Глава 1. Розовое мыло

Холодный, пронизывающий ветер, ворвавшийся в открытое окно маршрутки, смешался с густым, приторным запахом дешевого вейпа. 12 апреля 2025 года. Черемхово лихорадочно готовился встретить День космонавтики, и город словно задыхался под тяжестью фальшивого веселья. Улицы были завешаны плакатами с улыбающимся Юрием Гагариным – символом давно ушедшей эпохи, эпохи надежд и великих свершений. Гагарин смотрел на Юру с небес, словно напоминая о том, чего он никогда не достигнет, о мечтах, которые никогда не сбудутся. Юра отвернулся, сплюнул сгусток горькой слюны на тротуар, мимоходом подумав, что, возможно, стоило бы попытаться устроиться уборщиком улиц – хоть какая-то стабильность, хоть какие-то деньги. Но кому нужен уборщик без аттестата об окончании девяти классов, с грязными мыслями и ненавистью в глазах? Черемховские птицы, словно сговорившись, щебетали на каждом углу, заливаясь трелями, полными беззаботной радости и наивной надежды. Юра ненавидел этот город, этот дурацкий праздник, эту лицемерную весну. Ненавидел за то, что они были такими фальшивыми, такими неискренними, за то, что на каждом шагу напоминали ему о его нищете, о его беспросветной, унылой жизни, запертой в четырех стенах грязной хрущевки.
В кармане старых, вылинявших джинсов, протертых до дыр на коленях, завибрировал старенький, заклеенный скотчем телефон. Новая заявка. Юра с трудом выудил из кармана потрепанный смартфон с треснувшим экраном, сквозь паутину трещин на котором едва проглядывали иконки приложений. “Центральная, 9, 6 этаж. Прорвало кран. Срочно!” – гласило сообщение. “Срочно” – это хорошо, это значило, что можно попытаться содрать с клиента побольше. Каждый рубль был на счету, каждый рубль – это кусок хлеба, возможность купить пачку дешевых сигарет, чтобы хоть на время забыть о голоде и отчаянии. Юра устало вздохнул, смахнул несуществующую пыль с драного, когда-то темно-синего рюкзака, на котором давно уже не было живого места, и поплелся к остановке. Маршрутка, как всегда, была переполнена людьми, спешащими по своим делам. В салоне было нечем дышать, в воздухе витал спертый запах пота, дешевого табака и какой-то неуловимой безысходности. Юра отвернулся к запотевшему окну, безучастно рассматривая серые, унылые дома, тянущиеся вдоль дороги, словно бесконечная вереница могильных плит. Каждый дом был словно отражение его собственной жизни: обшарпанные стены, грязные окна, за которыми угадывались чужие, но такие же серые и безнадежные судьбы, и полное отсутствие каких-либо перспектив на будущее.
Ему было всего семнадцать лет, но он чувствовал себя глубоким стариком, уставшим от жизни, разочарованным и сломленным. Отца он почти не помнил – тот ушел из семьи, когда Юре едва исполнилось пять лет, оставив их с матерью на произвол судьбы. Мать… Мать, добрая и когда-то любящая, не выдержала удара судьбы и начала топить свою тоску в дешевом пиве, постепенно превратив их квартиру в вонючую помойку, заваленную пустыми бутылками и объедками. Возвращаться домой не хотелось, но и идти было некуда. Там его ждали разбросанные вещи, липкий от грязи пол, пустой, гудящий от голода холодильник и вечно пьяная мать, валяющаяся на продавленном диване в окружении тридцати, а может быть, и больше пустых бутылок “Жигулевского”. Он не винил ее, понимал, что ей тоже тяжело, что она сломалась под гнетом обстоятельств. Но ничего не мог с этим поделать, не знал, как ей помочь, как вытащить ее из этой ямы. И себя тоже.
В школе у него был только один друг – Саша, такой же тихий и незаметный, как и он сам. Они вместе просиживали на задней парте, рисуя на полях учебников фантастические миры, в которых они были героями, а не изгоями. Но Саше повезло больше. У него была девушка, Лена. Красивая, умная, добрая. Лена верила в Сашу, поддерживала его, вдохновляла. Юра завидовал ему молча, сжимая кулаки в карманах старого, когда-то элегантного пиджака, который давно просил химчистку, но до химчистки им было как до Луны. Пиджак был единственной приличной вещью, оставшейся от отца. Носить его было стыдно, ведь он был поношенным и старомодным, но и выбросить жалко, ведь это была единственная память об отце, единственная связь с прошлым. Словно выкидываешь часть своей жизни, отрекаешься от своей семьи.
Денег постоянно не хватало. Хватало только на самую дешевую еду, чтобы хоть как-то заглушить голод, и на бутылёк самой дешёвой жижи для его вейпа, чтобы хоть на время забыть о безысходности и отчаянии. Иногда Сашка подкидывал немного денег, но Юра старался не брать, гордость не позволяла. Не хотел быть обязанным, не хотел чувствовать себя еще более нищим и униженным. Лучше голодать, чем просить милостыню. Работа сантехником была единственной возможностью хоть немного заработать, выжить в этом жестоком и несправедливом мире. Неофициально, конечно, без всяких гарантий и социальных выплат. Но на что-то надо было жить, чем-то надо было кормить мать.
Маршрутка, словно старая кляча, с хрипом остановилась, выплюнув Юру на пыльную обочину. Центральная улица. Дом №9. Шестой этаж. Он машинально сверился с адресом в заметках старенького телефона, и медленно побрел к подъезду, стараясь не поднимать глаз на яркие, кричащие витрины магазинов, словно выставленные напоказ символы благополучия и достатка, которые он никогда не сможет себе позволить. Подъезд встретил его привычным запахом сырости и дешевых сигарет, обшарпанными стенами, исписанными хулиганскими граффити, и зловещей тишиной. Лифта, конечно же, не было – в этом доме давно забыли о комфорте и удобствах. Юра с обреченным вздохом толкнул тяжелую дверь и начал подниматься по лестнице, с каждым шагом чувствуя, как нарастает усталость, как тяжелеет рюкзак с инструментами за спиной.
Шестой этаж. Сердце глухо стукнуло в груди. Дверь квартиры №… Он снова сверился с телефоном, словно боясь ошибиться. Верно. Дыхание сперло в горле. Юра сглотнул ком, стараясь успокоиться.
За дверью послышались тихие, словно крадущиеся шаги.
Дверь медленно открылась.
Юра замер на пороге, забыв обо всем на свете. Перед ним стояла девушка. Ей было лет двадцать, не больше. У нее были большие, выразительные глаза, цвета темного шоколада, обрамленные густыми, темными ресницами, и мягкая, чуть печальная улыбка, трогавшая уголки губ. Волосы, цвета воронова крыла, блестели в тусклом свете подъездной лампочки, гладко лежали на плечах, словно струящийся шелк. На ней было надето легкое, белое ситцевое платье. На платье были нарисованы крупные голубые пионы, такие яркие и живые, что казалось, будто они вот-вот сорвутся с ткани и распустятся в воздухе. На шее у девушки висело изящное ожерелье из серебра и мерцающих голубых камней, которое загадочно переливалось в полумраке подъезда, словно притягивая к себе взгляд.
Юра никогда не видел таких девушек. Они существовали в каком-то другом мире, мире красоты и гармонии, мире, куда ему никогда не попасть.
“Здравствуйте,” – проговорила девушка тихим, мелодичным голосом. “Вы, наверное, сантехник?”
Юра молча кивнул, не в силах отвести взгляд от ее лица.
“У меня кран прорвало,” – продолжала девушка, слегка наклонив голову набок. “В ванной. Проходите, пожалуйста, не стесняйтесь.”
Юра, словно завороженный, переступил порог квартиры. Запах чистоты и свежести, смешанный с легким ароматом цветов, ударил в нос, словно глоток свежего воздуха после долгого пребывания в душном и затхлом помещении. В квартире было светло и уютно. На стенах висели картины в красивых рамах, на широких подоконниках стояли глиняные горшки с цветущими фиалками, а на полу лежал мягкий, пушистый ковер, на который так и хотелось ступить босой ногой. Все здесь дышало покоем, благополучием и каким-то неуловимым счастьем.
Юра чувствовал себя неловко и неуютно в этой обстановке. Ему хотелось поскорее выполнить свою работу, получить свои деньги и уйти, чтобы больше никогда не видеть эту девушку, чтобы больше никогда не испытывать этого жгучего чувства зависти и собственной никчемности. Потому что она была для него словно зеркало, отражающее всю его убогость, напоминая ему о том, чего у него никогда не будет. О красоте, о чистоте, о любви, о нормальной человеческой жизни.
“В ванной комнате прямо по коридору,” – сказала девушка, мягко улыбнувшись и указывая рукой в направлении двери. “Я сейчас чай поставлю. Будете?”
Юра пробормотал что-то невнятное в ответ и пошел в указанном направлении. Он старался не смотреть на девушку, но краем глаза чувствовал ее взгляд, прожигающий его насквозь. Ему казалось, что она видит его не только снаружи, но и внутри, видит все его грязные мысли, все его низменные желания, все его тайные страхи.
Он дошел до ванной комнаты и остановился перед закрытой дверью. Рука дрогнула, когда он потянулся к дверной ручке. Глубоко вздохнув, Юра открыл дверь и вошел внутрь.
В ванной комнате царил прохладный полумрак, нарушаемый лишь ярким светом лампочки, бьющим в глаза и заставляющим щуриться. Здесь пахло не просто свежестью, а какой-то стерильной чистотой, граничащей с безжизненностью. Запах дорогих моющих средств перебивал даже легкий аромат ландышей, исходивший от розового мыла. На стенах, выложенных идеально ровной, блестящей белой плиткой, не было ни единого пятнышка или развода. Казалось, что эта ванная комната никогда не использовалась по назначению, что она была создана лишь для того, чтобы радовать глаз и демонстрировать достаток. На длинной полочке из толстого, прозрачного стекла, словно на витрине ювелирного магазина, стояли ряды баночек, флакончиков и тюбиков с кремами, лосьонами, тониками и сыворотками. Названия, написанные на иностранных языках, были Юре совершенно незнакомы. Он чувствовал себя дикарем, попавшим в музей современного искусства. Дома они пользовались одним универсальным кремом для всего – и для рук, и для лица, и даже для обуви. А здесь, казалось, для каждой части тела существовало свое особое средство. На идеально чистой раковине из белого фаянса, сверкающей, словно только что отполированной, лежало розовое душистое мыло в форме изящной морской ракушки. Мыло пахло не просто цветами, а каким-то волшебным, неземным ароматом, заставлявшим забыть обо всем на свете. Юра никогда не видел такого мыла. Дома они пользовались обычным хозяйственным, серым и невзрачным, как и вся их жизнь. Запах этого мыла вызывал у него странные, противоречивые чувства: восторг и зависть, желание обладать и чувство собственной неполноценности. Он старался не смотреть на себя в большое, овальное зеркало, висевшее над раковиной. Зеркало, словно строгий судья, безжалостно отражало его уставшее, осунувшееся лицо, запавшие щеки, обветренные губы, темные круги под глазами и тусклый, потухший взгляд, в котором давно уже не осталось ни искры надежды, ни капли веры в лучшее будущее. Он чувствовал себя грязным, помятым и жалким в этом царстве чистоты и роскоши, словно бездомный пес, случайно забредший на королевский пир.
“Где у вас кран прорвало?” – прохрипел Юра, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более уверенно и профессионально. Он боялся, что Мария услышит дрожь в его голосе, почувствует его смущение и поймет, что перед ней стоит не опытный сантехник, а обычный оборванец, мечтающий вырваться из нищеты.
“В туалете, пожалуйста,” – донесся из коридора нежный голос Марии.
Юра вздохнул и медленно вошел в туалет. Здесь было тесно и душно, пахло сыростью и хлоркой. Полумрак давил на психику, создавая ощущение замкнутого пространства. Капли воды монотонно падали из соединения трубы и унитаза в небольшую лужицу на полу, отсчитывая секунды его жизни, приближая его к неизбежному. Юра посмотрел на место поломки, машинально прикидывая, сколько времени займет ремонт. Не больше получаса, если все пойдет по плану. Легкие деньги.
“Сейчас сделаю,” – сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно и уверенно. “Только руки помою.”
Юра медленно вернулся в ванную. Он подошел к раковине и снова посмотрел на розовое мыло. Оно лежало там, словно драгоценный камень, притягивая к себе взгляд и вызывая непреодолимое желание обладать им. Он взял его в руки, ощущая гладкую, прохладную поверхность и вдыхая пьянящий аромат. Мыло казалось слишком красивым, слишком совершенным, слишком нереальным, чтобы использовать его по прямому назначению. Оно было словно символом другой жизни, жизни, о которой Юра мог только мечтать.
В голове Юры, словно в растревоженном улье, начали роиться мысли. Быстрые, хаотичные, пугающие. Воспоминания, мечты, страхи – все смешалось в один неразборчивый клубок. Он посмотрел на свое отражение в зеркале. В полумраке ванной комнаты его лицо казалось бледным и изможденным. В глазах, обычно тусклых и безразличных, сейчас горел какой-то странный, нездоровый огонь. Огонь жадности, отчаяния и решимости. Он вспомнил о пустом холодильнике, о пьяной матери, валяющейся на полу в окружении пустых бутылок, о долгах за квартиру, которые росли с каждым днем, словно снежный ком. Он вспомнил о Саше и Лене, об их счастливой, беззаботной жизни, о Лене, которая всегда смотрела на него с сочувствием и жалостью, словно на больного зверька. Он вспомнил о том, что ему никогда не суждено вырваться из этой нищеты, что он обречен на вечное прозябание в этом проклятом городе, что он никогда не сможет стать кем-то другим, кем-то лучше.
“Хватит,” – прошептал Юра одними губами, словно разговаривая сам с собой. “Я не хочу так жить. Я не позволю этому продолжаться.”
В этот момент в его голове окончательно созрел план. Дерзкий, рискованный, безумный. Он стащит это ожерелье, заберет все деньги, которые найдет в квартире, и сбежит. Уедет из этого города, начнет новую жизнь. Он будет богатым, успешным, счастливым. Он будет тем, кем всегда мечтал стать.
Но что, если его поймают? Что, если он сядет в тюрьму? Эти мысли, словно ледяные иглы, кололи его сознание, вызывая приступ панического страха. Он старался гнать их прочь, не давать им завладеть собой. Он не мог позволить страху остановить его. Сейчас или никогда. У него больше нет другого шанса.
Юра медленно повернул голову и посмотрел на дверь ванной комнаты. Она была слегка приоткрыта, позволяя видеть узкую полоску коридора. Он прислушался. В квартире было тихо. Мария, наверное, на кухне, готовит чай. У него есть несколько минут, чтобы действовать, чтобы воплотить свой план в жизнь.
“Я должен это сделать,” – прошептал он, сжимая в руке розовое мыло так сильно, что костяшки его пальцев побелели. “Я должен. Ради себя. Ради своей будущей жизни.”
Решение принято. Обратного пути нет. Юра глубоко вдохнул и медленно выдохнул, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце. Он огляделся по сторонам, убеждаясь, что в ванной комнате никого нет. Приоткрытая дверь казалась сейчас предательской западней, готовой в любой момент выпустить наружу Марию. Он должен действовать быстро и бесшумно.
Юра знал, что времени у него в обрез. Мария в любой момент могла вернуться в ванную, чтобы проверить, как продвигается ремонт, или просто помыть руки. Он должен был действовать быстро и решительно.
Ключ. Ему нужен ключ. Юра украдкой посмотрел на дверь ванной комнаты. Ключ висел на небольшом крючке рядом с дверью, в непосредственной близости от Марии. Он должен был действовать осторожно, чтобы не привлечь ее внимание.
Сглотнув ком в горле, Юра медленно подошел к двери и выглянул в коридор. Мария стояла на кухне спиной к нему, что-то напевая себе под нос и перебирая посуду. Юра воспользовался моментом.
Бесшумно приблизившись к крючку, он быстро снял с него ключ. Сердце бешено заколотилось в груди. Он ощутил липкий страх. Что он делает? Куда он катится? Неужели он действительно способен на такое?
Отбросив сомнения, Юра, не мешкая, поднес ключ к розовому мылу. Мыло приятно пахло ландышами и немного пружинило под пальцами. Он на мгновение залюбовался им, но быстро взял себя в руки. Сейчас не время для сантиментов.
Осторожно, стараясь не сломать хрупкую ракушку, он вдавил ключ в мягкую поверхность мыла. Мыло податливо поддалось, оставляя четкий отпечаток. Юра надавил сильнее, чтобы углубить след, но перестарался. Кусочек мыла откололся, испортив форму ракушки.
“Черт!” - прошептал Юра, опасаясь, что Мария услышит его.
Он быстро вытер отколовшийся кусочек мыла о штаны и вернул его на место, стараясь скрыть следы преступления. Отпечаток ключа получился не очень четким, но Юра надеялся, что его будет достаточно, чтобы изготовить дубликат.
Быстро вернув ключ на крючок, Юра окинул комнату быстрым взглядом, убеждаясь, что не оставил никаких следов. Он глубоко вдохнул и попытался успокоиться.
Затем Юра прошел в туалет и, стараясь сосредоточиться, принялся за работу. Он ловко подтянул соединение трубы, заменил прокладку и тщательно проверил, чтобы больше не капало. Все заняло не больше двадцати минут.
Выходя из туалета, Юра столкнулся с Марией. Она стояла в коридоре и смотрела на него с улыбкой.
“Всё готово?” - спросила она.
Юра кивнул. Он не мог смотреть ей в глаза. Он чувствовал себя последним подонком.
“Да, всё в порядке. Больше не капает.”
Он вдруг заметил, какие у Марии красивые глаза. Большие, темные, лучистые. В них можно было утонуть.
“Спасибо, что подождали,” - быстро проговорил Юра и поспешил к выходу, стараясь как можно скорее покинуть эту квартиру, пропитанную чистотой и светом.
“До свидания!” - услышал он в спину тихий голос Марии.
Юра, не оборачиваясь, выскочил из квартиры и быстро спустился по лестнице. На улице он почувствовал облегчение. Словно сбросил с плеч тяжкий груз.
В маршрутке, едущей в сторону его района, Юра расслабился и откинулся на спинку сиденья. Он достал из кармана вейп и сделал затяжку, стараясь успокоиться.
Вдруг его осенило. Он забыл взять деньги за работу! Юра выругался про себя. Он был таким взволнованным, что совершенно забыл об оплате.
Сначала его охватила злость. Он проделал всю работу, а в итоге остался ни с чем! Но потом Юра подумал, что это даже к лучшему. Теперь у него будет законный повод вернуться к Марии. И украсть ожерелье.