Джеймс Энсор-бунтарь во имя идеала

Статья из журнала Les Plats Pays № 10 (2024), написанная Хендриком Тратсаэртом и переведенная на французский Максимом Киником 29 января 2024 года

Джеймс Энсор был не просто одиноким художником, рисовавшим фантастические маски. Он был бунтарем, который использовал свою известность, чтобы напоминать миру о таких ценностях, как красота и созидательная сила искусства. Он верил, что окружающий нас мир прекрасен.

Современные справочники по истории искусства ставят его в один ряд с Ван Гогом, Мунком и Сезанном, называя новатором и предтечей модернизма. Однако в период между двумя мировыми войнами Энсора воспринимали как «художника для художников» — того, чье творчество в первую очередь ценили его коллеги. Но может ли какой-либо другой художник похвастаться тем, что такие мастера, как Василий Кандинский, Эмиль Нольде и Морис де Вламинк, специально ехали в Остенде, чтобы встретиться с ним в его мастерской? Разве это не было своего рода паломничеством?

Слава Энсора особенно возросла после его смерти. Однако уже в последние десятилетия его жизни интерес к художнику из Остенде начал стремительно расти. В относительно недавнем прошлом ретроспективные выставки, посвящённые его творчеству, прошли в Нью-Йорке, Лондонской Королевской академии художеств и парижском музее Орсе. В декабре 2023 года, к 75-летию со дня его смерти, был объявлен Год Энсора. Его отметили насыщенной программой мероприятий как в Остенде — родном городе художника, так и в Антверпене, где в Королевском музее изящных искусств хранится крупнейшая в мире коллекция его работ. Энсор, безусловно, заслужил такое признание — и его по достоинству чествовали.

Антибуржуазный дух художника

Так было не всегда. В период расцвета его творчества — примерно между 1880 и 1900 годами — интерес к его работам был обратно пропорционален его уверенности в собственном таланте. Иными словами, и публика, и критики (за редкими исключениями) не проявляли особого восторга перед его искусством. Он оставался на периферии художественного сообщества.

Отчасти это объяснялось тем, что Энсор не был столичным художником. Его жизнь в провинциальном Остенде в сочетании с бунтарским характером не способствовала широкой известности. Однако главным препятствием на пути к признанию было то, что он значительно опережал свое время.

Его эстетика — это сплетение множества элементов, не подчиняющееся определённым правилам или единому стилю. Он полностью игнорировал существовавшие на тот момент художественные направления, создав свой собственный язык и своё уникальное течение, единственным представителем которого был он сам. Новаторство Энсора проявлялось не только в живописной манере, но и в выборе сюжетов. Его работы актуальны и по сей день.

К тому же, будучи убеждённым антибуржуа, он не боялся критиковать общество, в котором жил. Ему претила его классовая структура, и этот принцип он сохранял на протяжении всей жизни — вплоть до глубокой старости. Даже когда в 1929 году его посвятили в бароны, его взгляды не изменились. Лишь злые языки утверждали, что он отрёкся от своих убеждений, но его памфлеты и яростные выступления доказывали обратное.

В эпоху слепой веры в рациональность науки Энсор решительно выступал против вивисекции, а также ратовал за сохранение исторических зданий позднего Средневековья. Однако многие выступали против этого, требуя: «Избавиться от этого старого хлама!». Кроме того, будучи интуитивным сторонником того, что в будущем станет известно как экология, он осуждал разрушение прекрасного побережья Северного моря с его песчаными дюнами. Задолго до появления самого понятия экологического активизма Энсор критиковал застройку: берега начали заливать бетоном, возводя современные дома.   

Бунтарь навсегда

Этот аспект его личности со временем старались затушевать, оставляя лишь однобокий образ одинокого нарцисса, плывущего против течения. В результате в массовом сознании утвердился именно этот облик — в ущерб образу эксцентричного и вычурного «барона», который при этом сохранял душу бунтаря.

Бунтарский город Остенде

Итак, Энсор поднял мятеж. Но в какой среде родился этот бунтарь? Помимо природных черт характера и преклонения перед модернизмом, значительную роль сыграли его окружение, профессиональный опыт и семейная жизнь.

Подростковый период жизни Джеймса Энсора был далёк от идиллии. Его мать, властная и энергичная женщина, торговала на рынке и пыталась продавать «маленькие картины» сына. Когда стало ясно, что это не принесёт дохода, она утратила к ним всякий интерес. Отец Энсора — обедневший английский интеллектуал — так и не смог найти себе места в грубой, простонародной среде, в которой оказался. Юный Энсор стал свидетелем бесконечных семейных ссор, а затем и гибели отца, который спился. Эти детские впечатления породили у него такое отвращение, что его личная жизнь ограничилась лишь платоническими отношениями и тайными связями.

От матери и бабушки, владевших сувенирной лавкой, Энсор унаследовал две страсти: любовь к карнавальным маскам и резкий, грубый остендский диалект. Можно предположить, что именно отсюда происходят встречающиеся в его карикатурах язвительные, порой непристойные лозунги и самоирония. Один из его друзей-писателей, проведя несколько недель в Остенде, охарактеризовал Энсора как «дерзкого и кипящего». Жители побережья никогда не славились утончённостью — скорее, прямолинейностью и умением говорить в лоб.

Какой разительный контраст разделял бедный рыбацкий квартал с его грубо сколоченными домами и рыбным рынком — и элегантную набережную всего в нескольких сотнях метров! По ней в эпоху расцвета курорта прогуливались венценосные особы, включая шаха Персии. Как мог не ощущать этот контраст юный художник с ранимой душой? Насколько далёкой казалась ему блестящая светская жизнь, несмотря на то, что его дом находился всего в пятидесяти метрах от пляжа! Без сомнения, эти наблюдения вызывали в нём гнев и формировали осознание социального неравенства.

Скандальные легенды

Бунтарский дух Энсора проявился и в его искусстве. Едва перешагнув двадцатилетний рубеж, он уже считался многообещающим художником. В 1883 году он присоединился к авангардному кружку «Двадцать», созданному в противовес импрессионистам. Однако его участие оказалось скорее номинальным: именно его работы движение игнорировало, что серьёзно ударило по его финансам.

Его шедевр — монументальное полотно Вход Христа в Брюссель в 1889 году — не приняли на выставку салона «Двадцати» в Брюсселе. В то же время там была представлена картина Полдень на острове Гранд-Жатт (1886) пуантилиста Жоржа Сёра, признанная знаковой работой того же салона. Энсор не преминул раскритиковать это произведение, изображающее мужчин и женщин высшего общества, отдыхающих у Сены, и назвал его буржуазным искусством.

Другая работа Энсора

Картина Купальщики в Остенде, хотя и была принята на Выставку Свободной эстетики в 1891 году, оказалась спрятанной в заднем зале, да ещё и скрытой за занавесом. Почему же к ней отнеслись с таким пренебрежением? По мнению критиков, в обеих ключевых работах Энсора содержались скандальные сюжеты и непристойные сцены, которые, по их мнению, не стоило выставлять на обозрение публики.

К тому моменту художник уже принял новый стиль — как в живописи, так и в тематике. Он начал переписывать «академические» картины своей юности, добавляя маски. Например, в его работе 1877 года, изображающей мужчину с тёмной кожей в набедренной повязке, держащего на палке попугая, через тринадцать лет появились удивлённые маски, пристально разглядывающие героя. Энсор также переделал свой автопортрет, добавив шляпу с цветами в стиле маскарада. Однако, подражая великому Рубенсу, он этим жестом одновременно заявлял о своём месте в истории искусства.

Энсор стремился возвысить мир, в котором чувствовал себя одиноким и потерянным. Главенствующий в ту эпоху язык живописи был недостаточен, чтобы выразить его внутренний мир и взгляд на реальность. Для этого ему были нужны маски, переодевания и скелеты. Маски скрывают, кем человек является на самом деле, но одновременно раскрывают, кем он хочет быть. Тематика Энсора — это не просто карнавал, а экзистенциальный поиск. Новый стиль стал для него способом выразить разочарование в человеке и искусстве своей эпохи.

Художник, который когда-то стремился к ранней славе, превратился в бунтаря живописи и мастера масок. Абсурдность, за которую его критиковали современники, позже была признана критиками как отличительная черта его творчества.

Разум — враг искусства

С конца XIX века художник выступает против живодерства и участвует в движении защиты животных. Он присоединяется к группе единомышленников, добивающихся принятия в бельгийском парламенте законодательства, пусть и минимального, но защищающего животных. К этому времени Энсор был уже пожилым человеком, но хорошо помнил своё детство, когда был свидетелем жестокого обращения с собаками-поводырями, которых били до крови. Ослики, тянущие знаменитые пляжные тележки вдоль морского побережья, подвергались тем же избиениям. Эти сцены породили в душе чувствительного юноши протест и ярость, которые он позже выразил в своём творчестве и публичных выступлениях.

На своих картинах он изобразил несколько гротескных сцен с лозунгом: "Бельгийцы — живодёры, безжалостные". На званых ужинах он использовал свой титул барона, чтобы привлечь внимание к проблеме жестокого обращения с животными. Будь то члены Королевской академии Бельгии, судьи, консулы или мэр, он не упускал возможности высказать свою позицию:"Я поклялся бороться с дикостью живодёрства и всего, что его сопровождает. И считаю, что любой случай, даже этот банкет, подходит для этой цели. Так что я воспользуюсь возможностью, но буду лаконичен."

После этого вступления он часто переходил к критике Декарта, упрекая французского философа за его позитивистскую риторику, ставившую науку выше человеческих ценностей. "Разум — враг искусства", — заявлял Энсор. В одном из выступлений он добавил: "Нездоровые доктрины Декарта были разработаны, чтобы стерилизовать человеческое сердце во имя чистого разума."

Но и в наше время не продолжает ли доминировать тот же дискурс антропоцентризма, ставящего человека выше животного и планеты, с вытекающими последствиями?

Сохранение природы и культурного наследия

Эти темы были важны для Энсора. Прибегая к языку творчества, он разоблачал лицемерие общества, обвиняя его в "осквернении красоты" так же, как бывает осквернение короля или полиции. Энсор выступал за сохранение дюн на побережье, восхваляя их грацию и природную гармонию. Он писал об этом в своих эссе и речах, собранных в "Моих писаниях". В "Угрозе красоты: Дюны" (1921) он призывал: "Протестуем от Остенде до Бланкенберге, потому что девственность дюн атакована". Тем не менее, значительные участки бельгийского побережья были застроены, что нанесло ущерб не только уникальному экологическому биотопу, но и естественному барьеру против бурь и приливов.

Энсор также боролся за сохранение Пепербусса — романской башни с остроконечной крышей, датируемой 1438 годом, — последнего остатка сгоревшей церкви Святого Петра (Sint-Petruskerk). Он проявил тот же активизм в защиту церкви XIV века Нотр-Дам-де-Дюн (Onze-Lieve-Vrouw-ter-Duinen) в Мариакерке, которую неоднократно изображал в своей молодости. В конце XIX века муниципалитет Остенде хотел снести этот храм ради расширения города, но этот проект так и не был реализован. Полвека спустя тот же муниципалитет почтил память Энсора национальными похоронами, и он был похоронен рядом с этой церковью.

Наследие Энсора

Джеймс Энсор был не только художником масок, безумных, яростных и одиноких людей, но и истинным провидцем. На протяжении всей своей жизни он пропагандировал гуманизм и красоту. Его идеи актуальны и сегодня: забота о природе, правах животных и творческой силе искусства остаётся насущной темой.
Энсор уже оказал влияние на многих художников, но помимо его искусства, его социальная активность остаётся источником вдохновения. Пусть Энсор-мятежник продолжает вдохновлять и в будущем.

Перевела с французского Элеонора Анощенко

31 марта 2025 года, Брюссель