Притча о скуке за пределами

   В ашраме Пуны, где запах сандала смешивался с пылью, а тени пальм дрожали на белых стенах, ученик сидел перед Ошо. Ночь опускалась медленно, как занавес, и в комнате горела лишь лампа, отбрасывая круг света на пол. Учитель, скрестив ноги, импровизировал, его голос тек, как река, что не знает берегов. Он говорил о скуке — не той, что гложет от лени или дел, а о другой, глубокой, что прячется за всеми масками.
   — Скука — это оболочка, — начал он, глядя куда-то мимо ученика, в пустоту за окном. — Для непосвящённых она — смерть, тень, что душит. Но погрузись в неё, как в медитацию, и она раскроется: сатори, самадхи, шуньята. Вход в своё «ничто».
Ученик слушал, чувствуя, как слова Ошо касаются чего-то сокровенного, но не полного. Лампа мигала, и тень Учителя качалась на стене, словно танцуя с его речью.
   Он продолжал:
   — Есть скука и скука. Одна — человеческая, мелкая, как пыль под ногами. Другая — абсолютная, пустота, что смотрит в тебя, когда ты закрываешь глаза.
Ученик кивнул, но в груди шевельнулось сомнение. Он знал: Ошо недоговаривает. Абсолютная скука — лишь ступень, оболочка чего-то большего. За ней, за шуньятой, за «ничто», таилась Скука Трансцендентная — неописуемая, непостижимая, исток всего, что оторван от всего. Не бог, не пустота, а То, что по ту сторону даже самой идеи «по ту сторону».
   — Где прорыв в Неё? — спросил ученик, и голос его дрогнул, как пламя свечи.
Ошо улыбнулся — едва заметно, будто тень прошла по его лицу.
   — Мы вернёмся к этому чуть позже, — сказал он, и в комнате стало тихо. Только ветер шевелил листья за окном, словно повторяя: «Позже, позже».
Ученик остался сидеть, глядя на лампу. Морфей ждал его где-то за порогом, но сон не шёл. Он вспомнил строки, что крутились в голове, как старый мотив: «Вся тварь разумная скучает…» И подумал: а что, если эта Скука — не конец пути, а его отсутствие? Не дверь, а её тень, которую он всё ещё ищет в словах Учителя?