Левашова и декабристы

ПИСЬМА

В то время, как в левом флигеле (со стороны Новой Басманной улицы) поселился жилец – близкий друг декабриста И.Д. Якушкина - кузэна Левашовой Пётр Яковлевич Чаадаев, правый  флигель служил Екатерине Гавриловне для уединения. Здесь, скрывшись от домашней суеты и повседневных нескончаемых забот по хозяйству,  женщина могла предаваться философскому чтению и переписке с близкими по духу людьми, главным образом, со ссыльными декабристами. Она всячески поддерживала их морально, посылала им книги, знакомила с новыми прогрессивными течениями и именами.

Из «Былое и думы» А.И. Герцена: «Женщина эта принадлежала к тем удивительным явлениям русской жизни, которые мирят с нею, которых все существование — подвиг, никому неведомый, кроме небольшого круга друзей. Сколько слез утерла она, сколько внесла утешений не в одну разбитую душу, сколько юных существований поддержала она и сколько сама страдала. «Она изошла любовью», — сказал мне Чаадаев, один из ближайших друзей её…».

В большой комнате флигеля, тремя окнами выходившей на проезжую часть улицы был кабинет с книжными шкафами и письменным столом. Здесь же находился диван для отдыха. Круглый столик в углу с большой масляной лампой служил Екатерине Гавриловне для уютного чтения очередных писем, которые ей передавал следящий за флигелем слуга.

Письма шли до адресата, порой, месяцами, поэтому писали их часто и по многу листов сжатым почерком, по нескольку раз переписывая черновики. Письма копировали вручную и пересылали своим друзьям.
 
С особым  интересом и нетерпением Екатерина Гавриловна ожидала писем от двоюродного брата-декабриста Якушкина. Их не прерывающаяся философская беседа длилась годами и служила поводом для обсуждения с Петром Чаадаевым и другими посетителями Басманного салона.
 

И.Д ЯКУШКИН

8 декабря 1825 г. Иван Дмитриевич Якушкин приезжает с семьёй в Москву, где узнаёт о кончине императора АлександраI .
 
Вскоре, 14 декабря, происходит восстание заговорщиков на Сенатской площади Санкт Петербурга. На совещании тайного Северного общества в Москве Якушкин предложил Фонвизину и другим поднять к восстанию московские войска, а Муханов предложил ехать в Петербург на выручку арестованных товарищей и убить государя.

Но уже 18 декабря пришло известие о поражении «декабристов» и в Москве начались аресты. На допросах на И.Д. Якушкина донесли сначала  С.П. Трубецкой, потом Н. Муравьев рассказал о намерении Якушкина в 1817 году убить царя. В январе за Иваном Дмитриевичем пришли. Его препроводили в Петербург, где в Эрмитаже Зимнего дворца подвергли первому допросу. Арестованный подтвердил своё участие в тайных обществах и факт угрозы в адрес Александра Первого, но назвать имена единомышленников отказывался даже под угрозой пыток и обещание помилования, ссылаясь на честное слово, данное при вступлении в общество.

«Что вы мне с вашим мерзким честным словом!» — воскликнул Николай I при личном допросе декабриста и отдал распоряжение «Заковать его так, чтобы он пошевелиться не мог!». В письменном повелении коменданту крепости  было сказано: «Присылаемого Якушкина заковать в ножные и ручные железа, поступать с ним строго и не иначе содержать, как злодея». Ему грозила смертная казнь с отсечением головы.
 
Для того, чтобы смягчить себе участь, И.Д. Якушкин принимает решение на очередном допросе всё же дать некоторые показания. Он называет имена уже некоторых известных комитету членов общества, умершего в 1825 году генерала Пассека и своего друга Петра Чаадаева, уехавшего за границу, как он считал навсегда. Для смягчения наказания М.А. Фонвизину Иван Дмитриевич называет его, как человека, отговаривавшего Муханова убить царя. А на себя берёт вину за то, что сам привёл на собрание малознакомого Муханова, до конца не разобравшись в нём: «Пусть узы мои стеснятся, — пишет Якушкин, — пусть буду осужден я к наистрожайшему наказанию», лишь бы быть избавленным от упрёка совести, что «малодушием или неосторожностью вверг других в несчастье».

В результате, по повелению Государя, с Якушкина к Пасхе были сняты оковы, и казнь была заменена 20-летней каторгой и высылкой на поселение. Ему были дозволены письма от жены, затем свидание с тёщей, и, наконец, с женой и сыновьями: двухлетним Вячеславом и грудным Евгением. Жена собиралась ехать за мужем, которого отправляли сначала в Финляндии, затем в Читинский острог, а после на Петровский завод. Но ей не позволили взять с собой детей, и Якушкин настоял на том, чтобы она осталась с сыновьями. Больше они никогда не увидятся.

Всего по приговору Верховного уголовного суда в Сибирь было сослано 93 декабриста, в том числе 76 человек на каторгу, 16 человек на поселение и А.Н.
Муравьев на жительство без лишения дворянства. К концу 1828 года почти все осужденные декабристы были этапированы в Сибирь.
 
Жёны получали право расторгнуть брак с осужденным без его согласия и вступить в новый брак. Осуждённые пожизненно лишались имущественных прав, всё движимое и недвижимое имущество поступало к наследникам или по завещанию, написанному до вынесения приговора или по закону. Некоторые жёны, оставив детей, добровольно поехали вслед мужьям.
 
 
ИЗ ЧИТИНСКОГО ОСТРОГА
 
Кузэн Екатерины Левашовой Иван Дмитриевич Якушкин писал из Читинского острога, что декабристы от заводских и рудничных работ освобождены и, отбывая тюремное заключение, много занимаются самообразованием. В первое время, когда декабристы ещё не имели права что-либо записывать и получать книги, они организовали в Читинском остроге «декабристский университет», где читали товарищам лекции по различным областям знаний обучали друг друга иностранным языкам. Так, Н.А. Бестужев, А.О. Корнилович и П.А. Муханов читали по памяти лекции по истории, А.И. Одоевский – по истории русской словесности, Е.П. Оболенский - по философии, Н.М. Муравьёв - по стратегии и тактики,  П.С. Бобрищев-Пушкин  обучал высшей математике, врач Ф.Б. Вольф преподавал физику, химию и медицину, Ф.Ф. Вадковский - астрономию, К.П. Торсон – механику, Д.И. Завалишин, который знал 15 иностранных языков, тоже обучал всех желающих.

Сам же И.Д. Якушкин, изучавший в Московском университете русскую словесность, в «декабристском университете» получил знания по высшей математике и выучил немецкий и английский языки.

Научной целью декабристов стало изучение Сибири. Сделав выводы из наблюдений экономического и культурного состояния Сибири, декабристы пришли к выводу, что «при хорошем управлении и администрации, радеющей о пользе края, подъёме экономики, строительстве путей сообщения и развитии просвещения, Сибирь «обещает счастливую и славную будущность» (А.Е. Розен).

Переосмысливая случившееся, важнейшей обязанностью они считали опровергнуть ложь правительственных сообщений, донести до современников и потомков правду о восстании на Сенатской площади 14 декабря 1825 г.

«В разговорах, - вспоминал И. Д. Якушкин в своих «Записках»,- очень часто речь склонялась к общему делу, и… все более и более пояснялось значение нашего общества, существовавшего девять лет…пояснялось также и значение 14 декабря, а вместе с тем становились известными все действия комитета при допросе подсудимых и уловки его при составлении доклада, в котором очень немного лжи, но зато который весь не что иное, как обман».

В то же время, бывший член «Союза спасения» Пётр Яковлевич Чаадаев в письме к своему ссыльному другу Якушкину выскажет своё сожаление о случившемся: «Ах, друг мой, как это попустил господь совершиться тому, что ты сделал? Как он мог позволить тебе до такой степени поставить на карту свою судьбу, судьбу великого народа, судьбу твоих друзей, и это тебе, чей ум схватывал тысячу таких предметов, которые едва приоткрываются для других ценою кропотливого изучения?...

Я много размышлял о России с тех пор, как роковое потрясение так разбросало нас в пространстве, и я теперь ни в чем не убежден так твердо, как в том, что народу нашему не хватает прежде всего глубины... мы никогда не размышляли, никогда не были движимы какой-либо идеей: вот почему вся будущность страны в один прекрасный день была разыграна в кости несколькими молодыми людьми, между трубкой и стаканом вина».
 
Декабристы осознавая во многом ошибочность своих идей и действий, постепенно постигали подлинный исторический смысл событий, приведших их в Сибирскую каторгу. Например, А.П. Беляев признавался: «…революционеры вместе с собой приносят преимущественно в жертву людей, вероятно, большею частью довольных своей судьбой и вовсе не желающих и даже не понимающих тех благодеяний, которые им хотят навязать против их убеждений, верований и желаний... Я вполне убежден, что только с каменным сердцем и духом зла, ослепленным умом можно делать революции и смотреть хладнокровно на падающие невинные жертвы».
 
В течение долгих лет заточения и изгнания декабристы постигали подлинный исторический смысл событий, приведших их в Сибирскую каторгу. Выступление на Сенатской площади было изначально обречено на провал. «Страшно далеки» были, согласно ленинскому выражению, декабристы от народа. А революционная ситуация, которая возникла, было, после войны 1812 года, так и не вызрев, уже к 1925 году успела смениться реакцией - пришла «аракчеевщина».


ИЗ ПОСЕЛЕНИЯ В ЯЛУТОРОВСКЕ
 
Осенью 1836 года Иван Дмитриевич Якушкин уже пишет Екатерине Левашовой с места своего сибирского поселения – из Ялуторовска.

Вокруг - тайга, протекает  река Тобол.  Иван Дмитриевич снимает две комнаты для жилья на втором этаже деревянного дома у местной мещанки. Скромный быт его вполне устраивает, так как считает, что для поддержания душевного и физического здоровья вполне достаточно иметь самую необходимую пищу и одежду. На высоком столбе возле дома он устанавливает ветрометр, который долго приходится отстаивать, доказывая, что не прибор влияет на качество погоды, а наоборот.
 
Якушкин плавает до заморозков в Тоболе; катается зимой на коньках,  чем пугает местное население, которое раньше не видали ни коньков, ни так быстро двигающихся "чертей" на льду.

К большому сожалению, с ним нет его семьи: жены Анастасия Васильевна и детей. Когда Ивана Дмитриевича арестовали, старшему сыну Вячеславу было 2 года, а Евгений только родился. Первые два года, когда Якушкина  содержали в крепости Роченсальм в Финляндии, жена его изредка навещала. Получила она разрешение императора и последовать за мужем в Сибирь, но ей не позволили взять с собой детей, а Иван Дмитриевич настоял на том, чтобы она подняла сначала сыновей.

Анастасия Васильевна еще раз ходатайствует о поездке к мужу в 1832 году, но получает отказ. Больше они никогда не увидятся. Однако И.Д. Якушкин постоянно пишет жене, детям и тёще письма, делится событиями и мыслями, поддерживает их в печали и радости, даёт наставления.
 
В Ялуторовске Иван Дмитриевич Якушкин занимается любимой философией. Он штудирует шеститомную "Историю новой философии" И.Ф. Буле, пишет трактат "Что такое жизнь?".

Вместе с ним живут в городке декабристы М.И. Муравьёв-Апостол,   Н. В. Басаргин, В.И. Враницкий, А.В. Ентальцев , Е.П. Оболенский, И.И. Пущин, А.И. Черкасов.
 
Иван Дмитриевич Якушкин снова полон планов на обустройство счастливой жизни для народа. И пусть это будет обустройство пока небольшого сибирского городка, но лиха беда – начало.

Он, за плечами у которого образование в Московском и «декабристском» университетах, помогает неграмотным составлять заявления, прошения, другие деловые бумаги. Но считает, что гораздо нужнее, научить как можно больше местных людей грамоте, дать им фундаментальные знания.

В Ялуторовске с населением около трёх тысяч человек было уездное училище. Но оно пользовалось дурной славой из-за частых, порой совсем не справедливых  телесных наказаний детей. Однако, загоревшись идеей открыть ещё и частную школу, Якушкин встречает яростный отпор: как можно государственному преступнику лезть в образование детей? Да и сами дети не горят желанием. Как-то один мальчишка сказал Ивану Дмитриевичу: "Зачем нам ходить к вам в школу? Нас родители дома и так достаточно бьют".

Поэтому для начала, приходилось довольствоваться открытием школы для крестьянских детей в поселении Жуково. Но после всё же в городе произойдёт, благодаря декабристам, большой образовательный и культурный скачок: Ивану Дмитриевичу Якушкину удастся осуществить давно задуманный проект в деле просвещения Ялуторовских детей. А дело было так.

На удачу, в Сретенский собор, который посещали декабристы, переводят протоирея С. Я. Знаменского. Вот с его помощью и удаётся в 1842 году построить первую школу для мальчиков. С финансированием помогли местные купцы и деньги декабристов, которые те получали из дома. Но открытие школы снова не обошлось без трудностей. Смотритель местного уездного училища вообразил, что Иван Дмитриевич метит на его место, и стал засыпать Тобольск  доносами на него. Следователи приезжали, брали показания у местных жителей, выясняли, не ведет ли И.Д. Якушкин антиправительственных разговоров, не делает ли попыток поднять крестьян на бунт. Уличить педагога Ялуторовского училища во лжи помогло заступничество Знаменского и его связи в Тобольске.

Обучение было платным, но оплату учёбы одарённых детей Якушкин брал на себя сам. В школе декабристы преподавали священную историю, географию, арифметику, чистописание чтение на славянских языках. Из-за небольшого помещения, обучение проходило по ланкастерской системе: учитель рассказывал материал одному или двум ученикам, а они должны были этот материал рассказать остальным детям.
 
В отличие от правил в училище, в школе Якушкина мальчиков не наказывали битьем. При нарушении школьной дисциплины, ученику для осознания своего поведения, на парту ставили табличку с указанием его проступка. В то время это было новое слово в воспитании. Иван Дмитриевич сам ведёт занятия, готовит пособия и методическое руководство по основным предметам.

В итоге, с 1842 и по 1856 год, когда декабристы были освобождены от ссылки, мужское приходское училище Ялуторовска окончил 531 мальчик.

В 1846 году умирает жена Ивана Дмитриевича, А.В. Якушкина (Шереметьева), которой, несмотря на все хлопоты, так и не разрешили приехать к мужу. В память о скончавшейся верной супруге декабрист принимает решение о создании первой в Сибири женской школы. Официальное руководство на себя снова берёт протоиерей Сретенского собора С. Я. Знаменский. Декабристы, купцы - благотворители и родители девочек собирают денежные средства. Школа платная. Однако, полную месячную плату вносили лишь зажиточные родители, недостачу же покрывали декабристы и благотворители.
 
Первые четыре года школа арендовала помещение, но потом было построено отдельное здание. Девочки занимались вышиванием, чтением, письмом, языками, изучали  ботанику и зоологию.

За 10 лет в ялуторовской женской школе прошли обучение 240 учениц, из них 192 — полный четырёхгодичный курс. За опытом в училища Якушкина и Знаменского стали обращаться педагоги из Омска, Тобольска, Ишима, Иркутска.


 
 
ДЕКАБРИСТЫ - ПОСЕЛЕНЦЫ
 
В Ялуторовске Иван Дмитриевич Якушкин общается и с другими декабристами-поселенцами. Со старым другом Матвеем Ивановичем Муравьёвым-Апостолом, с которым вместе служили в Семёновском полку, прошли Отечественную войну и создавали первое тайное общество, они много обсуждают и анализируют прошлое. Когда-то  оба для достижения декабристских целей были готовы пойти на свержение монархии и убийство царя.

Матвей Иванович Муравьёв – Апостол вместе с братом Сергеем обучались в частном пансионе в Париже, а затем в институте Корпуса инженеров путей сообщения.

Матвей Иванович принимал активное участие в организации и деятельности преддекабристских организаций «Союз спасения» и «Союз благоденствия».
 
Декабристами были и братья Матвея Ивановича Муравьёва-Апостола, сыновья придворного и дипломата при Екатерине II и Павле I: Ипполит Иванович и Сергей Иванович. Они приходились праправнуками гетману левобережной Украины Даниилу Апостолу (Матвей Артамонович Муравьёв женился на внучке гетмана, Елене Петровне).

В 1821 г. на основе «Союза благоденствия» появились Северное (в Санкт-Петербурге) и Южное (на Украине) тайные общества. Лидером Южного общества, которое придерживалось более радикальных реформ и установления конституционной монархии, стал Сергей Иванович Муравьёв-Апостол. В миссию же Матвея Ивановича входили переговоры о координации действий этих двух обществ в Санкт-Петербурге.
Выступления, готовившиеся декабристами, он считал несвоевременными и обречёнными на поражение, стремился предостеречь братьев от опрометчивых шагов.

Но не смотря на это, уже после восстания декабристов, все братья: Матвей, Сергей и Ипполит Муравьёвы-Апостолы  стали участниками восстания Черниговского полка на Украине (29 декабря 1825 – 03 января 1826 гг). Руководил восстанием Сергей, который во время боёв получил ранение в голову, а девятнадцатилетний Ипполит, не желая сдаваться в плен, застрелился.

После суда над декабристами Матвей Иванович пережил тяжёлое психическое расстройство, сопровождавшееся мыслями о самоубийстве, от которых его спасло увещевательное письмо брата Сергея. Считается, что именно под влиянием тяжёлого душевного состояния он дал откровенные показания о деятельности декабристов. В итоге, Матвей Иванович был приговорен к каторге с последующей отправкой в Сибирь, а Сергей Иванович Муравьёв-Апостол – казнён в Петропавловской крепости в числе пятерых руководителей заговора.

Матвей Иванович Муравьёв-Апостол, которому каторгу с годами заменили на поселение,  приехал в Ялуторовск на поселение с семьёй и приобрёл деревянный дом у разорившегося курганского купца. Бывший дворянин теперь вёл тихую жизнь: занимался хозяйством и охотой,  лечил бедных жителей города. Родной сын супругов Муравьёвых – Апостолов рано умер, и они воспитывали двух приёмных дочерей.

Со временем, дом Муравьёва - Апостола приобрёл вид маленькой дворянской усадьбы и стал местом сборов декабристов, живших здесь на поселении . Бывшие дворяне собирались по воскресеньям вместе пообедать, помузицировать, поиграть в карты. Они читали вслух письма от друзей, обсуждали последние новости, вспоминали прошлое и спорили.
 
Здесь останавливались и проездом некоторые декабристы: В. К. Кюхельбекер, С. П. Трубецкой, М. А. Фонвизин, С. Г. Волконский и другие.

До конца жизни оставшись верным своему прошлому, Матвей Иванович Муравьёв-Апостол станет известным автором воспоминаний о декабристах, которыми охотно будет делиться со Львом Николаевичем Толстым для его знаменитого романа. Скончался в Москве в 1886 г. в возрасте 93 лет.

В 1935 году во время ремонта печи бывшего дома Матвея Муравьёва - Апостола в Ялуторовске обнаружили старинную бутылку из зелёного стекла с запечатанным горлышком. Внутри было письмо, написанное декабристом для потомков. Теперь эта бутылка с письмом является самым ценным экспонатом местного музея декабристов.
В переписке с друзьями, М.И. Муравьёв-Апостол «всегда благодарил Бога на неудачу 14-го декабря…», говорил, «что мы жестоко ошибались…». В своей статье «Непостижима дерзость безумцев» Матвей Иванович Муравьёв – Апостол скептически высказался по поводу применения в России европейских радикальных социально-политических теорий, упоминая социализм и коммунизм наряду с «прочими заграничными бреднями и утверждая, что «революция искажает общественную нравственность до мозга костей».

  *
 
Другой декабрист, друг и однокурсник Александра Пушкина Иван Иванович Пущин, который в 1825 году познакомил поэта с существованием тайного общества, сначала за активное участие в восстании был приговорён к смертной казни, но затем казнь заменили вечной каторгой и заключением в Шлиссельбургскую крепость. Со временем наказание смягчили. И, оказавшись теперь на поселении в Ялуторовске, Иван Иванович помогал нуждающимся и вёл обширную переписку с друзьями на воле.

Позднее с ним в одном доме в Ялуторовске будет жить бывший князь и начальник штаба восстания Евге;ний Петро;вич Оболе;нский.

Вместе с Н.В. Басаргиным Е.П. Оболенский купит в Тоболе – в семи верстах от Ялуторовска мельницу, и они будут оказывать местным жителям материальную и юридическую помощь.

Никола;й Васи;льевич Басарги;н, хотя и был активным участником тайных обществ, непосредственное участие в декабрьском восстании на Сенатской площади не принимал. В августе 1825 года от простуды у него умерла жена, и от такого потрясения у него отнялись ноги. Взяв отпуск, он уехал во Владимир к брату. Николай Васильевич, претерпев все муки заключённого, станет потом на твёрдую позицию того, что преступников «следовало бы лечить с особенным вниманием и любовью, а не преграждать им все пути к исправлению».

Декабристу,  барону Алексе;ю Ива;новичу Черка;сову, переведённому на поселение в  Ялуторовск, в 1837 году было разрешено отправиться рядовым пехотного полка на Кавказ. А выйдя в отставку в 1842 году, он под строгим секретным надзором полиции уже жил в имении своей мачехи.

Однако, можно сказать, что не всем поселенцам так «повезло» в Ялуторовске. Декабристы, ветераны Наполеоновских войн Андрей Васильевич Ентальцев и Василий Иванович Враницкий так и останутся похороненными в этой земле.
 
Надо сказать, что участь ссыльных не всегда оказывалась легче участи отправленных на каторгу. Одиночество в глухих краях, отсутствие взаимопонимания и контактов с единомышленниками, длительная разлука с родными людьми, нередко приводили к неизбежному концу очень быстро.

Андрей Васильевич Ентальцев приехал в Ялуторовск с супругой, приобрёл у коллежского советника  большой дом, занялся медициной, сам готовил лекарства. Андрей Васильевич, как и барон Алексей Черкасов, подавал ходатайство о разрешении вступить ему рядовым в Отдельный Кавказский корпус, но его просьба была отклонена.

Находясь постоянно жертвой доносов «благодарных жителей», А.В. Ентальцев сходит с ума и в 1842 году умирает.

Не человеческие условия каторги не выдерживает и психика Василия Ивановича Враницкого. Приехав на поселение в  Ялуторовск уже в тяжёлом душевном состоянии, он, испытывая крайнюю материальную нужду, отказывается от помощи, и умирает в 1832 году.

 
ДЕКАБРИСТ БЕЗ ДЕКАБРЯ
 
Вслед за мужем – «декабристом без декабря» князем Фёдором Петровичем Шаховским хотела ехать и его жена – несостоявшаяся любовь Ивана Якушкина, сестра Ивана Щербатова и братьев Чаадаевых  Наталья Дмитриевна Шаховская (Щербатова). Но она, также как и супруга Ивана Якушкина, была в это время в положении вторым ребёнком: «Жену свою оставил я в селе Ореховце в тяжёлой беременности с мучительными припадками — с нею сын наш Дмитрий шести лет. Если бог укрепил силы и сохранил дни её, то в половине сего месяца должна разрешиться от бремени», - писал Шаховской. Фёдор Петрович запретил жене своей даже думать об отъезде за ним в Сибирь, он хотел, чтобы та родила ребенка дома и воспитывала детей в достатке, взяв в опеку, перешедшее к сыновьям от их отца наследство.

Повод для осуждения Ф.П. Шаховского был тот же, что и у Якушкина: участие осенью 1817 года в совещании членов тайного общества у Александра Николаевича Муравьёва, который высказал мысль о необходимости убить Александра I.
 
Но в отличие от отвергнутого любимой женщиной Ивана Якушкина, который тогда жаждал пролития крови, обласканный ею будущий супруг, 21-летний Фёдор Петрович Шаховской не выказывал поддержку и отрицал на  допросах свою причастность к ужасной затее. Он пояснял, что давно порвал с тайным обществом и жил с семьёй помещичьим хозяйством в Арзамасской глубинки.
 
Никита Михайлович Муравьев, Михаил Фонвизин, Сергей Муравьев-Апостол тоже  подтверждали невиновность Шаховского.

В то же время Иван Якушкин, давая показания, говорил уклончиво, что не помнит того, одобрил ли тогда Шаховской предложение покушения на царя. А Александр Муравьёв, письменно уверявший дознавателей: «сердце мое не участвовало в этом», «обманут был сам собой»…высказывался более конкретно: «…по сему вспоминаю, что князь Фёдор Петрович Шаховской был тут, и сделал сиё предложение. Но говорил ли он с  большим жаром, нежели прочие, - я бы солгал, если бы его во всём обвинил, впрочем, он обыкновенно говорит громко».

Итогом стало то, что Фёдора Шаховского приговорили к лишению чинов, дворянства и пожизненной ссылке, которую по случаю коронации Николая I заменили двадцатилетней. Князь был выслан на границу вечной мерзлоты - в Туруханск Енисейской губернии.  Александр Муравьёв тоже был осужден, но остался дворянином, с семьёй его не разлучили, и уже через пару лет стал снова подниматься по карьерной лестнице: с 1856 года по 1861 год он займёт пост военного губернатора Нижегородской губернии.

У Фёдора Петровича сложилось всё гораздо трагичнее: также как у А.В. Ентальцева и В.И. Враницкого, его психика не выдержала. «Буржуйская изнеженность», как скажет иной обыватель. Но нет. Князь стойко и довольно долго держался. В Туруханскую глубинку супруга присылала Шаховскому книги, бумагу, готовальню для черчения, краски и кисти для занятием живописью, гитару, одежду, деньги. Фёдор Петрович занимался минералогией, изучал лекарственные травы и даже заменял лекаря, изучал быт местного населения. Он разъяснял крестьянам, как лучше разводить на огороде овощи, правильно сажать картофель, а детей обучал чтению и счёту.
 
«Вот ещё письмо от тебя, нежный друг мой!- пишет Фёдор Петрович любимой жене, - Благодарю тебя, что ты так часто пишешь; отрада получить весть о тебе и милых детках, это составляет прелестнейшее утешение в жизни моей. Все посылки твои, особенно книги, тем приятнее для меня, что я попечению нежной и сердечной супруги, моей обязан развитию способностей моих и познаниям, которые распространяют круг деятельности и наблюдательной жизни, уносят меня в мир, где душа черпает ясность и вдохновение в созерцании природы, искусств, открытий и явлений».

Прознав о растущей популярности Шаховского, ему местные власти запретили заниматься медициной и педагогикой, а вскоре перевели в Енисейск. К измучившему Фёдора Петровича грузу несправедливости и предательства добавилось чувство полной безысходности, отсутствие смысла жизни. А по приговору, впереди ещё 18 лет ссылки…

Вспомнилось, как 4 января 1826 года в церкви села Ореховец дворянский заседатель Корсаков привёл его к присяге Николаю I; как к вечеру 1 марта у ворот родного дома появились нарочные, как он дал указание запрячь тройку, и, поцеловав беременную жену и сынишку, тронулся в путь по Арзамасскому тракту в Нижний Новгород. В тот день Фёдор Петрович был совершенно спокоен, ведь он знал, что к восстанию на Сенатской площади не причастен, и ни в чём не виновен. Князь только хотел побыстрее добраться до Петербурга, чтобы перед государем ускорить свое оправдание и вновь вернуться к безотлагательным весенним делам имения.

В Санкт- Петербург нижегородский губернатор А.С. Крюков отправил Шаховского уже на казённых лошадях, в сопровождении квартального надзирателя. Это он послал срочное письмо военному министру Александру Татищеву о подозрениях в отношении отставного майора князя Федора Шаховского и его участия в «Союзе благоденствия». Что это было? Личная месть? Обида за арестованных сыновей-декабристов?

 Сын Крюкова Николай  был заключён в Петропавловскую крепость 6 января, а Александр – 9 января 2006 года. Оба – активные члены «Союза Благоденствия», были сосланы на каторгу в Сибирь, а спустя десять лет - на поселение в город Минусинск. На каторге много читали, писали трактаты, Николай организовывал в казематах музыкальные вечера и спектакли, пел в хоре (бас). В Минусинске женились, поселились в собственном доме, организовали высокодоходное хозяйство, занимались земледелием, скотоводством, благотворительностью. По ходатайству матери Александр вступил в гражданскую службу: был коллежским регистратором. Николай стал хорошим столяром и слесарем, изготавливал мебель...
 
В будущем сыновей губернатора А.С. Крюкова ожидала, конечно, не свобода, но всё же жизнь. Князя Ф. П. Шаховского лишили и того и другого.
И вот, в июне 1828 года енисейский губернатор сообщает Бенкендорфу о сумасшествии Шаховского.

Наталья Дмитриевна о болезни мужа узнала из письма Александры Муравьёвой – жены декабриста Никиты Муравьёва, с которой вела переписку.  Муравьёвой же, в свою очередь, эту новость сообщил декабрист Сергей Иванович Кривцов, он писал:
«Проезжая через Енисейск, я нашел бедного Шаховского в жалком положении: худой, тусклые и блуждающие глаза, сотрясается непрестанно конвульсивными движениями, которые слишком доказывают состояние его бедного мозга. За почти полчаса, проведенные мною у него, я не смог извлечь из него ни одного осмысленного слова. Он говорил мне о своих беседах с богом, о непрекращающихся искушениях его дьяволом, об его конституции, по которой уже управляют Сибирью и т.п., и все это выпаливается с такой скоростью и так перемешано, что можно подумать, будто слышишь речь сразу нескольких человек. Причина его помешательства точно неизвестна, но когда он прошлой зимой получил портреты своих детей, это так возбудило его, что вскоре он впал в состояние, в котором я его нашел. Уже много месяцев он не пишет более своей жене и не получает никаких известий».

Н.Д. Шаховская хочет поехать к супругу, оставив сыновей у отца, но разрешения не получает. Лишь спустя полтора года после обнаружения заболевания, зимой, Николай I повелел: «Отправить для содержания в острог Суздальского монастыря на том положении, как содержатся в оном прочие арестанты…с разрешением жене жить близ монастыря и иметь попечение о муже».

Заботливая Наталья Дмитриевна высылает деньги сопровождающим князя, чтобы те позаботились о тёплых вещах в дорогу: приобретают фуфайки, рукавицы, две меховые шубы, меховую обувь, шапку. Но в марте 1829 года князя привозят в Суздаль обмороженным: «Оказались на нём ознобленными нос, ухо, три пальца левой ноги и мизинцы на обеих руках, причем на мизинце левой руки не оказалось ногтя» - значилось в медицинском свидетельстве.

Сохранилось последнее письмо Натальи Дмитриевны из Москвы от 18 апреля 1829 года: «Друг мой! В конце прошлой недели узнала о твоем прибытии в Суздаль. Мы опять скоро увидимся. Ты прижмешь к сердцу детей. Дурная дорога и разлитые реки препятствуют мне исполнить немедля необходимое желание моего сердца — тебя увидеть. На той неделе при первой возможности отправлюсь к тебе, другу моему, возблагодарим всевышнего… Дети, слава богу, здоровы, Митенька начинает хорошо писать, а Ваня так мил, что и пересказать не сумею. Посылаю к тебе Лариона, который при тебе останется, и с ним немного белья и прочих безделок».
Но вот, они все уже рядом... Шаховская добилась, чтобы мужа регулярно посещал врач... однако ее любимый окончательно ушёл в свой мир и уже не мог воспринимать реальность. Казённые отчёты свидетельствуют: «Государственный преступник Шаховской в течение марта месяца находится в помешательстве ума, сопряженном с дерзостью и упрямством… 6 мая государственный преступник находится в сильном помешательстве и не принимает пищи». Позднее он отказался и от воды.

22 мая 1829 года Федора Петровича  в возрасте 33-х лет не стало. Жене не разрешили похоронить тело мужа даже в родном Ореховце. По распоряжению Николая I князя Фёдора Петровича Шаховского упокоили на арестантском кладбище монастыря.

Наталья Дмитриевна Шаховская, урождённая Щербатова, так и не смогла подавить в себе горькую обиду за несправедливо сломанную судьбу. Оставаясь верной своему покойному мужу, она прожила очень замкнутую жизнь в Москве, в доме своего отца на Малой Никитской, растила сыновей Дмитрия и Ивана, вместе с незамужней сестрой Елизаветой. На лето   выезжала в подмосковное имение Рождественское. Не любила Петербург, не интересовалась великосветскими новостями. С братьями Чаадаевыми Наталья Дмитриевна тоже больше не увидится, как и с вернувшимся после ссылки ненадолго так любившим её когда-то И.Д. Якушкиным.

Её не станет в 1884 году, в возрасте 88 лет, когда внук князь Дмитрий Иванович Шаховской закончит Московский, а затем Петербургский университет и станет активным участником земского движения.
 
Хорошо, что бабушке не дано будет узнать, как история спустя поколение повторится. Один из руководителей партии кадетов, министр государственного призрения во Временном правительстве, Дмитрий Шаховской после революции останется на Родине. Во времена СССР будет служить в ГОСПЛАНе, заниматься наукой и литературой, проводить исследования по истории русского революционного движения, публиковать документы и статьи о жизни и деятельности Чаадаева, о декабристах и русской литературе XIX века.

Летом 1938 года, в возрасте 77 лет  Дмитрия Ивановича арестуют, в ходе обыска на квартире конфискуют весь семейный архив и поместят в Лефортовскую тюрьму.
Хлопотавший за старого друга академик В. И. Вернадский будет искать встречи с генеральным прокурором А. Я. Вышинским с тем, чтобы обсудить судьбу «дорогого друга Дмитрия Ивановича Шаховского, одного из благороднейших и морально высоких людей, с которыми я встречался в своей долгой жизни».

Внука «декабриста без декабря» Шаховского  вынудят написать заявление с признанием собственной вины в контрреволюционной деятельности, но он решительно откажется давать показания против других лиц. 15 апреля 1939 года Дмитрия Ивановича Шаховского как участника "антисоветской террористической организации" расстреляют.

Всё в жизни взаимосвязано, всё имеет свою историческую аналогию.


Продолжение: http://proza.ru/2025/04/05/827

"СВЕТ И ТЕНИ МОСКОВСКОГО ФЛИГЕЛЯ".
К началу сборника:http://proza.ru/2025/03/21/914


Рецензии