Она Хотела Летать

- Она хотела летать, - вспомнила я, усаживаясь на балкон. Поудобнее...насколько это возможно. Не дома…

- А моя мать умерла, когда мне было пять, - отозвалась Николь, прикуривая единственную на троих сигарету. - Вы с Олесей хорошо помыли туалет. Хоть говна на стенах нет.

- Ну, мы старались. А то санитарка сказала, не даст полагающиеся нам 20 сигарет, - хмыкнула я.

- Сигареты по пятьдесят рублей — это бомба! Курим пепел, какой там нахрен табак! — грустно рассмеялась девчонка. Ей всего пятнадцать. А уже государство поместило её в дурдом. Она перелезла через забор детского лагеря, за что моментально оказалась с нами.

Я сидела в этой импровизированной тюряге уже примерно десятый раз и мне уже многое было пофигу. Мыть полы и стены в общем туалете — когда начинать? Разделить сигарету на четверых — да, пожалуйста! Постирать кому-то нижнее бельё — можно! Петь в туалете на полной громкости — я за! Дурдомовская успешная социализация.

Особенно не хватает девчонкам музыки. Периодически поют сами, разбивая сердце… «Тише, господи, тише — голуби целуются на крыше» - моя любимая песня в исполнении Наташи. Наташа утверждает, что с ней вместе курят покойники, и её хотели даже пригласить на «Битву». Мне она пророчит гадать по рунам. На лбу у меня свежий шрам от погрызенной зажигалки, Наташа говорит, это я так нарисовала на себе руну со значением «убей меня»… Когда ремиссия — неизвестно.

Я смеюсь и в очередной раз мы с Олесей обсуждаем прошедшую помывку сральника. Очень смешно, потому что к концу капитальной уборки Олеся чистила меня шваброй: я где-то измазала себе бедро; вместе угараем.

Безысходность, безвыходность, безнадёга — вот чем пропитаны эти стены. Здесь ты сидишь (а точнее, лежишь), дни идут, а ничего не меняется. Хорошо, если ты богат родственниками или друзьями. Первые могут тебя забрать на волю, вторые могут хоть пожрать принести, не говоря о средствах личной гигиены и одежде.

Здесь популярны темы судьбы, самоубийства и смерти. И насилия. Но я всё равно часто смеюсь и пытаюсь шутить. Юмор помогает держаться, оздоравливает (хоть на минуточку!) уставшую психику. Даёт передышку от полнейшего негатива.
Здесь держат. Не лечат. Если ты часто попадаешь — списывают на утиль как человеческое существо.

Олеся работала проституткой до нашего заведения: деньги есть, секс есть… Ну а что? С ней мы разок почти подрались, а потом стали друзьями. Где-то на воле у неё ребёнок лет шестнадцати, она периодически впадает в истерику по этому поводу:
- Зачем, для кого я его рожала?! Для кого?! Пусть он сдохнет! Пускай, так будет лучше! Пускай я сдохну! Даже не вижу, как он растёт — и никогда не увижу уже. Я не могу, я не могу-у-у!

Олесю направляют жить в интернат, на пожизненное. Говорят, ей подобрали интернат с молодёжью, и она сможет там найти себе женское счастье… Но она не хочет принимать действительность. Ей страшно, но уже ничего не изменить. Во вторник Олесю повезут на новое место жительства. Она плачет. Я тоже переживаю. Конечно, мне не нравятся её слова про сына, но чего уж тут поделаешь? Нам прощается многое, как в той песне…

При психозе ты попадаешь на галоперидол. Это древнее лекарство с сильной побочкой, в уколах. Тебя привязывают к кровати и заставляют ходить в туалет на судно. Однажды я пробыла привязанной полторы недели и заработала себе пролежни… Но ничего, они быстро исчезли.
Как-то утром мы проснулись, дождались выдачи сигарет (один человек — одна сигарета) и отправились гурьбой курить. Я зашла в туалет, подожгла сигарету и вдохнула дым… Остальное я уже не помню. Эпилепсия. Галоперидол. Весёлая побочка при передозировках — так было уже два раза. Тебе не страшно и не больно, ты просто выходишь из реальности. Тебя могут водить, кормить — а тебя нету. Вот так.

Врачи выписывают самые дешёвые лекарства, от них идёт жесткая побочка, люди страдают от неусидчивости, бессонницы, депрессий, плохих мыслей. Всего не перечислишь. Мне повезло: отец привозит кучу еды два раза в неделю — и вот тут уж мы с девчонками пируем. Пир во время застывшего личного апокалипсиса, не иначе.

Осталась пара дней до отъезда Олеси. Никому она не нужна. Я обещаю ей, что найду тот интернат и приеду. Когда-нибудь.
- Эй, оставь мне! Дай курнуть! - кричу я, и Олеся отдаёт мне бычок. Мы, работники, получаем сигареты, но их тоже надо экономить. Как на воле — по пять пачек за день — никак не получится.

- Однажды мы видели как девчонка сходила в туалет волосами: то есть, сидим мы в туалете, курим, ничего не подозреваем, а тут такое! Мы охренели с такого! - рассказываю я, силясь вспомнить ещё что-то смешное.

Смеяться над собой я умею достаточно хорошо: каждое моё попадание в дурдом — это отдельная история, над которой можно угарать долго. Последнее попадание удивило даже меня: санитары забрали меня из квартиры, вытащили за дверь и уложили на носилки и просто ушли в неизвестном направлении! Чего-о? Ага, отвечаю, всё так и было! А потом мы доехали вдвоём с водителем до Пристанской 166 (адрес энгельсской психиатрической клиники), и санитары появились снова, чтобы довести меня до места дислокации.

Здесь я могу рисовать и писать по вечерам. При условии что никому не буду давать ручки и карандаши. Вообще, с пишущими принадлежностями в нашем дурдоме огромные проблемы: мы ведь можем покалечить друг друга или убить. Психи.

- Мать умерла, когда мне было семнадцать, - продолжаю развивать тему я. - Представляешь, прямо в моих руках умерла. Посинела, пошла пятнами и умерла — и тогда я опустила её на кровать. Будто по мне сама смерть прошла: она в этот момент смотрела мне в глаза.
А носильщики, когда заносили труп в дом, уронили её и сломали ей нос!
- Вот ублюдки! Они че, пьяные были?
- Да, пьяные. И выглядели напуганными. Надо было им прописать! Но мы не сразу заметили…

Тема детей и родителей болезненна для многих здесь. Кого-то лишили родительских прав, кто-то навсегда поругался с матерью, у кого-то отец был алкашом/ наркоманом/ придурком (нужное подчеркнуть). Многие брошены родственниками.

На дворе лето, у нас адски жарко. Можно попросить проветрить помещение. Но это сложно. Почему — думайте сами. Также можно выйти гулять — на клочёчек земли — пару раз за лето ты точно выйдешь на него и даже поймаешь лучик солнца… Часа два в общей сложности ты проведёшь на улице. В другие сезоны гулять ты не будешь.
- Лер, возьми меня с собой на передачку. Я тебе сигарету дам, - обещает кто-то из моих сокамерников, не друзей.
- Нет, я не могу! Мы пойдём с Олесей, потому что мы всегда теперь вместе ходим, - отвечаю я, чувствуя себя жадиной. Но ем я много, отец привозит вкусное, мясное — пальчики оближешь. Особенно, после психушечных каш и капусты.

Когда-то я носила пищу всем больным. От одного здания до другого тащишь огромные кастрюли (бочки) по сорок килограмм каждый. Тоже способ нелишний раз курнуть, да ещё и гуляешь, воздухом дышишь, солнышко и мороз чувствуешь. Будто на воле стоишь и куришь… Если сигареты дадут нормальные. Иногда санитары оставляют тебе бычки, и ты их докуриваешь.

Спорю с Наташей из-за отношений моих родителей. Наташа утверждает, что не смотря ни на что моя мать любила моего отца. Я так не считаю. Он гонял нас и бил, меня в младенчестве мечтал выбросить из окна, последние несколько месяцев перед смертью матери он упорно повторял ей: «Когда ж ты сдохнешь, когда ж ты сдохнешь»… А дождавшись этого события, впал в шок и на похоронах ходил весь красный от слёз. Теперь он ездит на могилу моей матери и привозит туда цветы… Чистит карму или пытается... А я не люблю ходить на кладбище, на котором похоронен кто-то из моих близких. На чужие — завсегда рада: попялиться на имена, рассмотреть заброшенные могилы и роскошные памятники. Погулять в этой особой тишине, насладиться покоем.

Я вышла из городской психушки в начале декабря. Мы с отцом (немного наладив общение за шесть лет моей болезни) поехали в Питер. Я легла в клинику им. В.М. Бехтерева, крутой научно-исследовательский институт. Почувствовала себя человеком: врачи там постоянно общаются с пациентами, есть отдельные туалеты, две душевых и можно заказывать еду. У тебя не отбирают телефон — ты можешь хоть весь день сидеть в нём, и смотреть сериалы, и писать родственникам в любое время. Ты не «тварь дрожащая» от взгляда или слов твоего врача.

Сегодня 30 марта, а я всё ещё на воле. Раньше я выходила на 3 — 5 дней, а сейчас вошла в ремиссию. Мне снятся кошмары на тему психозов, попаданий в психушку и разных степеней изменённых состояний, но это всё сны.

Я на воле, мама. Я — на воле! И благодаря психозам я познала, что такое летать.

Интересно, что будет дальше…

Посвящается моей матери,
Татьяне Владимировне Багровой