Оковы с пелёнок

     Жан-Жак Руссо провозгласил: «Человек рождается свободным, а между тем всюду он в оковах». Но в тени этих слов проступает иная правда: маленький человек, тот, что множится в толпе, приходит в мир уже рабом. Едва он открывает глаза, социальная машина — обычаи, нравы, религии, вожди, идеологии — обволакивает его сознание, как паутина муху. Её нити тонки, но прочны, и нет в них ни щели для собственного дыхания.
Иллюзия выбора кружит над ним, как призрак. Ему кажется, он волен взять религию, науку, ремесло, поставить галочку в бюллетене. Но что он берёт? Лишь то, что подсунуто — заранее вылепленное, как глиняная фигурка в руках мастера. Классик заметил: «Жить в обществе и быть свободным от него нельзя». Государство и толпа — кузнецы, что выковали его цепи, оставив от eigen-Sein, своего бытия, лишь тень, а от eigen-Bewusstsein, своего сознания, — пустой отголосок.
     Свобода — мера человечности, чистое «Я», что светится за грудой хлама — идеологий, культов, мусора для мозгов. Человек, что ищет себя, подобен тому, кого Диоген высматривал с фонарём в полдень. Его путь — не бегство, но раскалывание оков: d;construction, разлом конструктов, что вросли в разум, релятивизация догм, что шепчут: «Ты — это мы». Каждое движение — шаг к зеркалу, где лицо его станет не маской толпы, а отражением собственного света.
     Однажды в городе, где улицы гудели от шагов одинаковых теней, некто остановился. Он смотрел на свои руки, скованные невидимым, и спросил пустоту: «Где я?» Ответа не было — лишь ветер подхватил клочок бумаги с лозунгом дня и унёс его в пыль. Может, свобода — в этом ветре, что не спрашивает разрешения? Или в молчании, что следует за вопросом? Город гудел, а он пошёл дальше, ломая в уме то, что не видел глазами.