Театр власти и маркетинг эпохи Людовика XIV

Театр власти и маркетинг эпохи Людовика XIV

;

Он был в бежевом поло от Ralph Lauren, с белоснежными кедами и солнечными очками в золотистой оправе. Её платье — пастельно-лавандовое, струящееся, как и её волосы, аккуратно уложенные, будто съёмка для каталога должна начаться прямо сейчас. Их невозможно было не заметить в тени готического фасада Ратуши Брюсселя.

— Bonjour, — протянул он руку. — Мы на экскурсию. Я Саша, а это моя муза.

Муза, по всей видимости, была ещё и визажистом, моделью и, возможно, куратором ленты его Instagram. У неё была лёгкая походка и тот самый взгляд, в котором читается: «Я знаю, как правильно».

— А мы не в Версале? — спросила она, оглядываясь на Гран-Плас. — Тут так… театрально.

Я усмехнулся.
— Подождите до Версаля. Там не просто театр. Там пиар-цех в масштабе королевства.

;

Он оказался пиарщиком. Продвижение брендов, проекты, тикток, Reels, а в основном — построение «образа». Его слова.

— Я вообще-то изучаю, как формируется власть через визуальный ряд, — признался он, когда мы дошли до Королевского дворца. — И знаешь… я считаю, Людовик XIV был первым великим маркетологом. Он же выстроил образ «солнца»…

Я не перебивал. Я просто знал: сегодня он получит не экскурсию, а инсайт.

;

— Вы знали, — начал я позже, когда мы уже обсуждали их поездку в Париж, — что Людовик XIV отменил все эти бесконечные поездки королевского двора по Франции? Он сказал: «Мы остаёмся в Версале».

— И как же тогда власть показывалась народу? — удивилась она.

— Он сделал экскурсионную программу. С прокатом одежды. Настоящей королевской.

Саша прищурился.
— Прокат?

— Мастерские при Версале создавали ансамбли одежды — от шляпки до каблуков. Даже крестьянин мог взять напрокат и отправиться в Версаль. Переодетый, как дворянин, он шел с экскурсией. Его включали в ролевую игру. Он как бы «смотрел шторы» — мол, он специалист по текстилю. А экскурсовод шептал: «Вот, мол, покои мадам де Монтеспан, а вот здесь утром танцует король…»

— Гениально, — сказал он. — Это же сторителлинг.

Я кивнул.
— И вы знали, что если вассал не появлялся на версальских приёмах, то король мог приехать к нему сам — с тысячей человек свиты. Это разоряло феодала на 20 лет вперёд. Поэтому все стремились сами приезжать — и клянчить привилегии. Придворная жизнь как обязательное присутствие в «ленте» монарха.

Она тихо засмеялась:
— То есть тогдашний Инстаграм — это быть рядом с королём.

;

Когда мы шли по улочкам Брюсселя, я рассказал им ещё один факт:
— Версаль строился без крепостного труда. Более 38 тысяч человек получали зарплату. Там не было рабства — в отличие от Восточной Европы.

Саша покачал головой:
— А у нас… крестьяне, которых в карты проигрывали.

Я смотрел на них. Эти красивые, современные, блестящие в своём образе двое — выглядели идеально. Но в них была пустота. Оба пытались быть кем-то. Стать «собой» — через картинку. Через маркетинг. Через чужие лайки.

И только когда она взяла его за руку у фонтана, и их пальцы переплелись — это было настоящее. Без пиара.

— Ты видишь, — сказал я тихо, — что даже иллюзия может быть прекрасной. Но без тепла она — просто мрамор.