Корпоративные мантры обычной нирваны

"Все мы — лишь набор скриптов в программе бога, который сам оказался багом в системе более высокого порядка."

Я умер в понедельник, в 8:37 утра, когда пытался успеть на корпоративный зум-митинг. Сердце просто остановилось — видимо, оно тоже не хотело слушать ежеквартальный отчёт о том, как мы всё ещё пытаемся синергировать кросс-функциональные метрики в парадигме устойчивого развития.
Первое, что я понял после смерти — наконец-то можно не заряжать телефон.
Второе — я оказался не в раю или аду, а в странном ничто, которое выглядело как пустой вагон метро.
В вагоне, кроме меня, была только одна женщина. Она сидела напротив и читала книгу с названием "Твоя жизнь: курс молодого бойца", где на обложке красовалось моё лицо.
— Извините, — обратился я к ней, — где мы?
Она подняла глаза. Они были разного цвета: один зелёный, другой абсолютно чёрный, без зрачка и белка.
— В межпространственном пересечении судеб, — ответила она так буднично, словно сообщала про остановку "Парк культуры". — Или, проще говоря, в точке, где линии жизней перекрещиваются между воплощениями.
— А вы?..
— Я твоя несостоявшаяся судьба, — она захлопнула книгу. — Мы должны были встретиться, когда тебе было девятнадцать. Но ты решил не ехать на тот фестиваль, где мы могли бы познакомиться. Испугался дождя. А я поехала и стояла под ним шесть часов, ожидая человека, который никогда не пришёл.
Её голос звучал не обвиняюще, а констатирующе, как метроном.
— И... что теперь? — спросил я, ощущая внезапную тяжесть вины за решение, принятое почти двадцать лет назад.
— Теперь? — она улыбнулась, и её чёрный глаз словно всосал часть света из вагона. — Теперь мы едем навстречу новой развилке. Только уже вместе.
Поезд тронулся. За окнами была не тьма тоннеля, а калейдоскоп сцен: я увидел себя ребёнком, плачущим над разбитой коленкой; себя подростком, впервые целующим девочку; себя, получающим диплом; себя, закрывающим глаза матери на похоронах.
— Это всё... мои воспоминания? — прошептал я.
— Не только твои, — женщина отложила книгу. — Это все возможные версии твоей жизни. Видишь вон там? — она указала на мелькнувшую картину, где я стоял с какими-то наградами. — Там ты стал известным писателем. А вот здесь, — другая сцена промелькнула за окном, — ты спился после первого развода. А вот в этой версии, — третья картина, — ты просто был счастлив. Без всяких достижений и драм. Просто жил и радовался каждому дню.
— Но... но я же не прожил ни одну из этих жизней!
— Конечно, прожил, — она пожала плечами. — Просто не в той версии реальности, которую ты помнишь. Каждое решение создаёт развилку. И каждая развилка — новую вселенную.
— Это какая-то многомировая квантовая теория?
— Это не теория, Алексей, — она впервые назвала меня по имени. — Это механика души. Простая, как таблица умножения, и необъятная, как космос. Скажи, о чём ты жалеешь больше всего?
Я задумался, перебирая в голове свою жизнь, словно стопку старых фотографий.
— О том, что никогда не был по-настоящему счастлив, — наконец сказал я. — Всегда гнался за чем-то, что казалось важным. За карьерой, за признанием, за деньгами. А настоящее проживал в каком-то полусне, как будто настоящая жизнь должна была начаться завтра.
— Самая распространённая болезнь двадцать первого века, — кивнула она. — Синдром отложенной жизни. Все копят дни, словно мелочь в копилку, а потом внезапно понимают, что обменять их уже не на что.
Поезд начал замедляться.
— Мы приближаемся, — сказала она и протянула мне руку. — Пойдём.
— Куда?
— Туда, где сейчас решается твоя следующая судьба.
Мы вышли из вагона и оказались в огромном зале, похожем на библиотеку. Бесконечные ряды книжных полок уходили вверх, теряясь в ярком свете, льющемся с потолка. Между стеллажами сновали странные существа — кто-то похожий на людей, кто-то имел форму светящихся облаков, кто-то напоминал геометрические фигуры.
В центре зала стоял круглый стол, за которым сидели семь фигур в балахонах. Перед ними лежала открытая книга с пустыми страницами.
— Архивариусы Судеб, — шепнула моя спутница. — Они записывают все варианты будущего.
Мы подошли ближе, и один из них поднял голову. Под капюшоном я увидел... своё собственное лицо, только старше, лет на тридцать.
— А вот и ты, — произнёс он моим голосом. — Мы ждали.
— Кто... кто вы? — спросил я, чувствуя, как дрожат колени.
— Я — это ты. Через тридцать лет. В той версии реальности, где ты всё-таки поехал на тот фестиваль.
Он указал на женщину рядом со мной:
— И встретил её.
— Но я не поехал. И умер. Как я могу быть тобой?
— Время — это не линия, а спираль, — улыбнулся старший я. — Каждый виток — новая попытка. Мы называем это реинкарнацией, но на самом деле это просто переход на другую версию одной и той же истории.
Он взял меня за руку и положил её на книгу:
— Посмотри.
Как только я коснулся страниц, они начали заполняться текстом и изображениями. Я увидел себя в совершенно незнакомых ситуациях: вот я стою на сцене перед огромной аудиторией; вот сижу на берегу океана с седыми волосами; вот обнимаю детей, которых у меня никогда не было; вот плачу на похоронах женщины, стоящей сейчас рядом со мной.
— Это... мои будущие жизни?
— Это варианты, — ответил старший я. — Из них ты должен выбрать один. Для своего следующего воплощения.
— Но как выбрать? Их так много...
— Прислушайся к своей душе, — впервые заговорила одна из фигур за столом, откидывая капюшон. Это была пожилая женщина с глазами, похожими на галактики. — Что ты чувствуешь, глядя на эти картины?
Я всмотрелся в мелькающие образы и внезапно понял, что каждый вызывает во мне определённую эмоцию: от восторга до ужаса, от умиротворения до неистовой тоски.
— Я хочу... — начал я и запнулся. Чего я действительно хотел? Славы? Богатства? Любви? Покоя?
Внезапно страницы книги остановились на одном изображении: я и та женщина, что привела меня сюда, сидим на крыльце деревянного дома. Перед нами играют дети, и мы просто смотрим на закат. Обычная сцена. Никакого величия. Никаких подвигов. Просто... счастье.
— Я хочу эту жизнь, — тихо сказал я, не в силах оторвать взгляд от этой картины.
Женщина рядом со мной улыбнулась и взяла меня за руку:
— Я знала, что ты выберешь именно её.
— Мудрый выбор, — кивнул старший я. — Не самый грандиозный, но самый настоящий.
— Но есть одно условие, — сказала галактическая женщина. — Ты не будешь помнить этот разговор. Не будешь помнить свои прошлые жизни. Начнёшь с чистого листа.
— Но как тогда я не совершу тех же ошибок? Как найду её? — я сжал руку своей спутницы.
— Душа помнит, даже когда разум забывает, — ответил старший я. — Ты узнаешь её, даже не зная, что ищешь. Готов?
Я посмотрел последний раз на книгу, на образ того простого счастья, которое выбрал, и кивнул:
— Готов.
— Тогда иди, — старший я указал на дверь, которой раньше не было. — Твоя новая жизнь ждёт.
Я сделал шаг к двери, но обернулся в последний момент:
— А что будет с тобой?
Старший я улыбнулся:
— Я буду помнить за нас обоих. В конце концов, кто-то должен быть хранителем историй.
Женщина с разными глазами поцеловала меня в лоб:
— До встречи в новой жизни.
И я шагнул в дверь, за которой был ослепительный свет и крик новорождённого младенца, врывающегося в новый мир.
Последнее, что я услышал перед тем, как забыть всё, был шёпот старшего я:
— Самая большая ирония жизни: мы бесконечно ищем счастье, не понимая, что оно всегда было прямо перед нами. Нужно только вовремя остановиться и посмотреть.

«В этой вселенной нет второго шанса. Но есть бесконечность других вселенных, где каждый шанс — первый. Истинная мудрость — не в поиске смысла жизни, а в осознании, что ты сам и есть этот смысл. Здесь и сейчас. В каждом вздохе. В каждой слезе. В каждой улыбке. Всё остальное — просто космический шум.»