Мой сын дурак!

Часть первая

У меня в палате появилась соседка — Марина Николаевна, женщина пожилая, но статная, достаточно стройная, с пышными волосами, ярко-синими глазами. Особенно я обратила внимание на её руки: тонкие в запястье, с изящной кистью, длиннымм пальцами. Невольно вспомнила руки моей мамы — крупные, мягкие, с прожилками… Нет, в этой женщине было что-то, я бы сказала, аристократическое.

Нам обеим было очень нелегко после процедур, но я переносила их не так тяжело, поднималась, выходила в коридор.

Сегодня с утра Мария Николаевна не сводила глаз с двери, было видно, что она ждёт кого-то. Я уже знала, что её единственный сын живёт в Подмосковье, у него семья, сын, а с первой женой он уже десять лет в разводе…

Мария Николаевна взглянула на меня и улыбнулась:

— А у меня сегодня день рождения! Вот жду, может быть, сын приедет.

И в эту минуту раздался стук в дверь — на пороге стояла молодая женщина с букетом белых роз. Мария Николаевна ахнула:

— Лариса! — и хотела приподняться, но Лариса подбежала, уложила именинницу, поднесла розы к лицу:

— Примите поздравления и пожелания!

— Мои любимые розы! Ах, да, — спохватилась она и повернулась ко мне: — Знакомьтесь, это Ларочка, моя невестка…

Лариса засмеялась:

— Невестка, да, старшая, первая, бывшая…

— Ну, это неважно.

— Еще как важно!.. — многозначительно уточнила гостья.

Она поставила цветы в воду, разложила сладости на красивой салфетке — праздник же!

— Ну, что мой внук? Как ты решила с его поступлением?

— Это решает он сам, я приму любой вариант.

— Как?! Что значит сам?! А если…

— Марина Николаевна, вы же знаете, у меня с сыном…

— Да знаю! — сердито проговорила Мария Николаевна. — Ты всё время хочешь мне доказать, что мать не должна контролировать!

— Это старый спор, и давайте не сегодня, ладно? Да и мне пора… Ещё раз поздравляю!

Лариса уже была в дверях, когда Мария Николаевна остановила её:

— Я жду Максима. Что ему передать? А если он захочет повидаться с Митенькой?

— Захочет — знает, как нас найти. И привет ему… пламенный! — рассмеялась и вышла.

Мне захотелось выйти на свежий воздух, и я, превозмогая слабость, оглянулась в поисках свободной скамьи в больничном дворике. Все, что на солнце, были заняты, а в тени прятались две, спинками друг к другу. Одна сторона была пустая, и я доплелась до неё и устроилась, не обратив внимания на вторую. Голос показался мне знакомым, и я узнала Ларису, а рядом с ней сидел …Ой! Да это же Максим, догадалась я! Мария Николаевна так описывала его, что не узнать было невозможно: высокий, широкоплечий, красивый (правда, чуть подкачал выдающийся вперёд подбородок). Наверное, надо было встать и уйти, но сил не было, да и зачем? Пусть они говорят, а я просто вытяну ноги, закрою глаза и отдохну от тянущей боли…

— Ты прекрасно выглядишь. Ты вообще очень изменилась с тех пор, стала уверенной, как это сейчас говорят, самодостаточной. А мне похвастать нечем.

— Ну, не скромничай! У тебя семья, сын, работа, карьера. Ведь ты уже кандидат наук? Значит, всё сложилось, как вы и мечтали с мамой. А вот я так и не вышла замуж, сын уже вырос. И карьера… Знаешь, недавно встретила однокурсницу, разговорились. И она ахнула, узнав, что я, краса и гордость факультета, отличница, работаю просто учительницей. Она так и сказала: «Ой, бедная!»

— Но насколько я знаю, ты одна из лучших в городе. Да я не об этом. Я давно хотел тебе сказать, да всё не было случая. Знаешь, я обо всем жалею.

— Жале-ешь? — протянула Лариса. — О чём? О том, что женился на мне? О том, что развёлся, причём втихомолку, заочно, так сказать?

Видно, он хотел что-то сказать, но Лариса горячо продолжала: — Знаешь, я все эти годы не раз спрашивала себя, почему у нас с тобой так сложилось. Почему я позволила твоей маме унижать меня, контролировать каждый шаг, вплоть до ночных часов? Есть вещи, которые врезались в память навсегда! Вспомни, когда ты привез нас с Митькой из роддома, твоя мама откинула накидочку с лица ребёнка и заявила: «Нашего ничего нет!!!» — повернулась к нам спиной и ушла. А с аспирантурой?.. Меня просто поставили в известность, что ты уезжаешь в Москву. Ни мои слёзы, ни уговоры моих родителей, что Митенька будет у них, а я поеду с тобой, — ничто не убедило твою маму… а ты молчал! Ты молчал всегда, а решения принимала только мама, а я… Наверное, я сама виновата, что была бессловесной мебелью. Но я очень боялась твою мать, боялась до икоты, до спазмов!

— Ну, знаешь! — вспылил Максим. — В конце концов, речь шла о моём, то есть, нашем будущем!

— Вот-вот, ты не оговорился: о том будущем, в котором нам с сыном не было отведено места. Я это поняла слишком поздно. Да и хватит об этом. Я вот только хочу узнать: зачем ты сказал, что обо всём жалеешь? И как мне относиться к твоим словам? Обрадоваться, злорадствовать? Рыдать у тебя на груди?

— Зачем ты так? — растерянно произнёс Максим. — Я действительно очень жалею…

Лариса посмотрела на него сбоку,покачала головой и вдруг лукаво улыбнулась:

— А представь себе, что я сейчас скажу тебе: давай начнём всё сначала! Начнём с чистого листа! И ты оставишь нынешнюю семью, вернёшься сюда… А, испугался? Так что не бросайся словами, это чревато…

Лариса встала, дотронулась до его плеча и зашагала к выходу. Она шла быстро, легко, но спина была напряжена, и мне показалось, что она плачет. Я заглянула сбоку в лицо Максима: он смотрел с тоской и грустью, как она удаляется от него.

Часть вторая

Нет, видно, мне сегодня не уснуть. Конечно, не очень весело отмечать день рождения в больнице, но всё-таки было приятно: и сын приехал, и Лариса с букетом, и племянницы с подарками…

Я сразу увидела, что Максим сильно расстроен, и поняла, что они с Ларисой встретились. На мои расспросы он отвечал нехотя, в глаза не смотрел, сказал только, что завтра повидается с Митенькой. Он ушёл, а я лежу и вспоминаю…

Детей у нас с Лёней не было. Я очень рано вышла замуж, в 18, и когда забеременела, то решила, что ещё успею стать мамой. Кто бы мне сказал тогда, что я останусь бездетной… Я видела, как переживает муж, как донимают его родственники вопросами о наследнике — сколько слёз было пролито! И вот однажды подруга огорошила меня: оказывается, у Лёни появилась женщина, и она обещает родить ребенка, если он разведется со мной. Я ничем не выдала себя, но стала следить и примечать, изматывала себя до бессонницы, до приступов удушья. А ведь скоро 40, и что меня ждёт?..

Этот день я запомню на всю жизнь! Звонок от тёти: она, захлебываясь слезами, рыдая в голос, говорит, что невестка умерла в родах, оставив близнецов-мальчиков, что сын в отчаянии, да и она растерялась.

— Мусенька (так они меня звали), у меня уже не хватает ни слов, ни слёз. Такое горе!..

Еле дождавшись мужа с работы, я кинулась ему на шею, плакала, умоляла, чтобы он разрешил мне съездить к брату, посмотреть на малышек — а вдруг?.. Я боялась произнести заветные слова, сжалась в ожидании его ответа. Муж хмурился, кусал губы, ходил из угла в угол. Я ждала.

Так у меня появился сын, сынуля, моё счастье, моё солнышко. Сейчас, по прошествии стольких лет, после всего пережитого, умом я понимаю, что многое надо было делать не так. Но тогда… Всю силу любви я обрушила на моего мальчика, ограждая его от забот и трудностей, заранее предугадывая его желания, чтобы немедленно исполнить их.

Да, соседки посмеивались надо мной, когда я бегала за Максиком с тарелкой, чтобы он доел кашу. Да, натерпелся он от одноклассников, когда я на большой перемене приносила ему бутербродики с чёрной икрой и заставляла съесть при мне! И однажды он пожаловался отцу, что его дразнят колобком, жирным куском… Лёня отдал его в секцию, несмотря на мои протесты, а мне строго приказал не портить сына.

Я любовалась сыном: он вытянулся, стал широкоплечим, высоким, с яркими синими глазами, красиво посаженной головой — просто молодой бог!

Девочки крутились вокруг него, были среди них и из хороших семей, и попроще, и я строго следила, чтобы он, не дай бог, не наделал глупостей.

Беда пришла, когда Макс учился на втором курсе: внезапно моего Лёню свалил инсульт, и он стал лежачим. И вместо того, чтобы обеспечить сыну беззаботное студенчество, я ухаживала за больным мужем: кормила, поила, убирала, подтирала… Максима я близко не подпускала к отцу и всё думала: бедный мой мальчик, я костьми лягу, но ты не будешь ни в чём нуждаться, ты закончишь университет, я отправлю тебя в Москву, к дяде, ты поступишь в аспирантуру, станешь учёным…

Так размечталась,что не слышала последних хрипов Лёни. Нет, меня нельзя упрекнуть в плохом уходе за мужем, и об этом на похоронах Лёни говорили все. Но на поминках приехавший из Москвы брат мужа вдруг обратился к Максиму :

— Что ж, Максим, отныне ты опора и поддержка мамы. Вам будет очень непросто без отцовской пенсии, твоя стипендия слишком мала. Подумайте, может быть, тебе перейти на заочное обучение и пойти работать?

У меня в голове помутилось, я даже зажмурилась. Родственники притихли и явно ждали, что я отвечу. И я ответила, что об этом не может быть и речи. Я хорошо шила, у меня было много заказов — надо будет, возьму больше.

— Не мучайся, сынок! — утешала я его вечером, когда мы остались одни. — Мы с тобой справимся, я тебе обещаю.

Чтобы Максим не чувствовал себя обделённым, я старалась следить за модой. Появились знаменитые плащи «болонья» — Макс получил такой в подарок. Вошли в моду мохеровые джемпера — ах, какой он был красивый в пушистом свитере! Соседка принесла невероятно стильные туфли, правда, очень дорогие, но я взяла их в долг. Да, я дала себе слово: сама буду ходить в штопаных чулках, но у моего сына будет всё лучшее! Так оно и было. О, Господи, разве я могла подумать, что через несколько лет модное финское пальто, засунутое в наволочку, будет служить подушкой, а мохеровым свитером станут затыкать щели! Но это будет потом, а пока…

Как-то подруга привела приятельницу: нужно было обновить гардероб перед приездом мужа — капитана дальнего плавания. Та пришла с дочкой, довольно милой девушкой, студенткой, ровесницей моего Максима.

— Максим! — крикнула я. — Пусть Ларочка побудет у тебя, пока мы примерку делаем.

Вот так Ларочка вошла в нашу жизнь. Нет, поначалу ничто не предвещало, а потом стало поздно. И тогда я распорядилась: встречаться, гулять, ходить к друзьям — только по субботам и воскресеньям. У Ларисы брови поползли наверх, по лицу пробежала гримаса, но я сделала вид, что не заметила.

— Ну, мама, — протянул Макс, но я уже отошла от них.



Однако скоро я догадалась, что они видятся не только в отведённые дни, и тогда решила поговорить с Ларисой. Вот тут я наткнулась на молчаливое сопротивление и поняла, что сломать их не удастся. Думала-думала и надумала: надо разговаривать с её родителями, ведь уже четвёртый курс, или наоборот, ещё только четвёртый курс!

Пока мама Ларочки готовила ужин, я взяла в оборот отца. Я задавала ему вопросы: где и на что будут жить наши дети, когда поженятся; как они справятся с дипломными работами; как быть с распределением… Его ответы, спокойные, рассудительные, покоя мне не принесли. В голове у меня стучало: а как же Москва, аспирантура?!

Свадьбу устроили скромную, студенческую, весёлую. Пока делали ремонт в бабушкиной квартире, куда молодые собирались въехать, они жили у меня…

Ларочка забеременела. Как сейчас помню этот ненавидящий взгляд, которым Лара окинула меня, когда я заикнулась, что, дескать, рано ещё…

Я сразу предупредила, что сидеть с ребёнком не буду, на что мне холодно ответили, что на меня и не рассчитывали.

Через три года я всё-таки отправила Макса в Москву! Моя мечта исполнилась, но радость отравлял бойкот, устроенный мне и сыну Ларочкой. Она даже не звонила, и Митеньку я не видела месяцами, а когда Макс приезжал на несколько дней, то пропадал у них. Я знала, что и Лариса два или три раза ездила к нему, но мне ничего не говорила. И вот однажды она внезапно появилась у меня, вся в слезах: в очередной раз она приехала в Москву, причём неожиданно для Макса, и тут узнала, что к нему в общежитие приходит некая девица, которая выдаёт себя за его жену. Новый вахтёр принял это на веру, а когда явилась настоящая жена, он оторопел и вместе с Ларисой поднялся в комнату Макса.

— Представляете, — плакала Лара, — мы входим, а за столом эта девица! Хорошо, что не в постели. Максим заюлил, стал оправдываться, что это аспирантка, что она сейчас уйдёт. Ну да, ночь на дворе, а у них занятие! В общем, я сказала, что даю минуту — и чтобы здесь посторонних не было, а сама вышла. Она прошмыгнула за моей спиной, а я…

— Ну, и что ты устроила? — успокаивала я Ларису. — Это мужские забавы, отнестись к этому спокойно.

Не тут-то было: она упрекала меня, кричала, что я всё рассчитала, что я давно хотела им помешать, что я сплю и во сне вижу, чтобы нас развести… Глупая, надо было потерпеть, подождать, но куда там!

А Макс женился. Если Ларочка была просто милая, не красавица, но на неё было приятно смотреть, то Оля… Серая мышь! Бледное лицо, серые глаза, собранные в хвостик волосы, прихваченные резинкой. Лариса небольшого роста, худенькая, а Оля высокая, плотная, крепкая. И ещё: если Лариса в ответ на мои замечания отмалчивалась и кривилась, то Оля не церемонилась. Помню, как в один из моих приездов к ним в Подмосковье я, взглянув на часы, спросила:

— Оля, а чем ты будешь кормить мужа? Ты ведь ничего не готовила.

— А вот что принесёт, тем и накормлю. Я, между прочим, с ребёнком сижу.

— Ну, сказала бы мне…

— Нет уж! Вы, может быть, и кусок обоев подклеите? И стекло в ванной вставите? И провода висящие закрепите, чтоб не болтались? Ведь не допросишься!

Да...мохеровый свитер был вместо стекла.

Как-то раз я оговорилась и назвала Олю Ларисой.

— Ну, конечно, у вас ваша любимая Лариса на языке! Так что ж Макс бросил её?! Или вам не угодила?!

В тот же день я уехала домой.

Мой сын, оказывается, дурак!

Ой, я, кажется, своим оханьеи разбудила соседку по палате…