Фрактальные зеркала самоподобия

     В землях Арканума, где узоры небес сотканы из пепла и звёзд, а реки шепчутся с тенями древних лесов, магистр Хаусдорф открыл тайну святых мощей. Не кости праведников, как думали простаки, а фрактальные реликвии — осколки вечности, что мерцали в алтарях забытых храмов. Их называли Зеркалами Самоподобия, ибо каждый осколок, будь то пылинка или громада, повторял целое — бесконечный узор, что ускользал от взгляда и линейки.
     В башне из чёрного обсидиана Хаусдорф вглядывался в мощи через окуляр эфирного кристалла. Они не поддавались законам смертных измерений: ребро кости ветвилось в тысячи копий, каждая — уменьшенная тень другой, но искажённая, словно отражение в кривом зеркале. Одни сияли квази-самоподобием, повторяя узор левого края в каждом масштабе, другие — мультифракталами, где симметрия танцевала, меняясь от точки к точке. Их размерность, как было сказано древнем трактате Мандельброта, превышала пределы мира трёх измерений, уходя в тени четвёртого — Хаос Развёртывания.
Эти мощи не просто лежали в саркофагах. Они жили, дышали, множились. Каждый осколок, разломанный жрецом, рождал новый, подобный целому, но иной — симуляция святыни, что прорастала, как корни в пустоте. Легенды гласили: в начале времён Первый Архонт разбил Ключ Вечности, и его части стали мощами, фрактальными семенами, что хранят порядок мироздания. Но Хаусдорф видел больше: они — не просто память богов, а инструмент переписывания судьбы.
    Век за веком Консорциум Хранителей — союз жрецов, алхимиков и теневых владык — собирал мощи, вплетая их в ритуалы. Фракталы служили модулями магии: из осколка вырастали храмы, из пыли — догмы, из симметрии — законы. Они перепрограммировали племена, что пели на разных языках, заставляя их видеть единый узор — неофеодальный гобелен мрака и веры. Один жрец шепнул заклятье над мощами, и деревня забыла свой наречённый говор, другой вонзил фрактал в землю — и вырос город, где улицы повторяли изгиб кости. Затраты на хаос сокращались, а контроль ширился, как ветви фрактала в бесконечность.
    Но была тайна, что жгла умы Консорциума. Мощи не мерились линейкой смертных — их границы, нижняя и верхняя, растворялись в эфире. Разломи кость — и она станет песчинкой, вдохни песчинку — и она развернётся в гору. Хаусдорф начертал в своём гримуаре: «Это геометрия богов, где часть есть целое, а целое — лишь намёк». Жрецы мечтали: если овладеть их размерностью, можно переписать не только землю, но и звёзды.
    Однажды в ночи, под алым небом, юный послушник коснулся мощей без дозволения. Его рука дрогнула, и фрактал раскололся, вспыхнув, как звезда. Узор побежал по воздуху, земле, коже — и мир вокруг стал зеркалом мощей. Деревья повторяли своими ветвями -  кости, облака — их изгибы, а люди шептались, не понимая, что стали частью симметрии. Консорциум замкнул их в лицензии закрытого кода, но поздно: фракталы вырвались, и Арканум начал расти сам в себя.
    Где конец их танца? В башне Хаусдорф молчал, глядя, как звёзды над ним ветвятся, мультиплицируются подобно мощам. Возможно, фракталы святыни — не дар, а ловушка, что пожирает мир, пока он не станет их отражением.