую дивизию полковника Людникова И. И. и 308-ю стрелковую дивизию полковника Гуртьева Л. Н., а слева — 45-ю стрелковую дивизию полковника Соколова В. П. и 39-ю гвардейскую стрелковую дивизию генерал-майора Гурьева С. С.[9]. 11 ноября, в результате массированной атаки позиций дивизии силами двух пехотных дивизий поддержанных танками, противнику удалось прорвать оборону 241-го стрелкового полка и выйти к берегу Волги на фронте 500 метров. Фронт 62-й Армии был разрезан на стыке 95-й и 138-й стрелковых дивизий. За восстановление линии обороны шли тяжёлые бои, переходящие в рукопашные схватки. Дальнейшее продвижение противника было остановлено, но ценой больших потерь. 22 ноября 95-я дивизия заняла несколько домов по Машинной улице, имея к этому времени всего около 500 штыков[10].

Дивизия неоднократно получала пополнение непосредственно в ходе боёв. Было пополнение даже моряками Тихоокеанского флота, воевавшими в морской форме, которых немцы прозвали «чёрной смертью». С 19 ноября, вследствие начала контрнаступления советских войск (Операция «Уран»), немцы вынуждены были снизить активность боевых действий в Сталинграде, а после того, как 23 ноября кольцо окружения вокруг 6-й армии Паулюса замкнулось, перейти к обороне.