Шоколад

Я с трудом нашла ту самую семейную шоколадную фабрику и тут же столкнулась с её хозяином, запирающим свой магазин.

– Ещё ж рано! – возмутилась я.

– Напротив, слишком поздно, – возразил этот печальный мужчина лет сорока пяти.

– Но ваше расписание...

– И его к черту!

– Я долго вас искала, я приехала только на один день, и всё идёт наперекосяк! – взмолилась я. – Ваши банкоматы отказываются признавать мои австрийские карты, а налички хватит только на маленькую коробочку в подарок! Умоляю!

Мужчина смерил взглядом сначала меня, а потом сто франков в моей руке.

– Пятьдесят франков и танец, – мягко сказал он.

– Согласна!

Мужчина снова отпер дверь, и мы зашли. Магазинчик оказался тесным и атмосферным, а в подсобке было просторно и упоительно пахло шоколадом. Он сдавленно шепнул, что это не займет много времени. Поколдовав над телефоном, он включил композицию "You and I". Я помнила её, и, мельком взглянув на экран, поняла, откуда: там мелькали Роберт Редфорд и Деми Мур из “Непристойного предложения”.

– Можно? – спросил мужчина и невероятно легко обнял меня за талию.

Это был не танец в привычном смысле слова. Я не умею танцевать. Мы топтались под музыку, медленно описывая круги по подсобке. Сначала я думала, что снова вляпалась в какую-то беду, потом поняла, что мысли мужчины очень и очень далеко. Он глубоко и дергано вздыхал, его пальцы слегка дрожали.

Порыв обнять его был нелогичным. Я прижалась к его груди, пытаясь хоть чуть-чуть поделиться теплом. Мужчина вздрогнул, запнулся, а потом крепко, судорожно обнял меня. Мы больше не кружили, мы просто топтались на месте. Когда музыка закончилась, я заметила, что он стал чаще вздрагивать, и поняла, что он плачет. Я гладила его по спине, не решаясь ничего сказать, лишь тихо молясь всем богам, чтобы они забрали его боль. А потом всё закончилось.

В мужчине снова "включился" сдержанный и холодный швейцарец. С дежурной улыбкой он достал фирменный пакет, положил туда шоколад, написал записку, заклеил всё наклейкой фабрики и вручил мне. Я стремглав рванула на людные улицы деловой части Цюриха: холодной, глухой, безличной. Пакет я открыла только в Вене. Там были три коробки фирменных конфет вместо одной и записка.

Перьевой ручкой ровные буквы: "В моей смерти прошу никого не винить."

Ниже шариковой, не менее ровно, хоть и второпях: "Благодаря вам, мне это больше не понадобится.”