Тень мравольва

     В лесах Эриданны, где деревья шептались с тенями, а ветер нёс запах древней земли, обитал мраволев — существо, рожденное проклятьем. Спереди — лев, рычащий и гордый, сзади — муравей, чьи члены извивались навыворот, противоестественные и жалкие. Так писал Козьма Индикоплов в «Христианской топографии», ссылаясь на старые свитки: отец его — лев, что рвал мясо, мать — муравьиха, что жевала траву. От их союза явился он, мраволев, обречённый на гибель, ибо не мог ни мяса вкушать, ни травы переваривать. «Погибе, занеже не имеяше брашна», — эхом звучало из Книги Иова.

     Но не вся правда лежала в пергаментах. Мраволев не умирал — он охотился иначе. В глубине чащ, где лунный свет дробился о листья, он находил муравьёв, мелких и беззащитных. Одним движением когтистой лапы он касался их, и чары текли, как чёрная смола: муравей вздрагивал, раздувался, обрастал шерстью и клыками — становился подобием своего мучителя. Так мраволев множил себя, создавая стаю, что рычала и копошилась, пока не истощала лес.

     Однажды путник, чьи сапоги истёрлись о камни Эриданны, повстречал девицу у ручья. Её глаза блестели тревогой, а голос дрожал, как струна перед разрывом. Она поведала: шла она тропой, когда из кустов вырвался мраволев — рык его оглушил, страсть его ослепила. Он напал, и в звериной маске она разглядела лицо — не просто львиное, но знакомое: черты епископа Илариона, что проповедовал в её городе. «Теперь, — шептала она, — я ношу его семя. Оно растёт во мне, как шип в ране, и я боюсь дня, когда плод этот явится миру».

    Путник замер, слова её легли на душу, как тень от крыла. Мраволев, что обращает муравьёв в чудовищ, стал ли он семенем иной тьмы? Не антихрист ли зреет в чреве девицы — дитя льва и муравья, епископа и зверя? Лес молчал, но в шорохе ветвей слышалось: этот мир — не просто земля, а поле, где прорастают проклятья.

    Говорят, мраволевы всё ещё бродят в чаще, касаясь мелких тварей и множа хаос. А девица исчезла, оставив за собой лишь слухи — о младенце с клыками и чёрными крыльями, что однажды выйдет из тени леса, рыча гимны погибели.